ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 3130
Скачиваний: 1
Правомерность таких претензий не признавалась башкирским населением, его феодально-племенной, религиозной верхушкой. Экономические и культурные связи с Россией оставались еще очень слабыми. Этническая и религиозная рознь преодолевалась с большим трудом. Не случайно отношения с башкирским населением входили в ведение Посольского приказа. Связи Башкирии с Россией были не прочнее ее связей с внешними странами и определялись в основном географической близостью. Языковая и религиозная общность обусловливала тяготение к мусульманским странам, особенно к Турции. Все это и сказалось, когда Россия стала требовать от башкир выполнения новых повинностей. При этом, как всегда, представители русской администрации, пользуясь отдаленностью и отсутствием контроля, допускали злоупотребления. В 1705 году особенно отличался уфимский комиссар Сергеев, который занимался сбором лошадей и поисками беглых рекрутов. Он подвергал башкир жестоким издевательствам. За это его в конце концов повесили в Казани. Однако такие действия оказались поводом для вспышки затяжного восстания. Восставшие разоряли русские поселения, уничтожали и уводили в рабство их жителей. В Казанском и Уфимском уездах сожгли и разорили 303 деревни, убили или увели в плен 12705 русских.
Борьба с башкирским восстанием оказалась особо трудным долом, ибо не существовало какой-либо единой башкирской военной или политической организации. К тому же все осложнялось тем, что башкирское мусульманское население имело постоянные связи с Турцией и Крымом. Башкирская верхушка (ханы, батыры, султаны и муллы) придерживалась в большинстве своем протурецкой ориентации.
Башкирские представители появляются в Турции и Крыму, просят помощи и покровительства, выражают желание перейти под турецкую или крымскую власть. Так, один из башкирских вожаков Алдор Исекеев направил к крымскому хану послов с просьбой прислать из Крыма хана для управления Башкирией. Подобные требования активно использовались Крымом, добивавшимся в это время в Стамбуле согласия па войну против России. Борьба с башкирским движением в тяжелые годы войны против шведского нашествия стоила огромных усилий, ослабляя Россию в момент решающей битвы с иностранным захватчиком. Естественно, что оценка башкирского восстания не может быть односторонней. Это как раз такой случай, когда необходимо помнить указание В. И. Ленина о том, что «...марксист вполне признает законность национальных движений. Но чтобы это признание не превратилось в апологию национализма, надо, чтобы оно ограничивалось строжайше только тем, что есть прогрессивного в этих движениях...».
ПОБЕДА
Еще в 1705 году в Москве состоялась торжественная коронация «короля» Швеции: Петр, узнав об избрании Станислава Лещинского королем Польши, назначил шведским «королем» своего шута и устроил соответствующую помпезную церемонию. Это была обычная петровская шутка в духе легендарного всешутейшего собора. Своеобразное чувство юмора не покидало царя и в тяжелые годы Северной войны. В каждой шутке, как известно, всегда заключается какая-то доля правды. В данном случае эта доля оказалась весьма значительной. Коронация Станислава Лещинского действительно воспринималась большинством поляков как фарс. Что касается Карла XII, то он не раз представал в глазах современников в роли злого и кровавого шута. Особенно во время и после Полтавы. Чего стоит хотя бы его утверждение, что Полтавское сражение — это не величайшая трагедия для Швеции, не крушение ее великодержавия, не крах грандиозных завоевательных претензий шведского короля, а всего-навсего «странный случай»...
Многие историки пишут о поразительном, уникальном легкомыслии Карла XII и приводят бесконечное количество примеров. В действительности это был безусловно талантливый, хотя и необразованный человек, сформировавшийся под воздействием сложившегося в Европе представления о короле, его власти, его правах и обязанностях. Вернее, об отсутствии у него каких-либо обязанностей. Карл XII, как и почти все его коронованные коллеги, считал, что его поступки, в отличие от поступков подданных, не подлежат никакой оценке. Короля нельзя заменить, значит все обязаны принимать его таким, каков он есть. Власть монарх получает от бога и ответственность несет только перед богом, но ни в коем случае не перед людьми. Когда эти «истины» входят в плоть и кровь человека тщеславного, то он приобретает патологически извращенное видение окружающего мира. И это естественно. Правда, бывали случаи, когда неограниченная власть в традиционном самодержавном воплощении не вела к потере способности самокритичного анализа. Петр был таким исключением из правила, но Карл им не был. Тем не менее на фоне других коронованных современников Карл XII не выглядел каким-то уродом, ибо не требовалось особых качеств, чтобы, будучи королем, прослыть мудрым и прозорливым. С точки зрения обычных критериев, применявшихся не к коронованным особам, английская королева Анна была, например, довольно неумной дамой, малообразованной, ленивой и капризной. Карл II испанский (после его смерти началась война, о которой уже много говорилось) отличался умственной и физической недоразвитостью. Он был просто полоумным старым младенцем, больше всего на свете любившим играть в бирюльки. Даже «король-солнце» Людовик XIV известен крайним невежеством. За свою долгую жизнь он научился только танцам и игре на гитаре. Он никогда не читал, со страхом подчинялся лицемерным святошам. О его эгоизме и чувственной распущенности ходили легенды. Хотя бы в этом отношении Карл XII был вне подозрений.
Всю свою одиозность фигура шведского короля приобрела из-за гигантских последствий совершенных им ошибок, и главной среди них — его решения уничтожить Россию и попытки осуществить такое решение. Оно было принято не по мгновенному капризу; Карл много думал о нем, изучая новейшую карту России, подаренную ему злополучным «союзником» Петра — Августом II. Однако, кроме этой карты, Карл не изучал ничего. Вот как пишет академик Е. В. Тарле о роковом для шведского короля замысле: «Разрушение Русского государства, возвращение русского народа к временам не только удельных княжеств, но к временам полного политического подчинения этих удельных княжеств чужеземному игу (в данном случае не татарскому, а шведскому) — все это было несбыточной мечтой, обусловленной безграничным невежеством Карла и его соратников и единомышленников. Вычеркнуть из русской истории почти полтысячелетия, одинаково решительно, не только игнорировать историю русского народа, но и закрыть перед ним все его будущее, отбросить Россию навеки в моральную и умственную тьму безысходного политического порабощения — все это ни при каких условиях не было осуществимо, если бы даже в России уже тогда не было гораздо больше жителей, чем подданных у Карла XII, даже если бы у России не было тех природных богатств, какие у нее были, даже если бы она не догнала так быстро шведскую военную выучку и технику, как она догнала ее в действительности, даже если бы Петр не оказался гением такой величины, каким он оказался».
Карл намеревался занять Москву и здесь продиктовать условия мира. Петр будет свергнут с престола и на его трон сядет преданный королю «царь». Конкретно называлась кандидатура Якова Собесского. Псков, Новгород и весь север России станут шведским владением. Вся Украина, Смоленщина перейдут под власть польского короля Станислава Лещинского. Впрочем, в качестве его вассала на Украине будет править великий князь Мазепа. Южные земли России достанутся туркам, крымским татарам и тем другим, кто захочет принять участие в борьбе с Петром. При этом Карл XII рассчитывал получить еще поддержку русских князей, недовольных европеизацией. Подобно русским раскольникам и старому боярству, король Швеции выступал «за старину», собирался отменить все нововведения Петра, особенно ликвидировать регулярную армию. В беседе со Станиславом Лещинским Карл рассуждал о необходимости восстановления старого режима в России, об отмене всех реформ, о роспуске новой армии: «Мощь Москвы,— говорил король,— которая так высоко поднялась благодаря введению иностранной военной дисциплины, должна быть уничтожена». Подобные замыслы можно было бы назвать бредом, порожденным манией величия, если бы вся цивилизованная Европа не верила в их осуществимость. Европейские политики считали, что Карл, легко сокрушивший Данию, Польшу и Саксонию, с еще большей легкостью разгромит Россию. В новейшей американской работе Роберта Мэсси «Петр Великий» говорится, что с началом русского похода Карла и вплоть до Полтавы «государственные деятели всех стран с нетерпением ждали новостей о том, что Карл снова одержал победу и его знаменитая армия вошла в Москву, что царь низвергнут с трона и, возможно, убит в общей суматохе неопределенности. Новый царь был бы провозглашен и стал бы марионеткой, подобно Станиславу. Швеция, уже хозяйка Севера, стала бы повелительницей Востока, арбитром всего, что происходит между Эльбой и Амуром. Холопская Россия распалась бы по мере того, как шведы, поляки, казаки, турки и, возможно, татары и китайцы отрезали бы от нее солидные куски. Петербург был бы стерт с лица земли, а побережье Балтики отобрано, и пробуждающийся народ Петра остановлен в своем развитии и повернут вспять в темный мир старой Москвы».
Вот с такими намерениями шведский король Карл XII летом 1708 года двинулся на Россию. Наступала решающая фаза борьбы, весь исторический смысл которой раскроется именно в это время. Война за возвращение балтийского побережья, начатая Петром в 1700 году, не всеми понималась как жизненно важная для государства задача. Теперь же события сами собой раскрыли смысл, существо, цель тех усилий и жертв, которые потребовал Петр от своих соотечественников. Речь шла о спасении существования России. Сознательно или инстинктивно это поняли или почувствовали все те русские, которые проявили в борьбе с жестоким врагом стойкость, мужество, героизм. Открывается одна из самых славных, самых героических и самых трагических страниц истории нашей Родины...
В борьбе против шведского нашествия проявились с особой силой те замыслы и стремления, которые давно уже выражала петровская дипломатия. Стратегия, понимаемая в широком смысле как замысел войны и его реализация, дипломатия как осуществление внешней политики не только неразрывно связаны, но и составляют разные стороны, формы одного процесса борьбы. Отделить их практически невозможно. Тем более в данном случае, когда высшее руководство и войной, и дипломатией концентрировалось в руках одного человека — Петра. Кстати, все это время, включая и день самого Полтавского боя, главные русские дипломатические деятели Г. И. Головкин, П. П. Шафиров, Г. Ф. Долгорукий почти постоянно находились при армии, непосредственно в местах ее расположения.
Испытанию, проверке должна была подвергнуться прежде всего конкретная стратегия войны, разработанная Петром и закрепленная еще в Жолковском плане. Конечно, ее практическое воплощение осуществлялось в совершенно неожиданных ситуациях, планировать которые было невозможно. Кроме того, она творчески обогащалась новыми решениями и действиями. Но существо заранее принятого плана последовательно и с огромным успехом воплощалось в жизнь. Чего стоят после этого разговоры некоторых историков, например П. Н. Милюкова, что деятельность Петра — это хаос случайных порывов, что он все делал по капризу, от случая к случаю!
Стратегия русских по-прежнему сводилась к уклонению от генерального сражения, к выжиданию ошибок и промахов противника, к использованию их для нанесения ему ударов без больших усилий и жертв, к выбору момента крайнего истощения и деморализации врага, когда он будет обречен на гибель. В дополнение ко всем этим заранее принятым установкам решающее значение приобрело маневрирование войсками на огромном, поистине необъятном театре военных действий от Балтики до Черного моря. Ведь с самого начала было неясным, куда Карл направит главные силы своей армии. К счастью, сам король этого толком не представлял, стремясь лишь к Москве, до которой можно было добраться разными путями. В конечном итоге его маршрут определила русская армия, взяв инициативу в свои руки.
Карл привел за собой в Россию армию в 35 тысяч человек, и, кроме того, вскоре к нему должны были присоединиться войска генерала Левенгаупта численностью в 16 тысяч человек. Петр имел больше войск. Но у Карла была опытная, закаленная, прославленная победами армия. Петр же оказался вынужденным разделить свои войска по трем возможным направлениям движения шведов. Поэтому сразу после вторжения силы были равны. Более того, если бы Петр проявил нетерпение, не выдержал томительной неизвестности и ввязался в сражение, то победа Карла была бы вероятной. Это Петр понимал, он отдавал себе отчет в том, что на карту поставлено все. Для него война означала решение вопроса о жизни и смерти России. Для Карла она представляла собой заманчивый и легкий поход, который покроет его новой славой и обогатит Швецию огромными приобретениями. Карл был тем более спокоен, что самой Швеции ничего не угрожало, тогда как он двигался к самому сердцу России. Но это же обстоятельство диктовало Петру необходимость к раннем расчетливости и осторожности, оно обязывало его действовать только наверняка.
Однако никакая осторожность и предусмотрительность не исключает непредвиденных случайностей, особенно на войне. Так и произошло, когда 3 июля 1708 года шведы напали на корпус князя Репнина у местечка Головчино. Это был первый более или менее крупный бой после начала похода Карла XII на Россию. Правда, дело происходило пока в Белоруссии, входившей в Речь Посполитую. С русской стороны сражалось примерно 8 тысяч человек — и сражалось неудачно. Со стороны шведов боем руководил сам Карл и действовал успешно. Русские потеряли больше, чем шведы, и они отступили. Хотя о разгроме говорить не приходилось, шведы победили. Но эта победа в начале похода имела для них, как это ни странно, самое пагубное последствие. Что же еще могло так оправдать беспечную авантюру Карла, как не успех с самого начала? Что касается русских, то они получили хороший урок. Вернее, это Петр превратил поражение под Головчином в назидательное средство не только для своих солдат, но и для генералов. Двое из них — Репнин и Чамберс — предстали перед военным судом и были разжалованы в солдаты. В отличие от известного случая с Шереметевым, когда тот, потерпев поражение, получил утешительное письмо от Петра, теперь царь сурово давал попять, что время для поражений прошло, что уже пора начать воевать всерьез, что позади — Россия. Правда, отступать было не только можно, но и нужно. Русские заманивали врага, оставляя за собой выжженную землю. Кроме травы для лошадей, шведы, привыкшие снабжаться провиантом за счет населения, ничего на своем пути не находили. Вот почему около месяца Карл стоит в Могилеве, ожидая прибытия Левенгаупта с огромным обозом, нагруженным всем необходимым для армии, которая уже голодала.
А 29 августа на шведов напали русские во главе с князем М. М. Голицыным у местечка Доброе. В этом бою, как никогда ранее, русская армия показала, что она поднялась до уровня самой подготовленной, современной регулярной армии. Петр с удовлетворением писал: «Я, как начал служить, такого огня и порядочного действия от наших солдат не слыхал и не видал (дай, боже, и впредь так!) и такого еще в сей войне король шведский ни от кого сам не видал». Шведы потеряли убитыми больше двух тысяч, русские — 375 человек. Решив свою задачу, русские войска в полном порядке отступили. Это дало основание Карлу говорить об очередной «победе». Теперь таких «побед» будет все больше. При этом, в отличие от русских, шведы не имели возможности восполнить свои потери, поскольку король затащил их слишком далеко от родины. Стало ясно, что русские, избегая генерального сражения, начинают уничтожать шведскую армию по частям.
В начале сентября Карл XII неожиданно обращается к генералам с требованием дать ему совет, куда вести войска дальше. Генерал-квартирмейстер Гилленкрок говорит, что на такой вопрос нельзя ответить, ничего не зная о планах и намерениях короля. Тогда следует знаменитое заявление Карла: «У меня нет никаких намерений». Шведский король считал разгром России настолько простым делом, что даже не думал о плане такого разгрома. Шведские генералы, привыкшие только к слепому повиновению внезапным приказам короля, долго спорят. В конце концов принимается решение отказаться от прямого движения к Москве через Смоленск и Можайск и повернуть к югу, на Украину. Смысл поворота, последовавшего 14 сентября, так разъясняется в донесении посла А. А. Матвеева, писавшего из Гааги: «Из секрета здешнего шведского министра сообщено мне от друзей, что швед, усмотря осторожность царских войск и невозможность пройти к Смоленску, также по причине недостатка в провианте и кормах, принял намерение идти в Украину, во-первых, потому, что эта страна многолюдная и обильная и никаких регулярных фортеций с сильными гарнизонами не имеет; во-вторых, швед надеется в вольном казацком народе собрать много людей, которые проводят его прямыми и безопасными дорогами к Москве; в-третьих, поблизости может иметь удобную пересылку с ханом крымским для призыву его в союз, и с поляками, которые держат сторону Лещинского; в-четвертых, наконец, будет иметь возможность посылать казаков к Москве для возмущения народного».