Файл: Прежде всего, он должен поблагодарить высокоученого и талантливого Бахадур Шаха, грузового слона 174 по списку Индии.pdf

– Ты живешь в джунглях, похож и вместе с тем не похож на нас, –
сказала она наконец. – А я – простая черная пантера. Но я люблю тебя,
Маленький Брат.
– Как долго они болтают под деревом, – сказал Маугли, не заметив последней фразы Багиры. – Вероятно, Бульдео рассказал много историй.
Им пора вытащить из ловушки женщину и ее мужа и бросить их в Красный
Цветок. А ловушка-то пуста. Хо! Хо!
– Слушай же, – сказала Багира, – теперь в моей крови нет лихорадки.
Пусть они застанут там меня. После встречи со мной немногие решатся выглянуть из своих домов. Не в первый раз попаду я в клетку, и вряд ли
«эти» свяжут меня веревками.
– Но поступай же благоразумно, – со смехом сказал Маугли; он теперь был так же весел, как пантера, которая скользнула в хижину.
– Фу, – проворчала Багира, – это место пропахло человеком. Но вот совершенно такая же кровать, какую устроили для меня в королевских клетках Удейпура. Я ложусь. – Маугли услышал, как кровать заскрипела под тяжестью крупного зверя. – Клянусь освободившим меня сломанным замком, им покажется, будто поймали крупную дичь. Иди сюда и сядь рядом со мной, Маленький Брат; мы вместе отлично поохотимся.
– Нет, у меня другое на уме. Люди не должны знать, что я принимал участие в этом деле. Охоться одна; я не хочу видеть их.
– Пусть так и будет, – согласилась Багира. – Ага, они идут.
Совещание под деревом в отдаленном конце деревни становилось все шумнее и закончилось дикими криками и быстрым топотом ног; мужчины и женщины двигались по улице, размахивая палками, бамбуковыми тростями, серпами и ножами. Бульдео и брамин вели эту толпу; остальные бежали следом и кричали:
– Ведьма и колдун! Посмотрим, не заставят ли их сознаться горячие монеты! Зажгите крышу! Мы научим их принимать оборотней-волков! Нет,
прежде избейте их! Факелов, больше факелов! Бульдео, заряжай ружье!
Вышло маленькое затруднение с замком. Он был хорошо приделан;
тем не менее толпа вырвала его из дверей, и поток света факелов влился в комнату, где во всю свою длину, скрестив лапы и слегка свешиваясь с одного края постели, лежала Багира, черная, как деготь, и страшная, как демон. Прошло несколько мгновений полной отчаяния тишины, во время которой первые ряды людей, царапаясь, прорывали себе путь к порогу.
Багира же подняла голову и зевнула изысканным образом, с умышленной медлительностью; так она поступала всегда, желая оскорбить существо,
равное себе. Ее зазубренные губы втянулись и поднялись; красный язык

изогнулся вверх; нижняя челюсть постепенно опускалась; и наконец можно было увидеть начало ее гортани; исполинские зубы Багиры обнажились до самых десен, потом верхние ударились о нижние с лязгом стальных затворов несгораемого ящика. Через мгновение комната опустела. Багира выскочила из окна и остановилась рядом с Маугли. Между тем кричащий,
вопящий людской поток бежал по улице; поселяне толкали друг друга в паническом желании поскорее добраться до своих домов.
– Никто из них не пошевелится до рассвета, – сказала Багира. – А что теперь?
Поселение охватила как бы тишина полуденного отдыха, но, когда
Маугли и пантера прислушались, они уловили скрип тяжелых ящиков для зерна о земляные полы: их приставляли к дверям. Багира была вполне права; деревня не могла бы двинуться до рассвета. Маугли сидел молча и думал, и его лицо делалось все мрачнее и мрачнее.
– Что я сделала? – наконец, ласкаясь, спросила его Багира.
– Много хорошего. Теперь сторожи их до утра. Я же засну.
Маугли убежал в джунгли, как мертвый упал на камень, заснул и проспал целую ночь и целый день.
Когда он открыл глаза, подле него стояла Багира, а у его ног лежал только что убитый олень. Багира с любопытством наблюдала, как Маугли начал работать своим ножом для снимания кож, как он ел и пил. Наконец он снова улегся, положив подбородок на руки.
– Этот человек и его жена благополучно дошли до того места, с которого можно видеть Кханивару, – сказала ему Багира. – Волчица Мать прислала это известие с ястребом Чилем. Еще до полуночи они нашли лошадь и двигались очень быстро. Разве все это не хорошо?
– Хорошо, – сказал Маугли.
– А людская стая в деревне не шевелилась, пока сегодня утром солнце не поднялось высоко. Тогда они быстро поели и побежали снова в свои дома.
– Не видели ли они тебя?
– Может быть, и видели. На заре я валялась в росе перед воротами и,
кажется, спела песенку. Теперь, Маленький Брат, там больше нечего делать.
Пойдем на охоту со мною и с Балу. Он хочет показать тебе новые соты, и мы все желаем, чтобы ты вернулся, и все пошло по-старому Измени выражение своего лица; оно пугает даже меня. Их не бросят в Красный
Цветок, а в джунглях все хорошо. Разве это неправда? Забудем о людях.
– Через некоторое время мы забудем о них. Где в эту ночь пасется
Хати?

– Где вздумается. Разве можно отвечать за Молчаливого? Но почему ты спрашиваешь? Что может сделать Хати, чего не в силах сделать мы?
– Скажи ему, чтобы он пришел сюда ко мне и привел с собой своих трех сыновей.
– Право, Маленький Брат… уверяю тебя, совсем… совсем неприлично говорить Хати «поди сюда» или «уходи». Вспомни, он господин джунглей,
и раньше, чем люди изменили твое лицо, учил тебя Великим Словам.
– Это все равно. У меня есть Великое Слово для него. Скажи ему,
чтобы он пришел к Маугли-лягушке, а если он не сразу послушается,
скажи, чтобы он пришел ради уничтожения полей Буртпора.
– «Уничтожение полей Буртпора», – несколько раз повторила Багира,
чтобы не забыть. – Я иду. Ведь в худшем случае Хати только рассердится, а я отдала бы охоту за целую луну, чтобы услышать слово, которое заставит
Молчаливого сделать то или другое.
Багира ушла; Маугли яростно бил в землю своим ножом. До сих пор он еще никогда не видал человеческой крови и (что подействовало на него очень сильно) ощутил запах крови Мессуа на ремнях, которые связывали ее. А Мессуа обращалась с ним хорошо, и, насколько Маугли мог чувствовать любовь, он любил эту женщину так же сильно, как ненавидел весь остальной человеческий род. Но, как ни глубоко презирал он людей,
их язык, их жестокость, их трусость, ничто из даров джунглей не заставило бы его отнять жизнь у кого-либо из поселян и снова почувствовать ужасный запах их крови. Он составил план более простой и в то же время более действенный. Маугли улыбался при мысли, что именно одна из историй, которые Бульдео, бывало, рассказывал под деревом, породила в его голове новый замысел.
– Я сказала действительно Великое Слово, – шепнула ему на ухо
Багира. – Они паслись подле реки и послушались сразу, точно домашние волы. Смотри, вот они.
Хати и его три сына, по обыкновению, пришли безмолвно. Речной ил еще не засох на них, и Хати задумчиво дожевывал зеленый ствол молодого деревца, которое он вырвал своими бивнями. Тем не менее каждый изгиб его огромного тела показывал Багире, умевшей читать подобные признаки,
что перед нею не хозяин джунглей, говорящий с человеческим детенышем,
а существо, боящееся предстать перед тем, кто не испытывал страха. Три сына Хати, покачиваясь, шли вслед за своим отцом.
Хати сказал Маугли: «Хорошей охоты», но Маугли только слегка поднял голову. Он предоставил возможность слону долго качаться,
переступая с одной ноги на другую, прежде чем заговорил; разжав же губы,

обратился к Багире, а не к слонам.
– Я расскажу историю, слышанную мной от охотника, за которым ты сегодня охотилась, – начал Маугли. – Речь пойдет о слоне, старом и мудром: он упал в ловушку, и заостренный кол в яме прорвал ему кожу от ступни до верха его плеча; на этой коже остался белый шрам.
Маугли поднял руку; Хати повернулся, и свет упал на длинный белый рубец на его боку аспидно-серого цвета; можно было подумать, что огромное животное когда-то ударили раскаленным железом.
– Пришли люди, чтобы вынуть его из ямы, – продолжал Маугли, – но он был могуч, разорвал веревки, ушел и не показывался, пока его рана не зажила. Тогда он, гневный, вернулся ночью к полям этих охотников… А,
вспоминаю: у него были три сына… Это произошло много дождей тому назад и очень далеко отсюда, посреди полей Буртпора. Что случилось с этими полями во время следующей жатвы, Хати?
– Их сжали мы: я и мои три сына, – ответил слон.
– А кто их пахал, как это обыкновенно делается после жатвы? –
спросил Маугли.
– Никто не пахал, – сказал Хати.
– А что сделалось с людьми, жившими подле зеленых всходов? –
продолжал Маугли.
– Они ушли.
– А с домами, в которых спали люди?
– Мы разорвали их крыши на куски, джунгли же поглотили их стены, –
объяснил Хати.
– Что было потом? – спросил Маугли.
– Две ночи я должен идти от востока к западу и три ночи от севера к югу, чтобы пересечь вдоль и поперек область, которой завладели джунгли;
пять поселений поглотили они также; в этих деревнях, на полях, на пастбищах, среди рыхлых пашен теперь нет ни одного человека, который извлекал бы свою пищу из земли. Вот как я и трое моих сыновей разграбили поля Буртпора. Но скажи, человеческий детеныш, как весть об этом дошла до тебя? – произнес Хати.
– Мне об этом сказал один человек, и я вижу, что даже Бульдео иногда говорит правду. Ты хорошо работал тогда, Хати с белым рубцом; но во второй раз ты выполнишь задачу еще лучше, потому что тебя будет направлять человек. Ты знаешь поселение тех людей, которые выгнали меня? Все они ленивы, безрассудны и жестоки; их рты вечно работают.
Более слабых они убивают не для пищи, а ради забавы. Они охотно бросают своих же родичей в Красный Цветок. Я это видел. Нехорошо,

чтобы они оставались здесь. Я ненавижу их.
– Так иди и убей, – сказал младший сын Хати; он поднял куст травы,
сбил с него пыль о свои передние ноги и отбросил прочь, а его красные глазки украдкой смотрели то в одну, то в другую сторону.
– На что мне белые кости? – сердито спросил Маугли. – Разве я волчонок, чтобы играть на солнце обглоданным черепом? Я убил Шер Хана и пригвоздил его шкуру к Скале Совета, но… но я не знаю, куда девался
Шер Хан, и в желудке у меня все еще пусто. Теперь я возьму то, что могу видеть и трогать. Двинь джунгли на эту деревню, Хати.
Багира задрожала и прижалась к земле. Она понимала, что в крайнем случае можно быстро пронестись по сельской улице и, раздавая в толпе удары вправо и влево, ловко убивать людей, когда они пашут в сумерках, но этот план уничтожения целой деревни, которая должна была исчезнуть,
пугал ее. Теперь пантера поняла, зачем Маугли послал за Хати. Только много проживший слон мог исполнить план такой войны.
– Пусть они убегут, как убежали люди от полей Буртпора, чтобы землю пахала только дождевая вода, чтобы только шум дождя, падающего на густые листья, раздавался вместо треска их веретен; пусть мы с Багирой поселимся в доме брамина и олень приходит пить из водоема позади храма.
Впусти в деревню джунгли, Хати.
– Но я… но мы не ссорились с этими людьми, а срывать крыши с тех мест, где ночуют люди, мы можем, только когда нами владеет красное бешенство сильной боли, – с сомнением заметил Хати.
– Разве вы единственные поедатели травы в джунглях? Пригоните себе подобных. Пусть олени, кабаны и нильгау позаботятся об этом. Пока поля не обнажатся окончательно, вам незачем и показываться. Двинь джунгли,
Хати.
– Убивать не будут? При разграблении полей Буртпора мои бивни покраснели, а мне так не хотелось бы снова почувствовать запах крови.
– Мне также. Я даже не желаю, чтобы их кости лежали на чистой земле. Пусть уходят и отыщут новые логовища. Им нельзя оставаться здесь. Я видел и нюхал кровь женщины, дававшей мне пищу. Без меня ее убили бы. Только аромат молодой травы, которая покроет их пороги,
уничтожит этот запах. От него у меня во рту горит. Впусти джунгли в деревню, Хати!
– А, – произнес Хати. – Так горел шрам на моей коже, пока деревни не погибли под весенними порослями. Теперь я понимаю. Твоя война будет нашей войной. Мы впустим джунгли в поселение людей.
Маугли едва успел перевести дыхание (он весь дрожал от ненависти и

злобы), как место, где стояли слоны, опустело.
Багира с ужасом смотрела на него.
– Клянусь освободившим меня сломанным замком, – наконец сказала пантера, – я не узнаю в тебе того бесшерстого существа, за которого я заступилась перед стаей, когда ты только появился в джунглях. Властитель джунглей, заступись за меня, когда я потеряю силу, заступись за Балу,
заступись за всех нас! В сравнении с тобой мы – бессильные детеныши.
Ветки, ломающиеся под ногой. Оленята, отставшие от своей лани.
Мысль, что Багира – заблудившийся детеныш лани, совсем расстроила
Маугли. Он расхохотался, задыхаясь, замолчал, зарыдал, снова засмеялся,
наконец прыгнул в озерко, чтобы справиться с собой. Он проплыл несколько кругов, то нырял в полосы лунного света, то снова показывался на поверхности воды, точно настоящая лягушка, его тезка.
Хати и три его сына разошлись в разные стороны и молчаливо двинулись по долинам. Они не останавливались, и через двое суток очутились в шестидесяти милях от джунглей. Манг, летучая мышь, Чиль,
Племя Обезьян и птицы подмечали каждый их шаг, каждое движение их хоботов и толковали обо всем. Наконец слоны принялись пастись и паслись приблизительно около недели. Хати и его сыновья в некоторых отношениях походят на Каа, питона скал. Они не торопятся, когда дело касается еды.
К концу недели в джунглях прошел слух (кто его пустил, неизвестно),
что в такой-то и такой долине изумительная трава и прекрасная чистая вода. Кабаны, которые готовы бежать хоть на край земли с целью хорошенько поесть, двинулись первые; они шли маленькими стадами,
шурша ногами; их примеру последовали олени; за оленями побежали мелкие лисицы, которые питаются мертвыми или умирающими животными; в одно время с ними тронулись широкоплечие антилопы,
нильгау, а за нильгау началось шествие диких буйволов, покинувших свои болота. Животные эти рассеивались по долине, бродили, паслись, бегали,
пили и снова начинали щипать траву; однако малейший повод мог заставить их повернуть обратно; но едва в стадах начинал зарождаться страх, всегда являлся кто-нибудь и успокаивал их. То Икки, дикобраз,
прибегал с известием, что немного дальше есть много прекрасной травы, то
Манг принимался весело кричать и носиться над лесной поляной,
объявляя, что в этом месте не осталось травы, или выходил Балу,
набравший в рот кореньев и, волоча ноги, шел вдоль засомневавшегося стада животных – он пугал их и неуклюжими движениями возвращал на необходимый путь. Многие животные вернулись домой или убежали прочь,
но очень многие пошли вперед. В конце второго десятка дней дело

обстояло так: олени, кабаны и нильгау описывали круг радиусом в десять или восемь миль, хищники же прятались близ этого кольца. В его центре стояла деревня; около деревни созревали посевы, среди посевов сидели люди на мачанах (так называются платформы, похожие на голубятни и представляющие собой помосты, поднимающиеся на четырех столбах).
Они отпугивали птиц и других грабителей. Теперь друзья Маугли перестали действовать на оленей лаской. Плотоядные подкрадывались к ним и заставляли их идти вперед, внутрь этого круга. Раз в темную ночь
Хати с сыновьями скользнул из джунглей в долину; своими хоботами они переломили столбы мачанов, и платформы упали, как падает переломленный ствол молодого дерева, люди, свалившиеся вместе с ними,
услышали подле себя глухой рокот, который раздается в горлах слонов.
Передовой отряд обезумевшей армии оленей прорвался вперед, хлынул на сельские пастбища и на вспаханные поля; вместе с ними явились и кабаны с их острыми копытами и роющими мордами; то, чего не тронули олени,
испортили кабаны. Время от времени волчий вой пугал стада, и травоядные животные начинали отчаянно метаться из стороны в сторону: они топтали молодой ячмень и разрушали берега оросительных канав. Еще до наступления зари натиск извне этого кольца в одном месте прекратился.
Хищники отступили, оставив открытую дорогу к югу, и олени помчались по этому пути. Остальные, более смелые, залегли в чащах, чтобы на следующий день докончить свой пир.
Но, в общем, дело было сделано. Когда жители деревни вышли утром,
они увидели, что их посевы погибли, а это значило, что их ожидала смерть;
год из году голодная смерть стояла так же близко к ним, как джунгли.
Буйволов выпустили, голодные животные увидели, что олени совершенно очистили пастбища, и, не находя травы, ушли к своим диким родичам.
Спустились сумерки; три или четыре лошади, принадлежавшие поселянам,
оказались мертвыми в своих стойлах, их головы были пробиты. Такие удары могла нанести только Багира, и только Багира могла так дерзко выволочь труп прямо на улицу.
В эту ночь люди не решились развести костров среди полей; поэтому
Хати с сыновьями расхаживали взад и вперед, уничтожая все оставшееся, а там, где побывал Хати, незачем искать хоть одну уцелевшую былинку.
Люди решили прокормиться своими запасами посевных семян до окончания следующих дождей, а потом начать работать, как рабы, чтобы пополнить потери; но пока торговец хлебным зерном с удовольствием думал о полных закромах и размышлял, какие цены назначит он за продажу товара, острые бивни Хати подрывали углы его глиняного дома. Разбив