Файл: Михаил Болтунов - «Альфа» - Смерть террору (Командос) - 2003.pdf

вполне реальные требования выезда за границу.

Первым  на  встречу  с  террористом  пошел  командир - подполковник  Геннадий  Зайцев.

Когда  Власенко  предупредил  его,  чтобы  близко  не  приближался, Зайцев  понял - этот  не
шутит.

Почти два часа провел командир группы один на один с террористом. Потом, случится,

он  по  10-15  часов  будет  вести  переговоры  с  более  изощренными,  хитрыми,  матерыми
террористами, но тот первый запомнится на всю жизнь.

Тогда  Зайцев,  выйдя  из  посольства, «принесет» первые  данные  о  террористе,  ведь  о

Власенко практически ничего не было известно, тогда же он сделает свое заключение - этот
человек психически болен. В последующем «диагноз» Зайцева подтвердится.

Встречались  с  террористом  и  сотрудники  группы «А».  Слушали  даже  стихи  в  его

исполнении.

… Террорист  читал  стихи.  Левая  рука  его  лежала  на  поясе,  палец  продет  в  кольцо

взрывного  устройства.  Сотрудник  группы «А» Михаил Картофельников  видел, как побелел
сустав,  придавленный  металлом,  но  преступник  словно  забыл  о  руке.  Он  самозабвенно,
прикрыв припухшие веки, читал:

Язвы мира век не заживали:
Встарь был мрак - и мудрых убивали,
Ныне свет, а меньше ль плачей?
Пал Сократ от рук невежд суровых,
Пал Руссо…но от рабов Христовых
За порыв создать из них людей!
В  иной  обстановке  могло  показаться,  что  на  лестничной  клетке  собралось  пятеро

друзей. Обступили одного, а тот, увлеченный поэзией, радует их прекрасными стихами. Увы,
события были далеки от поэтической идиллии.

Любитель  стихов  Юрий  Власенко  пришел  в  посольство  США  не  на  вечер  изящной

словесности. Угрожая самодельным взрывным устройством, он требовал самолет и крупную
сумму денег. Хотел, чтобы его вывезли на посольском автобусе в аэропорт, где должен был
ожидать готовый к отлету авиалайнер.

Власенко  запрещал  к  себе  приближаться,  лишь  вновь  и  вновь  повторял  свое

требование.

Попытка  выкурить  его  из  посольства  с  помощью  шашек  со  слезоточивым  газом  тоже

оказалось  неудачной.  То  ли  газ  на  него  не  действовал,  то  ли  перепутали  расположение
комнат на  этаже  и  швыряли  не  в  то  окно.  В  общем,  сами  наплакались  вдоволь,  а  Власенко
хоть бы что.

Решили  пойти  еще  раз  на  переговоры.  Долго  прикидывали,  что  да  как,  спорили.  Как

всегда  в  таких  случаях,  было  много  начальников,  различных  команд,  советов.  Но  советы -
советами,  а  дело  на  контроле  у  председателя  комитета.  Председатель  торопил - надо  было
принимать решение.

У  окна  кабинета,  где  находился  террорист,  бессменно  дежурили  снайперы.  Они

надежно перекрыли, по существу, единственный путь отхода террориста.

… Вместе с Ивоном пошли Филимонов, Шестаков и Картофельников.
Вчетвером они поднялись на нужный этаж.
- Эй,  мужик! - играя  под  простачка,  крикнул  в  открытую  дверь  Ивон. - Иди,

поговорим…

- А  ты  кто  такой? - на  пороге  стоял  Власенко.  Рубашка,  свитер,  поверх  свитера

широкий самодельный пояс, в нем тротил: 2 килограмма. Запас взрывчатки немалый, не дай
бог рванет - все они в одно мгновение покойники.

Рука террориста на кольце. За всю их длинную беседу он ни на мгновение не снял руки

с кольца.

- Вы откуда? - спросил Власенко.
- Да мы военные. Наша часть здесь, по соседству, - ответил за всех Ивон.

- Звание у вас какое?
- Звание? - удивленно  переспросил  заместитель  начальника  группы. - Старшина  я,  а

ребята…

Двое представились сержантами, Картофельников - рядовым.
Власенко усмехнулся:
- Что ж с вами говорить, хлопцы. Вы же ничего не решаете…
В  эту  тревожную  минуту,  может  быть,  впервые  в  жизни  молодые  бойцы  группы «А»

почувствовали  свой  непрофессионализм.  Что  же  делать?  Переговоры  командира
подполковника Зайцева не увенчались успехом. Да и они вчетвером второй час уговаривают
террориста.  А  он  не «уговаривается»,  лишь  крепче  сжимает  кольцо  взрывного  устройства.
Теперь вот бухнули, что они сержанты.

И  вправду,  стоит  ли  тратить  время  на  старшину  и  сержантов?  Вот  так  пассаж.

Повернется  сейчас  и  уйдет - и  весь  разговор.  Однако  Власенко  не  уходил.  То  ли  вполне
миролюбивый  простецкий  вид  армейских «сверхсрочников» подкупил  его,  то  ли  нервы
сдавали поговорить захотелось, но он обратился к стоящей четверке:

- А я думал, «митьки» набежали.
- Кто-кто? - переспросил Филимонов.
- Да «митьки», говорю, - милиция.
Он  опустил  голову,  оглядел  пояс,  палец  на  кольце,  потом  медленно,  словно

прощупывая, прошелся по ногам, добрался до лиц стоящих перед ним людей.

- Если у меня тут ничего не получится, пойду и взорву «митьков».
- Да что ты, Юра, - сказал кто-то из группы.
Власенко помолчал, глядя в лицо возразившего, а потом спросил:
- Тебя били когда-нибудь в милиции?
- Нет…
- А меня били. Ногами. Как мяч футбольный, катали.
Установилась  тишина.  Ивон  и  его  подчиненные  понимали:  их  жизнь,  безопасность

посольства  в  руках  этого  человека.  Надо  было  раскачать  парня,  может,  удастся  уговорить
сдать свою «игрушку».

Посочувствовали.  Вместе  поругали «митьков».  Стали  уговаривать:  мол,  брось  ты  это

дело, Юра. Пойдем, сядем как люди, выпьем, поговорим. Спросили: тебе чего надо-то?

Загорелись глаза у Власенко, но пойти с ними отказался.
Картофельников  смотрел  в  сияющие  глаза  Власенко  и  думал:  да,  этот  человек -

преступник, один неверный шаг - и он утащит в преисподнюю десятки людей. Но не родился
же он таким. Неужто только теперь пришло время выслушать этого парня, когда ни у него,
ни  у  них,  по  существу,  нет  выбора.  Кто  они - те  люди,  которые  били  его  ногами,  поправ
закон и мораль, кто они, из года в год не принимавшие его в институт? Может, все обстояло
и не совсем так, как он рассказывает, но почему же на его пути не нашелся человек, который
понял бы, выслушал, помог? И не нужен был бы тротил.

И  снова,  неожиданно  для  всех,  Власенко  стал  читать  стихи.  Хорошие были  стихи.

Картофельников и сам когда-то в институте увлекался Шиллером. Но никогда не думал, что
услышит стихи здесь, в американском посольстве, на лестнице, пребывая чуть ли не в роли
заложника.

Вставайте ж, товарищи! Кони храпят,
И сердце ветрами продуто.
Веселье и молодость брагой кипят:
Ловите святые минуты!
Ставь жизнь свою на кон к игре боевой,
И жизнь сохранишь ты и выигрыш - твой!
А с нижнего этажа знаками показывали: мол, время, время…
Власенко  на  уговоры  не  поддавался:  правда,  расчувствовался  настолько,  что  даже

предложил  выпить.  В  комнате  у  него  стояла  початая  бутылка  коньяка - то  ли  американцы

поднесли, то ли осталась от хозяев кабинета.

Ивон  с  ребятами  отказался,  и  Власенко  выбросил  бутылку  в  окно.  На  улице  это  не

осталось  незамеченным.  Поступила  команда:  когда  Ивон  с  ребятами  оторвутся,  ранить
Власенко.

Но  оторваться  не  так  просто.  Теперь  уже  по  всему  было  видно:  террорист  сам  не

сдастся. Однако стихи и душевная беседа, видимо, несколько успокоили Власенко.

- Ладно, - сказал он, - вы мне понравились, ребята. Я не буду вас взрывать.
Как говорят, и на том спасибо. Сотрудники группы «А» едва успели сбежать вниз, как

прозвучали выстрелы, а за ним взрыв.

Раненый террорист выдернул чеку.
Сработала  часть  заряда.  И  все-таки  взрыв  был  сильным,  вынесло  оконную  раму  и

металлическую решетку в окне.

Когда  сотрудники  во  главе  с  Ивоном  вновь  вбежали  в  кабинет,  Власенко  без  чувств

лежал  на  полу.  Рядом  горел  диван.  Они  пытались  сбить  пламя.  Кто-то  из  американцев
услужливо  сунул в  руки  Картофельникова  огнетушитель.  Михаил  ожидал  увидеть  мощную
струю  пены,  но  огнетушитель  лишь  зашипел  и  на  издыхании  выплеснул  пар. «Вот  так
Америка, удивился он тогда, - совсем как у нас».

Впрочем, через несколько минут все было кончено. Власенко отправлен в больницу на

«Скорой помощи». По дороге он скончался.

На  следующий  день  Михаил  Картофельников  прочитал  заметку  в «Известиях».

Неизвестный  автор  Н.  Волгин  писал: «Кто  же  этот  человек,  поначалу  столь  любезно
принятый  в  американском  посольстве?  Это  некий  Власенко  Ю.  М.,  не  имеющий  уже  в
течение длительного времени никаких определенных занятий.

И  вот  с  такими  людьми  якшаются  представители  американского  посольства,

неразборчивые и, прямо скажем, безответственные в своих связях».

Михаил  вспомнил  стихи  Шиллера  на  гулкой  лестничной  клетке.  Глаза  террориста.

Побелевший палец на кольце взрывного устройства.

В  конце  приказа  Андропов  обращается  к  бойцам  подразделения: «Личный  состав

группы «А» должен понимать, что ему придется сталкиваться с особо опасным противником,
что  требуется  не  только  смелость  и  отвага,  но  и  военная  хитрость,  решительность  в
действиях,  готовность  принимать  самостоятельные  решения,  исходя  из  складывающейся
обстановки на месте».

Будущее показало, сколь прав был Андропов…

ПРОСЬБА АФГАНСКОЙ СТОРОНЫ…

В декабре 1979 года «Правда» опубликовала «Обращение правительства Афганистана».
«Правительство  ДРА,  принимая  во  внимание  расширяющееся  вмешательство  и

провокации  внешних  врагов  Афганистана  и  с  целью  защиты  завоеваний  Апрельской
революции,  территориальной  целостности,  национальной  независимости  и  поддержания
мира и безопасности, основываясь на Договоре о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве
от  5  декабря  1978  г.,  обратилось  к  СССР  с  настоятельной  просьбой  об  оказании  срочной
политической,  моральной,  экономической  помощи,  включая  военную  помощь,  о  которой
правительство Демократической Республики Афганистан ранее неоднократно обращалось к
правительству Советского Союза.

Правительство Советского Союза удовлетворило просьбу афганской стороны».
… Теперь нам кажется, что об афганской войне мы знаем все или почти все.
Да, афганская война - это наша биография. Биография страны. И какая бы она ни была -

героическая, кровавая, позорная, такой теперь останется навсегда.

Война  более  многозначна,  чем  мир.  Для одних - это  подвиг,  мужество,  героизм,  для

других - позор, кровь, смерти тысяч ни в чем не повинных людей.

Будем  же  правдивы  перед  собой  и  историей,  не  станем  смешивать  святое  и  грешное,

низменное и высокое. Всего хватало на этой войне, как, впрочем, и на десятках других.

Люди боятся войны, проклинают ее и вновь воюют. Самое таинственное во всем этом -

начало.

Как начинаются войны?
Нас  отделяет  пятьдесят  семь  лет  от  22  июня  1941  года,  но  мы  до  сих  пор  исследуем

причины ее возникновения, препарируем события, ищем ответ на вечный вопрос: кто и как?

Как же начиналась афганская война? Кто ее начинал?
Сегодня  это  уже  доподлинно  известно:  десантники  генерала  Ивана  Рябченко,

«мусульманский  батальон» и  две  таинственные  группы  Комитета  госбезопасности  под
кодовым названием «Зенит» и «Гром».

О «мусульманском  батальоне» сказано  достаточно,  о  десантниках  написал  книгу  сам

Рябченко, а вот о группах «Зенит» и «Гром» не известно почти ничего, за исключением разве
что  фамилий  первых  героев  да  нелепых,  вздорных  и  зачастую  грязных  выдумок  об  их
действиях на афганской земле.

Марк  Урбан,  автор  книги «Война  в  Афганистане»,  на  которую  так  часто  ссылаются  в

нашей  печати,  утверждает: «27  декабря… к  вечеру  парашютисты  двинулись  к  центру
Кабула. В 19.15 местного времени они вошли в министерство внутренних дел и разоружили
его сотрудников. Другая группа… достигла дворца Дар-уль-аман».

Если  бы  так  просто - пришли  и  разоружили.  Нет,  никто  не  складывал оружия.

Министерство было взято штурмом.

Что  же  касается «другой  группы»,  то  десантники  действительно  достигли  дворца  и

даже,  в  азарте  боя  перепутав  своих  с  чужими,  вступили  в  перестрелку  с «мусульманским
батальоном», переодетым в афганскую форму.

Но к тому времени дворец уже был захвачен. Кем? Группами «Гром» и «Зенит».
«Гром» - это  и  есть,  по  существу,  группа «А», «Зенит» состоял  из  сотрудников

региональных управлений КГБ, прошедших диверсионную подготовку.

БОЙЦЫ ДЛЯ «ЗЕНИТА»

В «УАЗ» начальника  кафедры Высшей  школы  КГБ  полковника  Бояринова  набился

добрый  десяток  преподавателей.  Переезжали  с  одной  учебной  точки  на  другую.  Пешком
шагать не хотелось - ночь, темнота, лес, под ногами сыро. Потому и решили - лучше плохо
ехать, чем хорошо идти.

«Гриша»,  как  звали  между  собой  начальника  кафедры  преподаватели,  сидел  впереди,

на  месте  старшего  машины.  Ехали  долго. «УАЗ» петлял  в  темноте  лесными  дорогами,
выхватывая  лучом  фар  то  белые  стволы  берез  у  обочины,  то  глухую  черноту  чащобы,  то
кустарник прямо на пути. Офицеры уже поглядывали на часы: по времени должны были бы
приехать.

- Заблудился  Гриша, - шепнул  чуть  слышно  кто-то  из  молодых  преподавателей, - во,

хохма будет…

- А ты сам на его место сядь, хохмач! - вступился за Бояринова другой.
И опять ночь, размытая дождями, едва приметная дорога.
Бояринов, до этого, казалось, дремавший, встряхнулся, наклонился к водителю:
- Потише,  Вася.  Сейчас  будет  маленький  поворотик,  ты  прижмись  к  левой  стороне  и

тормозни на минутку.

- Что, Григорий Иванович, - пошутили в машине, мину заложили?
Полковник  не  ответил. «УАЗ» притормозил,  остановился.  Бояринов  открыл  дверцу,

вгляделся в темноту, удовлетворенно вздохнул:

- Тут,  моя  птичка,  тут,  родимая,  на  гнезде  сидит.  Уже  яйца  отложила.  И  кивнул

шоферу: - Трогай потихоньку, только не газуй. Спугнем.

Автомобиль  качнулся  и  почти  бесшумно  пополз  вперед.  В  салоне  притихли.  Вот  так

Гришка!

За поворотом выехали на знакомую опушку.
- Все, ребята, выгружайся, - сказал Бояринов, - третья учебная точка. Как заказывали…

А  ты,  Анатолий  Алексеевич, посиди  пока, - обратился  он  к  преподавателю  кафедры
Набокову, дело есть.

Набоков смотрел, как, удивленно озираясь на Бояринова, вылезают из «УАЗа» молодые

преподаватели.  Они  считали,  что  Гриша  заблудился.  Невежды.  Гриша  не  мог  заблудиться.
Гриша - бог  в  ориентировании,  видит,  будто  сова,  в  темноте.  И  ее,  как  книгу,  наизусть
читает.

Откуда  это  у  него?  С  войны.  Партизанил,  воевал,  командовал  школой  снайперов,

готовил диверсионные группы для заброски в тыл, сам не раз летал за линию фронта.

- Толя! - Бояринов повернулся к Набокову. - Мы возвращаемся в Москву.
- То есть как - в Москву? А учения, Григорий Иванович?
- Учения закончатся без нас.
- Что-нибудь случилось?
- Как  тебе  сказать. - Бояринов  замолчал,  потер  тыльной  стороной  ладони  отросшую

щетину. - Хотелось  бы  верить,  что  ничего  серьезного  не  произошло.  В  общем,  надо  нам
переделать учебную программу.

- Увеличить курс?
- Нет, сократить. Нынешний набор мы выпускаем не в августе, а июне.
- А дальше?
- Спецзадание. Афганистан.
- Афганистан? - удивился Набоков. Столь неожиданно прозвучало имя далекой страны,

что он с трудом попытался вспомнить ее очертания на карте.

- Завтра жду твоих предложений по программе.
… Вернувшись  в  Москву,  они  засели  за  перекройку  учебного  курса.  Пересчитали,

перелопатили,  отвели  побольше  часов  на  боевые  темы,  такие,  как  разведка  в  заданном
районе, в городе, организация засады, налета. В общем, готовились учить слушателей тому,
что надо на войне.

Пролетели  недели  подготовки,  и  поступила  команда:  отобрать  людей  для «Зенита».

Такое условное наименование получило подразделение.

Приехал  генерал,  он  был  немногословен.  Повторил  то,  что  уже  знал  каждый,  и  в

заключение разговора спросил, кто не готов к выполнению спецзадания. Зал не шелохнулся.

- Значит, все готовы! - подвел итог представитель руководства КГБ.
Однако  у  Бояринова  и  его  кафедры  было  свое  мнение.  Сформировав  мандатную

комиссию и рассмотрев каждого слушателя, взвесив все «за» и «против», они отвели десять
кандидатур.

Тогда впервые в своей жизни Набоков увидел, как плачет мужчина, офицер, сотрудник

КГБ.  Его  отвели,  потому  что  посчитали  психологически  не  готовым  к  возможным  боевым
нагрузкам.

Все  десятеро  атаковали  кабинет  Бояринова  с  раннего  утра,  просили,  умоляли,

доказывали,  но  начальник  кафедры  был  непреклонен.  За  некоторых  пытались  просить
преподаватели,  восприняв  неприступность  Григория  Ивановича  как  излишнюю  строгость
или даже упрямство.

Пройдут  считанные  месяцы,  и  жизнь  преподаст  жестокий  урок,  подтвердив  правоту

Бояринова.

Случилось  так,  что  первый  состав «Зенита» закончил  командировку  в  сентябре.

Началась  постепенная  замена.  Однако  людей  не  хватало,  и  решили  пренебречь  выводами
бояриновской комиссии. Рассудили так: мол, чего просевать, отбирать - все офицеры КГБ, не
один раз проверены в деле. И на второй заход в состав группы были включены сотрудники,
отведенные «мандаткой». Они и оказались в самом пекле - на штурме дворца Амина. Двое из