Файл: Геополитика номер 10.pdf

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 19.10.2020

Просмотров: 1285

Скачиваний: 1

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
background image

10

Геополитика

Изданный в 1720 году в Амстердаме Atlas Historique кроме 

вышеупомянутых моментов отражал еще один важный элемент, 
который закрепится в представлении западноевропейцев, а по-
том и американцев о Восточной Европе, а именно восприятие ее 
как чего-то архаичного, отсталого, в Восточной Европе словно 
концентрировалось прошлое, которое Запад преодолевал. Тер-
ритории, относящиеся к этому региону, в отличие от Европы За-
падной, в этом атласе обязательно подписаны как современными, 
так и древними латинскими названиями (например, Венгрия и 
Паннония, Болгария и Мезия, Валахия и Дакия). Такое обозначе-
ние и отсылка к архаике служили маркером «восточноевропей-
скости», что показывает пример Богемии, древнего латинского 
названия которой не существовало, но поскольку авторы атласа 
стремились отнести ее к Восточной Европе, то они такое назва-
ние (Boiohemum) просто выдумали

11

. То, что такое представле-

ние о Восточной Европе не только не преодолено, но продолжает 
культивироваться западными СМИ и кинематографом, показы-
вают как исследования российских ученых, например, работа 
Н.Н. Клочко «Образы Европы в современных национальных 
дискурсах (на примере антропоморфной метафорики)»

12

, так и 

публикации западноевропейских исследователей

13

 и их восточ-

ноевропейских коллег

14

, в частности бельгийского геополитика 

и политического философа Р. Стойкерса «Об образе Румынии 
в мире» и албанского социолога Гёзим «Western Media and the 
European “Other”: Images of Albania in the British Press in the New 
Millennium»).

Обращаясь к дискурсивному анализу Вульф (в меньшей мере) 

и Сайд в (большей) следуют за Мишелем Фуко в стремлении 
вскрыть властные дискурсы, конституирующие отношения го-
сподства и подчинения

15

. Дискурс -  это не невинное говорение, 

как отмечает английский ученый Томас Диес

16

, но политический 

акт, вписывающий определенный вопрос в политический кон-
текст.

Дискурс «ориентализма» или Восточной Европы, отделяя 

низших от высших, «цивилизованных» от «дикарей», устанав-
ливает специфические властные отношения, в которых восточ-
ноевропейцам всегда уготована роль ведомых, тех, кто подчиня-
ется, цивилизуется, рискуя так и никогда не цивилизоваться, пока 
данный дискурс не будет снят.

Другие дискурсы могут, наоборот, «европеизировать» раз-

личные культуры и страны. Для Восточной Европы характерным 


background image

11

www.geopolitika.ru

примером может служить дискурс эллинизма, благодаря которому 
Греция оказалась вне этого географического образа. Как показал 
в своем интереснейшем исследовании «Черная Афина: Афро-ази-
атские корни классической цивилизации: Фабрикация античной 
Греции»  Мартин Берналь, эта интеллектуальная традиция, на-
оборот, устранила из европейского восприятия Греции все следы 
восточных, азиатских и даже африканских влияний не только в со-
временной греческой, но и древнегреческой культуре 

17

.

Дискурс «Центральной Европы» и его геополитиче-

ская функция

Учитывая те коннотации, которые несет с собой образ Вос-

точной Европы, неудивительны предпринимаемые интеллекту-
альными и политическими элитами стран этого региона попытки 
по элиминации этого дискурса. Создание дискурса Центральной 
Европы восточноевропейскими интеллектуалами во второй по-
ловине XX века можно интерпретировать именно так. Суще-
ствовавшие ранее представления о Центральной Европе в их не 
германистских версиях, связанные с движением австрославизма, 
утратили свою идеологическую силу с исчезновением самой Ав-
стро-Венгрии. Одним из первых, если не самым первым, кому 
удалось оживить дискурс Центральной Европы в ее новом по-
нимании, стал Милан Кундера в статье «Трагедия Центральной 
Европы». За ним потянулись и другие представители интелли-
генции, создавшие миф о «Центральной Европе», которая по 
уровню культуры и цивилизованности ничем не уступала За-
падной, но была насильственно вырвана из привычного для себя 
культурного, политического и экономического контекста «с при-
ходом Красной Армии»

18

. Само диссидентское движение, высту-

пившее под «центральноевропейскими» знаменами», пользова-
лось как материальной, так и политической и информационной 
поддержкой стран Запада, прежде всего США. Кроме того, как 
отмечает Алексей Миллер, цитируя американского историка 
Тони Джадта, Кундера был не первым восточноевропейским 
эмигрантом, который сожалел о судьбе «растоптанной больше-
виками» Центральной Европы, но его статья, отражавшая на-
строй многих восточноевропейских интеллектуалов, пришлась 
ко двору противников советского блока в изменившейся геопо-
литической ситуации. Кроме общей заинтересованности Запада 
и прежде всего США в ослаблении социалистического блока и 
его европейской составляющей имели место и другие интересы, 


background image

12

Геополитика

а также взаимодействие интересов, тенденций развития мировой 
системы и конкретных действий, предпринимаемых ведущими 
мировыми акторами. «Несколько важных событий и процессов 
совпали во времени, чтобы сделать западную публику восприим-
чивой к таким речам», - пишет Алексей Миллер.  - «Это упадок 
западных коммунистических партий и вообще марксистски ори-
ентированных левых, вторжение СССР в Афганистан, польская 
“Солидарность”. Важно было также возрождение внимания к 
теме прав человека в западной политической теории. Для неко-
торых западноевропейских, в особенности французских, ради-
калов, дискурс о Центральной Европе стал также сферой про-
екции их собственных идей об эмансипации Европы от США. 
Осуществить это могла Европа, объединяющая восток и запад 
континента. Новое и особое значение приобрела тема Централь-
ной Европы в Германии, где ее пытались приспособить к реше-
нию главной задачи “восточной политики” — будущего объеди-
нения страны

19

». 

Политической целью правящих элит стран «Восточной Ев-

ропы» после падения социалистической системы стало окон-
чательное избавление от слова «восточный», символизировав-
шего коммунистическое прошлое. Последовало насаждение 
«центральноевропейской региональной идентичности»

20

. Ком-

промиссом с этой интенцией и принятым ранее названием реги-
она стало понятие «Центральной и Восточной Европы», хотя 
Госдепартамент США из политических соображений в 1994 году 
отказался и от него, приняв инструкцию, в которой предписы-
валось использовать вместо понятия «Центральная и Восточная 
Европа» определение «Центральная Европа»

21

.

И термин «Восточная Европа», и термин «Центральная Ев-

ропа» имеют преимущественно политическое наполнение. Пы-
таясь дать этому понятию, наполнение географическое, чешский 
геополитик Оскар Крейчи сталкивается с тем, что этот регион не 
имеет естественных геополитических границ и потому говорит 
преимущественно об идее Центральной Европы

22

. Как пишет 

Алексей Миллер: «Политологи практически едины в том, что са-
мостоятельного политического субъекта по имени Центральная 
Европа нет и не было. Но очевидно, что Центральная Европа су-
ществует как идеологический феномен»

23

.

То же представление, дублирующее изменения в регио-

нальной саморепрезентации элиты региона, отражается и в от-
ечественных работах, особенно в тех, где уделяется немного 


background image

13

www.geopolitika.ru

внимания пониманию восточноевропейскости и центральноев-
ропейскости как правящих дискурсов, например, в делении про-
странства этой части Европы, предлагаемом в трудах отечествен-
ного ученого Э.Г. Задорожнюк, где под «Восточной Европой» 
понимаются бывшие республики СССР, а под «Центральной 
Европой» – «пояс государств между Балтикой и Адриатикой, 
стран бывшего социалистического содружества»

24

.

Образ Центральной Европы как неотъемлемой части евро-

пейского целого, созданный интеллектуальными кругами за-
крепляется в обществе, порождая такое явление как «повсед-
невный ориентализм». Британский социолог С. Янсен в ходе 
исследования этого явления в столицах двух балканских стран 
Сербии и Хорватии («Повседневный ориентализм: Восприятие 
«Балкан» и «Европы» в Белграде и Загребе»)

25

, описывает, как 

происходит формирование негативного образа «Балкан», ко-
торые противопоставляются Европе. Сами сербы и хорваты на-
чинают мыслить себя как европейцев и «защитников Европы». 
При этом в случае Хорватии прежне нейтральный и популярный 
термин Балканы получает однозначно негативные коннотации, 
Балканы ассоциируются с сербами и коммунистами, а Хорватия 
однозначно с Европой. Ярким примером символического ут-
верждения собственной европейскости в Загребе явилось пере-
именование кинотеатра «Балканы» в «Европу».

Географические образы, властные дискурсы непосредственно 

влияют на геополитику и внешнюю политику государств. Важным 
отличием современного образа Центральной Европы, культивиру-
емого в странах региона, является понимание России как чужого. 
И. Нойман отмечает, что для этого дискурса Центральной Европы 
Россия всегда будет выполнять важную функцию «конституиру-
ющего Чужого», как виновник «трагедии Центральной Европы» 
и как «угроза ее будущему»

26

. Разнообразные местные изводы 

центральноевропейской идеи, будь это польская «яггелонская 
идея» или не столь масштабные и претендующие на экспансию 
в восточном направлении ее собратья в других странах региона, 
характеризуются противопоставлением себя России, в результа-
те чего эти страны становятся удобным плацдармом для НАТО и 
США, а все рассуждения о своей исключительности лишь оттеня-
ют атлантистские устремления элит этих государств

27

. Централь-

ноевропейский дискурс утверждает свое господство как дискурс 
антироссийский и атлантистский и, таким образом, приводит к 
атлантистской доминации в этом регионе. 


background image

14

Геополитика

В то же время, внутри самого Запада по отношению к стра-

нам, считающим себя центральноевропейскими, как мы уже от-
мечали, работает восточноевропейский дискурс. Дискурс Цен-
тральной Европы, который поддерживали США и другие страны 
Запада, оказывается уловкой, на которую поймали восточноевро-
пейские общества. Хотя он и продолжает «править», отделяя их 
от России и выдвигая эти страны на передовую антироссийской 
борьбы, в головах самих европейцев и американцев, как показы-
вают уже упоминавшиеся исследования и как продолжает отме-
чать Ларри Вульф, в отношении этих стран целиком и полностью 
господствует восточноевропейский дискурс, со всеми его кон-
нотациями варварства, дикости и отсталости. Восточная Европа 
продолжает оставаться младшим братом, которого надо контро-
лировать и воспитывать.  То же отмечает британский исследо-
ватель Томас Диес, утверждая, что образ Другого, для Европы, 
которым долгое время после Второй Мировой выступало ее соб-
ственное прошлое, при ее столкновении со странами Восточной 
Европы после распада социалистического блока, тут же нашел в 
них свое географическое воплощение. Собственное преодолева-
емое и негативно воспринимаемое прошлое воплотилось для Ев-
ропы в ее восточной окраине, снова воспроизведя все элементы 
восточноевропейского дискурса, конструируя и реконструируя 
образ Восточной Европы как внутреннего «Другого»

28

.

В той или иной форме Запад продолжает относиться к Вос-

точной Европе колониалистски, в то время как закрепляемые в 
ней самой географические образы конституируют ее отчужден-
ность от России, закрепляя то, что в геополитической термино-
логии называется «санитарным кордоном». Расширение НАТО 
и ЕС на Восток, как подводит еще одна работавшая в данном на-
правлении исследовательница, канадка эстонского происхожде-
ния Мерье Куус, поддерживалось повсеместным использовани-
ем ориенталистского дискурса, в котором восточноевропейские 
страны понимались как «недостаточно европейские», вынуж-
денные постоянно учиться у Запада

29

В процессе создания и использования образа Восточной Ев-

ропы как образа «Другого» и его отделения от «более цивили-
зованной» Центральной Европы идет мультипликация образов 
Восточной Европы

30

. Географически он смешается все дальше на 

Восток, захватывая западную окраину СНГ. Теперь перед этими 
странами стоит задача преодоления собственной «отсталости» 
(или своеобразия?). В этом переходе геополитическая функция