Файл: Михаил Болтунов - «Альфа» - Смерть террору (Командос) - 2003.pdf

солдат.  Он  выпрыгнул  в  люк  на  крыло,  с  крыла  на  землю.  По  нему  из  салона  стреляли,  и
оцепление открыло огонь, думая, что террорист убегает. Очередями и по самолету прошлись.
Габараева  в  ногу  ранили.  Я  подключил  аккумуляторы,  кричу  по  радио: «Уберите  этих
дураков!» А тут и связь пропала: при стрельбе повредили радиостанцию.

У  Гасояна  в  штурманской  кабине - убитый  Чедия  и  раненый  Шабартян.  Я  приказал

Гасояну покинуть самолет. Он вылез через форточку. Поворачиваюсь к Габараеву - он к ноге
склонился: «Командир, я ранен». - «Давай, Станислав, вылезай», - говорю. Тот тоже вылез.

В кабине остались я и Шабартян. У него лицо все в крови, глаз вытек, кричит, просит:

«Не могу, страшная боль, дайте лекарство». И двигаться уже не мог.

Что  творилось  в  салоне,  не  видел.  Только  через  форточку  слышал:  они  одного

пассажира  вытолкнули  к  двери: «Говори  наши  требования».  Парень  вырвался,  выпрыгнул,
ногу сломал.

Тогда у женщины взяли ребенка, толкнули ее к двери: «Говори наши требования. Если

выпрыгнешь, убьем ребенка». Она кричит: «Заправьте самолет, отпустите их в Турцию, а то
они убьют всех пассажиров и взорвут самолет».

Заместитель начальника Управления гражданской авиации Грузии Кадзаная подошел к

двери,  стал  вести  переговоры,  а  я  в  форточку  крикнул  женщине: «Скажите  им,  что  мы
заправимся и полетим в Турцию». Я уже видел, сзади к нам подходил автозаправщик. Понял,
решили слить топливо.

18 ноября 1983 года Москва. Расположение группы «А»
Виталий ДЕМИДКИН, сотрудник группы «А»:
- Было  около  18  часов,  в  тире  шло  занятие  по  стрельбе.  Начальник  группы  Геннадий

Николаевичи Зайцев зашел в тир, но тут же за ним прибежал дежурный. Он что-то доложил
Зайцеву, тот поднялся в свой кабинет, и вскоре прозвучал сигнал боевой тревоги.

Мы  быстро  собрались,  загрузились  в  автобус  и  по  дороге  в  аэропорт  нас  ввели  в

обстановку.  В  Тбилиси  захвачен  самолет.  Террористы  действуют  с  особой  жестокостью -
убито несколько человек.

Уже  в  полете  получили  расстановку  сил  и  средств,  кто  действует  в  группе  захвата,

поддержки, наблюдения, какими парами работаем, с какой стороны.

Игорь ОРЕХОВ, сотрудник группы «А»:
- Выезжая  по  тревоге,  не  знаешь,  будешь  ли  в  группе  захвата  или  поддержки.  Когда

сказали,  что  я  вхожу  в  группу  захвата,  ощутил  какое-то  двойственное  чувство:  с  одной
стороны, радость и гордость за доверие, а значит, и признание как профессионала, с другой
волнение, желание не подвести.

Сразу  же  после  объявления  состава  группы  ребята  стали  помогать  подгонять  нам

бронежилеты,  вооружение.  Здесь  же,  в  самолете,  обсудили  первоначальный  план  действий,
потом руководство собрало группу захвата, уточнили некоторые детали.

Когда мы прилетели в Тбилиси, все силы  уже были приведены в готовность по плану

«Набат». Аэропорт оцепили войска. Погода хуже не придумаешь: дождь, промозглый ветер,
градуса два-три тепла. Темно.

Вошли в здание аэропорта в касках, в экипировке, с кейсами. Вокруг полно людей, все

таращат  на  нас  глаза.  Ведь  в  ту  пору  о группе  не  писали  ни  слова,  сверхсекретность.  Мы
тоже ни с кем не разговариваем, не общаемся…

18 ноября 1983 года. Тбилисский аэропорт
Арушан  ГЕВОРКЯН,  авиатехник  по  самолетам  и  двигателям «Ту-134» Тбилисского

авиапредприятия:

- Ночью,  где-то  между  23.00  и 24.00,  у  меня  состоялся  разговор  с  командиром  347-го

летного  отряда  Григолашвили.  Он  попросил:  надо  пойти  на  захваченный  самолет,  помочь
раненым и выполнить некоторые технические работы. Сказал, что это дело добровольное и
связано оно с риском. Я согласился.

Меня  отвели  в  комнату  особого  отдела.  Там  находились  председатель  КГБ  Грузии

генерал  Инаури,  офицеры  спецподразделения,  еще  какие-то  люди.  Мне  сказали,  что  надо

помочь  раненому  флаг-штурману  Шабартяну,  подключить  электропитание  и  выполнить
работы, необходимые для слива топлива из самолета.

На  машине  поехали  к  стоянке  самолета  я,  начальник  управления  Кадзаная  и  три

милиционера.  Подошли  к  самолету.  Кадзаная  начал  переговоры  с  угонщиками.  Они
требовали  дать  свет  в  салон  и  заправить  лайнер.  Кадзаная  сказал, что  для  этого  нужно
пропустить техника в кабину.

Бандиты потребовали, чтобы я разделся догола у них на виду. Пришлось подчиниться.
На  аэродроме  ветер,  дождь,  замерз,  заледенел.  А  они  стоят  на  том,  чтобы  я  прошел  в

кабину через салон. С трудом удалось объяснить, что дверь в кабину заперта и из салона ее
не  открыть.  Согласились.  По  аварийному  канату  я  влез  наверх,  протиснулся  в  кабину.
Вытолкнуть в форточку Шабартяна не удалось, он был полный мужчина.

Включил  аккумуляторы,  преобразователи  тока,  в  общем,  сделал  все  необходимое  для

слива топлива. Пока работал - бандиты из салона ломились, просили открыть дверь, сулили
миллионы. Потом стали угрожать. Я не отвечал.

Закончил  ремонт,  спустился  обратно  по  канату.  В  это  время  один  из  милиционеров

отвлекал  их  разговорами.  Когда  я  спрыгнул,  он  сказал: «Беги».  Все  время,  пока  бежал,
милиционер  (он  был  в  бронежилете),  закрывал  меня  своим  телом.  Добежал.  Оделся.
Рассказал о том, что видел и слышал.

Под утро узнал, что спецподразделение быстро и умело обезвредило террористов.
В. ДЕМИДКИН:
- В аэропорту нам дали возможность потренироваться на запасном самолете. Все-таки

волнение  было - до  сих  пор  мы  работали  на  учебных  машинах,  а  тут  реальный  самолет,
настоящие убийцы, жертвы.

После  тренировки  началось  самое  неприятное  время:  время  ожидания.  В  здании

аэропорта  нам  отвели  несколько  комнат,  периодически  их  покидали  и  выдвигались  к
самолету.  Потом  вновь  уходили,  прятались  за  ангаром,  за  грузовиками.  Ждали.  И  так  в
течение  всей  ночи.  В  это  время  штаб  по  чрезвычайному  происшествию  вел  переговоры  с
террористами.  В  зависимости  от  накала  этих  переговоров  и  действовали.  Они  агрессивней
мы ближе к самолету.

Там  я  впервые  понял  состояние  солдата  на  фронте  перед  атакой.  Его  не  передать

словами…

Видимо,  террористы  нас  все-таки  заметили.  Дело  в  том,  что  самолет  освещался

прожекторами  и  делалось  это  весьма  неудачно:  наши  тени  были  видны  из  иллюминаторов.
На ломаном русском языке звучали угрозы, мол, уходите отсюда, иначе всех взорвем. Потом
вдруг  слышу:  что-то  упало  нам  под  ноги.  Невольно  весь  сжался - ни  бежать,  ни  падать
нельзя. К счастью, это оказалась не граната, а оторванная телефонная трубка.

Минуты  текут,  волнение  нарастает,  промозглый  ветер  с  дождем,  кажется,  протыкает

ледяными иголками каждую косточку. Вокруг темнота, где-то вдалеке горы. О них я судил
по  огонькам  селений  да  фарам  машины,  которая  петляла  по  горной  дороге.  Луч  ее  то
утыкался  в  скалу,  то  шарил  по  небу,  словно  прожектор.  Подумалось:  увижу  ли  я  еще  раз
ночную  картину?  Вспомнились  семья,  жена.  Моему  ребенку  исполнился  год  один  месяц  и
один день. Увижу ли я своего малыша, когда ему будет год месяц и два дня?

Но в следующее мгновение раздался плач ребенка из салона самолета, и мысли о семье

ушли.  Теперь  все  силы  души  были  отданы  операции:  не  отстать,  не  споткнуться,  не
испортить дело.

И. ОРЕХОВ:
- Посадка  самолета  была  очень  жесткой,  и  при  ударе  о  взлетно-посадочную  полосу

один из люков вывалился на крыло. Террористы его приподняли, прислонили. Этот люк мог
в  любую  минуту  упасть  сам  или  его  могли  открыть  бандиты.  Теперь  представьте,  как
«приятно» лежать  у  этого  люка.  Не  успеешь  ахнуть,  как  получишь  пулю.  Но  такая  yж,
видимо, у меня судьба, по боевому расчету мне достался именно этот люк.

Когда  была  дана  команда  готовиться  к  штурму,  заняли  свои  места  на  самолете.  Не  в

самолете,  а - на  самолете.  Ползешь  и  каждую  заклепку  чувствуешь.  И  все-таки  качание
машины,  видимо,  было.  Из  салона  раздались  крики: «Не  вздумайте  штурмовать!  Всех
перестреляем!»

Теперь, с годами, когда анализируешь свои действия, понимаешь: помогло то, что наше

отделение в ходе учебных занятий так много внимания уделяло тренировкам на борту.

Не  могу  точно  сказать,  сколько  мы  пролежали  на  ноябрьском  ветру - час,  два,  три.

Напряжение огромное, а команды все нет и нет. Кажется, кожа уже примерзла к плоскости.
Ведь у нас на голое тело были надеты бронежилеты и легкие комбинезоны. И все!

Виктор  Федорович  Карпухин,  который  находился  где-то  между  штабом и  самолетом,

как мог, подбадривал нас, успокаивал: «Ребята, не волнуйтесь!»

А у меня свои, так сказать, индивидуальные проблемы из-за люка. Что делать, если он

неожиданно откроется? Выход один: штурмовать, не дожидаясь команды.

В. ДЕМИДКИН:
- Сначала в кабину поднялся Владимир Николаевич Зайцев. Помню первое, что увидел:

кабина  маленькая,  узкая,  возле  кресла  лежал  мертвый  пилот.  Впереди - бортинженер,  тоже
уже мертвый. Каждую минуту выходили на связь. Боевые группы докладывали о готовности.
Мы  тоже  доложили,  и  потянулись  минуты.  Неоднократно  объявлялась «готовность  номер
один». И снова время штурма откладывалось.

Из штаба нам сообщали о перемещении террористов, уточняли их местонахождение.
И. ОРЕХОВ:
- Пока  лежал  у  люка,  продумал  каждый  свой  шаг. «Сейчас  я  вскочу,  выбью  люк.  У

самолета «Ту-134» два  люка,  которые  выходят  на  крыло,  значит,  между  ними  салонная
перегородка… Здесь  я  должен  упасть,  встать… Будут  сложности  с  пассажирами,  которые
сидят у люка…»

Но  в  жизни  оказалось  все  по-другому.  Пассажиров  на  этих местах  не  было,  спинки

кресел оказались опущенными вперед, и люк упал в другую сторону.

Падаю  в  проход,  вскакиваю.  Дым,  ничего  не  вижу.  Тут  еще  ребята  со  всех  сторон

пошли.  Поднимаю  забрало  каски.  Понимаю,  что  попал  в  начало  второго  салона,  где  были
пассажиры.  В  салоне  темно,  небольшая  подсветка.  Крики,  стоны.  Мы  тоже  кричим: «Где?
Где?» Пассажиры показывают: «Вот они».

Мне  достался  один  из  бандитов,  раненный  в  шею.  Он  сидел  в  третьем  ряду  салона,  у

прохода, и контролировал ситуацию. А порядок такой: если кто-то тебе попался, работаешь с
ним до конца. Boт я и работал…

В. ДЕМИДКИН:
- По  команде «Штурм!» мы  стали  открывать  дверь  кабины,  но  она  не  поддавалась.

Оказывается, была привалена трупами. Налегли изо всех сил - открыли.

Вперед  пошел  Зайцев,  я  за  ним.  Слышу  его  голос: «Руки  за  голову!» Здесь,  в

коридорчике,  который  отделяет  дверь  кабины  от  салона,  были  двое  террористов,  мужчина
мощного  телосложения,  ростом  эдак  под  метр  девяносто,  и  женщина.  Оба  с  пистолетами.
Зайцев  неуловимыми  движениями  сразу  уложил  их  на  пол,  лицом  вниз,  и  побежал.
Решительно действовали и мы. Мне досталась женщина, напарнику - мужчина. Я ее схватил
и спустил по трапу вниз.

Выскочил  в  салон  и  увидел  еще  одну  женщину,  подумал - пассажирка.  Сказал:

«Пойдемте, вы свободны». И хотел помочь. Но она вцепилась в кресло, закричала: «Нет, нет,
я  хочу  взорваться».  Оглянулся,  позвал  товарища: «Володя,  она  взорваться  хочет!» И  мы
вдвоем под руки подняли ее, передали вниз, ребятам.

Снова  вернулись  в  салон,  а  Зайцев  уже  далеко.  Тороплюсь  за  ним.  Справа,  помню,

когда бежал, увидел труп мужчины. Но заниматься им некогда, надо было спасать живых.

Во  втором  салоне  поработал  уже  Головатов  с  ребятами.  Когда  мы  вбежали,  все  в

креслах  полулежали,  полусидели  с  поднятыми  вверх  руками.  Кто  из  них  заложник,  кто
террорист - не очень разберешь.

Посветили фонарем, мужчина в кресле обернулся, и мы увидели у него два пистолета.

Подхватили  под  руки - и  вниз.  Потом  помогали  пассажирам - кому  одеться,  кому  собрать
разбросанные бумаги, документы. Многие и этого не могли сделать - в шоке от страха.

Затем осмотрели сиденья, места под сиденьями и все углы и закоулки нет ли взрывного

устройства. И наконец я спустился вниз. Было  уже светло, вдалеке виднелись горы. Понял,
что  теперь  увижу  отца,  мать,  жену  с  сыном.  Потом  ребята  не  раз  шутили,  мол,  Демидкин
спустился с трапа и сказал: «Как хорошо жить!»

И. ОРЕХОВ:
- Прошло  столько  лет,  а  все  вспоминается  тот  штурм.  Странно,  как  по-разному  перед

лицом опасности ведут себя люди.

Наша  группа  поддержки  должна  была  подъехать  к  самолету  на  аэродромном

микроавтобусе,  но  водитель  автобуса  в  самый  ответственный  момент  струсил,  отказался
ехать. Пришлось ребятам в полной экипировке бежать через летное поле.

И  противоположный пример.  В  самолете,  рядом  с  туалетной комнатой,  есть  еще  одна

небольшая комнатка, гардеробная. Там несколько часов просидел врач, он на коленях держал
женщину  с  пулевым  ранением  в  спине.  Несмотря  на  угрозы,  выстрелы,  он  оказал  помощь
пострадавшей…

… С  рассветом  19  ноября  кровавая  трагедии  завершилась.  Итогом  ее  стало  несколько

убитых  и  раненых.  Террористы  застрелили  летчиков  Запвена  Шабартяна,  Анзора  Чедию,
двоих  пассажиров,  зверски  замучили  бортпроводницу  Валентину  Крутикову.  Получили
тяжелые ранения и остались инвалидами штурман Плотко и бортпроводница Ирина Химич.

Террорист  Табидзе  убит  в  перестрелке,  Микаберидзе  покончил  с  собой.  Суд

приговорил всех бандитов к высшей мере наказания - расстрелу. Казалось бы, приговор снял
все вопросы. Но не тут-то было. Кровавая история имеет свое продолжение, и со временем
она получила в Грузии новый импульс - старые судебные дела были сняты с архивной полки.
Кое-кто  хотел  из  бандитов,  террористов  и  убийц  сделать  мучеников  грузинского  народа,
объявить их «борцами за свободу и независимость». Не вышло.

Но как все это было, проследить, пожалуй, весьма интересно. Рассказывают участники

событий.

В. ГАСОЯН:
- Если  бы  еще  немного  у  власти  побыл  Гамсахурдиа,  то  наверняка  бандитов  героями

объявили бы, а нас судили. После того как в  1983 году  я вернулся из госпиталя, мне очень
много  раз  звонили  в  дверь.  Смотрю  в  глазок:  какие-то  мужчины.  Спрашиваю: «Кто?»
Отвечают: «Открывайте, мы следователи КГБ, поедете с нами на допрос». Я им: «Приходите
ко мне завтра, на работу». Постоят и уходят.

Я в окно гляжу: садятся в легковую машину без номера и уезжают.
Пришел сам в КГБ. Мне говорят, никого ко мне не посылали, но пообещали установить

наблюдение за домом. Установили, нет - не знаю, но больше никто не приезжал.

Перенервничал, конечно. У меня ведь четверо детей, мал мала меньше.
Потом я на Кубе работал, думал: столько лет прошло, забылось. Нет. Газеты стали нас

грязью  обливать.  Почему,  мол,  нам  Героев  до  окончания  следствия  дали?  А  мы  откуда
знаем?  С  Кубы  приехал,  деньжат  немного  привез.  Пошел  в  управление  торговли,  прошу:
«Дайте машину  как  многодетному  или  как  Герою».  Там  отвечают: «Ты  Герой  Советского
Союза, а Союза больше нет, значит, и машины тебе нет».

В  том,  что  тогда  стрелял,  не  раскаиваюсь.  Бандиты  к  нам  ворвались,  товарищей  на

наших глазах убили, что ж, по головке их гладить?

А. ГАРДАПХАДЗЕ:
- После той трагедии меня с летной работы по здоровью списали. А ведь вся моя жизнь

в авиации прошла. У нас, когда летать перестают, там же, в аэропорту, остаются работать. А
я не могу. Больно. Потому и ушел.

Что сейчас журналисты пишут: «Шеварднадзе, КГБ и экипаж были в сговоре, знали обо

всем  заранее,  устроили  бойню  правозащитников».  Какие  же  они  правозащитники?  На  суде
им  сказал: «Вы  же  все  дети  высокопоставленных  родителей.  Взяли  бы  туристические

путевки в Турцию и остались там, попросили политического убежища».

Знаете, что они ответили: «Если бы мы таким путем сбежали в Турцию, нас бы приняли

за  простых  эмигрантов.  Вот  Бразинскасы  улетели  с  шумом,  со  стрельбой,  Надю  Курченко
убили, так их там в почетные академики приняли».

Сколько  было  угонов  в  разных  странах,  повсюду  бандиты  сначала  предъявляют  свои

требования, один из членов экипажа выходит из кабины на переговоры. А наши? Пять пуль в
лицо  Шабартяну,  три  пули  в  спину  Плотко,  рукоятками  пистолетов  по  голове
бортпроводницам.

Мне говорят, выполнил бы их требования, отвез в Турцию, и жертв не было бы. Зачем,

мол,  Гасоян  и  я  стреляли?  Ко  мне  в  дом  врываются  бандиты,  убивают  моих  близких,  а  я
должен молча смотреть, начинать «переговоры». Чедия пытался начать переговоры - они его
тут же убили.

Один  из  них  сказал  на  следствии,  что  Шабартяна  они  в  ногу  ранили,  а  экипаж  его

пристрелил.  Какие  сволочи!  У  них  погиб  один,  другой  сам  застрелился,  а  наших  пятерых
положили.

Суд  был  закрытым,  а  жаль.  Пусть  бы  народ  все  увидел  и  услышал.  А  то,  мол,  Героев

дали еще до окончания следствия, подозрительно. При чем следствие? Нас, что ли, судили?

Комиссию  назначили  по  расследованию  этого  дела.  Говорят  о «невинно  убиенных

детях».  Xороши «детки»,  стольких  перестреляли,  инвалидами  сделали.  Нет,  наша  совесть
чиста. Мы защищали жизни пассажиров.

Надо ли добавлять что-либо к сказанному?

СОЛОМОНОВО РЕШЕНИЕ ПРОКУРОРА

Из служебного отчета группы «А»:
«20  сентября  1986  года  в  3.40  по  местному  времени  дежурному  по  КГБ  Башкирской

АССР  поступил  доклад  о  том,  что  двое  военнослужащих  срочной  службы,  вооруженные
ручным  пулеметом  и  автоматом  с  большим  запасом  боеприпасов,  захватив  такси,
направились в сторону аэропорта. Не доехав до аэропорта около километра, они скрылись в
прилегающих к дороге лесопосадках».

Как было выяснено, в ночь на 20 сентября трое военнослужащих в/ч 6520 внутренних

войск  МВД  СССР  Н.  Р.  Мацнев,  А.  Б.  Коновал,  С.  В.  Ягмурджи,  находившиеся  в наряде,
самовольно покинули часть, похитили ручной пулемет и автомат Калашникова, снайперскую
винтовку Драгунова и 220 патронов к ним.

В  пути  преступники  заметили  идущую  за  ними  патрульную  машину  милиции  и

решили, что их преследуют. Они остановили такси и открыли огонь по патрульной машине,
убив  при  этом  двух  сотрудников  милиции  сержанта  Зульфира  Ахтямова  и  младшего
сержанта Айрата Галеева.

Один  из  преступников,  вооруженный  снайперской  винтовкой,  скрылся.  Двое  других

продолжали движение в такси в аэропорт.

По  получении  информации  по  сигналу  тревоги  были  подняты  сотрудники,

участвующие в мероприятиях по плану операции «Набат».

В  4.40  преступники  ворвались  в  производивший  посадку  самолет «Ту-134А»,

следовавший  по  маршруту  Львов - Киев - Уфа - Нижневартовск.  На  борту  самолета
находился экипаж - 5 человек и 76 пассажиров».

При захвате самолета преступники открыли стрельбу, убив при этом двух пассажиров.

Угрожая  уничтожить остальных, они потребовали от командира лететь в Пакистан. С этого
момента начались длительные переговоры с преступниками, в результате которых в 5.55 они
дали согласие освободить женщин с детьми, а в 7.30 выпустили большую часть пассажиров,
оставив заложниками 20 человек.

В 7.00 в аэропорт г. Уфы спецрейсом прилетели 42 сотрудника группы «А».