Файл: Михаил Болтунов - «Альфа» - Смерть террору (Командос) - 2003.pdf

них погибли, третий тяжело ранен и умер по дороге в Союз. Четвертый попал в Афганистан
позже и тоже получил тяжелое ранение.

Совпадение?  Вряд  ли.  Говорят,  полковник  Бояринов  хорошо  разбирался  в  людях.

Стоило  ли посылать  тех  офицеров  в пламя  войны?  Нет,  конечно.  Наверно,  нашлось  бы  для
них  дело  и  дома.  Но  все  это  станет  известно  позже,  когда  уже  и  Григория  Ивановича  не
будет в живых.

А в июле 1979 года «Зенит-1» убыл в Афганистан. Возглавил группу кандидат военных

наук,  доцент,  полковник  Григорий  Иванович  Бояринов.  Возвратился  он  оттуда  в  сентябре.
Тогда  же  у  них  с  Набоковым  состоялся  обстоятельный  разговор,  и  Анатолий  Алексеевич
сказал,  что  готов  поехать  на  смену  начальнику  кафедры.  И  даже  пожаловался:  мол,
преподаватели и помоложе уже съездили, а он все никак.

Бояринов усмехнется и по-отечески положит ему ладонь на плечо:
- Не спеши, Толя. Чует моя душа - Афганистана нам надолго хватит. Горько это звучит,

но боюсь, что надолго.

И грустно добавит:
- Поверь мне, старику…

ПРАВАЯ РУКА «ВЕЛИКОГО УЧИТЕЛЯ»…

Сотни советских и зарубежных журналистов и исследователей пытались найти ответ на

вопрос,  который  действительно  волнует  мир  до  сих  пор:  как  Бабрак  Кармаль  из
Чехословакии попал в Кабул? У кого только не пытались выведать этот секрет - у советских
дипломатов,  генералов,  партийных  и  правительственных  деятелей… Наверное,  многие  из
них  и  рады  бы  рассказать,  да  нечего.  И  для  них  стремительное  перемещение  афганского
лидера из страны в страну оставалось и остается тайной.

Ну  а  сам  Бабрак?  Неужто  за  эти  годы,  особенно  когда  он  был  смещен  со  всех

партийных  и  государственных  постов  и  жил  в  Советском  Союзе,  не  нашлось  человека,
который бы попытался выведать сокровенное?

Пытались. И неоднократно. Задавали вопрос напрямую, что называется, в лоб, самому

Бабраку Кармалю. Вот один из диалогов:

БАБРАК: Какой бы дорогой я ни вернулся домой, это была воля моей партии…
КОРР.: И все же как это оказалось исполненным технически ваше возвращение?
БАБРАК: Конечно, я не мог проехать через Пакистан или Иран. Оставался один путь:

через  Москву  и  Ташкент.  Как летел  и  на  чем  это  уже  детали,  в  которые  я  не  хотел  бы
вдаваться.

Бывший афганский лидер сказал правду - его путь действительно лежал через Москву и

Ташкент.

Что же касается деталей, то рассказать о них читателям хотелось бы подробнее.
… Декабрь семьдесят девятого выдался в Москве слякотным и мокрым. Восемь бойцов

группы «А» во главе с Валентином Ивановичем Шергиным, поднятые  утром по тревоге, на
автобусе  подъезжали  к  зданию  Первого  главного  управления  (ПГУ)  КГБ. «Пазик»,  шлепая
шинами, словно галошами, подкатил к центральному выходу.

- Ого! Смотри-ка, ребята, как встречают! - удивился Изотов.
Ребята  прильнули  к  окнам:  на  стоянке  их  ждали  черные «Волги».  Тут  же  из  машины

вышли двое в штатском и направились к автобусу. Шергин спрыгнул с подножки, доложил о
прибытии.

- Занимайте места, - поступила команда, и «альфовцы» расселись по машинам.
«Волги» резко взяли с места. Мелькали знакомые московские улицы. Хозяева, которые

сидели  за  старшего  в  каждой  машине,  молчали,  как-то  по-особому  заинтересованно
разглядывая пробегающие  за  окном  картины.  Помалкивали  и  гости:  в  таких  случаях
расспрашивать не принято.

Машины  устремились  по  дороге  из  Москвы.  Поворот,  другой - и  уже  вдоль  бетонки

серый голый лес, бесснежный,  угрюмый. Повертелись еще с полчаса и  уткнулись в ворота.
За небольшим забором уютная дачка, чисто выметенные дорожки, кучки пожухлых листьев
под деревьями, оставшиеся как память о прошедшей осени.

Их  проводили  в  дом.  В  одной  из  комнат  за  столом  сидел  толстый  мужчина,  шумно

прихлебывал  чай  из  блюдечка.  Познакомились,  фамилия  и  имя  мужчины  не  говорили
ровным счетом ничего: Борис Чичерин. Чувствовалось, что этот толстяк добрый и радушный
человек.  Он  тут  же  пригласил  всех  к  столу,  угостил  чаем,  бутербродами.  От  улыбки
Чичерина  стало  как-то  спокойнее,  ушло  напряжение,  в  котором  с  самого  утра  находились
бойцы  группы «А».  Ведь  никто  и  словом  не  обмолвился,  зачем  их  подняли  по  тревоге,
вызвали  в  Первое  главное  управление,  отвезли  в  подмосковный  лес.  Оставалось  только
теряться в догадках.

Ждать  пришлось  недолго.  Появился представитель  руководства  Первого  главка,

поздоровался  и  в  нескольких  словах  объяснил  задачу:  охранять  людей,  которые  будут  им
представлены.  Охранять  днем  и  ночью,  беречь  пуще  собственной  головы.  И  добавил  после
паузы: «Это большие люди, о которых пока не знает и не должен знать мир».

Мир  и  вправду  еще  не  знал  опальных,  бежавших  от  гнева  Амина,  Ватанджара,

Анахиту, Нура. Редко кто слышал за пределами Афганистана и о Бабраке Кармале, хотя он
был соратником Тараки, одним из создателей НДПА, секретарем ЦК, а с 1976 года послом в
Чехословакии.

Впервые увидели их и бойцы группы «А». Трое мужчин и женщина вошли в комнату,

остановились.  На  полшага  впереди  оказался  человек  с  темным,  словно  загоревшим  до
черноты  лицом,  с  большим  горбатым  носом,  с  черными,  как  маслины,  глазами.  Был  он
широк в кости, плотен телом. Одет в европейский, отменно сшитый костюм.

Борис Чичерин представил гостя:
- Бабрак Кармаль!
Непривычное словосочетание. Изотов повторил про себя имя и фамилию афганца: как

бы не забыть, не дай бог.

- А  это  Нур  Ахмад  Нур, - назвал  Чичерин  следующего,  стоявшего  за  спиной  Бабрака

высокого, почти лысого, но еще молодого мужчину. - Он учился у нас, знает русский язык.

Нур  смущенно  кивнул,  соглашаясь,  и  узкая  щеточка  седых  усов  над  верхней  губой

обозначила слегка заметную улыбку.

- Анахита, - продолжал Чичерин, указывая чуть заметным движением руки на смуглую

женщину  с  темной  косой,  уложенной  вокруг  головы.  Она,  как  Бабрак  и  Нур,  была  в
европейском костюме. Надо сказать, что никто не заметил улыбки или тени смущения на ее
лице. Чувствовалось, что Анахита горда и своенравна. Борис потом объяснил: она из богатой
семьи,  получила  хорошее  образование,  всегда  оставалась  ярым  приверженцем  и  самым
преданным  другом  Бабрака.  Когда  его  будут  снимать  со  всех  постов,  Анахита,  одна  из
немногих, встанет на защиту генсека.

Рядом  с  Анахитой - высокий,  поджарый,  в  отличие  от  остальных  со  светлой  кожей

лица, молодой человек. Смоляные волосы да черные усы выдавали в нем афганца, а строгого
покроя  френч - военного.  Ватанджар  действительно оказался  профессиональным  военным,
танкистом, героем Саурской революции. Оказывается, его боевая машина и сейчас стоит на
площади  перед  дворцом.  Он  в  апреле  1979  года  на  своем  танке  возглавил  ударный  отряд,
двинувшийся  из  Пули-Чархи  в  город,  и  первым  вступил  в  бой  с  национальными
гвардейцами, охранявшими президентский дворец.

А теперь - здесь, в Подмосковье, на секретной даче, подавленный и растерянный.
Что  там  у  них  происходит,  если  секретари  ЦК,  герои,  скрываются  за  тысячи  верст  от

дома?  Называется,  свершили  революцию.  Говорят,  река  Кабул  сегодня  красна  от
человеческой крови. Неужели правда?…

- Вот,  пожалуй,  и  все,

-

подвел  итог  представитель  командования.  Теперь

распределитесь, кто за кого отвечает. Осваивайтесь. Ждите команды.

Для  удобства  общения  и  пущей  секретности  афганцам  предложили  называться

русскими именами.

- Вот  Ватанджар, - взял  на  себя  инициативу  Чичерин.  Мухаммед  Аслан.  К  чему  тут

ближе Миша, Саша?

- Саша! - сказал кто-то.
- Хорошо, значит, Саша.
И  Борис  заговорил  на  дари - гортанно,  распевно,  видимо,  объясняя  афганцам

целесообразность  присвоения  русских  псевдонимов.  Те  согласно  закивали.  Дали  всем
русские имена и на том, собственно, закончили.

А  все-таки  непривычно  было  воспринимать  клекот  Чичерина,  распевающего

незнакомые  слова,  видеть  сверкающие  искры  в  черных,  глубоких  глазах  Бабрака,  слышать
тоненький,  почти  женский,  голос  танкиста  Ватанджара.  Как  дальше  сложится  судьба  этих
людей? Неспроста ведь они оказались на даче ПГУ, в лесу, под секретом. Каждому понятно,
что неспроста.

Осваиваться долго не пришлось. Подали машины: опять голые, продрогшие деревья за

окном,  продуваемый  всеми  ветрами  аэродром.  Так  неласково  провожала  их  Москва.  Но
Ташкент  встречал  ярким,  совсем  не  зимним  солнцем,  теплом.  Казалось,  вот-вот  у  взлетной
полосы  пробьется,  выстрелит  тонким  лучиком  зеленая  трава.  И  вновь  дача,  только  не
скромный  подмосковный  домик,  а  настоящий  дворец  в  миниатюре.  Дворец  первого
секретаря ЦК Компартии Узбекистана Рашидова.

Ужин  со  спиртным,  на  завтрак  пять  блюд  на  выбор,  красавицы-официантки

предупредительны,  скромны.  Ребята  бродили по  даче,  удивлялись  живут  же  люди.  Шутили
между собой, мол, поживем и мы когда-нибудь при коммунизме. Однако коммунизма на их
долю было отведено всего двое суток.

Новый маршрут пролегал над советско-афганской границей, над хребтами Гиндукуша,

и заканчивался в Афганистане, в Баграме. Здесь опальных министров и их охранников ждала
не шикарная вилла, а капониры, вырытые на краю аэродрома.

Недолгой  оказалась  баграмская  командировка  для  группы «А».  14  декабря  ужин

прервал  сигнал  тревоги.  Транспортный  самолет  без  опознавательных  знаков  был  подан
задней  рампой  почти  вплотную  к  капонирам.  Запущенные  двигатели  не  выключались.  В
облаке  пыли  и  песка  бойцы «Альфы» в  срочном  порядке  проводили  на  посадку  Бабрака
Кармаля,  Анахиту,  Ватанджара  и  Нура,  погрузили  их  вещи,  забросили  собственное
снаряжение.

Самолет  взлетел  и  стал  резко  набирать  высоту.  В  салоне  стала  ощущаться  нехватка

кислорода, пассажиров пригласил к себе в кабину командир корабля.

Восемь  бойцов  группы «А»,  четверо  афганцев,  экипаж  в  пилотской  стало  тесно.  Все

молчали. Никто не знал и не мог ответить, почему так спешно покинули Баграм. Ясно было
одно:  что-то  не  сложилось,  сорвалось.  Куда  летят  Бабрак  и  другие  изгнанники  родины,
суждено  ли  им  вновь  когда-нибудь  увидеть  мудрые  седые  вершины  Гиндукуша,  редкие
кишлаки, словно стадо барашков, сбегающие в долину по темным отрогам, голубые, тонкие,
как вены ребенка, горные реки?…

За что Аллах так покарал их? Для того ли они готовили революцию, сидели в тюрьмах,

чтобы  кровожадный  Амин  правил  страной.  Почему  Кармаль,  один  из  создателей  партии,
правая  рука «великого  учителя» Нура  Тараки,  как  одинокий  дервиш,  скитается  по  дорогам
Европы.  По  совету  русских  товарищей  Бабрак  записал  на  пленку  обращение  к  народу.  Там
были  прекрасные  слова: «После  жестоких  страданий  и  мучений  наступил  день  свободы  и
возрождения всех братских народов Афганистана. Сегодня разбита машина пыток Амина и
его приспешников - диких палачей, узурпаторов и убийц…»

Нет,  не  наступил  день  свободы.  И  наступит  ли?  Кармаль  смотрел  вниз,  как  уплывает

под  крылом  родина.  Надолго  ли?  Возможно,  навсегда.  Его  родина,  его  боль  и  жизнь.
Смотрел и плакал.

ВРЕМЯ «Ч»

Что  же  произошло  12-14  декабря  в  Кабуле?  Почему  опальные  министры  во  главе  с

Бабраком  были  срочно  вывезены  из  Баграма?  Единства  в  оценке  тех  событий  нет.
Существует  две  версии.  Приверженцы  первой  считают,  будто  Амину  стало  известно  о
Бабраке  и  его  соратниках  и  потому  созрела  необходимость  их  срочной  эвакуации.  Вторые
уверены,  что  опасность  возникла  из-за  несостоявшейся  военной  операции,  назначенной
первоначально на эти дни.

Вряд  ли  представляется  возможным  сегодня  подтвердить  или  опровергнуть  первую

версию - Амина  давно  нет  в  живых.  Что  же  касается  операции,  то  таковая  действительно
готовилась.

…12 декабря майора КГБ Якова Федоровича Семенова, командира подгруппы «Зенит»,

расквартированной  в Кабуле,  вызвал  к  себе  генерал.  То  был  армейский  генерал,  десантник.
На совещании присутствовали также офицеры «мусульманского батальона».

Обсуждался  ход  операции,  о  которой  Семенов  имел  весьма  смутное  представление.

Генерал,  в  задачу  которого  входила  координация  действий «Зенита» и  армейских
подразделений, обратился к майору:

- Вашей группе предстоит выйти на объект. Время «Ч»…
Майор не удержался и, нарушив воинскую субординацию, перебил генерала:
- Какой объект, товарищ генерал?
Теперь пришло время удивляться генералу.
- Вы что, не знаете?
- Не знаю.
«Черт возьми, - подумал генерал, - опять нестыковка на границе ведомств».
- Вот здесь, смотрите, - и он указал Семенову на карту Кабула, - дворец…
- Ясно. А план его, силы, средства обороняющихся.
Генерал  ровным  счетом  ничего  не  понимал.  Советники  из  КГБ  дневали  и  ночевали  в

этом дворце, а в нужный момент их же майор ни хрена не знает. Однако генерал сдержался.
Майор тут был ни при чем.

- Ладно, - устало  сказал  генерал, - даю  два  часа  вам,  Семенов, думайте,  что  можно

сделать.

Совещание  закончилось.  Два  часа - не  ахти  какой  срок,  но  Яков  Федорович  кое-что

разведал:  у  противоборствующей  стороны,  как  любят  выражаться  тактики,  две  тысячи
гвардейцев,  11  танков,  причем  два  танка  закопаны  по  башню  прямо  у  ворот.  А  что  за
воротами, одному богу известно. Но, надо думать, двор тоже не пуст.

У Семенова две «шилки», шесть бронетранспортеров на 25 человек личного состава.
По живой силе соотношение 1: 100, по бронетехнике только безумец может сравнивать:

танк и БТР - все равно, что слон и моська.

Якову  Федоровичу  даже  показалось,  что  они  играют  в  детскую  игру  и  все  это

несерьезно. Но когда истекли установленные два часа и поступила команда: «По местам!» -
майор,  залезая  в  свой  БТР,  вдруг  отчетливо  понял:  история  нас ничему  не  научила - опять
противника «шапками закидаем».

В  тот  день  историю,  видимо,  припомнил  не  только  Семенов.  Дали  отбой.  Выступать

предстояло  лишь  через  сутки.  Но  Якову  Федоровичу  было  не  по  себе:  пошел  к  генералу,
попросился  в  город,  чтобы  получше  рассмотреть  объект,  который  предстояло  штурмовать.
Генерал  не  возражал.  Напомнил  только  об  осторожности.  Ну  уж  об  этом  мог  бы  и  не
говорить  армейский  командир  майору  госбезопасности,  преподавателю  спецкафедры
Высшей школы КГБ. Он сам учил осторожности и конспирации молодых офицеров.

Семенов, не теряя времени, переоделся - и в дорогу. «Покрутился» по Кабулу, разведал

подходы,  подъезды.  Потом  оставил  машину  и  пешком  обошел  вокруг  дворца.  И  еще  раз
убедился  в  мудрости  старой  армейской  заповеди:  если  есть  хоть  малейшая  возможность

провести рекогносцировку на местности, где предстоит воевать, ее надо использовать.

В разведданных все было указано точно: и количество танков, как зарытых в землю, так

и стоявших на других позициях, и силы гвардейцев, но данные эти касались только охраны
дворца.  А  рядом  с  дворцом  располагался  генеральный  штаб  афганской  армии.  О  нем  ни
слова.

Генштаб - не министерство сельского хозяйства. Там сильная охрана, средства ПВО, да

и офицеры-генштабисты наверняка умеют держать в руках оружие.

С этими  тревожными  мыслями  и  вернулся  Семенов  в  Баграм,  доложил  генералу.  Тот

выслушал майора хмуро и даже как-то обреченно. Но в конце спросил: «Ваше решение?»

Эх, кабы ему, майору Якову Семенову, решать, двинул бы он свои «броники» от греха

подальше. Только кто же послушается? Да и генерал, чувствуется, в тупике: то ли доложить
боится, как оно есть на самом деле, то ли в верхах его так же слушают, как он майора.

Давит,  наверное,  начальство  из  Москвы,  а  у  генерала  силенок-то  с  гулькин  нос.  Даже

если  все  подскрести - и «мусульманский  батальон»,  и «Зенит» до  последнего  человека, -
перевес  на  той  стороне  огромный.  Интересно,  кому  нужен  сей  кровавый  спектакль?
Положить ребят у стен дворца? Так это запросто, большого ума не надо.

Нет,  Яков  Федорович  понимал:  в  таком  спектакле  не  заинтересован  никто.  И  верно:

операцию  вновь  отложили. «Зенит» перебрался  в  Кабул,  расположился  неподалеку  от
«мусульманского батальона»

Внизу,  среди  редких  садов,  возвышался  дворец  Дар-иль-Аман,  новая  резиденция

Хафизуллы  Амина.  Он  был  виден  без  бинокля,  мощный,  с  крепкими  стенами,  опоясанный
серпантином серой бетонки.

Теперь  Семенов  каждый  день  ездил  на  совещания  в  посольство.  Прорабатывались

различные варианты взятия дворца.

От  совещания  к  совещанию  прибавлялось  количество  генералов.  Прилетел  генерал

Дроздов из Первого главного управления.

Надвигались серьезные события.

СПЕЦЗАДАНИЕ ПОЛКОВНИКА БОЯРИНОВА

Набоков  входил  в  автобус  последним.  Задержался  на  ступеньке,  еще  раз  оглянулся,

Бояринова  не  было.  Странно.  За  последний  год,  да  что  там  год - годы,  он  не  припомнит
случая,  чтобы  Григорий  Иванович  опоздал  к  служебному  автобусу,  который  каждое  утро
забирал их в условленном месте.

«Что-то  случилось, - тревожно  подумал  Набоков, - не  заболел  ли?» Он  вспомнил

недавние  учения,  двадцатикилометровый  марш,  который  прошел  Гриша  с  одной  из  групп
слушателей. Как-то не вязался вполне здоровый вид полковника со словом «болезнь».  Да  и
вчера они виделись. Бояринов был в отличной форме.

Набоков облегченно вздохнул, лишь когда увидел в кабинете начальника кафедры свет.

Он поднялся на свой этаж, в преподавательскую. Дверь бояриновского кабинета приоткрыта,
и в проеме Григорий Иванович. В гражданке: на нем водолазка, поверх нее джемпер.

Увидев Набокова, улыбнулся приветливо, кивнул: заходи…
- Что случилось, Григорий Иванович?
- Ничего не случилось, Толя. Изменилась обстановка. Мне надо ехать туда.
Набоков вопросительно смотрел, он все равно мало что понимал.
- Готовится серьезная операция. Я был вчера у начальника управления.
Он оторвал взгляд от разложенных на столе бумаг и виновато пожал плечами:
- Боюсь, как бы там ребят зря не положили. А я все-таки кое-что в этом петрю. Верно,

Анатолий Алексеевич?

Что  мог  ответить  Набоков:  верно.  Только  знать  бы - какая  операция.  Спрашивать  не

принято, раз не говорит. А может, и сам не знает.