Файл: Molchanov_Diplomatia_Petra_Pervogo-1.doc

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 18.10.2020

Просмотров: 3136

Скачиваний: 1

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

Договоры с Пруссией и Ганновером все же имели определенное положительное значение хотя бы потому, что нейтрализовали крайне враждебную России активность дипломатии этих госу­дарств. В 1708 году Матвеев доносил в Москву, что представители прусского и ганноверского дворов настойчиво внушали, что «всем государям Европы надобно опасаться усиления державы Мо­сковской; если Москва вступит в великий союз, вмешается в европейские дела, навыкнет воинскому искусству и сотрет шве­да, который один заслоняет от нее Европу, то нельзя будет ничем помешать ее дальнейшему распространению в Европе. Для предотвращения этого, союзникам надобно удерживать царя вне Европы, не принимать его в союз, мешать ему в обучении вой­ска и в настоящей войне между Швецией и Москвой помогать первой».

Ясно, что точка зрения Пруссии и Ганновера после Полтавы могла только еще больше утвердиться, а их страх и враждеб­ность — увеличиться. Тем более показательно, что теперь эти стра­ны если не вступают в союз с Россией, то опасаются открыто зани­мать прежнюю крайне враждебную позицию, хотя, по существу, она стала даже более жесткой, как бы ни скрывали ее прусские и ганноверские дипломаты внешней любезностью и лестью. Соб­ственно, поведение этих стран ничем, по сути, не отличалось от отношения всей Европы к России после Полтавы. За демонстра­циями притворного дружелюбия зачастую скрывалось усиление враждебности.

Итак, расширить Северный союз путем включения в него Пруссии и Ганновера не удалось. Если эти страны и пошли на сближение с Россией, то только потому, что их прежний покрови­тель Карл XII, разбитый в пух и прах под Полтавой, отныне в ев­ропейской политике представлял собой нулевую величину. Они рассчитывали также, что им перепадет кое-что из шведских вла­дений в Европе, если сумеют приобрести расположение русского царя. Наивно было бы рассчитывать на их реальную помощь в деле завершения войны против Карла XII.

Но Северный союз в прежнем составе (Россия, Дания и Сак­сония) был все же восстановлен. Русской дипломатии не пришлось прилагать для этого особых усилий. Теперь Дания и Саксония с полным основанием рассчитывают на победу благодаря русскому могуществу. Прежнего риска, связанного с участием в Северном союзе, уже нет. Стало совершенно очевидным, что ушло в прошлое то время, когда Карл XII мог диктовать Травондальский и Альтранштадтский договоры. Новая мощь России была достаточном гарантией против этого.

Возрождение Северного союза имело безусловно положитель­ное значение для России. Но оно уже не идет в сравнение с ролью этого союза в первый, дополтавский период войны. В то время бла­годаря союзу Карл XII на много лет завяз в Польше, воюя против Августа. Тем самым Петр получил драгоценное время для создания новой, могучей, регулярной армии, для закалки и обучения ее в огне первых побед, для подготовки Полтавы. Но теперь умудренный опытом Август II явно уклоняется от прямого участия в войне. Зато Дания проявляет воинственность. Она высаживает свои войска на южной оконечности Скандинавского полуострова, одер­живает там сначала победы над шведами. Однако в феврале 1710 года шведский генерал Стенбок наносит датской армии круп­нейшее поражение. А осенью того же года страшная буря на Балтийском море причиняет огромный ущерб датскому флоту и надол­го выводит его из строя.


Как и прежде, война против Швеции ведется главным образом русскими силами. После переговоров с Августом II и Фридри­хом I Петр в ноябре 1709 года направляется к Риге, под стенами которой стояла армия Шереметева. Царь сам сделал три первых выстрела, начав тем самым осаду города. Но из-за наступления зимы взятие Риги отложили. Весной 1710 года боевые операции начались под Выборгом. Безопасность Петербурга давно уже тре­бовала отобрать этот город и крепость у шведов. Первая попытка взять Выборг предпринималась в 1706 году, но она оказалась не­удачной. В марте 1710 года 13-тысячный корпус адмирала Апрак­сина по льду Финского залива подошел к Выборгу и начал осаду. Когда море стало очищаться от льда, к Выборгу направился русский флот, который не дал шведской эскадре пройти к осажден­ной крепости и оказать ей помощь.

13 июня Выборг был занят русскими. Петр считал это важнейшим вкладом в обеспечение безопасности Петербурга. Вслед за тем без особых усилий в сентябре русские берут Кексгольм.

Весной 1710 года возобновилась осада Риги. После артиллерийского обстрела 4 июня Рига — в руках русских. В конце сентябре был взят Ревель. Таким образом, освобождение от шведов Прибал­тики, начатое еще в 1701 году, окончательно завершается. Россия достигла всего, к чему она стремилась, и требовалось только закрепить это заключением мирного договора с Швецией.

Однако новые русские победы не изменили отрицательного от­ношения Стокгольма, не говоря уже о Карле ХП, к перспективе установления мира. Такое упорство объяснялось главным образом обещаниями держав Великого союза, особенно Англии, оказать Швеции помощь против России. Но неопределенные словесные по­сулы не успокаивают Стокгольм, напуганный взятием русскими Выборга, Риги и Ревеля, строительством Балтийского флота. Шведские послы в столицах стран Великого союза умоляют спасти их страну. От них не требовалось много усилий, чтобы склонить на свою сторону Англию, Австрию, Голландию. Хотя, в отличие от Швеции они не подвергались угрозе военного удара со стороны России их пугало ее политическое возвышение, ее возможное экономическое соперничество, конкуренция на морях, ликвидация их промышленной, торговой, политической монополии. Их стра­шила неизвестность, таившаяся в возможности того, что Россия в недалеком будущем использует целиком свои людские, природ­ные и другие ресурсы. Рвавшаяся к всемирной гегемонии Англия, вступавшая в эру «английского преобладания», не желала допу­стить появления нового соперника в момент, когда казалось, что старый соперник — Франция терпит поражение в воине. Тем не менее противостоять росту российского могущества путем воору­женной борьбы ни Англия, ни другие страны Европы были тогда не в состоянии. Поэтому они прибегают к оружию большой дипло­матической интриги. Петр тоже не мог позволить себе роскошь ве­сти войну еще и с другими странами... Оставались лишь средства дипломатии. После Полтавы начинается, таким образом, новый этап дипломатической борьбы между странами Западной Европы и Россией. Она идет сразу, одновременно по нескольким основным направлениям.


Дипломатическими «полями сражений» служат проблемы, во­круг которых развивается наиболее интенсивная активность: нейтралитет или нейтрализация германских государств; посредничество для заключения русско-шведского мира; разжигание воины между Турцией и Россией; раздувание и использование анти­русских тенденций внутри Северного союза, и особенно в Польше.

Запутанная и двусмысленная история с нейтралитетом нача­лась еще в связи с восстановлением Северного союза. Чтобы пре­одолеть сопротивление Англии и Голландия России и се союзникам пришлось гарантировать в декларации от 22 октября 1709 года, что датские и саксонские войска останутся в составе армии Вели­кого союза и что страны Северного союза «не внесут войну» в Германию, не станут нападать на Померанию, где укрылась шведская армия. Но они потребовали, чтобы страны Великого союза со своей стороны дали гарантию того, что шведы не нарушат мира в империи и не нападут на Данию и Саксонию.

России, естественно, не приходилось опасаться такого нападе­ния, но Дания и Саксония действительно боялись этого в свете своего опыта. Первая подвергалась нападению шведов в 1700 году, вторая — в 1706-м. Россия, следовательно, выступала с деклара­цией в интересах союзников и по их просьбе, чтобы укрепить Се­верный союз.

Страны Великого союза отнеслись к просьбе о гарантиях весь­ма благоприятно и, как писал А. А. Матвеев, «с чрезвычайным поспешением». Еще бы, это отвечало их самому большому жела­нию — не допустить нового разгрома шведской армии теперь уже в самой Европе. Гарантия спасала шведов и закрывала русской армии путь в шведскую Померанию. Шведский посол в Гааге Пальмквист не случайно заявил, что он ручается за быстрое одоб­рение нейтрализации шведским риксдагом.

В декабре 1709 года Англия, Голландия и империя выступили с гарантией «тишины и покоя» в империи. В марте 1710 года га­рантия закреплялась в торжественном «акте о северном нейтрали­тете» этих держав. Поскольку шведы еще не опомнились от ужаса Полтавы и крайне нуждались в передышке, чтобы подготовиться к продолжению войны, то «акт о северном нейтралитете» немед­ленно одобрили в Стокгольме. Ведь пока шведы и думать не могли о нарушении «тишины и покоя». Они получили великолепную возможность использовать Померанию в качестве гарантированно­го убежища, как в свое время Карл использовал Саксонию для под­готовки похода на Россию. «Акт о северном нейтралитете» поддер­жали Пруссия и Ганновер, в свою очередь боявшиеся появления русской армии в Западной Европе.

Когда в 1706 году Карл XII, захватив Саксонию, нарушил «ти­шину и покой» в империи, то ни Англия, ни Голландия, ни сам им­ператор не сделали ничего, чтобы ему воспрепятствовать. Теперь же только одна мысль о возможности действий русских войск про­тив шведов на территории Европы побудила их к решительным действиям. Страны Великого союза объявили о своем намерении защитить нейтралитет в случае необходимости «силой оружия». И это были не одни слова: начались переговоры о формировании специальной смешанной армии численностью в 20 тысяч человек. Итак, когда возникла опасность отзыва датских и саксонских войск для войны против Швеции, то Англия, Голландия, Австрия горя­чо возмутились. Когда же надо было выделять войска для преду­преждения появления в Европе России, то они охотно соглашались пойти на такую жертву. Трудно было представить более явное враждебное объединение Европы в защиту Швеции и против Рос­сии. Однако делалось это в весьма изощренной дипломатической форме. Дело дошло до того, что удалось поставить Россию в такое положение, когда она сама одобрила всю эту антирусскую комби­нацию, призванную помешать Петру поскорее завершить войну, вынудив Швецию заключить мир.


Почему же Петр 22 июня 1710 года пошел на признание «акта о нейтралитете», почему он указал русским послам поддерживать идею создания международного смешанного корпуса и, вообще, вести себя так, будто Россия и Европа находятся в полном согла­сии и единодушии в европейских делах? Именно здесь, как никог­да ранее, проявилась вся тонкость и глубина петровской диплома­тии, ее способность действовать в самых сложных политических обстоятельствах. Во-первых, надо было, как уже отмечалось, под­держивать «акт о нейтралитете» ради союзников — Дании и Сак­сонии; во-вторых, требовалось время для подготовки самой опера­ции против шведских войск в Померании; в-третьих, затея с ней­тралитетом успокаивала шведов, давала им ощущение безопасно­сти и тем самым ослабляла их усилия по подготовке реванша за Полтаву; в-четвертых, сама Россия нуждалась в передышке после страшного напряжения и усилий, потребовавшихся в борьбе с шведским нашествием; в-пятых, надо было дать поработать вре­мени, чтобы антирусские замыслы сами расстроились из-за про­тиворечий между европейскими странами; в-шестых, лобовой удар открытой конфронтации привел бы не к расколу единых общеевропейских замыслов против России, а, напротив, к сплоче­нию русских недругов.

Существо дальновидной позиции России по отношению к «акту о нейтралитете» авторитетно разъяснил вице-канцлер П. П. Шафиров в своем знаменитом «Рассуждении» о причинах войны Пет­ра Великого против короля Карла XII. Рассказывая, как Англия, Голландия и Австрия «час от часу домогательства свои умножа­ли» вокруг затеи с нейтралитетом, Шафиров пишет: «И хотя сие весьма противно было его царского величества и его союзников высокому интересу, однакож дабы всему свету свою умеренность показать, изволил согласитца с своими союзниками и склонить оных к восприятию того, хотя и неполезного их интересу, предло­жения».

Кроме всего прочего, в дипломатии, как и вообще в жизни, на­до было кое-что оставить и на долю случайностей, которые обыч­но вмешиваются в ход событий из-за ошибок людей, из-за прояв­лений особенностей их психологического склада, из-за их сума­сбродства в конце концов. Тем более что приходилось иметь дело с такой экстравагантной личностью, как Карл XII. А шведский король, который зализывал полтавские раны на захолустной ок­раине Османской империи под защитой турецких янычар, неожи­данно поднял свой гневный голос. Стокгольмское правительство очень быстро и очень охотно одобрило «акт о северном нейтрали­тете». Согласовать это с Карлом, естественно, не было просто физической возможности, да и к тому же его очевидная выгодность Швеции давала основания для уверенности, что Карл XII, кроме радости и облегчения, не должен испытывать других чувств. Но король, питавший органическое отвращение к дипломатии, но по­нял существа дела. Он возмутился, что столь важные дела реша­ются без его согласия и в его отсутствие, и поэтому категорически отверг «акт о нейтралитете».


Карл XII в слепой ярости разорвал хитроумную дипломатиче­скую сеть, призванную оградить Швецию от окончательного раз­грома и связать руки России. Правительство Англии, усилия ко­торого пошли прахом, в инструкции одному своему послу в раз­дражении раскрывало тогда всю подоплеку этого дела: «Шведские министры настаивают, чтобы мы спасли их, и в то же время они отнимают у нас возможность сделать это, отвергая акт о нейтрали­тете, который является единственным средством, имеющимся в наших руках, чтобы оказать эту услугу».

Услуга была отвергнута Карлом ХП, и вся затея с нейтрали­зацией пошла насмарку. Уже в начале 1711 года страны Северного союза обсуждают план вступления их войск в Померанию. По­скольку Швеция активно готовила свои войска для военных дей­ствий, Россия, Дания и Саксония не считали себя связанными «ак­том о нейтралитете».

Другим направлением антирусских дипломатических интриг Англии становится после Полтавы проблема посредничества с целью заключения мира между Россией и Швецией. Почти пять лет добивалась этого посредничества русская дипломатия, причем особенно от Англии. Достаточно вспомнить злосчастную миссию А. А. Матвеева, которая довела его даже до английской тюрьмы. Раньше, до Полтавы, в посредничестве либо просто отказыва­ли, либо ссылались на непримиримость Швеции или чрезмерную завышенность русских требований по отношению к Швеции. При этом не проявлялось намерения оказать какое-либо воздействие на Швецию, чтобы побудить ее к согласию заключить мир. После неудачи переговоров Матвеева в Лондоне, русские стали склонять­ся к мысли, что любая прямая форма переговоров может скорее привести к миру, чем посредничество. Изменение дипломатиче­ской обстановки благодаря победе русских под Полтавой показало, что такой путь может стать реальностью, и это повлияло на поли­тику Англии, где возникли опасения, что мир между Россией и Швецией, возможно, будет заключен без всякого английского участия. Поэтому уже осенью 1709 года английский посол в Москве Ч. Витворт получает указание своего правительства «прилагать все старания» к тому, чтобы Россия возбудила вопрос о посредничест­ве. Предполагалось, в частности, действовать через посла Пруссии с тем, чтобы инициатива исходила именно от России. Из этого, од­нако, ничего не вышло, и в декабре 1709 года Витворт начинает действовать сам. В это время Петр вернулся в Москву и жил в под­московном селе Коломенском, в царской резиденции, ожидая окон­чания подготовки к проведению праздника по поводу Полтавской победы. Это было грандиозное зрелище; достаточно сказать, что по Москве провели более 20 тысяч пленных шведов. Во время ре­лигиозных праздничных церемоний Витворт встречался с Петром, а также с Головкиным и Шафировым. Посол несколько раз заво­дил речь о том, что следовало бы закрепить столь великую победу заключением мира на «умеренных условиях», что Англия согла­силась бы по просьбе России выступить в качестве посредника. Никакого определенного ответа англичанин не получил. Это было нечто совершенно новое в русско-английских дипломатических отношениях. Роли переменились, и просителем поневоле при­шлось выступать послу Англии.