Файл: 1. Философскоисторическая концепция Новалиса 4 "Золотой век" в творчестве Новалиса 9.doc
Добавлен: 08.11.2023
Просмотров: 82
Скачиваний: 2
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Содержание
Введение 2
1. Философско-историческая концепция Новалиса 4
2. "Золотой век" в творчестве Новалиса 9
3. "Третие царство" в рамках идеи о "золотом веке" 16
4. Анализ духовных песен с позиции "третьего царства" 19
Заключение 23
Список использованной литературы 24
Введение
Самым выдающимся писателем иенской школы был Фридрих фон Гарденберг, принявший литературное имя Новалиса (1772—1801). Его короткий творческий путь отмечен напряженными поисками. В сфере философии для Новалиса характерно движение от субъективного идеализма Фихте к пантеизму, мистически окрашенному, отдельными гранями соприкасающемуся с философией и Якоба Беме и Шеллинга, но также и Спинозы и Хемстерхейса.
Новалис в буржуазной Германии всегда считался воплощением «романтического поэта». «Чистый и возвышенный поэтический юноша» — таков был его образ. Новалис - не просто одна из важнейших фигур романтизма. Без Новалиса о немецком (да и вообще европейском) романтизме просто говорить невозможно. В этом заключается актуальность выбранной темы.
Движение Новалиса к русскому читателю было остановлено сначала Первой мировой войной, а затем революцией и последующими событиями. Нет необходимости говорить подробно о том, что в советский период Новалис не принадлежал к числу наиболее издаваемых зарубежных авторов. Официальное литературоведение толковало его совершенно в духе антологии Гербеля. Зато в послесоветское время начался настоящий ренессанс Новалиса. Были переизданы старые переводы (СПб, 1995), были опубликованы наконец и в России все переводы Вячеслава Иванова ("Лира Новалиса в переложении Вячеслава Иванова". - Томск, 1997), да к тому же была издана книга новых переводов лирики и поэтической прозы Новалиса в переводе Владимира Микушевича (Новалис. Гимны к ночи. - М., 1996). Таким образом, поэтический перевод Новалиса на русский язык идет уже более ста лет.
Цель работы – проанализировать понятие Третьего царства в духовных песнях Новалиса.
Задачи:
1. Рассмотреть философско-историческую концепцию Новалиса;
2. Проанализировать понятие "Золотого века" в творчестве Новалиса;
3. Охарактеризовать понятие "Третие царство" в рамках идеи о "золотом веке";
4. Провести анализ духовных песен с позиции "третьего царства".
1. Философско-историческая концепция Новалиса
Творческий подъем захватывает и в стихах и в прозе; в обоих текстах преобладает жизнеутверждение, мягкое, но неудержимое, как весеннее произрастание. Само имя Новалис великолепно характеризует лирическую атмосферу "могучей весны". По-латыни "novalis" означает пашню, новь. "Это мое старинное родовое имя, - писал поэт, - не совсем неподходящее для меня". Изобилие начинаний и замыслов достойно весеннего сева. Кажется, перед автором брезжит неисчерпаемое будущее. Трудно поверить, что через год, в марте 1801 г., автора не будет в живых, и еще труднее примириться с мыслью, что сам автор в глубине души не питает никаких иллюзий на этот счет, явственно предвидит скорый конец. В свои двадцать восемь лет Фридрих фон Харденберг хорошо знал, что такое смерть. Поэт принадлежал к нижнесаксонской знати. Уже хроники двенадцатого века упоминают господ фон Роде или де Новали (немецкий и латинский варианты фамилии, по значению своему связанной с корчеванием, с расчисткой леса под пашню). Длинный ряд предков должен был наводить ребенка на мысль, что ему предстоит занять свое место среди них - среди покойников. К тому же смерть во многом предопределила семейный уклад Харденбергов еще до рождения Фридриха. Отец поэта, барон Генрих Ульрих Эразм фон Харденберг, рано потерял свою первую жену. Эта утрата произвела глубокий переворот в его суровой и страстной душе. Он искал утешения в идеях гернгутеров, секты, проповедовавшей строгую нравственность. В этом духе барон фон Харденберг пытался воспитывать своих детей от второго брака, которых любил взыскательной, тревожной любовью. Его заботы не принесли семье счастья. Из одиннадцати детей только один сын, младший брат Новалиса, пережил других.
Надо сразу же отметить, что юный Новалис, росший в суровом и тихом доме, никогда не отличался мрачностью или угрюмым нравом. Правда, в детстве маленький Фридрих подолгу воспитывался вне родительского дома, и влиянию гернгутеровских проповедников противостояло влияние дяди Фридриха, Вильгельма фон Харденберга, человека высокопоставленного и вполне светского. Юношеская лирика Новалиса изобилует легкомысленными, подчас откровенно чувственными мотивами, и есть все основания предполагать, что Новалис пристрастился к такой тематике не понаслышке. В то же время Новалис остро чувствует, что его жизнь и жизнь отца как бы параллельны друг другу, как бы отражаются одна в другой, таинственно взаимодействуя. Это чувство было вскоре углублено роковым подтверждением. В 1797 г. умирает любимая невеста Новалиса, очаровательная юная Софи фон Кюн. Судьба отца, утратившего первую жену, повторяется в жизни сына. "Я потерял самого себя", - говорит он. Новалис решает принести себя в жертву своей любви, последовать за своей возлюбленной. Идея самоубийства всегда была ему чужда. Он стремится сознательным усилием воли постепенно погасить в себе жизнь, однако жизнь берет свое. В декабре 1798 года Фридрих фон Харденберг обручается с Жюли фон Шарпантье; предвкушая семейное счастье, Новалис делает успехи по службе. Он посещает лекции во Фрайбергской горной академии, в нем уже виден недюжинный горный инженер. Певец голубого цветка обнаруживает блестящие деловые способности, сослуживцы восхищены его практичностью, предприимчивостью, проницательностью. "Вы не знаете, какую утрату мы понесли!" - воскликнет начальник Новалиса, потрясенный безвременной кончиной многообещающего специалиста1.
В пятой главе романа "Генрих фон Офтердинген" в пещере отшельника Генрих листает рукописные книги: "...его любопытство сильно волновали короткие строки стихов, надписи, отдельные отрывки, изящная живопись, как бы слово, явленное кое-где во плоти, подспорье для читательской фантазии". Новалис тонко улавливает поэтический дух средневековой, романско-готической миниатюры, которая никогда не была иллюстрацией в современном понимании. Насыщенная многообразным смыслом, средневековая миниатюра выступает в рукописи именно как слово, явленное во плоти; подчас это даже не живопись, это, так сказать, словопись, при которой текст иногда играет вспомогательную роль надписи, смысловой иллюстрации. В совершенных произведениях живопись и текст сочетаются как различные проявления творческого Слова. Подобное произведение попадается в романе Генриху. Генрих не понимает языка, на котором написана книга, однако, всматриваясь в рисунки, он вдруг распознает самого себя "среди других обликов": рисунки являют Генриху всю его жизнь, прошлую и будущую; в них как бы сбывается сон, поразивший Генриха в начале романа. Отшельник объясняет юноше, что книга написана на провансальском языке: "Это роман, и описывается в нем чудесная судьба поэта, а также в разных отношениях представлено и прославлено поэтическое искусство". Следовательно, перед Генрихом тот апофеоз поэзии, которым должен был стать сам роман "Генрих фон Офтердинген", как писал Новалис Тику. Внутри самого романа завязываются сложнейшие отношения между вымыслом и жизнью. Оскар Уайльд сказал бы, что и в представлении Новалиса жизнь подражает искусству. Однако поэтическая мысль немецкого романтика глубже и богаче. Генрих не может подражать в своей жизни роману, содержание которого остается для него тайной: провансальский язык, язык поэзии, еще неведом Генриху. Его судьба не повторяет романа, не задана и не предсказана, а разве что предвосхищена многообразием поэтического вымысла, включающего в себя и отдельную человеческую жизнь среди разных своих отношений. Русский романтик Жуковский подытожил эти отношения с достаточной отчетливостью: "Жизнь и Поэзия - одно".
Провансальский роман - тайна для Генриха также и потому, что конец романа отсутствует. Этим обстоятельством предвосхищена судьба самого Новалиса: роман "Генрих фон Офтердинген" тоже не дописан до конца. Еще недавно преобладало мнение, будто фрагментарность органически присуща творческой манере Новалиса, замыслы которого не рассчитаны на окончательное завершение.
Действительно, Новалиса нельзя себе представить без фрагментов, составляющих в общем и в целом его наследие. Волей-неволей мы привыкли оценивать фрагменты Новалиса как особый жанр, чрезвычайно выразительный, хотя детальное изучение архивов показывает, что Новалис далеко не всегда думал фрагментами вопреки известному утверждению Фридриха Шлегеля: "Его мысли - стихия. Его тезисы - атомы". Теперь выясняется, что большинство фрагментов представляют собой наброски к произведениям, задуманным как вполне законченные. С другой стороны, Новалис предназначал все свои произведения для одной грандиозной книги, для некоей новой научной и художественной Библии в стихах и в прозе, и с этой точки зрения у Новалиса нет законченных произведений.
Новалис является тем живым, что связывает нас с романтизмом. Это первый предтеча перед последним проникновением в тайну Мировой Души, которое и покажет связь между Красотой и Религией. (Может быть, Ибсен в "Когда мы, мертвые, воскреснем" именно ставит упрек в непонимании Души Мира).
В Новалисе намечаются возможности христианского поэта нового времени. Но в нем научились видеть не только носителя романтической идеи, понятой как положительная ценность, но и одного из крупнейших поэтов.
Гёте сказал про Новалиса: "Он не был императором, но он мог бы быть им". Эти слова, так как и вообще многое о Новалисе, были для всех загадкой. Думается, что Гёте подразумевал в своих словах то, что делает истинным Поэтом, именно: совмещение необыкновенного ума (материал для большого мыслителя в фрагментарном виде оставил очень много ценного в этой области) - с детской умилительной религиозностью; рядом с этим - романтическая мечтательность, но которая приобретает аллегорический, часто символический характер - или оккультный, то есть аллегория, для уразумения которой необходимо углубиться в оккультные творения.
Очерк его биографии показывает связь его жизни с миросозерцанием.
В умершей невесте Софии он видит один из образов Мировой Души, его любовь к ней слита с любовью к Премудрости Божьей, Софии. После смерти невесты он проводит остальное время жизни в грусти по ней и радости свиданий в то время, когда ему казалось, что она с ним.
Новалис воспринял Фихте и его идеализм, но он пошел дальше, и он является "плохим" фихтеанцем. Он и идеалист, и реалист. Он называет свое мировоззрение магическим идеализмом.
Его идеал - теургический идеал.
Идеалисту кажется только иллюзией отношение между микрокосмом и макрокосмом. Но Новалис знает, что для Бога нет разницы между макрокосмом и микрокосмом и что эта разница не существует также и для просветленного человека. Новалис реалист и знает реально, что Земля - тело Христово, которое Христос, по воскресении, Сам отдал и скрыл в недра земли, в пещере, которую закрыл камнем. Этого камня отодвинуть никто не может, и когда тело Христово освободится, тогда будет Жена, облаченная в Солнце, - будет Христос с Софией.
Новалис - истинный реалист идет a realibus ad realiora.
В настоящее время мы видим в прагматизме нечто отвечающее многим современным запросам. Согласно прагматистам мир пластичен. Он сминается под прикосновением человеческого духа, это происходит посредством внутренней работы человеческой монады; но для этого необходима вера. Общее у Новалиса с прагматистами - его чаяние преобразить мир через воздействие человеческого духа и их идея пластичности мира. Но Новалис говорит более точно, более глубоко и вместе с тем боле недоступно. Для прагматистов, как и для Новалиса, важен внутренний опыт. Это же понятие внутреннего опыта - общий исходный пункт Новалиса и современных искателей (через религиозное постижение личности человеческого я). Другое общее у Новалиса с ними: отношение к земле и плоти, к Небу и земле. Общий протест против аскетизма в старом понимании христианства. Хотя правоверный католик (оставшийся официально протестантом), Новалис не удовлетворяется обычным, внешним понятием о христианстве2.
2. "Золотой век" в творчестве Новалиса
Старина привлекала Новалиса, который часто взывает к ней на страницах своих поэтических и философских сочинений, так что Новалису даже приписывали идеализацию старины, хотя такое утверждение вряд ли справедливо. Исследования Ганса-Иоахима Мэля убедительно доказывают, что старина и детство в творчестве Новалиса связаны с предвкушением золотого века. "Детям сопутствует золотой век", - писал Новалис. Так истолковывается странный образ ребенка, верного старине. Образ этот восходит к знаменитой четвертой эклоге Вергилия, над переводом которой Новалис работал.
Предполагается, что ни одно стихотворение в мировой поэзии не вызвало такого количества толкований, как эта эклога. Написанная в 40-41 гг. до Рождества Христова, эклога воспевает рождение некоего младенца, при котором на землю возвратится золотой век. Некоторые строки Вергилия перекликаются с ветхозаветной Книгой пророка Исайи, так что христианские интерпретаторы эклоги были уверены в том, что Вергилий предсказал и прославил Рождество Христово. Современные интерпретаторы указывают на предполагаемые иранские и египетские источники эклоги. Сам Вергилий ссылается на прорицания Кумской Сивиллы. Очевидно, Вергилию были хорошо знакомы и "Сивиллины книги" восточного происхождения, в которых могла присутствовать и ветхозаветная традиция. Не вызывает сомнений одно: в четвертой эклоге Вергилия золотой век - это будущее человечества, тождественное мифическому блаженному прошлому. Между тем у Новалиса, напротив, прошлое, старина если не просто отождествляется с будущим, то приобретает существеннейшие черты утопического грядущего. Иными словами, Вергилий судит о будущем по мифическому прошлому, тогда как Новалис об историческом прошлом судит по утопическому будущему.
Разумеется, подобный сдвиг в духовной жизни нельзя приписать собственно Новалису. Этот сдвиг произошел по меньшей мере за полтора тысячелетия до рождения Новалиса, наряду с другими глубокими потрясениями резко обособив традицию западного христианства, отделив ее от античной традиции. Уже первые христианские интерпретаторы Вергилия допускают смещение исторических акцентов, усматривая в блаженном прошлом земной рай, всего лишь прообраз грядущего царства Божьего. При этом прошлое и будущее в принципе переосмысливаются. Для Вергилия прошлое снова и снова без конца возвращается, совпадая с будущим в круговороте истории, так что в историческом процессе доминирует прошлое. В христианской традиции история приобретает линейную направленность, прошлое неповторимо, оно разве только отчасти предвещает будущее, которое доминирует в историческом процессе как его цель. В девятнадцатом веке Ницше, ополчаясь против исторического прогресса, пытался возродить идею античного круговорота, противопоставляя христианству новое дионисийство. В этом смысле Новалис - антипод Ницше. Новалис вовсе не пытается вернуть прошлое, идеи реставрации нисколько не прельщают его. Конструируя утопическое будущее, Новалис ищет в прошлом предвестий и подтверждений для него, поэтизируя старину в духе народных сказаний и чаяний. Своеобразие Новалиса-утописта заключается в том, что его утопия - утопия поэтическая; она устанавливает гармонию, в которой "Жизнь и Поэзия - одно", так что прошлое, настоящее и будущее творчески сочетаются как части единой поэмы.