Файл: Том первыйГлава первая.pdf

– Давно ты здесь стоишь?
– С утра, ваше благородие!
– Долго до смены?
– Три часа, ваше благородие!
– Ты мне будешь нужен. Я скажу офицеру, чтобы

наместо тебя отрядил другого.
– Слушаю, ваше благородие!
И, уехав домой, ни минуты не медля, чтобы не за- мешивать никого и все концы в воду, сам нарядился жандармом, оказался в усах и бакенбардах – сам черт бы не узнал. Явился в доме, где был Чичиков, и, схва- тивши первую бабу, какая попалась, сдал ее двум чи- новным молодцам, докам тоже, а сам прямо явился,
в усах и с ружьем, как следует, к часовым:
– Ступай, меня прислал командир выстоять, наме- сто тебя, смену. – Обменился с часовым и стал сам с ружьем.
Только этого было и нужно. В это время наместо прежней бабы очутилась другая, ничего не знавшая и не понимавшая. Прежнюю запрятали куды-то так, что и потом не узнали, куда она делась. В то время, когда
Самосвистов подвизался в лице воина, юрисконсульт произвел чудеса на гражданском поприще: губерна- тору дал знать стороною, что прокурор на него пишет донос; жандармскому чиновнику дал знать, <что> сек- ретно проживающий чиновник пишет на него доносы;
секретно проживавшего чиновника уверил, что есть еще секретнейший чиновник, который на него доно- сит, – и всех привел в такое положение, что к нему должны были обратиться за советами. Произошла та- кая бестолковщина: донос сел верхом на доносе, и

пошли открываться такие дела, которых и солнце не видало, и даже такие, которых и не было. Все пошло в работу и в дело: и кто незаконнорожденный сын,
и какого рода и званья у кого любовница, и чья же- на за кем волочится. Скандалы, соблазны, и все так замешалось и сплелось вместе с историей Чичико- ва, с мертвыми душами, что никоим образом нель- зя было понять, которое из этих дел было главней- шая чепуха: оба казались равного достоинства. Когда стали наконец поступать бумаги к генерал-губернато- ру, бедный князь ничего не мог понять. Весьма ум- ный и расторопный чиновник, которому поручено бы- ло сделать экстракт, чуть не сошел с ума: никаким об- разом нельзя было поймать нити дела. Князь был в это время озабочен множеством других дел, одно дру- гого неприятнейших. В одной части губернии оказал- ся голод. Чиновники, посланные раздать хлеб, как-то не так распорядились, как следовало. В другой части губернии расшевелились раскольники. Кто-то пропу- стил между ними, что народился антихрист, который и мертвым не дает покоя, скупая какие-то мертвые ду- ши. Каялись и грешили и, под видом изловить анти- христа, укокошили неантихристов. В другом месте му- жики взбунтовались против помещиков и капитан-ис- правников. Какие-то бродяги пропустили между ними слухи, что наступает такое время, что мужики долж-

ны <быть> помещики и нарядиться во фраки, а поме- щики нарядятся в армяки и будут мужики, – и целая волость, не размысля того, что слишком много вый- дет тогда помещиков и капитан-исправников, отказа- лась платить всякую подать. Нужно было прибегнуть к насильственным мерам. Бедный князь был в самом расстроенном состоянии духа. В это время доложили ему, что пришел откупщик.
– Пусть войдет, – сказал князь.
Старик взошел…
– Вот вам Чичиков! Вы стояли за него и защищали.
Теперь он попался в таком деле, на какое последний вор не решится.
– Позвольте вам доложить, ваше сиятельство, что я не очень понимаю это дело.
– Подлог завещания, и еще какой!.. Публичное на- казание плетьми за этакое дело!
– Ваше сиятельство, скажу не с тем, чтобы за- щищать Чичикова. Но ведь это дело не доказанное:
следствие еще не сделано.
– Улика: женщина, которая была наряжена наме- сто умершей, схвачена. Я ее хочу расспросить нароч- но при вас. – Князь позвонил и дал приказ позвать ту женщину.
Муразов замолчал.
– Бесчестнейшее дело! И, к стыду, замешались

первые чиновники города, сам губернатор. Он не дол- жен быть там, где воры и бездельники! – сказал князь с жаром.
– Ведь губернатор – наследник; он имеет право на притязания; а что другие-то со всех сторон прицепи- лись, так это-с, ваше сиятельство, человеческое дело.
Умерла-с богатая, распоряженья умного и справедли- вого не сделала; слетелись со всех сторон охотники поживиться – человеческое дело…
– Но ведь мерзости зачем же делать?.. Подлецы! –
сказал князь с чувством негодованья. – Ни одного чи- новника нет у меня хорошего: все – мерзавцы!
– Ваше сиятельство! да кто ж из нас, как следует,
хорош? Все чиновники нашего города – люди, имеют достоинства и многие очень знающие в деле, а от гре- ха всяк близок.
– Послушайте, Афанасий Васильевич, скажите мне, я вас одного знаю за честного человека, что у вас за страсть защищать всякого рода мерзавцев?
– Ваше сиятельство, – сказал Муразов, – кто бы ни был человек, которого вы называете мерзавцем, но ведь он человек. Как же не защищать человека, ко- гда знаешь, что он половину зол делает от грубости и неведенья? Ведь мы делаем несправедливости на всяком шагу и всякую минуту бываем причиной несча- стья другого, даже и не с дурным намереньем. Ведь

ваше сиятельство сделали также большую неспра- ведливость.
– Как! – воскликнул в изумлении князь, совершенно пораженный таким нежданным оборотом речи.
Муразов остановился, помолчал, как бы соображая что-то, и наконец сказал:
– Да вот хоть бы по делу Дерпенникова.
106
– Афанасий Васильевич! Преступленье против ко- ренных государственных законов, равное измене зем- ле своей!
– Я не оправдываю его. Но справедливо ли то, если юношу, который по неопытности своей был обольщен и сманен другими, осудить так, как и того, который был один из зачинщиков? Ведь участь постигла ров- ная и Дерпенникова, и какого-нибудь Вороного-Дрян- ного; а ведь преступленья их не равны.
– Ради бога… – сказал князь с заметным волне- ньем, – вы что-нибудь знаете об этом? скажите. Я
именно недавно послал еще прямо в Петербург об смягчении его участи.
– Нет, ваше сиятельство, я не насчет того говорю,
чтобы я знал что-нибудь такое, чего вы не знаете. Хо- тя, точно, есть одно такое обстоятельство, которое бы послужило в его пользу, да он сам не согласится, по- тому <что> через это пострадал бы другой. А я ду-
106
Ранее: Тентетникова.

маю только то, что не изволили ли вы тогда слишком поспешить. Извините, ваше сиятельство, я сужу по своему слабому разуму. Вы несколько раз приказы- вали мне откровенно говорить. У меня-с, когда я еще был начальником, много было всяких работников, и дурных и хороших… Следовало бы тоже принять во внимание и прежнюю жизнь человека, потому что, ес- ли не рассмотришь все хладнокровно, а накричишь с первого раза, – запугаешь только его, да и признанья настоящего не добьешься: а как с участием его рас- спросишь, как брат брата, – сам все выскажет и даже не просит о смягчении, и ожесточенья ни против кого нет, потому что ясно видит, что не я его наказываю, а закон.
Князь задумался. В это время вошел молодой чи- новник и почтительно остановился с портфелем. За- бота, труд выражались на его молодом и еще свежем лице. Видно было, что он недаром служил по особым порученьям. Это был один из числа тех немногих, ко- торый занимался делопроизводством con amore. Не сгорая ни честолюбьем, ни желаньем прибытков, ни подражаньем другим, он занимался только потому,
что был убежден, что ему нужно быть здесь, а не на другом месте, что для этого дана ему жизнь. Следить,
разобрать по частям и, поймавши все нити запутан- нейшего дела, разъяснить его – это было его дело.

И труды, и старания, и бессонные ночи вознагражда- лись ему изобильно, если дело наконец начинало пе- ред ним объясняться, сокровенные причины обнару- живаться, и он чувствовал, что может передать его все в немногих словах, отчетливо и ясно, так что вся- кому будет очевидно и понятно. Можно сказать, что не столько радовался ученик, когда пред ним раскры- валась какая-<нибудь> труднейшая фраза и обнару- живается настоящий смысл мысли великого писате- ля, как радовался он, когда пред ним распутывалось запутаннейшее дело. Зато…
107 108
– …хлебом в местах, где голод; я эту часть по- лучше знаю чиновников: рассмотрю самолично, что кому нужно. Да если позволите, ваше сиятельство, я поговорю и с раскольниками. Они-то с нашим братом,
с простым человеком, охотнее разговорятся. Так, бог весть, может быть, помогу уладить с ними миролюби- во. А денег-то от вас я не возьму, потому что, ей-богу,
стыдно в такое время думать о своей прибыли, когда умирают с голода. У меня есть в запасе готовый хлеб;
я и теперь еще послал в Сибирь, и к будущему лету вновь подвезут.
107
Далее часть рукописи отсутствует.
108
Текст начинается с новой страницы, начало фразы в рукописи от- сутствует.

– Вас может только наградить один Бог за такую службу, Афанасий Васильевич. А я вам не скажу ни одного слова, потому что, – вы сами можете чувство- вать, – всякое слово тут бессильно. Но позвольте мне одно сказать насчет той просьбы. Скажите сами:
имею ли я право оставить это дело без внимания и справедливо ли, честно ли с моей стороны будет про- стить мерзавцев.
– Ваше сиятельство, ей-богу, этак нельзя называть,
тем более что из <них> есть многие весьма достой- ные. Затруднительны положенья человека, ваше си- ятельство, очень, очень затруднительны. Бывает так,
что, кажется, кругом виноват человек: а как войдешь
– даже и не он.
– Но что скажут они сами, если оставлю? Ведь есть из них, которые после этого еще больше подымут нос и будут даже говорить, что они напугали. Они первые будут не уважать…
– Ваше сиятельство, позвольте мне вам дать свое мнение: соберите их всех, дайте им знать, что вам все известно, и представьте им ваше собственное поло- жение точно таким самым образом, как вы его изволи- ли изобразить сейчас передо мной, и спросите у них совета: что <бы> из них каждый сделал на вашем по- ложении?
– Да вы думаете, им будут доступны движенья бла-

городнейшие, чем каверзничать и наживаться? По- верьте, они надо мной посмеются.
– Не думаю-с, ваше сиятельство. У
109
человека, да- же и у того, кто похуже других, все-таки чувство спра- ведливо. Разве жид какой-нибудь, а не русский. Нет,
ваше сиятельство, вам нечего скрываться. Скажите так точно, как изволили перед <мной>. Ведь они вас поносят, как человека честолюбивого, гордого, кото- рый и слышать ничего не хочет, уверен в себе, – так пусть же увидят всё, как оно есть. Что ж вам? Ведь ваше дело правое. Скажите им так, как бы вы не пред ними, а пред самим Богом принесли свою исповедь.
– Афанасий Васильевич, – сказал князь в разду- мье, – я об этом подумаю, а покуда благодарю вас очень за совет.
– А Чичикова, ваше сиятельство, прикажите отпу- стить.
– Скажите этому Чичикову, чтобы он убирался от- сюда как можно поскорей, и чем дальше, тем лучше.
Его-то уже я бы никогда не простил.
Муразов поклонился и прямо от князя отправился к
Чичикову. Он нашел Чичикова уже в духе, весьма по- койно занимавшегося довольно порядочным обедом,
который был ему принесен в фаянсовых судках из какой-то весьма порядочной кухни. По первым фра-
109
русского

зам разговора старик заметил тотчас, что Чичиков уже успел переговорить кое с кем из чиновников-казусни- ков. Он даже понял, что сюда вмешалось невидимое участие знатока-юрисконсульта.
– Послушайте-с, Павел Иванович, – сказал он, – я привез вам свободу на таком условии, чтобы сейчас вас не было в городе. Собирайте все пожитки свои –
да и с Богом, не откладывая ни минуту, потому что де- ло еще хуже. Я знаю-с, вас тут один человек настраи- вает; так объявляю вам по секрету, что такое еще де- ло одно открывается, что уж никакие силы не спасут этого. Он, конечно, рад других топить, чтобы нескуч- но, да дело к разделке. Я вас оставил в расположенье хорошем, – лучшем, нежели в каком теперь. Советую вам-с не в шутку. Ей-<ей>, дело не в этом имуществе,
из-за которого спорят и режут друг друга люди, точ- но как можно завести благоустройство в здешней жиз- ни, не помысливши о другой жизни. Поверьте-с, Па- вел Иванович, что покамест, брося все то, из-за чего грызут и едят друг друга на земле, не подумают о бла- гоустройстве душевного имущества, не установится благоустройство и земного имущества. Наступят вре- мена голода и бедности, как во всем народе, так и по- рознь во всяком… Это-с ясно. Что ни говорите, ведь от души зависит тело. Как же хотеть, чтобы <шло> как следует. Подумайте не о мертвых душах, а <о> своей

живой душе, да и с Богом на другую дорогу! Я тож вы- езжаю завтрашний день. Поторопитесь! не то без ме- ня беда будет.
Сказавши это, старик вышел. Чичиков задумал- ся. Значенье жизни опять показалось немаловажным.
«Муразов прав, – сказал он, – пора на другую доро- гу!» Сказавши это, он вышел из тюрьмы. Часовой по- тащил за ним шкатулку, другой – чемодан белья. Се- лифан и Петрушка обрадовались, как бог знает чему,
освобожденью барина.
– Ну, любезные, – сказал Чичиков, обратившись <к ним> милостиво, – нужно укладываться да ехать.
– Покатим, Павел Иванович, – сказал Селифан. –
Дорога, должно быть, установилась: снегу выпало до- вольно. Пора уж, право, выбраться из города. Надоел он так, что и глядеть на него не хотел бы.
– Ступай к каретнику, чтобы поставил коляску на полозки, – сказал Чичиков, а сам пошел в город, но ни <к> кому не хотел заходить отдавать прощальных визитов. После всего этого события было и нелов- ко, – тем более, что о нем множество ходило в городе самых неблагоприятных историй. Он избегал всяких встреч и зашел потихоньку только к тому купцу, у кото- рого купил сукна наваринского пламени с дымом, взял вновь четыре аршина на фрак и на штаны и отправил- ся сам к тому же портному. За двойную <цену> мастер