Файл: Уральский федеральный университет Имени первого Президента России Б. Н. Ельцина Институт гуманитарных наук и искусств Департамент Факультет журналистики .doc
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 09.11.2023
Просмотров: 174
Скачиваний: 2
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Эмоциональность
Как мы уже отмечали ранее, в силу своих психологических особенностей, женщины воспринимают окружающий мир более эмоционально. В этом, а так же в том, что женщинам в большей степени свойственно обращать внимание на детали, а также проявлять сочувствие к окружающим, даже в экстремальной ситуации, мы неоднократно убеждались на примерах. Однако эмоциональная составляющая авторской позиции по-разному проявляется у разных журналисток.
Так, например, Марина Ахмедова в «Женском чеченском дневнике» пытается, будто бы примерить эмоции Натальи Медведевой, и передать их образным, выразительным языком. При этом Ахмедова мастерски воспроизводит и сугубо «фотографическое» восприятие Медведевой, и ее эмоции, и эмоции окружающих ее персонажей. Поскольку повесть Ахмедовой в большей степени, нежели другие, выбранные нами материалы, тяготеет к публицистике или даже художественной литературе, эмоциональная составляющая в ней не то чтобы зашкаливает, но, кажется, превалирует.
Эмоции главной героини переданы во всей полноте: от вопля в небеса «На хуя мне все это?! Вернусь в общагу, буду смотреть телевизор!»128 до почти хладнокровного «Наташа поднялась на третий этаж и поскользнулась на чьем-то мозге. Она несколько раз шаркнула ногой по полу, чтобы очистить подошву»129.
Эмоции выражаются в репликах персонажей, а иногда становятся почти самостоятельными участниками событий:
«Был страх, убивающий все звуки вокруг, – темно-серый. Его, скорее, можно назвать предчувствием опасности. <…>
Был страх второй – светло-серый, незначительный. Когда не можешь объяснить, что не так, но жопой чувствуешь – что-то не так. И пытаешься убраться от этого места подальше, потому что твоя жопа начинает жить обособленно от тебя, превращается в тепло-чувствительный орган, который определяет, где холодно, а где – горячо»130.
Страх, который переживает журналистка, оказавшаяся в «горячей точке» бывает разный и каждый отдельный репортер по-разному реагирует на ужасы войны, с которыми сталкивается во время работы. Рада Боженко рассказывала о своей командировке в Чечню:
«Когда начиналась перестрелка, не было страшно – только громкий треск вокруг, как будто салют. Помню, мы лежали в военной палатке во время ночной перестрелки, и мой коллега спросил: - А ты знаешь, на чем мы лежим? Оказалось, что на ящиках с боеприпасами. Тогда стало страшно, потому что если рванет, то все, конец. Но это был не панический ужас, а какое-то оцепенение».
Эмоционально воспринимая реальность, женщина журналист, как ни парадоксально, но несколько абстрагируется от собственных эмоций, чтобы потом выразить их в тексте или фотографии. Об этом «эмоциональном ступоре» пишет Ахмедова, рассказывая, как в размазанных по полу мозгах и валяющемся ботинке Наташа Медведева высматривала композицию для фотографии. Однако потом, в мирной жизни, пережитое на войне возвращается и к журналистам. Так, например, глаза Рады Боженко наполняются ненавистью, а голос становится металлическим, когда первую чеченскую кампанию называют контртеррористической операцией, а не войной. Так, героиня «Женского чеченского дневника» Ахмедовой Наташа Медведева, жалуется Марине: «Зачем ты мне все это напомнила?»
«Как будто она забывала...»131
«Вторая чеченская» Анны Политковской - произведение менее художественное и более документальное. Эмоции автора выражаются в неком праведном гневе и горькой холодной иронии. Менее экспрессивный стиль повествования, между тем, не снижает эмоциональной нагрузки:
«Канун лета 2002 года, 33 й месяц второй чеченской войны. Беспросветность и непроглядность – во всем, что касается ее финала. «Зачистки» не прекращаются и похожи на массовые аутодафе. Пытки – норма. Бессудные казни – рутина. Мародерство – обыденность. Похищения людей силами федеральных военнослужащих с целью последующей рабо– (живыми) и трупо– (мертвыми) торговли – тривиальный чеченский быт»132.
Эмоции героев, лиц войны, вполне передают одни их слова, прямая речь, которую автор поддерживает, описывая движения, выражения глаз – потому что не может не написать об этом, так как видит все это своими глазами, сопереживает и обязан донести до общественности. Эмоциональное состояние человека, находящегося «под обстрелом», показывает, какую травму, не только физическую, но и психологическую получает каждый, кто попал в «мясорубку»:
«Градовый» залп долго свистит, шипит и вертится. Однако если ты его уже слышишь, значит, мимо, и смерть хоть и ходила близко, но сейчас выбрала другого. И ты смеешься… «Град» превращает и тебя в бесчеловечную тварь, научившуюся радоваться чужому горю.
Черту подводит мальчик, уютно, вопреки обстоятельствам, примостив голову на кочку травяного кустика, как на подушку:
–Глухие ничего этого не слышат. И поэтому не боятся»133.
Со временем эмоции притупляются – защитная реакция человека на постоянный ужас. Отсутствие эмоций в голосе тех, кто проходит через ад, заставляет стороннего наблюдателя недоумевать и производит не меньшее впечатление, чем эмоциональный рассказ. Когда геноцид становится привычным – это тоже эмоция, страшная в своей абсурдности:
«– Нас обзывали грязными чичами, обезьянами, черными тварями, быдлом, моджахедами, которых надо резать, чабанами… Говорили, что чеченцы всю жизнь пасли баранов и они нам устроят возврат к пастушьей жизни. Вопили, что раз мы чеченцы – значит, во всем виноваты… – вспоминает Шудди Зайраев, элегантный юноша с манерами героя‑любовника. Он – Сильвио из «Труффальдино».
Шокирует, что в его рассказе нет ни тени изумления. Только констатация. Их эмоции перегорели еще в Чечне – студентов в студию «Нахи» набирали по беженским лагерям и в Грозном, а там ведь теперь живут особые люди – привыкшие к геноциду больше, чем к завтраку»134.
Порой, простая фраза, не дополненная авторскими ремарками, врезается в разум читателя, передает всю эмоциональную нагрузку:
«- Сапер, снявший 200 «растяжек», уже не должен работать. Он бдительность теряет. У нас так Денис погиб»135.
Эмоции же автора могут, например, быть выражены и в небольшом, на первый взгляд не имеющим отношения к теме, замечании после эмоционально воздействующих, жутких фактов, которые сами по себе являются доказательством страшной жестокости:
«Лежал в центре мальчик, которого дегенераты насиловали, а потом хладнокровно добили. У другого была профессионально вырезана роговица глаза. <…> Кстати, когда по чеченскому телевидению идут художественные фильмы, где имеются интимные сцены, они (сцены_ ретушируются. Коран не позволяет…»136
Женщина-журналист благодаря своему эмоциональному восприятию тоньше и ярче видит эмоции других людей. Благодаря эмоциональной подаче она в очередной раз пытается, наверное, воззвать к человеческому разуму и убедить людей в «неправильности» войны. Эмоции заставляют сопереживать, оценивать происходящее с точки зрения простых людей. Эмоциональная составляющая женской журналистики экстремальных ситуаций приближает читателя к трагедии войны.
Итак, мы, используя публикации «экстремальных» журналисток, «опробовали» первоначальную гипотезу о том, что женскую журналистику экстремальных ситуаций отличает специфическая авторская позиция. Проанализировав тексты женщин-журналистов, посвященные боевым действиям на Северном Кавказе, мы убедились, что их авторская позиция обладает своей спецификой. Кроме того, мы увидели, что составляющие женской авторской позиции присутствуют у каждого из анализируемых авторов, однако приобретают и индивидуальные формы выражения.
Заключение
Женская журналистика экстремальных ситуаций как самостоятельный «подвид» ЖЭС и журналистики в целом все чаще интересует и теоретиков, и практиков. Уже имеющиеся исследования и работа, проделанная нами, позволяют с уверенностью заявлять о том, что женская экстремальная журналистика действительно выделяется из общего информационного потока, транслируемого современными средствами массовой коммуникации.
Для подтверждения первоначально сформулированной гипотезы – женская экстремальная журналистика имеет существенные различия с мужской, которые, прежде всего, связаны с особенностями восприятия войны и особенностями формирования авторской позиции, – мы выполнили ряд задач. Во-первых, сформулировали понятие авторской позиции, как совокупности морально-этических установок, которой руководствуется журналист, выражая свое мнение по тому или иному вопросу, представляющему общественный интерес. Во-вторых, рассмотрели специфику журналистики экстремальных ситуаций в целом: основные сложности в получении и интерпретации «экстремального» факта, эмоциогенные ситуации, проблемы конструирования образа «экстремального» героя. Это позволило нам выделить ЖЭС как самостоятельный вид журналистики и сделать выводы о том, что журналистика экстремальных ситуаций требует некоего отказа от женскости, поскольку речь идет об очень серьезных вещах: под свистящими над головой пулями приходится принимать мужские «правила игры».
Анализируя же специфику именно женской экстремальной журналистики, мы, в том числе, опираясь на исследования психологов и размышления на эту тему самих журналистов, смогли показать, что женская ЖЭС имеет свои характерные черты, что позволяет выделить ее как отдельный феномен. В частности, женская журналистика экстремальных ситуаций характеризуется специфическими подходами к теме и, что главное, особенной авторской позицией, имеющей свои составляющие: гуманизм, социальная значимость, объективность, аполитичность, личностность, эмоциональность. Каждый компонент особенной женской авторской позиции подтверждается примерами из журналистских текстов.
Главным же объектом данного исследования стало творчество 3 журналисток, освещавших военные действия в Чечне. Анализу подверглись документальная книга Анны Политковской «Вторая чеченская», повесть Марины Ахмедовой «Женский чеченский дневник», материалы Рады Боженко в газете «Вечерний Екатеринбург» «Шняга», «Тело опознанию не подлежит…» и «Негосударственная граница». Используя выделенную нами схему составляющих женской авторской позиции для анализа творчества перечисленных журналисток, мы убедились в ее состоятельности – так или иначе, но каждый пункт встретился нам в выбранном творчестве. Однако, следует также отметить, что обобщенная женская авторская позиция склонна корректироваться в зависимости от личных авторских качеств. Это выражается в том, что составляющие авторской позиции по-разному проявляют себя в работах авторов.
Таким образом, мы можем говорить о том, что женщина - фронтовой журналист, играя по мужским правилам, по-своему, по-женски воспринимает ситуацию и переносит эту специфику в текст:
«Женские рассказы другие и о другом. У «женской» войны свои краски, свои запахи, свое освещение и свое пространство чувств. Свои слова» 137
«Женские» краски войны иначе действуют на читателя. Публикации женщин-журналистов актуализируют идеи гуманизма, приближают читателя к трагедии и не дают сообщениям из «горячих точек» окончательно превратиться в развлекательный боевик. Благодаря специфике женской авторской позиции, журналистика экстремальных ситуаций не теряется в потоке информации, с каждым днем разгоняющемся все больше, и с каждым днем умаляющем ценность человека. Поэтому женская журналистика экстремальных ситуаций представляет особенный интерес и заслуживает отдельного изучения.
Подробное рассмотрение особенной авторской позиции, отличающей женскую журналистику экстремальных ситуаций, может быть полезно в рамках изучения ЖЭС в целом, так как показывает разнообразие подходов к освещению войны. Специфический, социально и гуманистически ориентированный, на специфическом ()остей авторской позиции в женской экстремальной журналистике, на мой взгляд, позволит акцентирвоать вниманиеподход к освещению тем войны, терроризма, катастроф и других экстремальных ситуаций добавляет в ЖЭС некоторое разнообразие и придает какую-то особенную ценность творчеству «экстремальных» журналистов. Отстаивая общечеловеческие ценности, подвергая свою жизнь опасности, а порой даже расплачиваясь жизнью за борьбу за человека,