ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 08.11.2020
Просмотров: 434
Скачиваний: 6
<2> Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Республики Чили о сотрудничестве в области использования атомной энергии в мирных целях, заключенное 29 июня 2005 г., ст. 6.
В шестую группу можно объединить договоры с весьма нестандартными условиями об интеллектуальной собственности, такими, например, как условия о том, что:
- "информация, полученная в рамках настоящего Соглашения, может являться... ОБЪЕКТОМ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ СОБСТВЕННОСТИ ИЛИ АВТОРСКОГО ПРАВА" <1>;
--------------------------------
<1> Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Чешской Республики о военно-техническом сотрудничестве, заключенное 9 октября 2001 г., ст. 6.
- стороны осуществляют обмен информацией "в области законодательства, регулирующего... ЗАЩИТУ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ И ПРОМЫШЛЕННОЙ СОБСТВЕННОСТИ" <1>;
--------------------------------
<1> Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Словацкой Республики об экономическом и научно-техническом сотрудничестве, заключенное 25 февраля 2005 г., ст. 4.
- "стороны обеспечат охрану ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ СОБСТВЕННОСТИ И ПРОМЫШЛЕННЫХ ПРАВ" <1>.
--------------------------------
<1> Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Словацкой Республики о сотрудничестве в реализации программы создания авиационного двигателя РД-35 для учебно-тренировочного самолета ЯК-130, заключенное 13 февраля 1995 г., ст. 4.
В неупорядоченном виде палитра вариаций использования в международных договорах термина "интеллектуальная собственность" выглядит еще хаотичнее. В частности, потому, что нередко в одном договоре он употребляется в разных, трудно совместимых смыслах. Например, в Соглашении России и Словакии об обеспечении взаимных интересов при использовании и распределении прав на результаты интеллектуальной деятельности 2006 г. "интеллектуальная собственность понимается в значении, указанном в статье 2 Конвенции, учреждающей Всемирную организацию интеллектуальной собственности..." (ст. 2). Но дальше говорится о "регистрации ПРАВ НА ПОДЛЕЖАЩУЮ ПРАВОВОЙ ОХРАНЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНУЮ СОБСТВЕННОСТЬ" (п. 4 ст. 5), а еще дальше - о "распределении ПРАВ НА СОЗДАВАЕМУЮ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНУЮ СОБСТВЕННОСТЬ" с учетом при этом "вклада каждого участника в выполненную работу" (п. 3 ст. 6) <1>.
--------------------------------
<1> Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Словацкой Республики об обеспечении взаимных интересов при использовании и распределении прав на результаты интеллектуальной деятельности, заключенное 7 ноября 2006 г.
Заканчивая представление читателю этого впечатляющего многообразия использования в международных договорах всего двух слов - "интеллектуальная собственность", нельзя не напомнить об утверждении В.П. Мозолина о том, что именно "ПОД ЭТИМ НАЗВАНИЕМ" сочиненное им "объединенное понятие права интеллектуальной собственности и исключительных прав... употребляется в Парижской конвенции по охране промышленной собственности от 20 марта 1883 г. " <1>. Упоминание о возрасте Парижской конвенции, очевидно, должно подтверждать долговечность существования и незыблемость этого понятия. Жаль только, что автор не называет статьи Парижской конвенции, в которых "под этим названием" и т.д. А такая статья в Конвенции есть: в ней упоминаются Международное бюро по интеллектуальной собственности и Всемирная организация по интеллектуальной собственности (подп. "ii" п. 2 ст. 13).
--------------------------------
<1> Мозолин В.П. Указ. соч. С. 101.
Может быть, не стоит придираться к автору? Ведь он вправе, вслед за А.П. Сергеевым, рассматривать "промышленную собственность" как одну из СОСТАВЛЯЮЩИХ "интеллектуальной собственности". Вот только как тогда быть с главной идеей В.П. Мозолина, согласно которой понятие интеллектуальной собственности обязательно "включает в себя как личные неимущественные права, не отделимые от автора, так и имущественные права на использование результата интеллектуальной деятельности"? Ведь многие виды промышленной собственности результатами интеллектуальной деятельности не являются и права на них существуют только имущественные. Видно, зря автор помянул "старушку" - Парижскую конвенцию!
Подобно тому как в предыдущем разделе настоящей статьи были сделаны некоторые выводы из анализа норм об интеллектуальной собственности в нашем национальном законодательстве, здесь можно было бы подвести некоторые итоги обращения к использованию выражения "интеллектуальная собственность" в международных договорах. Однако необходимости в этом нет, так как в общих случаях выводы практически совпадают.
Читателю, привлеченному названием этой статьи, могло показаться странным, что основное внимание и место в ней уделены другому понятию - "интеллектуальная собственность".
Дело в том, что с этим понятием связаны две проблемы, и одна из них, та, что лежит на поверхности и так беспокоит В.П. Мозолина и других критиков ГК, заключается в вопросе, почему в том значении, в котором в Кодексе раньше употреблялось выражение "интеллектуальная собственность", в части четвертой ГК стало использоваться понятие "интеллектуальные права". Частью этой же проблемы является и неизбежный следующий вопрос: правомерно ли использовать слова "интеллектуальная собственность" для обозначения объектов интеллектуальных прав - самих результатов интеллектуальной деятельности и приравненных к ним средств индивидуализации?
Надеюсь, что сказанное выше позволяет дать совершенно определенные ответы на оба вопроса.
В отличие от В.П. Мозолина "сотоварищи", вероятно, не пытавшиеся выяснить, в какой мере в действительности "основано" на международном праве понятие "интеллектуальной собственности" и как и для чего это "основанное на международном праве" понятие на практике используется в национальном законодательстве и в международных договорах, разработчики проектов части четвертой ГК проделали примерно ту работу, которая представлена читателю в разд. II и III настоящей статьи. И в результате не просто увидели и в собственном законодательстве, и в международных договорах весьма неприглядную для юриста картину, несовместимую ни с какой, даже примитивной, систематизацией законодательства (не говоря уже о его кодификации), а пришли к твердому убеждению, что винить в образовавшемся беспорядке некого, кроме самого словосочетания "интеллектуальная собственность", такого импозантного, связанного с великими именами и революционными бурями. "Вина" же его в том, что, не имея за душой ничего из области права, оно претендует на роль одного из основных, системообразующих понятий частного права. В результате на фоне полной разноголосицы и неупорядоченности развиваются два основных процесса. С одной стороны, "интеллектуальную собственность" оснащают юридическими аксессуарами и появляются козлотуры, вроде "прав интеллектуальной собственности", а с другой - эти слова легко используют для обозначения заведомо неюридических категорий - семян, ноу-хау и т.п. При неспособности или нежелании пойти по одному из этих путей создают причудливый гибрид, поддающийся толкованию на любой вкус, - "права на объекты интеллектуальной собственности" и т.п.
Так произошло в международном праве, когда в Конвенции, учреждающей ВОИС, "интеллектуальной собственностью" неосторожно назвали не очень точно определенный круг субъективных гражданских прав, не все из которых к тому же объединены единой природой.
Из универсальных международных договоров точно следовать за определением из пункта VIII ст. 2 Конвенции, учреждающей ВОИС, попытался лишь Вашингтонский договор об интеллектуальной собственности в отношении интегральных микросхем 1989 г. Получилось не очень удачно. Интеллектуальная собственность в значении прав на топологию упомянута в Вашингтонском договоре лишь дважды (п. 1а ст. 3 и п. 1 ст. 5), и то в не вполне одинаковой редакции, а все "оперативные" нормы Договора спокойно обходятся обычной юридической терминологией. Такие крупные последующие договоры в сфере интеллектуальных прав, как Соглашение ТРИПС 1994 г., договоры ВОИС 1996 г., как уже показано выше, пошли по иному пути.
В такой ситуации тот, кто хочет точно следовать содержанию понятия "интеллектуальная собственность", как оно определено в Конвенции, учреждающей ВОИС, не может исходить из того, что это понятие общепринято, а вынужден прямо отсылать к п. VIII ст. 2 этой Конвенции. Причем, как видно из приведенных выше примеров, даже такая отсылка не гарантирует точное следование в соответствующем договоре смыслу этого определения интеллектуальной собственности.
В сложном положении оказывается и тот, кто в литературе "клянется в верности" конвенционному определению интеллектуальной собственности, так как он в результате опрокидывает на себя все просчеты и изъяны этого определения. Внимательный А.П. Сергеев не мог этого не заметить и "СОЗНАТЕЛЬНО" не отнес к праву интеллектуальной собственности "институт защиты от недобросовестной конкуренции, хотя подобный подход и РАСХОДИТСЯ С ТЕМ, ЧТО ЗАПИСАНО В КОНВЕНЦИИ, учреждающей ВОИС..." <1>. В.П. Мозолин этого изъяна Конвенции не заметил.
--------------------------------
<1> Гражданское право: Учебник / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. 4-е изд. Т. 3. М., 2004. С. 125. Вот только стоило ли одновременно писать, что понятие интеллектуальной собственности "наиболее полным образом... раскрывается в п. VIII ст. 2 Конвенции..." (с. 109), а впоследствии упрекать ГК в том, что в нем это понятие употребляется "в противоречии с п. VIII ст. 2 Конвенции..." (Гражданское право: Учебник / Под ред. А.П. Сергеева. Т. 1. М.: Велби, С. 385).
В российском праве попытка законодательно придать точный юридический смысл выражению "интеллектуальная собственность", предпринятая в части первой ГК, как уже показано выше, тоже провалилась.
Непригодность "интеллектуальной собственности" для того, чтобы наполнить эти слова всеми признаваемым точным юридическим содержанием, демонстрирует сам В.П. Мозолин.
Он защищает от "негативного отношения" "понятие интеллектуальной собственности как СУБЪЕКТИВНОЕ ПРАВО НА РЕЗУЛЬТАТЫ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И СРЕДСТВА ИНДИВИДУАЛИЗАЦИИ" (с. 102). Но тут же, объясняя содержание столь дорогого его сердцу пункта VIII ст. 2 Конвенции, учреждающей ВОИС (и ч. 1 ст. 44 российской Конституции, которую, по мнению автора, надо толковать "аналогичным образом"), называет интеллектуальную собственность "ОБЪЕДИНЕННЫМ ПРАВОМ НА РЕЗУЛЬТАТЫ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ" (с. 101 - 102). Суть этого "объединения" состоит в том, что "понятие интеллектуальной собственности включает в себя как личные неимущественные права, не отделимые от автора, так и имущественные права на использование результата интеллектуальной деятельности" (с. 102).
Автор, кажется, не замечает, что таким образом из конвенционного (а для него и из конституционного) понятия интеллектуальной собственности куда-то пропали права на средства индивидуализации, не говоря уже о защите против недобросовестной конкуренции. Автора можно понять: в отношении средств индивидуализации как-то не очень получается с "единым сплавом" личных неимущественных и имущественных прав. Но и в отношении результатов интеллектуальной деятельности остается неясным, сохраняют ли самостоятельное существование, не обязательно зависимые одно от другого, скажем, право авторства и право следования, право на неприкосновенность произведения и право заключать лицензионный договор, или это всегда лишь правомочия некоего "объединенного права", существующего только в таком виде.
Дальше - больше. Оказывается, "в общераспространенном значении, принятом в современной доктрине и законодательстве", понятие интеллектуальной собственности "ТОЛКУЕТСЯ В КАЧЕСТВЕ ОТНОШЕНИЯ" (с. 103). Хотелось бы взглянуть на "законодательство", которое содержит такое толкование.
Но и это еще не все. По мнению В.П. Мозолина, вообще "СЛЕДУЕТ ОТДАТЬ ПРЕДПОЧТЕНИЕ НАЗВАНИЮ "ПРАВО ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ СОБСТВЕННОСТИ" (с. 102). Как говорится, за что боролись?
Понятие "интеллектуальных прав" лучше выражения "интеллектуальная собственность" только в одном отношении: оно ясно называет субъективные гражданские права на результаты интеллектуальной деятельности и на средства индивидуализации ПРАВАМИ, а не собственностью. Но отличие это принципиально важно - для обозначения юридического содержания использован соответствующий этому содержанию юридический термин и благодаря этому отпадает надобность в изобретении всяких несуразностей вроде "прав интеллектуальной собственности". Кошку наконец назвали кошкой.
Понятие "интеллектуальные права", заменяя "интеллектуальную собственность", ОСТАЕТСЯ ПОНЯТИЕМ СОБИРАТЕЛЬНЫМ, ОБОБЩАЮЩИМ, и только. Назначение этого термина быть носителем именно обобщающего понятия хорошо видно при обращении к тем нормам и статьям ГК, в которых он употребляется.
Там, где на соответствующий результат интеллектуальной деятельности или на средство индивидуализации существует субъективное право лишь одного вида, нет необходимости в каком-либо обобщении, и поэтому понятие интеллектуальных прав не используется. Так обстоит дело с сообщениями радио- и телепередач (§ 4 гл. 71 ГК), с секретами производства (гл. 75 ГК) и со средствами индивидуализации юридических лиц, товаров, работ, услуг и предприятий (гл. 76 ГК), на которые правообладателю принадлежит лишь одно субъективное право - исключительное право.
Равным образом нет необходимости называть в законе интеллектуальными правами те субъективные права, за которыми достаточно определенно закрепились сложившиеся в доктрине и в праве ИНЫЕ ОБОБЩАЮЩИЕ НАИМЕНОВАНИЯ. Речь идет об "авторских", "смежных" и "патентных" правах. В отношении их закон лишь указывает на принадлежность каждой из этих групп субъективных прав к общей категории интеллектуальных прав (соответственно в п. 1 ст. 1255, п. 1 ст. 1303 и п. 1 ст. 1345 ГК) <1>.
--------------------------------
<1> В связи с этим надо заметить, что не было необходимости в п. 2 ст. 1354 ГК говорить об охране "интеллектуальных прав на изобретение или полезную модель", а в п. 3 той же статьи - об охране "интеллектуальных прав на промышленный образец".
Напротив, там, где закон имеет дело с двумя или несколькими разными субъективными правами на один и тот же результат интеллектуальной деятельности, для которых ОБОБЩАЮЩЕЕ ПОНЯТИЕ НЕ ВЫРАБОТАНО, в качестве общего наименования этих прав используется термин "интеллектуальные права". Этим объясняется употребление термина "интеллектуальные права" применительно к правам на СЕЛЕКЦИОННЫЕ ДОСТИЖЕНИЯ в п. 1 ст. 1408, п. 1 ст. 1412 и п. 2 ст. 1415 ГК (вместо "селекционных" прав) и к правам на ТОПОЛОГИЮ ИНТЕГРАЛЬНОЙ МИКРОСХЕМЫ в п. 1 ст. 1449 ГК (вместо изобретения "топологических" или, того хуже, "интегрально-микросхемных" прав).
Но главное назначение термина "интеллектуальные права" состоит в том, чтобы служить ОБОБЩАЮЩИМ ОБОЗНАЧЕНИЕМ ВСЕЙ СОВОКУПНОСТИ ВОЗМОЖНЫХ СУБЪЕКТИВНЫХ ПРАВ на все охраняемые законом результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации. Такое назначение этого понятия ясно установлено в ст. 1226 ГК, и с этой целью оно используется в ряде норм гл. 69 ГК в общей сложности четырнадцать раз (в том числе в заголовках четырех статей) <1>. Это значение интеллектуальных прав закреплено в одной из основополагающих для всего нашего гражданского законодательства норм - в п. 1 ст. 2 ГК, где при определении содержания гражданского законодательства сказано, что оно "ОПРЕДЕЛЯЕТ... ОСНОВАНИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ И ПОРЯДОК ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ... ПРАВ НА РЕЗУЛЬТАТЫ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И ПРИРАВНЕННЫЕ К НИМ СРЕДСТВА ИНДИВИДУАЛИЗАЦИИ (ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫХ ПРАВ)".
--------------------------------
<1> См. пункты 1 и 2 ст. 1227, п. 1 и п. 2 ст. 1231, п. 1 и п. 2 ст. 1248 и п. п. 1 - 3 ст. 1250 ГК.
С появлением в Гражданском кодексе интеллектуальных прав в том значении, которое до этого Кодекс придавал интеллектуальной собственности, она из ГК не исчезла. И в новой редакции статьи 128, и в статье 1225 интеллектуальная собственность определена как охраняемые результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, т.е. как ОБЪЕКТЫ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫХ ПРАВ. Для такого решения, которое было принято лишь на заключительном этапе многолетних работ по созданию проектов кодификации этой области гражданского законодательства, было несколько оснований.
Во-первых, квалификация интеллектуальной собственности в качестве прав на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, несмотря на то что такая квалификация уже давно была нормативно закреплена в международном плане (1967 г.) и в российском национальном законодательстве (1994 г.), НЕ СТАЛА ОБЩЕПРИЗНАННОЙ ни на том, ни на другом уровне. Серьезную проверку временем она не выдержала.