ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 3122
Скачиваний: 1
Конечно, чувства и настроения шведского короля играли, как и всегда, свою роль в определении стратегического плана войны. Но в последнем счете решающим фактором шведской стратегии было то обстоятельство, что Швеция, как и Россия, не могла успешно воевать на два фронта. Карл не мог углубляться в Россию, имея за спиной открытого или даже потенциального врага. Карл XII и особенно его министры и генералы понимали, как опасно идти в Россию, не разбив предварительно саксонскую армию до конца. Серьезное влияние на ход событий в тот момент оказала петровская дипломатия. Русско-саксонский договор в Биржах стал удачным дипломатическим ходом Петра. Царь преодолел свою закономерную обиду, возмущение двуличным поведением Августа и пошел на уступки, воздавая польскому королю, как казалось, вовсе незаслуженные почести. Благодаря этому Петр выиграл несколько лет, абсолютно необходимых ему для усовершенствования своей армии, для мобилизации всех сил русского народа на справедливую великую войну. Август на время бросил заигрывание с Карлом. А тот, совершенно опьяненный славой, совсем не чувствовал, в какую опасную западню он идет, увлекаемый заманчивой легкостью предстоящих побед в Польше и Саксонии, производящих такое сильное впечатление на всю Европу!
Вот так победоносный шведский король решил воевать в Польше, самонадеянно считая, что русская добыча от него не уйдет. Любопытно, что в то время руководители шведской дипломатии воображали, будто они ведут крайне осмотрительную и дальновидную политику. В самом деле, Карл XII отверг все соблазнительные посулы Франции, Англии, Австрии, пытавшихся втянуть его в войну за испанское наследство. Ведь захваченное в этой войне было бы поделено сильными союзниками. А здесь в перспективе имелась вся необъятная Россия, не говоря уже о Польше, безраздельным хозяином которых будет только один король Швеции! История покажет: внешняя политика Швеции, выглядевшая тогда столь помпезно, была в такой же огромной степени иллюзорной, в какой дипломатия Петра была в данном случае дальновидной и реалистичной.
Поскольку свои основные силы Карл XII решил использовать в Польше, Россия получила передышку, крайне необходимую для реорганизации, оснащения и обучения армии в свете печального опыта Нарвы. Однако Петр не собирался пассивно ожидать нападения шведов, он стремился при первой возможности добиться отмщения за Нарву. Этого требовали внешнеполитические интересы, ибо от влияния, авторитета, от демонстрации силы зависели перспективы сохранения мира с Турцией, так же как и поведение ненадежного польского союзника. Россия чрезвычайно нуждалась в военных победах. Первые вести о русских успехах поступили из мест, где шведов вовсе не ожидали. Так, летом 1701 года к Архангельску попытались пробиться семь шведских кораблей, замаскированных английскими и голландскими флагами. Нападение кончилось для шведов неудачей, они потеряли два корабля. Первого действительно крупного успеха удалось добиться в Ливонии. На протяжении всего 1701 года Петр не переставал своими письмами и указами побуждать к действиям медлительного и осторожного В. П. Шереметева, командовавшего главной группой войск. 29 декабря 1701 года под Эрсстфером Шереметев нанес крупное поражение армии Шлиппенбаха, потерявшей в битве три тысячи человек. Русские взяли 350 пленных. Первая победа над шведами торжественно отмечалась в Москве. Шереметев получил звание генерал-фельдмаршала и орден Андрея Первозванного. Через несколько месяцев Петр снова посылает Шереметева в Лифляндию, и 18 июля 1702 года при Гуммельсгофе он снова встречается с армией Шлиппенбаха и наносит ей новое, еще более крупное поражение. Шведы потеряли пять тысяч убитыми, всю артиллерию и 300 пленных. В сентябре Петр начинает лично руководить завоеванием Ингрии и вызывает сюда армию Шереметева. 11 октября 1702 года после ожесточенного штурма была взята шведская крепость Нотебург, находившаяся у Ладожского озера на Неве. Нотебург переименовывают в Шлиссельбург — ключ-город. Петр и считает его ключом к морю. 1 мая 1703 года взята другая крепость — Ниеншанц, стоявшая около устья Невы. 7 мая новая победа, на этот раз морская: в устье Невы захвачены два шведских корабля. А 16 мая на едва отвоеванном куске балтийского побережья Петр основывает город Петербург — событие, имевшее неисчислимые последствия. Современный французский историк Роже Порталь пишет: «Можно только восхищаться выдержкой, упорством Петра, зацепившегося за эти бедные, нездоровые места, отрезанные тогда от Запада шведской оккупацией Польши, где, однако, в полной неуверенности за судьбу своих армий он решил создать свою столицу. Есть мало примеров подобной веры в свое будущее». Начинается строительство балтийского флота. Шведы пытаются отогнать русских от побережья. К Петербургу идет шведский генерал Кронгиорт. На реке Сестре с четырьмя полками его встречает сам Петр и обращает в бегство. Русские войска штурмуют и занимают старинные русские города — Копорье, Ям. Войска Шереметева совершают опустошительные походы в Лифляндию и Эстляндию. 13 июля 1704 года была взята сильная крепость Дерпт, а 9 августа — Нарва! Итак, за три года русские овладели Ингрией, основали в устье Невы Петербург, защищенный с моря островной крепостью Кроншлотом. Таким образом, первоначальная цель войны достигнута, если бы только Карл XII признал эти приобретения.
ДИПЛОМАТИЯ В ГОДЫ ПЕРВЫХ ПОБЕД
Во все времена истинное отношение любого государства к войне или миру, его агрессивность или миролюбие проявляются нагляднее всего в периоды военных успехов. Когда петровская дипломатия добивалась посредничества других держав с целью заключения мира с Швецией сразу после поражения под Нарвой, то это воспринималось повсюду как проявление слабости России. Завоевание Ингрии, приобретение вожделенного балтийского побережья в результате не одного, а многих сражений создавало новое положение. В сознании русских людей и, конечно, самого Петра Россия выдержала суровый экзамен, ее молодая армия прошла жестокую проверку в боях и показала способность успешно действовать в войне с одной из сильнейших в Европе современных армий. Тем более знаменательно, что победы обнаружили у русских не столь обычную в этих случаях воинственность, а напротив, желание мира. Так же как это было во времена Нарвы, главной целью русской дипломатии в период первых побед остается стремление к миру с Швецией и неустанные поиски обычного тогда средства — посредничества других стран. Конечно, при этом она пытается приобрести и любое содействие для продолжения войны в случае невозможности заключения мира. Русские дипломаты по-прежнему стараются удерживать своих партнеров от союза с Карлом XII, надеясь изолировать Швецию. Наконец, все больше места в их деятельности занимают усилия, призванные создать объективное представление о России, о ее внутренних и внешних политических целях.
Своеобразным программным документом явился в этом отношении Манифест Петра о приглашении иностранных специалистов на работу в Россию, который был опубликован в апреле 1702 года и широко распространялся за рубежом. Манифест, предоставляя иностранцам разног» рода гарантии защиты их нрав в России, вместе с тем провозглашал основные цели царствования и преобразовательной деятельности Петра. В Манифесте от имени царя говорилось, что «со вступления нашего на сей престол все старания и намерения наши клонились к тому, как бы сим государством управлять таким образом, чтобы все наши подданные попечением нашим о всеобщем благе более и более приходили в лучшее и благополучнейшее состояние; на сей конец мы весьма старались сохранить внутреннее спокойствие, защитить государство от внешнего нападения и всячески улучшить и распространить торговлю. Для сей же цели мы побуждены были в самом правлении учинить некоторые нужные и к благу земли нашей служащие перемены, дабы наши подданные могли тем более и удобнее научаться поныне им неизвестным познаниям и тем искуснее становиться...»
Разъяснение за рубежом истинных сведений о России, о ее стремлениях и намерениях было тем более необходимо, что Европа все еще пребывала во власти старых представлений о восточной «варварской» стране, остающейся за пределами цивилизованного мира. Характерно, что, в отличие от громкого резонанса нарвского поражения, первые русские победы в Северной войне не вызвали столь же широких откликов. Европейские державы и их дипломатия по-прежнему жили впечатлениями нарвского разгрома. В политической жизни Запада в это время доминирует разгоревшаяся долгожданная война за испанское наследство. Правда, это имело и положительное значение. Антирусские тенденции в значительной мере ослаблялись конкретными заботами воюющих коалиций. Для внешней политики России создалась более благоприятная обстановка, уменьшились возможности враждебных России сил. В новых условиях сама русская дипломатия начинает выступать в новом облике. Действует развивающаяся система постоянных дипломатических представительств за границей. А. А. Матвеев активно трудится в Гааге, его усилия распространяются и на Англию. П. А. Голицын подвизается в столице Германской империи Вене, Г. Ф. Долгорукий — в Варшаве, Н. А. Толстой — в Константинополе. Постоянный представитель князь А. Я. Хилков находится в Стокгольме, но, увы, в тюрьме. Действуют неофициальные резиденты, например П. В. Постников в Париже. Несравненно расширилась, стала более оперативной и достоверной зарубежная информация, получаемая самим Петром и Ф. А. Головиным.
Русский посол в Гааге А. А. Матвеев дождался, наконец, времени, когда и он мог объявлять о победах русских войск. Представители Голландии поздравляют его, но способствовать заключению мира России с Швецией по-прежнему не хотят. Н ответ на новые требования Головина добиваться посредничества Матвеев объясняет, что теперь в Голландии и Англии вместо прежнего презрения к России из-за ее поражения под Парной появился страх перед успехами русского оружия: «От Штатов и королевы английской благопотребного посредства к окончанию войны нечего чаять; они сами вас боятся: так могут ли стараться о нашем интересе и прибыточном мире и сами отворить двери вам ко входу в балтийское мо ре, чего неусыпно остерегаются, трепещут великой силы нашей не меньше, как и француза. Подлинно уведомлен я, что Англия и Штаты тайными наказами к своим министрам в Польше домогаются помирить шведа с одною Польшею без вас». В Англии и Голландии рассчитывали, что в случае заключения мира Швеции с Польшей часть шведских войск сможет оказать им помощь в войне с Францией или войска Августа II придут на помощь их союзнику — Австрии.
В августе 1703 года Матвеев сообщил, что Голландия и Швеция подписали подтверждение их старых союзных договоров, а по секретному дополнению шведский король обещал по окончании Северной войны выступить на стороне Великого союза против Франции. На союз с Швецией ориентировалась нее больше и Англия, особенно после того, как королева Анна, сменившая умершего в 1702 году Вильгельма Ш, стала во всем прислушиваться к советам своего фаворита герцога Мальборо, благоволившего к шведам. Матвеев сообщал, что знаменитый полководец получает крупные взятки из Стокгольма, и, учитывая это, подсказывал наиболее реальный путь к приобретению влияния на английскую политику путем подкупа падкого на деньги герцога.
Кстати, что касается взяток, которые тогда почти официально считались вполне допустимым средством достижения дипломатических целей, то в Голландии дело обстояло не так, как при императорском дворе в Иене или при султанском правительстве в Стамбуле. В этих столицах высокопоставленные должностные лица буквально обогащались на получении взяток от иностранных послов. Не считалось зазорным получать от иностранной держаны постоянное жалование. В республиканской буржуазной Голландии до вульгарных взяток дело не доходило. Правда, можно и даже нужно было делать официальные подарки, предлагать и выплачивать большие иностранные субсидии, но не лицам, а государству. Обычная продажность считалась недопустимой. Тем не менее А. А. Матвееву постоянно не хватало денег. Ведь он должен был вести светскую дипломатическую жизнь: не только посещать приемы, обеды, ужины, разные праздники, которые устраивали другие послы, но и приглашать к себе иностранных дипломатов, принимая их на достойном уровне. Смысл этого, естественно, сводился к политике, к получению неофициальной информации, к налаживанию полезных для дела личных связей.
Интересен бюджет русского посла в Голландии. Так, в 1704 году Матвеев получил жалование в 15000 гульденов в год, расходы же составляли 27193 гульдена. Распределялись они так: наем квартиры — 2200, на стол — 1560, на случайные столы — 1500, на дрова — 1000, на стирку платья — 200, на освещение — 500, на дворовую чистку — 60, на десять лошадей — 2600, кузнецу и на починку экипажей — 200. Посла обслуживали: гофмейстер, доктор, камердинер, пажи, повар, портье, 10 лакеев, четыре служанки. Как видим, бюджет посла сводился с большим дефицитом, и Матвеев жаловался, что покрывать его приходится доходами с принадлежавшего ему на родине имения. Вообще Петр не любил обременять карманы своих дипломатов лишними деньгами. Справедливости ради надо отметить, что жесткую экономию Петр соблюдал прежде всего в отношении самого себя. Как царь он вообще не получал ни копейки. На свои личные нужды он употреблял только денежное жалование, полагавшееся ему по воинскому чину. А «служить» он начал с самых малых чинов. Только после Полтавы Петр Великий получил звание генерала...
Неожиданно в конце 1703 года голландцы сами предложили Матвееву свое посредничество для заключения мира с Карлом XII. Посол быстро догадался, чем это вызвано: французский король направил своего представителя в Москву. Предложение о посредничестве имело реальную цель — помешать установлению хороших отношений России и Франции.
Французский король Людовик XIV, против которого тогда ополчилась почти вся Европа, повсюду искал союзников. Поэтому в 1703 году в Москву был направлен чрезвычайный посланник Балюз с предложением о заключении союзного договора. В Версале рассчитывали побудить Россию вступить в войну против Австрии, после того как при посредничестве Франции она заключит мир с Швецией. При этом России обещали, что французский король постарается помочь ей сохранить завоеванные прибалтийские земли. Переговоры Балюза не имели успеха, поскольку французские предложения носили крайне неопределенный и просто опасный для России характер и потому были отклонены. К тому же Францией были предприняты явно враждебные действия: захват двух русских торговых судов, их конфискация вместе с грузом. Для улаживания этого инцидента в Париж в 1705 году отправился А. А. Матвеев. Успеха в деле с кораблями он не добился, так же как и в заключении русско-французского торгового договора. Посол пришел к выводу, что ориентация на Францию не сулит России никаких выгод. Он писал в Москву: «Сменять дружбу англичан и голландцев на французскую не обещает нам прибытку».
Постоянное дипломатическое представительство Россия имела в столице Германской империи, откуда русской посол П. А. Голицын еще недавно просил хотя бы «малую викторию». Теперь виктории были, и немалые, но отношение Австрии к России не только не стало лучше, но даже ухудшилось. О помощи Вены в деле заключения мира не могло быть и речи. В начале 1702 года Голицын предложил подписать союзный русско-австрийский договор. Казалось бы, в условиях активного участия в войне за испанское наследство, когда все силы империи были брошены в Италию и на Рейн против армий Людовика XIV, ей выгодно было бы иметь па всякий случай гарантию безопасности восточных границ, например от нападения Турции. Однако идея договора не была поддержана. Осенью 1702 года в Вене появился новый «русский» дипломат, действовавший инкогнито. Это был тот самый Паткуль, который ранее фигурировал в качестве советника короля Августа П. Однако он переменил службу, ибо считал для себя небезопасным оставаться при короле, который не прекращал попыток заключения сепаратного мира с Карлом XII — смертельным врагом Паткуля. Теперь он вел переговоры с графом Кауницем от имени русского царя, представив другой, обновленный вариант союзного договора. Императору обещали все: русские войска, огромные денежные займы на выгоднейших условиях и т. д. Тем не менее, несмотря на хваленую силу убеждения, которой обладал Паткуль, он ничего не добился. Не помогло даже обещание выплачивать Кауницу и его жене по пять тысяч червонцев в год.
Дело объяснялось просто. Карл XII ввел свои войска в Польшу, и они оказались около незащищенных границ империи. Карлу ничего не стоило вторгнуться, например, в Силезию или быстро занять Вену. Ведь шведский король одновременно состоял формальным союзником Англии и Голландии, с одной стороны, и Франции — с другой. Поскольку страны Великого союза все более скупо направляли ему субсидии, он сближался с Францией. Поэтому от Карла XII, способного на самые неожиданные поступки, можно было ожидать неприятных сюрпризов. В Вене жили в состоянии тревоги и страха, стремясь ничем не вызывать гнева шведского полководца.
Императорский двор буквально пресмыкался перед Карлом, боясь вызвать его раздражение не только союзным договором с его врагом — Россией, но даже простыми дипломатическими отношениями. В 1703 году в Вене решили по примеру России направить в Москву своего постоянного представителя. Уже назначили посла князя Порциа, подобрали ему помощников, составили инструкции. 9 января 1704 года император Леопольд I подписал его верительную грамоту. И вдруг шведский посол в Вене Штраленгейм выразил неудовольствие в связи с намерением Австрии поддерживать простые дипломатические отношения с Петром. Император в страхе отменил отъезд посольства. Естественно, что союзный договор мог бы возбудить еще большее недовольство. Поэтому Голицыну приходилось несладко, и он слезно просил Москву освободить его от неблагодарной миссии русского посла в Вене.
В трудных условиях Петр стремился всячески усовершенствовать деятельность своей дипломатии. В этом деле, требовавшем обширных знаний, особенно ощущался острый недостаток подготовленных людей. Как и в других областях, Петр хотел бы назначать на ответственные посты русских. Однако именно в дипломатии больше всего сказывались последствия многовековой изоляции России от Европы. Не так уж много было у Петра тех, кто знал языки и имел четкое представление о международной жизни. Естественно, что такими качествами обладали прежде всего иностранцы. Этим и объясняется появление на русской дипломатической службе Паткуля, которого Петр взял в 1702 году в качестве тайного советника. В деятельности этого бесспорно талантливого международного авантюриста особенно отчетливо проявилась сложность привлечения иностранцев в русскую дипломатию. Оказалось, что это имеет столь же противоречивые последствия, как и в военном деле. Случай с Паткулем показателен тем, насколько безответственно, даже пренебрежительно относились к интересам России наемные дипломаты, стоившие огромных денег. При этом Паткуль служил не только ради денег, но и для удовлетворения своего ненасытного тщеславия, для проявления своих субъективных, часто вздорных претензий. Интересную характеристику Паткуля в роли русского дипломата дает С. М. Соловьев: «Он оставался вполне иностранцем для России, для русских, и потому его внушения и советы шли наперекор намерениям Петра. Петр смотрел на военную или дипломатическую деятельность как на школу для русских людей; ошибки, необходимые вначале, нисколько не смущали его: иностранцы были призываемы помогать делу учения, а не заменять русских, не отнимать у них возможности упражнения, т. е. учения, не вытеснять их из школы. Но Паткуль, оставаясь вполне иностранцем в отношении России, разумеется, смотрел иначе: он внушал, что русские не приготовлены к дипломатическому поприщу, делают ошибки, и потому нужно заменить их везде искусными иностранцами... Паткуль, презиравший русских дипломатов, упрекавший их в непростительных ошибках, Паткуль сам не мог быть полезен России на дипломатическом поприще; у него недоставало широкого взгляда, которым бы он обнимал все интересы известной страны, ясно понимал ее положение и верно выводил возможность для нее к тому или другому действию».