Файл: История западноевропейской литературы средних веков.pdf
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 03.12.2023
Просмотров: 58
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
3.1.4. Художественные особенности
В поэтике Песни о Роланде» можно выделить как признаки героического эпоса в целом, таки признаки эпоса именно средне- векового.
Рассмотрим сначала признаки, свойственные героическому эпосу в целом.
Троекратные повторы наиболее значимых сцен и особое место числа 3 в поэме Карлу трижды снятся зловещие сны, пророчествующие о последствиях предательства Ганелона; Оливье трижды просит Роланда протрубить тела только трех рыцарей Карл не хоронит на поле боя, но везет с собой в Ахен (Лишь трех бойцов земле не предал Карл / То были Оливье, Турпен, Роланд. / Им грудь рассечь велел он пополам, / Извлечь ив шелк закутать их сердца, / Зашить в оленью кожу их тела, / Везти домой в трех мраморных гробах три десятка заложников оставляют за собой
Ганелон и Карл трижды сходятся в финальном поединке Пинабель и Тьерри и т. д.
Частое обращение к гиперболе, преувеличение как ведущий художественный прием поэмы Против двадцати тысяч французов выступает стотысячная рать Марсилия. См. также описание войска Балиганта; изображение даров, преподносимых маврами Карлу и Ганелону, и пр Епитимь — исполнение кающимся благочестивых дел (соблюдение строгого поста, усиленное чтение молитв и т. п. Обычно назначается духовником в качестве нравственно-исправительной меры
Зигфрида, описанная выше связь героя с эддическим Сигурдом и ряд других факторов, казалось бы, позволяют считать главным героем именно его. И действительно, нидерландский королевич обладает всеми необходимыми для этой роли характеристиками поразительной силой и отвагой, умом и великодушием. Его образ монументален, отличается цельностью и завершенностью. Само его имя, состоящее из двух частей (Sieg — победа, Fried — мир, — выражает национальное немецкое самосознание впору средневековых распрей [4, c. 17]. У Зигфрида, как и положено герою, есть уязвимое место кроме того, его невозможно убить иначе, чем хитростью или обманом.
Как пишет В. А. Пронин, «Зигфрид по своему происхождению — сказочный герой. Перенесенный на реальную почву в конкретное историческое время, с присущими этому периоду феодальными убеждениями, он гибнет, так как идеальные свойства его натуры, генетически заложенные в сказочном архаическом мире, приходят в противоречие с новыми историческими закономерностями эпохи, отвергающей честь и благородство, попирающей достоинство того, кто воспринимает реальность как столкновение мирового зла с природной человеческой добротой [4, с. Второй определяющей характеристикой Зигфрида является его куртуазность. Сын Зигмунда и Зиглинды, он, отпраздновав
3.3.4. Художественные особенности
То, что эпос о Сиде оформился всего через полвека после исторических событий, о которых в нем рассказывается, обусловило особый пафос повествования, отмеченного большей, по сравнению с другими эпосами, точностью деталей, приверженностью к правде факта, близостью к духу современности. Естественность, простота и энергия стиля также являются его отличительными чертами. Испанская поэма лишена элементов сверхъестественного, мистического и чудесного. Вместо них — проза жизни, стремление не столько преувеличить значение описываемых событий, сколько привести их к правдоподобию. Примечателен в этом плане эпизод битвы Сида с Юсуфом. Исторически этот эпизод отражает крупнейшую победу реального Родриго Диаса над альморавидами — североафриканскими племенами, принявшими мусульманство. В 1094 г. три тысячи всадников под предводительством Сида обращают в бегство войско неверных, в которое входило сто пятьдесят тысяч человек. Национальный эпос, которому присуще частое использование гипербол, в испанском варианте меняет числа в сторону преуменьшения Христиане из города знамя выносят.
Без трех десятков их сорок сотен,
В пять десятков тысячу мавров войско [3, c. Вещие сны Сида совсем не зловещи, в отличие от видений Карла или Кримхильды:
404 Отужинал Сид, прилег отдохнуть, И чуть первым сном он сладко уснул,
Гавриил-архангел предстал ему О Кампеадор, отправляйтесь в путь. Доли славней не дано никому — Пока вы живы, удачи вас ждут.
Сид перекрестился — проснулся он вдруг.
Сид перекрестился, бога восславил Доволен он сном, что видел недавно [3, c. Меньше в испанском эпосе и метафор, сравнений, превосходной степени, ретардаций и пр, хотя повторяющиеся формулы встречаются довольно часто Мой Сид, в добрый час надели вы шпагу
Джауфре Рюделя, сеньора Блайи(Jaufre Rudel, ок. 1113 — ок.
1170). Его Канцона о любви издалека являет собой яркий пример ранней лирики Прованса, в котором идеал рыцарской любви выражен со всей искренностью и чистотой Спрохвала — кое-как, с прохладцей, полегоньку, не спеша
4.1.3. Значение лирики трубадуров
Поэзия Прованса, пожалуй, не оказала такого сильного влияния на европейскую лирику последующих столетий, как поэзия античная, но вместе стем ее роль не менее значима.
Во-первых, это были первые в европейской литературе стихотворения, написанные не на латыни, а на национальном языке, живость и разговорные интонации которому придавали детально и виртуозно разработанные строфика и метрика, а также введение в поэзию рифмы.
Во-вторых, изящество и тонкость куртуазной культуры, рыцарский идеал любви, ее метафизика в качестве ведущей поэтической темы получили широкое распространение не только в Провансе, но ив ближайших к нему территориях Италии (поэзия нового сладостного стиля повлияла в значительной степени на раннее творчество Данте и далее Петрарки), Испании (галисийская школа, приверженцами которой были короли Кастилии и Португалии, а также на севере Франции. Особое место лирика трубадуров заняла в Германии, где поэты-рыцари называли себя миннезингерами
(ср.-в.-нем. minne любовь + singer певец букв. — певец любви.
Миннезанг стал вполне самобытным явлением немецкой поэзии,
В поэтике Песни о Роланде» можно выделить как признаки героического эпоса в целом, таки признаки эпоса именно средне- векового.
Рассмотрим сначала признаки, свойственные героическому эпосу в целом.
Троекратные повторы наиболее значимых сцен и особое место числа 3 в поэме Карлу трижды снятся зловещие сны, пророчествующие о последствиях предательства Ганелона; Оливье трижды просит Роланда протрубить тела только трех рыцарей Карл не хоронит на поле боя, но везет с собой в Ахен (Лишь трех бойцов земле не предал Карл / То были Оливье, Турпен, Роланд. / Им грудь рассечь велел он пополам, / Извлечь ив шелк закутать их сердца, / Зашить в оленью кожу их тела, / Везти домой в трех мраморных гробах три десятка заложников оставляют за собой
Ганелон и Карл трижды сходятся в финальном поединке Пинабель и Тьерри и т. д.
Частое обращение к гиперболе, преувеличение как ведущий художественный прием поэмы Против двадцати тысяч французов выступает стотысячная рать Марсилия. См. также описание войска Балиганта; изображение даров, преподносимых маврами Карлу и Ганелону, и пр Епитимь — исполнение кающимся благочестивых дел (соблюдение строгого поста, усиленное чтение молитв и т. п. Обычно назначается духовником в качестве нравственно-исправительной меры
Активное использование приема ретардации. Ретардация — еще одно важнейшее средство выразительности любого эпоса. Сущность этого приема заключается в сознательном замедлении сюжета произведения (ср. фр. retarde; англ. retard — замедлять, останавливать) за счет подробнейшего описания ситуативных деталей.
Этим приемом активно пользовался еще Гомер (вспомним описание прибывших под Трою кораблей ахейцев. Достаточно большие текстовые куски, казалось бы, мало что дают для развития сюжетного действия (описание взмаха руки рыцаря и удара может занимать приблизительно десять — двенадцать строк, зато предоставляют возможность поделиться с читателем знаниями о мире. Из этих отрывков можно почерпнуть сведения о средневековой географии, истории, этикете, об облачении средневекового воина, о военном искусстве и т. д. Например:
994
В доспехах сарацинских каждый мавр,
У каждого кольчуга в три ряда.
Все в добрых сарагосских шишаках,
При вьеннских прочных кованых мечах,
При валенсийских копьях и щитах.
Значок на древке — желт, иль бел, иль ал [1, c. Поэтика имен собственных В обычае знаменитых воинов в героическом эпосе было давать имена собственные своим конями оружию (мечу, рогу. Так, например, конь Карла — Тансандор Резвый, меч — Жуайез (Радостный конь Ганелона — Ташбрюн Коричневый в яблоках, меч — Морглес; конь Роланда — Вельян- тиф, меч — Дюрандаль (в подлиннике — женского рода, от dur — твердый, его рог — Олифан (Слоновая кость меч Оливье — Аль- теклер (Высокосветлый).
Характерное для национального эпоса перенесение человеческих переживаний на природу в целом (ср. подобные черты в Слове о полку Игореве»). Нет города, где стены не трещат,
Где в полдень не царит полночный мрак.
Блестят одни зарницы в облаках.
Кто это видит, тех объемлет страх.
Все говорят Настал конец векам,
День Страшного господнего суда
Этим приемом активно пользовался еще Гомер (вспомним описание прибывших под Трою кораблей ахейцев. Достаточно большие текстовые куски, казалось бы, мало что дают для развития сюжетного действия (описание взмаха руки рыцаря и удара может занимать приблизительно десять — двенадцать строк, зато предоставляют возможность поделиться с читателем знаниями о мире. Из этих отрывков можно почерпнуть сведения о средневековой географии, истории, этикете, об облачении средневекового воина, о военном искусстве и т. д. Например:
994
В доспехах сарацинских каждый мавр,
У каждого кольчуга в три ряда.
Все в добрых сарагосских шишаках,
При вьеннских прочных кованых мечах,
При валенсийских копьях и щитах.
Значок на древке — желт, иль бел, иль ал [1, c. Поэтика имен собственных В обычае знаменитых воинов в героическом эпосе было давать имена собственные своим конями оружию (мечу, рогу. Так, например, конь Карла — Тансандор Резвый, меч — Жуайез (Радостный конь Ганелона — Ташбрюн Коричневый в яблоках, меч — Морглес; конь Роланда — Вельян- тиф, меч — Дюрандаль (в подлиннике — женского рода, от dur — твердый, его рог — Олифан (Слоновая кость меч Оливье — Аль- теклер (Высокосветлый).
Характерное для национального эпоса перенесение человеческих переживаний на природу в целом (ср. подобные черты в Слове о полку Игореве»). Нет города, где стены не трещат,
Где в полдень не царит полночный мрак.
Блестят одни зарницы в облаках.
Кто это видит, тех объемлет страх.
Все говорят Настал конец векам,
День Страшного господнего суда
Ошиблись люди, не дано им знать,
Что это по Роланду скорбь и плач [1, c. Собственно средневековые признаки национального эпоса состоят в следующем.
Обилие эпизодов с использованием
знаково-ритуальной эмб-
лематики феодального быта, особых жестов, сопровождающих отношения вассала и сюзерена. Так, например, уже в самом начале Песни Карл вручает
Ганелону жезл с перчаткой — необходимые атрибуты посланника короля. Ганелон роняет правую перчатку, что тут же расценивается как дурной знак, символ неудачи для посла и посольства, о чем позднее вспоминает Роланд, чтобы задеть отчима. Марсилий собирается, стоя на коленях, вложить свои руки в ладони Карла — этот символический жест считался обязательным в обряде принесения вассальной присяги. Не менее символическими являются и предсмертные действия Роланда:
2366
Почуял граф, что кончен век его.
К Испании он обратил лицо,
Ударил в грудь себя одной рукой:
«Да ниспошлет прощение мне бог,
Мне, кто грешили в малом ив большом
Со дня, когда я был на свет рожден,
По этот, для меня последний, бой».
Граф правую перчатку ввысь вознес,
Шлет ангелов за ним с небес господь.
Аой! [1, c. Он правую перчатку поднял ввысь.
Приял ее архангел Гавриил.
Граф головою на плечо поник
И, руки на груди сложив, почил.
К нему слетели с неба херувим,
И на водах спаситель Михаил,
И Гавриил-архангел в помощь им.
В рай душу графа понесли они Там же, c. Таким образом, герой становится теперь верным вассалом самого Господа, принявшего перчатку Роланда. Подобных сцен в произведении довольно много
Что это по Роланду скорбь и плач [1, c. Собственно средневековые признаки национального эпоса состоят в следующем.
Обилие эпизодов с использованием
знаково-ритуальной эмб-
лематики феодального быта, особых жестов, сопровождающих отношения вассала и сюзерена. Так, например, уже в самом начале Песни Карл вручает
Ганелону жезл с перчаткой — необходимые атрибуты посланника короля. Ганелон роняет правую перчатку, что тут же расценивается как дурной знак, символ неудачи для посла и посольства, о чем позднее вспоминает Роланд, чтобы задеть отчима. Марсилий собирается, стоя на коленях, вложить свои руки в ладони Карла — этот символический жест считался обязательным в обряде принесения вассальной присяги. Не менее символическими являются и предсмертные действия Роланда:
2366
Почуял граф, что кончен век его.
К Испании он обратил лицо,
Ударил в грудь себя одной рукой:
«Да ниспошлет прощение мне бог,
Мне, кто грешили в малом ив большом
Со дня, когда я был на свет рожден,
По этот, для меня последний, бой».
Граф правую перчатку ввысь вознес,
Шлет ангелов за ним с небес господь.
Аой! [1, c. Он правую перчатку поднял ввысь.
Приял ее архангел Гавриил.
Граф головою на плечо поник
И, руки на груди сложив, почил.
К нему слетели с неба херувим,
И на водах спаситель Михаил,
И Гавриил-архангел в помощь им.
В рай душу графа понесли они Там же, c. Таким образом, герой становится теперь верным вассалом самого Господа, принявшего перчатку Роланда. Подобных сцен в произведении довольно много
Наличие библейских аллюзий также характеризует текст Песни о Роланде» как средневековый.
Из наиболее ярких отсылок назовем две. Так, битва Тьерри и Пинабеля вызывает в памяти известную битву Давида и Голиафа, где победа достается не сильнейшему Голиафу, а благочестивому и праведному Давиду, на чьей стороне Бог.
Как уже упоминалось выше, желая отомстить маврам, Карл обращается к небесам:
2447
Но видит Карл — темнеет небосвод.
На луг зеленый он с коня сошел,
Пал на траву лицом, мольбу вознес,
Чтоб солнце в небе задержал господь,
День удлинили отодвинул ночь.
И вот услышал ангела король Тот ангел говорил с ним не впервой:
«Скачи, король, — продлится свет дневной.
Цвет Франции погиб — то видит бог.
Злодеям ныне ты воздашь за все».
Карл ободрился, вновь вскочил в седло.
Аой! [1, c. Данный мотив тоже заимствован из Библии, где Бог по молитве Иисуса Навина останавливает солнце, пока израильтяне поражают амореев.
Связью с молитвой объясняется и загадочное звукосочетание
«Аой!», которым заканчиваются многие лэссы Песни о Роланде». Многие исследователи склоняются к мысли, что оно порождено сокращением всех согласных в религиозной формуле páx vóbíscum мир вам) или sáeculórum amén (вовеки веков. НЕМЕЦКИЙ ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭПОС. ПЕСНЬ О НИБЕЛУНГАХ»
3.2.1. Историческая основа и общая характеристика памятника
Памятник немецкого героического эпоса Песнь о Нибелýнгах»
(Das Nibelungenlied) была записана около 1198–1205 гг. Реальные
Из наиболее ярких отсылок назовем две. Так, битва Тьерри и Пинабеля вызывает в памяти известную битву Давида и Голиафа, где победа достается не сильнейшему Голиафу, а благочестивому и праведному Давиду, на чьей стороне Бог.
Как уже упоминалось выше, желая отомстить маврам, Карл обращается к небесам:
2447
Но видит Карл — темнеет небосвод.
На луг зеленый он с коня сошел,
Пал на траву лицом, мольбу вознес,
Чтоб солнце в небе задержал господь,
День удлинили отодвинул ночь.
И вот услышал ангела король Тот ангел говорил с ним не впервой:
«Скачи, король, — продлится свет дневной.
Цвет Франции погиб — то видит бог.
Злодеям ныне ты воздашь за все».
Карл ободрился, вновь вскочил в седло.
Аой! [1, c. Данный мотив тоже заимствован из Библии, где Бог по молитве Иисуса Навина останавливает солнце, пока израильтяне поражают амореев.
Связью с молитвой объясняется и загадочное звукосочетание
«Аой!», которым заканчиваются многие лэссы Песни о Роланде». Многие исследователи склоняются к мысли, что оно порождено сокращением всех согласных в религиозной формуле páx vóbíscum мир вам) или sáeculórum amén (вовеки веков. НЕМЕЦКИЙ ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭПОС. ПЕСНЬ О НИБЕЛУНГАХ»
3.2.1. Историческая основа и общая характеристика памятника
Памятник немецкого героического эпоса Песнь о Нибелýнгах»
(Das Nibelungenlied) была записана около 1198–1205 гг. Реальные
исторические события, положенные в основу сюжета, относятся к эпохе Великого переселения народов, в частности к разрушению Бургундского королевства гуннами в 437 г.
В поле зрения ученых Песнь о Нибелунгах» попала сразу после публикации ее в 1757 г. швейцарским литературоведом И. Я. Бодмером, и уже в XIX–XX веках появились многочисленные художественные интерпретации и вариации на ее темы (например, музыкальная тетралогия Р. Вагнера Кольцо Нибелунга», романтическая драма Воители в Гельгеланде» Ибсена, иллюстрации К. Васильева и др.).
Строфа из 4 длинных строк, рифмующихся попарно, получила название «нибелунгова строфа. Композиция и сюжет
Всего Песнь о Нибелунгах» включает в себя 39 авентюр (песен, знакомящих читателя с событиями, произошедшими в Бургундском королевстве, которым правит славный
Гýнтер со своими братьями
Гéрнотом и Гзельхером. Большинство ученых сходятся во мнении, что композиция произведения двучастна. Первая его часть посвящена герою-богатырю
Згфриду, его сватовству к прекрасной
Кримхльде, сестре Гунтера, его помощи последнему в завоевании исландской королевы
Брюнхльды, а также трагической смерти героя от руки вассала
Хáгена фон Трóнье, осуществляющего месть за нанесенное Кримхильдой оскорбление Брюнхильды (эту часть можно назвать историей Зигфрида или сюжетом предатель- ства).
Главной темой второй части Песни становится борьба между Хагеном и Кримхильдой за золото нибелунгов (нибелунгами в Песни называют тех, кто в конкретный момент времени владеет кладом, завоеванное когда-то Зигфридом и преподнесенное им в качестве свадебного подарка Кримхильде. После смерти мужа героиня вправе рассчитывать на свободное владение кладом, тем более что гарантами того, что он будет в безопасности в Вормсе, столице Бургундии, выступили ее младшие братья. Но как только золото было привезено, Хаген, будучи в сговоре с Гунтером, забирает его и топит в Рейне. Чуть позднее Кримхильда выходит замуж за короля гуннов тцеля (его историческим прототипом называют
В поле зрения ученых Песнь о Нибелунгах» попала сразу после публикации ее в 1757 г. швейцарским литературоведом И. Я. Бодмером, и уже в XIX–XX веках появились многочисленные художественные интерпретации и вариации на ее темы (например, музыкальная тетралогия Р. Вагнера Кольцо Нибелунга», романтическая драма Воители в Гельгеланде» Ибсена, иллюстрации К. Васильева и др.).
Строфа из 4 длинных строк, рифмующихся попарно, получила название «нибелунгова строфа. Композиция и сюжет
Всего Песнь о Нибелунгах» включает в себя 39 авентюр (песен, знакомящих читателя с событиями, произошедшими в Бургундском королевстве, которым правит славный
Гýнтер со своими братьями
Гéрнотом и Гзельхером. Большинство ученых сходятся во мнении, что композиция произведения двучастна. Первая его часть посвящена герою-богатырю
Згфриду, его сватовству к прекрасной
Кримхльде, сестре Гунтера, его помощи последнему в завоевании исландской королевы
Брюнхльды, а также трагической смерти героя от руки вассала
Хáгена фон Трóнье, осуществляющего месть за нанесенное Кримхильдой оскорбление Брюнхильды (эту часть можно назвать историей Зигфрида или сюжетом предатель- ства).
Главной темой второй части Песни становится борьба между Хагеном и Кримхильдой за золото нибелунгов (нибелунгами в Песни называют тех, кто в конкретный момент времени владеет кладом, завоеванное когда-то Зигфридом и преподнесенное им в качестве свадебного подарка Кримхильде. После смерти мужа героиня вправе рассчитывать на свободное владение кладом, тем более что гарантами того, что он будет в безопасности в Вормсе, столице Бургундии, выступили ее младшие братья. Но как только золото было привезено, Хаген, будучи в сговоре с Гунтером, забирает его и топит в Рейне. Чуть позднее Кримхильда выходит замуж за короля гуннов тцеля (его историческим прототипом называют
вождя гуннов Аттилу) и уезжает к нему в королевство. Через несколько лет, не забыв нанесенного оскорбления, она приглашает братьев и Хагена к гуннами требует возвращения клада. Пытаясь добиться поставленной цели, Кримхильда щедрыми посулами подстрекает своих вассалов к битве с бургундцами. Позднее, когда войско брата оказывается истреблено, вдова Зигфрида поддается на уловку Хагена
33
, за что и несет наказание Когда владетель Тронье был отведен в тюрьму,
Явилась королева и молвила ему:
«Верните то, что взяли вы у меня когда-то,
А не вернете — я велю казнить иваси брата».
2368
Лишь усмехнулся Хаген: Не след меня стращать.
Поклялся вашим братьям окладе я молчать,
Покамест не узнаю, что умерли все трое,
И где он — этого я вам до гроба не открою».
2369
Она в ответ От клятвы освобожу я вас, И обезглавить брата велела сей же час,
И к Хагену обратно вернулась поскорей,
Отрубленную голову влача за шелк кудрей.
2370
На государя глянул в последний раз вассал,
К Кримхильде повернулся и с вызовом сказал:
«Напрасно ты ликуешь, что верх взяла в борьбе,
Знай: я поставил на своем благодаря тебе.
2371
Погиб державный Гунтер, король моей страны.
Млад Гизельхер и Гернот врагами сражены.
Где клад — про это знаем лишь яда царь небес.
Его ты, ведьма, не найдешь — он навсегда исчез».
2372
Она в ответ Остались в долгу вы предо мной.
Так пусть ко мне вернется хоть этот меч стальной,
Которым препоясан был Зигфрид, мой супруг,
В тот страшный день, когда в лесу он пал от ваших рук Приведенный ниже эпизод обмана Кримхильды Хагеном представляет собой довольно популярный в литературе мотив. Его использует, например, Р. Л. Сти- венсон в своей известной балладе Вересковый мед
59 Из ножен королевой был извлечен клинок,
И пленник беззащитный ей помешать не смог.
С плеч голову Кримхильда мечом снесла ему.
Узнал об этом муж ее к прискорбью своему Увы — воскликнул Этцель с горячими слезами. Убит рукою женской храбрейший меж мужами,
Превосходил отвагой он всех, кто носит щит,
И смерть его, хоть он мой враг, мне совесть тяготит».
2375
А Хильдебранд промолвил Себе я не прощу,
Коль за бойца из Тронье сполна не отомщу.
Пусть даже я за это погибнув свой черед,
Та, кем был обезглавлен он, от кары не уйдет».
2376
Старик, пылая гневом, к Кримхильде подскочил.
Мечом своим тяжелым взмахнул он что есть сил.
Она затрепетала, издав короткий крик,
Но это ей не помогло — удар ее настиг.
2377
Жену владыки гуннов он надвое рассек.
Кто обречен был смерти, тот смерти не избег.
Стенал в унынье Этцель, и Дитрих вместе с ним,
Скорбя по славным ленникам и родичам своим.
2378
Бесстрашнейшим и лучшим досталась смерть в удел.
Печаль царила в сердце утех, кто уцелел.
Стал поминальной тризной веселый, пышный пир.
За радость испокон веков страданьем платит мир.
2379
Сказать, что было дальше, я не сумею вам.
Известно лишь, что долго и дамами бойцам
Пришлось по ближним плакать, не осушая глаз.
Про гибель нибелунгов мы окончили рассказ [1, c. Здесь и далее перевод Ю. Корнеева, Н. Сигал
Так заканчивается вторая часть (история Кримхильды, или сюжет мести) и все произведение. Подобное композиционное построение органично для Песни о Нибелунгах», сюжетные корни которой ведут к героическому циклу о Вёльсунгах в песнях языческой Старшей Эдды». Главными персонажами в них являются герой-богатырь Сгурд, Гýннар, Хёгни, Атли, Гудрун и Брюнхильд. У каждого из них есть своя параллель в «Нибелунгах».
33
, за что и несет наказание Когда владетель Тронье был отведен в тюрьму,
Явилась королева и молвила ему:
«Верните то, что взяли вы у меня когда-то,
А не вернете — я велю казнить иваси брата».
2368
Лишь усмехнулся Хаген: Не след меня стращать.
Поклялся вашим братьям окладе я молчать,
Покамест не узнаю, что умерли все трое,
И где он — этого я вам до гроба не открою».
2369
Она в ответ От клятвы освобожу я вас, И обезглавить брата велела сей же час,
И к Хагену обратно вернулась поскорей,
Отрубленную голову влача за шелк кудрей.
2370
На государя глянул в последний раз вассал,
К Кримхильде повернулся и с вызовом сказал:
«Напрасно ты ликуешь, что верх взяла в борьбе,
Знай: я поставил на своем благодаря тебе.
2371
Погиб державный Гунтер, король моей страны.
Млад Гизельхер и Гернот врагами сражены.
Где клад — про это знаем лишь яда царь небес.
Его ты, ведьма, не найдешь — он навсегда исчез».
2372
Она в ответ Остались в долгу вы предо мной.
Так пусть ко мне вернется хоть этот меч стальной,
Которым препоясан был Зигфрид, мой супруг,
В тот страшный день, когда в лесу он пал от ваших рук Приведенный ниже эпизод обмана Кримхильды Хагеном представляет собой довольно популярный в литературе мотив. Его использует, например, Р. Л. Сти- венсон в своей известной балладе Вересковый мед
59 Из ножен королевой был извлечен клинок,
И пленник беззащитный ей помешать не смог.
С плеч голову Кримхильда мечом снесла ему.
Узнал об этом муж ее к прискорбью своему Увы — воскликнул Этцель с горячими слезами. Убит рукою женской храбрейший меж мужами,
Превосходил отвагой он всех, кто носит щит,
И смерть его, хоть он мой враг, мне совесть тяготит».
2375
А Хильдебранд промолвил Себе я не прощу,
Коль за бойца из Тронье сполна не отомщу.
Пусть даже я за это погибнув свой черед,
Та, кем был обезглавлен он, от кары не уйдет».
2376
Старик, пылая гневом, к Кримхильде подскочил.
Мечом своим тяжелым взмахнул он что есть сил.
Она затрепетала, издав короткий крик,
Но это ей не помогло — удар ее настиг.
2377
Жену владыки гуннов он надвое рассек.
Кто обречен был смерти, тот смерти не избег.
Стенал в унынье Этцель, и Дитрих вместе с ним,
Скорбя по славным ленникам и родичам своим.
2378
Бесстрашнейшим и лучшим досталась смерть в удел.
Печаль царила в сердце утех, кто уцелел.
Стал поминальной тризной веселый, пышный пир.
За радость испокон веков страданьем платит мир.
2379
Сказать, что было дальше, я не сумею вам.
Известно лишь, что долго и дамами бойцам
Пришлось по ближним плакать, не осушая глаз.
Про гибель нибелунгов мы окончили рассказ [1, c. Здесь и далее перевод Ю. Корнеева, Н. Сигал
Так заканчивается вторая часть (история Кримхильды, или сюжет мести) и все произведение. Подобное композиционное построение органично для Песни о Нибелунгах», сюжетные корни которой ведут к героическому циклу о Вёльсунгах в песнях языческой Старшей Эдды». Главными персонажами в них являются герой-богатырь Сгурд, Гýннар, Хёгни, Атли, Гудрун и Брюнхильд. У каждого из них есть своя параллель в «Нибелунгах».
С Сигурдом (Зигфрид) связан сюжет о золоте, которое охраняют братья-драконы Регин и Фафнир, впоследствии убитые героем, а также рассказ о его связи с валькирией Брюнхильд (вариант —
Брунгильд, в «Нибелунгах» — Брюнхильда). Будучи связан с ней клятвами верности, Сигурд не вспоминает о них, отведав напиток забвения, приготовленный Гримхильд, матерью короля Гуннара
(Гунтер), желающей выдать свою дочь Гудрун (Кримхильда) за отважного героя. Обманутая Брюнхильд, став женой Гуннара, подговаривает его убить Сигурда и после его смерти устраивает для себя впечатляющий погребальный костер. Также в героических песнях Старшей Эдды» разрабатывается сюжет о том, как Атли (Этцель), желая получить золото Сигурда, приглашает в гости братьев своей жены Гудрун (это ее второй браку которых оно находится. Сестра предупреждает братьев об опасности, но они не внемлют ее советам. В результате приехавшие к королю гуннов Гуннар и Хёгни (Хаген) погибают от рук его воинов, а Гудрун мстит за смерть родственников, убивая двух своих детей, отцом которых был Атли (вырезает сердца и подает их супругу. В Песни о Нибелунгах» сюжет изменен. Во-первых, из повествования уходят драконы Регин и Фафнир. Из рассказа Хагена о Зигфриде мы узнаем, что
87
Сразил он нибелунгов, двух братьев-королей:
Из них был Шильбунг старшими Нибелунг меньшим.
Тот бой затмил все подвиги, содеянные им Слыхал я, что без свиты, с конем своим сам-друг,
Однажды ехал Зигфрид и гору видит вдруг,
А под горой толпятся какие-то бойцы.
Тогда еще не ведал он, кто эти храбрецы
To были нибелунги, которые когда-то
Там, на горе, в пещере, зарыли клад богатый,
А ныне порешили достать и разделить.
Могло такое зрелище любого удивить Подъехал витязь ближе к толпе бойцов чужих,
И, путника приметив, вскричал один из них:
“Вон, Зигфрид Нидерландский, прославленный герой!..”
Да, навидался удалец чудес под той горой
61 91 Тут Шильбунг с Нибелунгом встречать его пошли.
Вняв общему совету, просили короли,
Чтоб клад отважный витязь делить им пособил,
И были столь настойчивы, что Зигфрид уступил Там камней драгоценных была такая груда,
Что их наста подводах не увезли б оттуда,
А золота, пожалуй, и более того.
Таков был клади витязю пришлось делить его Меч нибелунгов взял он в награду за труды,
Но помощью своею довел лишь до беды:
Остались недовольны два брата дележом
И с Зигфридом рассорились, виня его во всем Хотя и охраняли особу королей
Двенадцать великанов, лихих богатырей, Что толку Поднял Зигфрид свой Бальмунг, добрый меч,
И великаньи головы в траву упали с плеч Семь сотен нибелунгов он истребил в бою,
А те, кто помоложе, страшась за жизнь свою,
Его молили слезно, чтоб соизволил впредь
Он их землей и замками, как государь, владеть 3атем воздал воитель двум братьям-королям,
Хоть, жизни их лишая, чуть не погиб и сам:
С ним бой затеял Альбрих, мстя за своих господ,
Но карлик поражение изведал в свой черед Не смог ион тягаться с противником таким.
На гору победитель взлетел, как лев, за ним,
Плащ-невидимку отняли в плен был Альбрих взят.
Вот так во власти Зигфрида и оказался клад Расправившись со всеми, кто с ним вступил в сраженье,
Распорядился витязь, чтоб клад на сохраненье
В пещеру потайную был вновь перенесен,
И Альбриха к сокровищу приставил стражем он А тотему поклялся его слугою стать, Сказал владелец Тронье и продолжал опять Таков отважный Зигфрид, храбрейший из мужей.
Досель еще не видел мир бойца, его сильней [1, c. 169–171].
62
Зигфрид был первым хранителем клада (нибелунгом). Все, кому сокровища доставались потом (а это Гунтер и Хаген), автоматически становились нибелунгами — отсюда и название произведения.
Во-вторых, практически полностью редуцируется в Песни валькирическая природа Брюнхильд и любовная линия ее отношений с Сигурдом. Согласно исландским преданиям Брюнхильд — одна из дочерей Одина, которая посмела ослушаться отца и даровала победу не ставленнику Одина, а более отважному воину. За это верховный ас погрузил ее в долгий сон, окружив стеной пламени, и только тот, кто рискнет пройти сквозь него, сможет разбудить могучую и прекрасную деву, что и сделал Сигурд (по другим версиям,
Брюнхильд — сестра Атли). И все же отголоски сверхчеловеческой силы дочери Одина слышатся в строках Царила королева на острове морском.
Была она прекрасна и телом, и лицом,
Но женщины сильнее не видел мир досель.
Она могла, метнув копье, насквозь пробить им цель И, бросив тяжкий камень, прыжком его догнать.
В трех состязаньях с нею был верх обязан взять
Любой, кто к королеве посвататься решался,
Но, проиграв хотя б одно, он головы лишался [1, c. 175].
В-третьих, изменяются и отдельные детали повествования. Так, мы видим, что для завоевания Брюнхильды Зигфриду ненужно проходить сквозь стену огня герою требуется дальше нее бросить камень, прыгнуть и метнуть копье к перстню, взятому в залогу Брюнхильды, добавляется ее же невиданной красоты пояс спор касается не того, кому стоять в реке выше по течению, но того, кто первым войдет со всей свитой в храм добавляется мотив невольного предательства Кримхильдой мужа (вышитый на спине крестики полностью исчезает эпизод самосожжения Брюнхильд ради воссоединения с Сигурдом в Хеле и др.
Однако главное различие между мифологическими национальным героическим эпосом германцев заключается не в этом, а в смысле и цели мести Гудрун/Кримхильды. В языческой традиции она мстит мужу за смерть братьев (свидетельство превалирования идеологии кровного родства, в национальном же эпосе, наоборот, убитыми оказываются братья героини, повинные в смерти ее мужа.
Брунгильд, в «Нибелунгах» — Брюнхильда). Будучи связан с ней клятвами верности, Сигурд не вспоминает о них, отведав напиток забвения, приготовленный Гримхильд, матерью короля Гуннара
(Гунтер), желающей выдать свою дочь Гудрун (Кримхильда) за отважного героя. Обманутая Брюнхильд, став женой Гуннара, подговаривает его убить Сигурда и после его смерти устраивает для себя впечатляющий погребальный костер. Также в героических песнях Старшей Эдды» разрабатывается сюжет о том, как Атли (Этцель), желая получить золото Сигурда, приглашает в гости братьев своей жены Гудрун (это ее второй браку которых оно находится. Сестра предупреждает братьев об опасности, но они не внемлют ее советам. В результате приехавшие к королю гуннов Гуннар и Хёгни (Хаген) погибают от рук его воинов, а Гудрун мстит за смерть родственников, убивая двух своих детей, отцом которых был Атли (вырезает сердца и подает их супругу. В Песни о Нибелунгах» сюжет изменен. Во-первых, из повествования уходят драконы Регин и Фафнир. Из рассказа Хагена о Зигфриде мы узнаем, что
87
Сразил он нибелунгов, двух братьев-королей:
Из них был Шильбунг старшими Нибелунг меньшим.
Тот бой затмил все подвиги, содеянные им Слыхал я, что без свиты, с конем своим сам-друг,
Однажды ехал Зигфрид и гору видит вдруг,
А под горой толпятся какие-то бойцы.
Тогда еще не ведал он, кто эти храбрецы
To были нибелунги, которые когда-то
Там, на горе, в пещере, зарыли клад богатый,
А ныне порешили достать и разделить.
Могло такое зрелище любого удивить Подъехал витязь ближе к толпе бойцов чужих,
И, путника приметив, вскричал один из них:
“Вон, Зигфрид Нидерландский, прославленный герой!..”
Да, навидался удалец чудес под той горой
61 91 Тут Шильбунг с Нибелунгом встречать его пошли.
Вняв общему совету, просили короли,
Чтоб клад отважный витязь делить им пособил,
И были столь настойчивы, что Зигфрид уступил Там камней драгоценных была такая груда,
Что их наста подводах не увезли б оттуда,
А золота, пожалуй, и более того.
Таков был клади витязю пришлось делить его Меч нибелунгов взял он в награду за труды,
Но помощью своею довел лишь до беды:
Остались недовольны два брата дележом
И с Зигфридом рассорились, виня его во всем Хотя и охраняли особу королей
Двенадцать великанов, лихих богатырей, Что толку Поднял Зигфрид свой Бальмунг, добрый меч,
И великаньи головы в траву упали с плеч Семь сотен нибелунгов он истребил в бою,
А те, кто помоложе, страшась за жизнь свою,
Его молили слезно, чтоб соизволил впредь
Он их землей и замками, как государь, владеть 3атем воздал воитель двум братьям-королям,
Хоть, жизни их лишая, чуть не погиб и сам:
С ним бой затеял Альбрих, мстя за своих господ,
Но карлик поражение изведал в свой черед Не смог ион тягаться с противником таким.
На гору победитель взлетел, как лев, за ним,
Плащ-невидимку отняли в плен был Альбрих взят.
Вот так во власти Зигфрида и оказался клад Расправившись со всеми, кто с ним вступил в сраженье,
Распорядился витязь, чтоб клад на сохраненье
В пещеру потайную был вновь перенесен,
И Альбриха к сокровищу приставил стражем он А тотему поклялся его слугою стать, Сказал владелец Тронье и продолжал опять Таков отважный Зигфрид, храбрейший из мужей.
Досель еще не видел мир бойца, его сильней [1, c. 169–171].
62
Зигфрид был первым хранителем клада (нибелунгом). Все, кому сокровища доставались потом (а это Гунтер и Хаген), автоматически становились нибелунгами — отсюда и название произведения.
Во-вторых, практически полностью редуцируется в Песни валькирическая природа Брюнхильд и любовная линия ее отношений с Сигурдом. Согласно исландским преданиям Брюнхильд — одна из дочерей Одина, которая посмела ослушаться отца и даровала победу не ставленнику Одина, а более отважному воину. За это верховный ас погрузил ее в долгий сон, окружив стеной пламени, и только тот, кто рискнет пройти сквозь него, сможет разбудить могучую и прекрасную деву, что и сделал Сигурд (по другим версиям,
Брюнхильд — сестра Атли). И все же отголоски сверхчеловеческой силы дочери Одина слышатся в строках Царила королева на острове морском.
Была она прекрасна и телом, и лицом,
Но женщины сильнее не видел мир досель.
Она могла, метнув копье, насквозь пробить им цель И, бросив тяжкий камень, прыжком его догнать.
В трех состязаньях с нею был верх обязан взять
Любой, кто к королеве посвататься решался,
Но, проиграв хотя б одно, он головы лишался [1, c. 175].
В-третьих, изменяются и отдельные детали повествования. Так, мы видим, что для завоевания Брюнхильды Зигфриду ненужно проходить сквозь стену огня герою требуется дальше нее бросить камень, прыгнуть и метнуть копье к перстню, взятому в залогу Брюнхильды, добавляется ее же невиданной красоты пояс спор касается не того, кому стоять в реке выше по течению, но того, кто первым войдет со всей свитой в храм добавляется мотив невольного предательства Кримхильдой мужа (вышитый на спине крестики полностью исчезает эпизод самосожжения Брюнхильд ради воссоединения с Сигурдом в Хеле и др.
Однако главное различие между мифологическими национальным героическим эпосом германцев заключается не в этом, а в смысле и цели мести Гудрун/Кримхильды. В языческой традиции она мстит мужу за смерть братьев (свидетельство превалирования идеологии кровного родства, в национальном же эпосе, наоборот, убитыми оказываются братья героини, повинные в смерти ее мужа.
Кроме того, абсолютно трансформирован и образ Хёгни. Из брата короля он превращается в могущественного Хагена фон Тронье, вассала Гунтера, тем самым переводя весь событийный ряд эдди- ческого мифа в новый социально-исторический контекст, связанный с разрешением вопросов феодальной иерархии, соблюдения рыцарских законов и норм, то есть всего того, что составляет суть конфликта эпоса национального. Характеристика основных действующих лиц и проблематика произведения
В Песни о Нибелунгах», как нив одном другом памятнике национального героического эпоса, проблематика произведения тесно переплетена с проблемой определения главного персонажа (неслучайно в заглавие произведения имя протагониста не вынесено. Тот факт, что произведение начинается с жизненной истории
В Песни о Нибелунгах», как нив одном другом памятнике национального героического эпоса, проблематика произведения тесно переплетена с проблемой определения главного персонажа (неслучайно в заглавие произведения имя протагониста не вынесено. Тот факт, что произведение начинается с жизненной истории
Зигфрида, описанная выше связь героя с эддическим Сигурдом и ряд других факторов, казалось бы, позволяют считать главным героем именно его. И действительно, нидерландский королевич обладает всеми необходимыми для этой роли характеристиками поразительной силой и отвагой, умом и великодушием. Его образ монументален, отличается цельностью и завершенностью. Само его имя, состоящее из двух частей (Sieg — победа, Fried — мир, — выражает национальное немецкое самосознание впору средневековых распрей [4, c. 17]. У Зигфрида, как и положено герою, есть уязвимое место кроме того, его невозможно убить иначе, чем хитростью или обманом.
Как пишет В. А. Пронин, «Зигфрид по своему происхождению — сказочный герой. Перенесенный на реальную почву в конкретное историческое время, с присущими этому периоду феодальными убеждениями, он гибнет, так как идеальные свойства его натуры, генетически заложенные в сказочном архаическом мире, приходят в противоречие с новыми историческими закономерностями эпохи, отвергающей честь и благородство, попирающей достоинство того, кто воспринимает реальность как столкновение мирового зла с природной человеческой добротой [4, с. Второй определяющей характеристикой Зигфрида является его куртуазность. Сын Зигмунда и Зиглинды, он, отпраздновав
свое совершеннолетие, как любой другой рыцарь Круглого стола отправляется на поиски авантюр. Конечная цель его — Вормс, где живет прекрасная Кримхильда, в которую он, как и положено куртуазному герою, влюбляется по слухам о ее красоте. Ради нее он оказывает помощь Гунтеру, сначала сражаясь сего врагами, а потом помогая завоевать королеву Брюнхильду. Причем завоевывает ее дважды сначала в серии поединков, установленных богатыршей, а затем на брачном ложе, где в первую же ночь не сумевший совладать с могучей девой Гунтер позорно подвешивается ею на крюк. Вместе стем законы куртуазии и внутреннее благородство героя заставляют его ограничиться лишь тем, что он снимает с теперь уже королевы Бургундии пояс и берет ее кольцо. Все это, вернувшись в собственную спальню, он дарит Кримхильде, которая стала его женой вдень свадьбы брата. Этот поступок станет роковым для Зигфрида. Уехав с молодой женой сразу после свадьбы в родной край, герой вернется через десять лет в Вормс по приглашению Гунтера. Короли будут несказанно рады встрече, а на долю королев выпадет споротом, чей муж более знатен, богат и могуществен. Дело в том, что когда бургундец
Гунтер ехал свататься к королеве Исландии, нидерландец Зигфрид назвался его вассалом и позднее играл эту роль при дворе в Вормсе. Вассалом считает его Брюнхильда, не зная о королевском происхождении мужа Кримхильды. Естественно, что и сестру своего мужа она почитает отнюдь не за ровню себе. Оскорбленная пренебрежением супруга Зигфрида открывает ей правду, чем больно ранит королеву Бургундии. Ссора двух королев приводит к тому, что Хаген, как верный вассал, берется отомстить за свою госпожу и осуществляет это, обманом убив Зигфрида.
Рассматривая Песнь о Нибелунгах» в терминах, традиционных для анализа композиции, отметим, что вся история нидерландского королевича — это своеобразная экспозиция (достаточно длительная) произведения, спор Кримхильды и Брюнхильды — завязка основного конфликта, последующее убийство Зигфрида Хагеном — его кульминация, а далее сюжет вновь становится замедленными текучим, готовя читателя к развязке во дворце Этцеля. Итак, Зигфрид погибает впервой части Песни о Нибелун- гах». Как уже говорилось выше, основу конфликта национального героического эпоса составляет в первую очередь идея осуждения
Гунтер ехал свататься к королеве Исландии, нидерландец Зигфрид назвался его вассалом и позднее играл эту роль при дворе в Вормсе. Вассалом считает его Брюнхильда, не зная о королевском происхождении мужа Кримхильды. Естественно, что и сестру своего мужа она почитает отнюдь не за ровню себе. Оскорбленная пренебрежением супруга Зигфрида открывает ей правду, чем больно ранит королеву Бургундии. Ссора двух королев приводит к тому, что Хаген, как верный вассал, берется отомстить за свою госпожу и осуществляет это, обманом убив Зигфрида.
Рассматривая Песнь о Нибелунгах» в терминах, традиционных для анализа композиции, отметим, что вся история нидерландского королевича — это своеобразная экспозиция (достаточно длительная) произведения, спор Кримхильды и Брюнхильды — завязка основного конфликта, последующее убийство Зигфрида Хагеном — его кульминация, а далее сюжет вновь становится замедленными текучим, готовя читателя к развязке во дворце Этцеля. Итак, Зигфрид погибает впервой части Песни о Нибелун- гах». Как уже говорилось выше, основу конфликта национального героического эпоса составляет в первую очередь идея осуждения
внутренних распрей, недопустимости произвола в поступках и решениях крупных феодалов, поскольку он может привести к ослаблению монархии. Однако именно эти отношения вассала и сюзерена лишь косвенно касаются Зигфрида, героя, пришедшего из мифа и сказки, насильно втянутого в раздор между своей женой и Брюнхильдой. Зато сам спор двух королев завязан как раз на выяснении вопроса о месте каждой на иерархической лестнице. Важность этой дискуссии определена тем, что ее итогом и становится смерть героя.
Ведущую партию во всей второй части повествования о Нибе- лунгах играют уже Хаген и Кримхильда. Именно они становятся главными героями произведения, которое по своей проблематике типологически вписывает немецкий эпос в разряд национально- героического.
Кримхильда — удивительный женский образ, аналога которому, пожалуй, не найти в эпосах других стран. Ее изображение в Песни основывается, как ив случае с Зигфридом, на двух традициях мифологической и куртуазной. Возможно, этими объясняется противоречивость поступков Кримхильды. В самом начале повествования мы видим ее Прекрасной Дамой, руки которой добиваются многие рыцари, но достойным ее оказывается только лучший из них — королевич Нидерландов. Ему она отдает не только руку, но и сердце. С ним уезжает в принадлежащее ему королевство и правит в мире и согласии десять лет. Как заботливая жена, не ожидающая подлости от близких людей, Кримхильда вышивает крестик на одежде мужа, указывающий на «ахиллесову пяту героя — тот небольшой незащищенный участок тела между лопатками, куда в момент купания, сделавшего его неуязвимым, приклеился осиновый лист Он страшного дракона убил своим мечом, / В крови его омылся и весь ороговел. / С тех пор чем ни рази его, он остается цел. Это знак для Хагена, который обещал в любой битве прикрывать своим щитом спину Зигфрида.
С другой стороны, именно Кримхильда первой вступает в ссору с Брюнхильдой, демонстрируя всем свое тщеславие и гордыню. Она, а не кто-нибудь другой, соглашается выйти замуж за Этце- ля только потому, что в этом качестве сможет отомстить родне и Хагену за двойную подлость убийство мужа и украденное у нее золото. Причем в осуществлении своей мести бывшая бургундская
Ведущую партию во всей второй части повествования о Нибе- лунгах играют уже Хаген и Кримхильда. Именно они становятся главными героями произведения, которое по своей проблематике типологически вписывает немецкий эпос в разряд национально- героического.
Кримхильда — удивительный женский образ, аналога которому, пожалуй, не найти в эпосах других стран. Ее изображение в Песни основывается, как ив случае с Зигфридом, на двух традициях мифологической и куртуазной. Возможно, этими объясняется противоречивость поступков Кримхильды. В самом начале повествования мы видим ее Прекрасной Дамой, руки которой добиваются многие рыцари, но достойным ее оказывается только лучший из них — королевич Нидерландов. Ему она отдает не только руку, но и сердце. С ним уезжает в принадлежащее ему королевство и правит в мире и согласии десять лет. Как заботливая жена, не ожидающая подлости от близких людей, Кримхильда вышивает крестик на одежде мужа, указывающий на «ахиллесову пяту героя — тот небольшой незащищенный участок тела между лопатками, куда в момент купания, сделавшего его неуязвимым, приклеился осиновый лист Он страшного дракона убил своим мечом, / В крови его омылся и весь ороговел. / С тех пор чем ни рази его, он остается цел. Это знак для Хагена, который обещал в любой битве прикрывать своим щитом спину Зигфрида.
С другой стороны, именно Кримхильда первой вступает в ссору с Брюнхильдой, демонстрируя всем свое тщеславие и гордыню. Она, а не кто-нибудь другой, соглашается выйти замуж за Этце- ля только потому, что в этом качестве сможет отомстить родне и Хагену за двойную подлость убийство мужа и украденное у нее золото. Причем в осуществлении своей мести бывшая бургундская
принцесса не останавливается ни перед чем, даже перед гибелью своего сына, выступая настоящей фурией и убийцей.
Главным обидчиком Кримхильды в Песни о Нибелунгах» является
Хаген фон Тронье — персонаж, который практически никак не привязан к своим мифологическим корнями воплощает основные идеи, характерные, собственно, для национального эпоса. Данный герой изображен вначале произведения как доблестный могучий воин и преданный вассал. Хаген первым узнает прибывшего ко двору Зигфрида и дает окружающим полную его характеристику (иными словами, читатель/слушатель узнает о герое через восприятие его Хагеном). Гунтер получает от Хагена множество полезных и мудрых советов относительно того, как управлять государством и как использовать воинскую силу нидерландца. Именно
Хаген (а не муж Брюнхильды Гунтер) берет на себя обязательство отомстить Зигфриду за слезы, пролитые из-за дерзкого поведения
Кримхильды. И с этого момента оценка героя читателем начинает меняться. Во-первых, владетель Тронье обманом выпытывает у доверчивой Кримхильды уязвимое место мужа. Во-вторых, он подло наносит удар в спину Зигфрида и почти трусливо убегает, страшась его гнева. В-третьих, он открыто глумится над сестрой своего сюзерена, забирая клад Нибелунгов и пряча золото в Рейн. После всех этих поступков герой вновь заставляет нас изменить отношение к себе. «Хаген предстает в трагическом ореоле, когда идет сами ведет за собой бургундов навстречу гибели [4, c. 23]. Он роковой герой, ибо он единственный, кто провидит будущее. Сознавая неотвратимость фатума, он принимает на себя миссию вершителя судеб Нибелунгов. Авторы наделяют его неким универсальным знанием, ему, как никому другому, памятно прошлое и открыто будущее. Внутренний драматизм образа проистекает из того, что
Хаген выступает одновременно как прорицатель грядущего и его творец Там же].
Вассал Гунтера предугадывает свою гибель икрах бургундского королевства уже тогда, когда братья Кримхильды уговаривают ее принять предложение Этцеля. Хаген категорически против этой идеи, равно как и против последующей поездки в гости к королю гуннов. Но исполняя свой вассальный долг, Хаген не остается дома и едет вместе со всеми. По пути он совершает ритуальный поступок отталкивает паром, перевозивший их через Рейн, и убивает
Главным обидчиком Кримхильды в Песни о Нибелунгах» является
Хаген фон Тронье — персонаж, который практически никак не привязан к своим мифологическим корнями воплощает основные идеи, характерные, собственно, для национального эпоса. Данный герой изображен вначале произведения как доблестный могучий воин и преданный вассал. Хаген первым узнает прибывшего ко двору Зигфрида и дает окружающим полную его характеристику (иными словами, читатель/слушатель узнает о герое через восприятие его Хагеном). Гунтер получает от Хагена множество полезных и мудрых советов относительно того, как управлять государством и как использовать воинскую силу нидерландца. Именно
Хаген (а не муж Брюнхильды Гунтер) берет на себя обязательство отомстить Зигфриду за слезы, пролитые из-за дерзкого поведения
Кримхильды. И с этого момента оценка героя читателем начинает меняться. Во-первых, владетель Тронье обманом выпытывает у доверчивой Кримхильды уязвимое место мужа. Во-вторых, он подло наносит удар в спину Зигфрида и почти трусливо убегает, страшась его гнева. В-третьих, он открыто глумится над сестрой своего сюзерена, забирая клад Нибелунгов и пряча золото в Рейн. После всех этих поступков герой вновь заставляет нас изменить отношение к себе. «Хаген предстает в трагическом ореоле, когда идет сами ведет за собой бургундов навстречу гибели [4, c. 23]. Он роковой герой, ибо он единственный, кто провидит будущее. Сознавая неотвратимость фатума, он принимает на себя миссию вершителя судеб Нибелунгов. Авторы наделяют его неким универсальным знанием, ему, как никому другому, памятно прошлое и открыто будущее. Внутренний драматизм образа проистекает из того, что
Хаген выступает одновременно как прорицатель грядущего и его творец Там же].
Вассал Гунтера предугадывает свою гибель икрах бургундского королевства уже тогда, когда братья Кримхильды уговаривают ее принять предложение Этцеля. Хаген категорически против этой идеи, равно как и против последующей поездки в гости к королю гуннов. Но исполняя свой вассальный долг, Хаген не остается дома и едет вместе со всеми. По пути он совершает ритуальный поступок отталкивает паром, перевозивший их через Рейн, и убивает
перевозчика. Трагический жест, подчеркивающий, что герой принял свою судьбу, и дороги назад для него нет. Другое дело, что при этом он закрывает пути отступления и всем бургундцам, которые едут вместе с ним. При дворе гуннов Хаген не ждет, когда Кримхильда сделает первый шаги бросает вызов ничего не подозревающему
Этцелю, убив его сына. Он знает, чем это закончится для него, и до конца ведет свою партию, принимая заслуженную кару почти с презрением.
Возвращаясь к вопросу о проблематике произведения, отметим, что основной пафос средневековых эпических сказаний, будь то Песнь о Роланде”, Песнь о Сиде” или Слово о полку Игоре- ве”, — призыв к консолидации нации, сплочению вокруг сильной центральной власти. В Песни о Нибелунгах” эта идея не выражена столь явно и определенно. В германском эпосе последовательно проводится мысль о том, к каким губительным последствиям приводит борьба за власть, какие катастрофы влечет за собой братоубийственная рознь, сколь опасны раздоры внутри одного семейного клана и государства [4, c. 25]. Немецкий эпос предпочитает отождествлять мировые катаклизмы с семейными распрями, моделируя государственность по образу и подобию семейных родственных связей и конфликтов Там же. Художественные особенности
Как уже указывалось, главной поэтологической особенностью Песни о Нибелунгах» является тесное переплетение в ней черт эпоса языческого, эпоса куртуазного и собственно национального героического эпоса. Отголоски языческого эпоса (сказочно-мифологического начала) проявляются как в сюжете произведения (наличие в нем множества эпизодов с элементами сверхъестественного и чудесного, таки в чертах характера действующих лицо чем уже говорилось выше. Кроме того, на архаические корни образа Зигфрида, например, указывает обладание им волшебными предметами
...Плащ-невидимку Зигфрид в дорогу взял с собой.
Добычу эту Зигфрид у Альбриха отбил,
Когда он вызван карликом на поединок был
68 337 Едва свой плащ волшебный воитель надевал,
Тот разом мощь такую владельцу придавал,
Что Зигфрид силой равен был дюжине бойцов К тому же, обладая сокровищем таким,
Герой, чтоб он ни делал, был для людей незрим [1, c. Описание жизни в Вормсе, портретные характеристики героев — все это подано в Песни сквозь призму куртуазной эстетики. Как ив Песни о Роланде», в «Нибелунгах» мы встречаемся и с символикой вещих снов, и с многочисленными предсказаниями (с описания сна Кримхильды, в котором вольный соколу ней в дому прижился, / Но был двумя орлами заклеван переднею Смотреть на это было ей всех смертных мук страшнее начинается произведение, и с гиперболизацией, и с ретардацией. Два последних приема, характерных для национального героического эпоса, выражены в повествовании обилием превосходной степени прилагательных и наречий, изысканных эпитетов и сравнений.
282
Каменьем драгоценным наряд ее сверкал,
А лик, как роза утром, был нежен, свежи ал.
Когда бей повстречался хулитель самый злобный,
И тот изъяна б не нашел в красавице подобной Как меркнут звезды ночью в сиянии луны,
Когда она на землю взирает с вышины,
Так дева затмевала толпу своих подруг.
Не диво, что у всех мужчин забилось сердце вдруг [1, c. Такой предстает перед читателем Кримхильда. Но и во втором браке она не менее прекрасна, чем десять и более лет назад. Каждый новый пир, каждая битва могут быть только лучше и значительнее предыдущих. Достаточно сравнить праздник посвящения Зигфрида в рыцари вначале произведения Узрев, что сыну время сан рыцарский носить,
Велел вассалов Зигмунд на пир к себе просить Про праздник тот рассказы дивят людей поныне.
Гостеприимный Зигмунд был щедр на благостыню.
Этцелю, убив его сына. Он знает, чем это закончится для него, и до конца ведет свою партию, принимая заслуженную кару почти с презрением.
Возвращаясь к вопросу о проблематике произведения, отметим, что основной пафос средневековых эпических сказаний, будь то Песнь о Роланде”, Песнь о Сиде” или Слово о полку Игоре- ве”, — призыв к консолидации нации, сплочению вокруг сильной центральной власти. В Песни о Нибелунгах” эта идея не выражена столь явно и определенно. В германском эпосе последовательно проводится мысль о том, к каким губительным последствиям приводит борьба за власть, какие катастрофы влечет за собой братоубийственная рознь, сколь опасны раздоры внутри одного семейного клана и государства [4, c. 25]. Немецкий эпос предпочитает отождествлять мировые катаклизмы с семейными распрями, моделируя государственность по образу и подобию семейных родственных связей и конфликтов Там же. Художественные особенности
Как уже указывалось, главной поэтологической особенностью Песни о Нибелунгах» является тесное переплетение в ней черт эпоса языческого, эпоса куртуазного и собственно национального героического эпоса. Отголоски языческого эпоса (сказочно-мифологического начала) проявляются как в сюжете произведения (наличие в нем множества эпизодов с элементами сверхъестественного и чудесного, таки в чертах характера действующих лицо чем уже говорилось выше. Кроме того, на архаические корни образа Зигфрида, например, указывает обладание им волшебными предметами
...Плащ-невидимку Зигфрид в дорогу взял с собой.
Добычу эту Зигфрид у Альбриха отбил,
Когда он вызван карликом на поединок был
68 337 Едва свой плащ волшебный воитель надевал,
Тот разом мощь такую владельцу придавал,
Что Зигфрид силой равен был дюжине бойцов К тому же, обладая сокровищем таким,
Герой, чтоб он ни делал, был для людей незрим [1, c. Описание жизни в Вормсе, портретные характеристики героев — все это подано в Песни сквозь призму куртуазной эстетики. Как ив Песни о Роланде», в «Нибелунгах» мы встречаемся и с символикой вещих снов, и с многочисленными предсказаниями (с описания сна Кримхильды, в котором вольный соколу ней в дому прижился, / Но был двумя орлами заклеван переднею Смотреть на это было ей всех смертных мук страшнее начинается произведение, и с гиперболизацией, и с ретардацией. Два последних приема, характерных для национального героического эпоса, выражены в повествовании обилием превосходной степени прилагательных и наречий, изысканных эпитетов и сравнений.
282
Каменьем драгоценным наряд ее сверкал,
А лик, как роза утром, был нежен, свежи ал.
Когда бей повстречался хулитель самый злобный,
И тот изъяна б не нашел в красавице подобной Как меркнут звезды ночью в сиянии луны,
Когда она на землю взирает с вышины,
Так дева затмевала толпу своих подруг.
Не диво, что у всех мужчин забилось сердце вдруг [1, c. Такой предстает перед читателем Кримхильда. Но и во втором браке она не менее прекрасна, чем десять и более лет назад. Каждый новый пир, каждая битва могут быть только лучше и значительнее предыдущих. Достаточно сравнить праздник посвящения Зигфрида в рыцари вначале произведения Узрев, что сыну время сан рыцарский носить,
Велел вассалов Зигмунд на пир к себе просить Про праздник тот рассказы дивят людей поныне.
Гостеприимный Зигмунд был щедр на благостыню.
Радушней, чем Зиглинда, не знал хозяйки мир.
Недаром столько витязей к ним съехалось на пир Семь дней тянулся праздник, не молкли шуми смех,
И золотом Зиглинда одаривала всех,
Чтоб сын ее пригожий стал людям мили люб:
Не будет тот им по сердцу, кто на даянье скуп Стал самый бедный шпильман за эти дни богат.
Был каждый приглашенный так щедр и тороват,
Как будто жить осталось ему лишь до утра.
Пышней и расточительней не видел мир двора [1, c. со свадьбой короля Вормса и Брюнхильды в середине текста Теперь настало время засесть за пир честной.
Гостей встречали Гунтер с красавицей-женой.
Бургундская корона у девы на челе
Сверкала ослепительно в вечерней полумгле Как говорят сказанья, ломились от еды
Столов, накрытых пышно, бессчетные ряды.
Вин, и медов, и пива хватало там вполне,
А уж гостей наехавших не сосчитать и мне Коль уверять вас станут, что побогаче все ж
Порой бывали свадьбы, — не верьте это ложь.
Ведь Гунтер даже воду, чтоб руки умывать,
Велел в тазах из золота приезжим подавать [1, c. Также исполнены гипербол описания битв Зигфрида и Хагена с датчанами и саксами, бургундцев с гуннами. ИСПАНСКИЙ ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭПОС. ПЕСНЬ ОМОЕМ СИДЕ»
Крупнейший памятник испанского героического эпоса Песнь омоем Сиде» (Poema de mio Cid) был создан в XII веке, около
1140 га дошел до нас в единственной рукописи Педро Аббата
1307 г. В ней не хватает трех листов, однако эти лакуны легко компенсируются вставками из испанских хроник XIII–XIV веков,
Недаром столько витязей к ним съехалось на пир Семь дней тянулся праздник, не молкли шуми смех,
И золотом Зиглинда одаривала всех,
Чтоб сын ее пригожий стал людям мили люб:
Не будет тот им по сердцу, кто на даянье скуп Стал самый бедный шпильман за эти дни богат.
Был каждый приглашенный так щедр и тороват,
Как будто жить осталось ему лишь до утра.
Пышней и расточительней не видел мир двора [1, c. со свадьбой короля Вормса и Брюнхильды в середине текста Теперь настало время засесть за пир честной.
Гостей встречали Гунтер с красавицей-женой.
Бургундская корона у девы на челе
Сверкала ослепительно в вечерней полумгле Как говорят сказанья, ломились от еды
Столов, накрытых пышно, бессчетные ряды.
Вин, и медов, и пива хватало там вполне,
А уж гостей наехавших не сосчитать и мне Коль уверять вас станут, что побогаче все ж
Порой бывали свадьбы, — не верьте это ложь.
Ведь Гунтер даже воду, чтоб руки умывать,
Велел в тазах из золота приезжим подавать [1, c. Также исполнены гипербол описания битв Зигфрида и Хагена с датчанами и саксами, бургундцев с гуннами. ИСПАНСКИЙ ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭПОС. ПЕСНЬ ОМОЕМ СИДЕ»
Крупнейший памятник испанского героического эпоса Песнь омоем Сиде» (Poema de mio Cid) был создан в XII веке, около
1140 га дошел до нас в единственной рукописи Педро Аббата
1307 г. В ней не хватает трех листов, однако эти лакуны легко компенсируются вставками из испанских хроник XIII–XIV веков,
содержащими подробнейший прозаический пересказ Песни. Размер подлинника — нерегулярная метрика (от 8 до 16 слогов, представляющая собой логически и ритмически закономерное чередование ударений, разделенных неравным числом безударных слогов. Широкому кругу читателей Песнь омоем Сиде» стала доступна в 1779 г. после ее издания Томасом Антонио Санчесом.
3.3.1. Историческая основа и общая характеристика памятника
Сюжетную основу испанского эпоса составляют события так называемой Реконкисты — длительного периода в истории страны, связанные с освобождением Пиренейского полуострова от власти мавров. Арабские завоеватели успешно оккупировали территории современной Испании и Португалии вначале века, и с этого же времени начался трудный и долгий (вплоть до XV века, когда в 1492 г. пал Гранадский халифат) процесс их вытеснения. Расцвет Реконкисты приходится на XI–XIII века и связывается, в том числе, с именем Родриго Диаса де Бивара (или Руя Диаса, ок. 1043–1099), реальной исторической личности, воспетой уже при жизни. Подвиги этого действительно талантливого полководца снискали ему любовь и признание войска, выразившиеся в гордом прозвании Кампеадор (Победитель. Основное свое прозвище —
Сид (искаженное арабское «сеид» / «саид» — господин) он получил от мавров, которым одно время служил.
Войны с маврами, изображение военных побед включены в Песни в контекст семейных перипетий Сида, тесно связанных сего политическими приоритетами. Немаловажную роль в этом играет история взаимоотношений героя с королем Альфонсом VI. Исторически сложилось так, что вовремя завоевания Испании единственным островком, где удержалось коренное население, стало королевство Астурия на самом севере полуострова. Позднее, с расширением границ в процессе Реконкисты, оно превратилось в государство под названием Леон, из которого выделилось графство, а затем и королевство Кастилия. В годы жизни Родриго Диаса Кастилией управлял Санчо II, у которого Сид занимал должность начальника королевских войск, так как принадлежал к высшей кастильской знати. После смерти Санчо на престол взошел его брат
3.3.1. Историческая основа и общая характеристика памятника
Сюжетную основу испанского эпоса составляют события так называемой Реконкисты — длительного периода в истории страны, связанные с освобождением Пиренейского полуострова от власти мавров. Арабские завоеватели успешно оккупировали территории современной Испании и Португалии вначале века, и с этого же времени начался трудный и долгий (вплоть до XV века, когда в 1492 г. пал Гранадский халифат) процесс их вытеснения. Расцвет Реконкисты приходится на XI–XIII века и связывается, в том числе, с именем Родриго Диаса де Бивара (или Руя Диаса, ок. 1043–1099), реальной исторической личности, воспетой уже при жизни. Подвиги этого действительно талантливого полководца снискали ему любовь и признание войска, выразившиеся в гордом прозвании Кампеадор (Победитель. Основное свое прозвище —
Сид (искаженное арабское «сеид» / «саид» — господин) он получил от мавров, которым одно время служил.
Войны с маврами, изображение военных побед включены в Песни в контекст семейных перипетий Сида, тесно связанных сего политическими приоритетами. Немаловажную роль в этом играет история взаимоотношений героя с королем Альфонсом VI. Исторически сложилось так, что вовремя завоевания Испании единственным островком, где удержалось коренное население, стало королевство Астурия на самом севере полуострова. Позднее, с расширением границ в процессе Реконкисты, оно превратилось в государство под названием Леон, из которого выделилось графство, а затем и королевство Кастилия. В годы жизни Родриго Диаса Кастилией управлял Санчо II, у которого Сид занимал должность начальника королевских войск, так как принадлежал к высшей кастильской знати. После смерти Санчо на престол взошел его брат
Альфонс VI. В период правления этого государя, окружившего себя французами и леонской аристократией, кастильцам было довольно трудно проявить себя, и Руй Диас стал одним из первых, кого новый король изгнал из страны. Данный факт заставил Сида сначала служить наемником, в том числе у мавров, а затем отвоевать у них Валенсию.
3.3.2. Композиция и сюжет
«Песнь омоем Сиде» представляет собой произведение, в котором сцены военных подвигов героя последовательно чередуются с изображением эпизодов из его личной жизни. Композиция поэмы подчинена ее архитектонике текст делится натри части Изгнание
Сида», Свадьба дочерей Сида», Оскорбление в лесу Корпес». Начало рукописи утеряно. Очевидно, что речь там идет о ссоре короля с самым сильным его вассалом и о приказе последнему в девять дней покинуть Кастилию, родовой замок Бивар в Бургосе Заплакал мой Сиди громко и горько,
Назад обернулся, на замок смотрит:
Распахнуты двери, настежь ворота;
На шестах ни шуб, ни одежды добротной,
Ни линялых соколов нету больше.
Тяжко мой Сид вздыхает от скорби,
Молвит мой Сид разумное слово:
«Царь наш небесный с ангельским сонмом,
Вот что терпеть от врагов я должен [3, c. Здесь и далее перевод Ю. Корнеева
Вместе с Сидом уходят шестьдесят его дружинников. Чтобы заплатить им, Кампеадор вынужден прибегнуть к обману он набивает песком два ларя и выдает их за свою добычу (золото) от прежних битв с маврами. Евреи Иуда с Рахилем принимают их на хранение под залог в триста серебряных и триста золотых марок. Далее герой едет в Карденью, чтобы проститься с женой и дочерьми. А в это время под его знамена стекаются и кастильская знать, и простые воины. Всем им Сид обещает большую добычу. После первого же сражения, когда казначеи начинают вести счет завоеванному, мудрый вассал и родственник Диаса Альвар Фаньес Минайя обязуется передавать
3.3.2. Композиция и сюжет
«Песнь омоем Сиде» представляет собой произведение, в котором сцены военных подвигов героя последовательно чередуются с изображением эпизодов из его личной жизни. Композиция поэмы подчинена ее архитектонике текст делится натри части Изгнание
Сида», Свадьба дочерей Сида», Оскорбление в лесу Корпес». Начало рукописи утеряно. Очевидно, что речь там идет о ссоре короля с самым сильным его вассалом и о приказе последнему в девять дней покинуть Кастилию, родовой замок Бивар в Бургосе Заплакал мой Сиди громко и горько,
Назад обернулся, на замок смотрит:
Распахнуты двери, настежь ворота;
На шестах ни шуб, ни одежды добротной,
Ни линялых соколов нету больше.
Тяжко мой Сид вздыхает от скорби,
Молвит мой Сид разумное слово:
«Царь наш небесный с ангельским сонмом,
Вот что терпеть от врагов я должен [3, c. Здесь и далее перевод Ю. Корнеева
Вместе с Сидом уходят шестьдесят его дружинников. Чтобы заплатить им, Кампеадор вынужден прибегнуть к обману он набивает песком два ларя и выдает их за свою добычу (золото) от прежних битв с маврами. Евреи Иуда с Рахилем принимают их на хранение под залог в триста серебряных и триста золотых марок. Далее герой едет в Карденью, чтобы проститься с женой и дочерьми. А в это время под его знамена стекаются и кастильская знать, и простые воины. Всем им Сид обещает большую добычу. После первого же сражения, когда казначеи начинают вести счет завоеванному, мудрый вассал и родственник Диаса Альвар Фаньес Минайя обязуется передавать
полагающуюся ему одну пятую Альфонсу Кастильскому. Кампеа- дор следует его примеру и после взятия крепости Алькосер, а также разбив войско двух сарацинских королей, посылает в дар своему сюзерену тридцать коней со сбруей. Этот жест впоследствии приводит к тому, что король Кастилии дает разрешение всем желающим свободно присоединяться к войску Кампеадора. И силой, и хитростью Сиду удается завоевывать города мавров и затем продавать их им же. В битве с французами Сид добывает себе уникальную шпагу Коладу (позднее, в битве с королем Букаром, он отвоюет у последнего «Тисону, меч в тысячу марок, а во второй части ему в качестве трофея достается Бабьека — лучший скакун Испании.
Вторая часть начинается с описания новых побед Диаса. Он завоевывает Валенсию — это великая победа и богатая добыча. Разбивает они многочисленное войско марокканского короля Юсу- фа. Двести коней, отправленных королю, приводят к тому, что он разрешает жене и дочерям Сида, доньям Химене, Эльвире и Соль, вернуться к мужу и отцу. А чуть позднее сам Альфонс выступает сватом он предлагает Родриго в зятья двух своих родственников — инфантов Карриона
34
. Рассказом о свадебном торжестве и упоминанием о двух последующих счастливых годах совместной жизни заканчивается вторая часть повествования о Сиде.
В третьей речь идет о событиях, покрывших имя Сида позором. Все началось с того, что В Валенсии Сиди его родня. С ним инфанты Каррьона, его зятья. Прилег на скамью и уснул он раз, Но тут, узнайте, стряслась беда Лев вышел из клетки, запор сломав, Весь двор привел в смятенье и страх. Спавшие сбросили плащ с себя, Окружили скамью, где сеньор их лежал.
Фернандо Гонсалес, каррьонский инфант, Забыл с перепугу, куда бежать, Залез под скамью и спрятался там.
34
В период создания Песни инфантами назывались не только наследники королевской крови, но и просто дети знатных семейств. Графы Каррионские исторически никогда небыли зятьями Родриго Диаса. Имена его настоящих дочерей — Кристина и Мария, а замужем они были за правителями Наварры и Арагона
73
Дьего Гонсалес — заворота, Кричит что есть мочи «Каррьон, прощай К столбу в давильне припал он, дрожа, Измарал в грязи свой камзол и плащ. Проснулся тот, кто рожден в добрый час, Видит, вокруг вассалы стоят. Что тут стряслось В чему вас нужда —
«Из-за льва, сеньор, сумятица вся. Оперся на локоть мой Сиди встал, Пошел на льва с плащом на плечах. Устыдился лев, его увидав, Поник головой, перестал рычать. Взял за гриву его мой Сид де Бивар, В клетку отвели запер опять. Удивились все, насколько он храбр, Вернулись с ним в алькасар назад. Мой Сид дон Родриго зятьев стал звать. Искали их долго, нашли едва. С лица они были белей полотна. Послушать бы вам, как двор хохотал, Покуда мой Сид не велел всем молчать. Сгорели инфанты в тот день от стыда Уж больно обида была велика [3, c. Такую же трусость проявили инфанты Карриона ив бою с мавританским королем Букаром, за что также не избежали насмешек баронов. Обозленные дон Фернандо и дон Дьего решают отомстить
Сиду. Сказав всем, что увозят своих жен в Кастилию увидеть
Каррион, они, довезя их до леса Корпес, жестоко там избивают и привязывают к деревьям. Посланный вслед за зятьями, чтобы посмотреть их земли, племянник Сида Фелес Муньос вовремя находит юных жени освобождает их.
Узнав обо всем, Сид требует у Альфонса созвать в Толедо суд кортесов, на котором трижды бросает инфантам обвинения сначала требуя вернуть полученные в качестве приданого знаменитые Кола- ду и Тисону, затем данные в дорогу три тысячи марок наконец, он призывает инфантов принять бой, чтобы кровью смыть жестокую обиду, нанесенную его дочерям. Еще перед судом биварец подвязывает себе бороду. Так он будет ходить до тех пор, пока не будут назначены поединки Педро Бермудеса с Фернандо Гонсалесом,
Вторая часть начинается с описания новых побед Диаса. Он завоевывает Валенсию — это великая победа и богатая добыча. Разбивает они многочисленное войско марокканского короля Юсу- фа. Двести коней, отправленных королю, приводят к тому, что он разрешает жене и дочерям Сида, доньям Химене, Эльвире и Соль, вернуться к мужу и отцу. А чуть позднее сам Альфонс выступает сватом он предлагает Родриго в зятья двух своих родственников — инфантов Карриона
34
. Рассказом о свадебном торжестве и упоминанием о двух последующих счастливых годах совместной жизни заканчивается вторая часть повествования о Сиде.
В третьей речь идет о событиях, покрывших имя Сида позором. Все началось с того, что В Валенсии Сиди его родня. С ним инфанты Каррьона, его зятья. Прилег на скамью и уснул он раз, Но тут, узнайте, стряслась беда Лев вышел из клетки, запор сломав, Весь двор привел в смятенье и страх. Спавшие сбросили плащ с себя, Окружили скамью, где сеньор их лежал.
Фернандо Гонсалес, каррьонский инфант, Забыл с перепугу, куда бежать, Залез под скамью и спрятался там.
34
В период создания Песни инфантами назывались не только наследники королевской крови, но и просто дети знатных семейств. Графы Каррионские исторически никогда небыли зятьями Родриго Диаса. Имена его настоящих дочерей — Кристина и Мария, а замужем они были за правителями Наварры и Арагона
73
Дьего Гонсалес — заворота, Кричит что есть мочи «Каррьон, прощай К столбу в давильне припал он, дрожа, Измарал в грязи свой камзол и плащ. Проснулся тот, кто рожден в добрый час, Видит, вокруг вассалы стоят. Что тут стряслось В чему вас нужда —
«Из-за льва, сеньор, сумятица вся. Оперся на локоть мой Сиди встал, Пошел на льва с плащом на плечах. Устыдился лев, его увидав, Поник головой, перестал рычать. Взял за гриву его мой Сид де Бивар, В клетку отвели запер опять. Удивились все, насколько он храбр, Вернулись с ним в алькасар назад. Мой Сид дон Родриго зятьев стал звать. Искали их долго, нашли едва. С лица они были белей полотна. Послушать бы вам, как двор хохотал, Покуда мой Сид не велел всем молчать. Сгорели инфанты в тот день от стыда Уж больно обида была велика [3, c. Такую же трусость проявили инфанты Карриона ив бою с мавританским королем Букаром, за что также не избежали насмешек баронов. Обозленные дон Фернандо и дон Дьего решают отомстить
Сиду. Сказав всем, что увозят своих жен в Кастилию увидеть
Каррион, они, довезя их до леса Корпес, жестоко там избивают и привязывают к деревьям. Посланный вслед за зятьями, чтобы посмотреть их земли, племянник Сида Фелес Муньос вовремя находит юных жени освобождает их.
Узнав обо всем, Сид требует у Альфонса созвать в Толедо суд кортесов, на котором трижды бросает инфантам обвинения сначала требуя вернуть полученные в качестве приданого знаменитые Кола- ду и Тисону, затем данные в дорогу три тысячи марок наконец, он призывает инфантов принять бой, чтобы кровью смыть жестокую обиду, нанесенную его дочерям. Еще перед судом биварец подвязывает себе бороду. Так он будет ходить до тех пор, пока не будут назначены поединки Педро Бермудеса с Фернандо Гонсалесом,
Мартина Антолинеса с Дьего Гонсалесом и Муньо Густиоса с Асуром
Гонсалесом. Честь Сида полностью восстановлена после блистательных побед всех его ставленников, и, с согласия Альфонса Леонского и Кастильского, он отдает своих дочерей замуж за инфантов Наварры и Арагона. Характеристика основных действующих лиц и проблематика произведения
Ранее уже говорилось о том, что в центре внимания национального эпоса всегда стоит вопрос об объединении нации посредством защиты ее земель от неверных и осуждения междоусобиц (вопрос о взаимоотношениях вассала и сюзерена. Однако в Песни о Сиде» есть свои особенности воплощения данных тем. В первую очередь это касается того, что в произведении совершенно иначе, чем во французском или немецком вариантах, представлен образ главного героя, органически соединившего черты мудрого и справедливого полководца (Карл, отважного воина (Роланд, Хаген, Зигфрид) и любящего отца и мужа.
Уже в первых строках Песни мы видим Сида плачущим при расставании со своим родовым замком. Сид не стыдится этих слез, что делает образ главного героя гораздо человечнее и ближе к читателю по сравнению с идеальными и монументальными героями Песни о Роланде» и Песни о Нибелунгах». Материальные блага значат для него не меньше, чем рыцарская честь и долг вассала. Неслучайно на кортесах он требует сначала возмещения убытков и лишь потом вызывает инфантов на поединок. Важнейшей чертой характера Кампеадора (так называют Сида в войске) является отеческая забота об окружающих. Это касается отношений Сида как сродными и близкими людьми, таки с теми, кто преданно бьется в его войске с маврами. Он никогда не забывает поделиться сними завоеванной добычей, всегда держит данное слово, за что и любим своими соратниками. В Арагон и Наварру он сообщил, Велел, чтоб в Кастилье кликнули клич Тот, кто быть хочет богата не нищ, Пусть к Кампеадору примкнуть поспешит —
Гонсалесом. Честь Сида полностью восстановлена после блистательных побед всех его ставленников, и, с согласия Альфонса Леонского и Кастильского, он отдает своих дочерей замуж за инфантов Наварры и Арагона. Характеристика основных действующих лиц и проблематика произведения
Ранее уже говорилось о том, что в центре внимания национального эпоса всегда стоит вопрос об объединении нации посредством защиты ее земель от неверных и осуждения междоусобиц (вопрос о взаимоотношениях вассала и сюзерена. Однако в Песни о Сиде» есть свои особенности воплощения данных тем. В первую очередь это касается того, что в произведении совершенно иначе, чем во французском или немецком вариантах, представлен образ главного героя, органически соединившего черты мудрого и справедливого полководца (Карл, отважного воина (Роланд, Хаген, Зигфрид) и любящего отца и мужа.
Уже в первых строках Песни мы видим Сида плачущим при расставании со своим родовым замком. Сид не стыдится этих слез, что делает образ главного героя гораздо человечнее и ближе к читателю по сравнению с идеальными и монументальными героями Песни о Роланде» и Песни о Нибелунгах». Материальные блага значат для него не меньше, чем рыцарская честь и долг вассала. Неслучайно на кортесах он требует сначала возмещения убытков и лишь потом вызывает инфантов на поединок. Важнейшей чертой характера Кампеадора (так называют Сида в войске) является отеческая забота об окружающих. Это касается отношений Сида как сродными и близкими людьми, таки с теми, кто преданно бьется в его войске с маврами. Он никогда не забывает поделиться сними завоеванной добычей, всегда держит данное слово, за что и любим своими соратниками. В Арагон и Наварру он сообщил, Велел, чтоб в Кастилье кликнули клич Тот, кто быть хочет богата не нищ, Пусть к Кампеадору примкнуть поспешит —
Валенсией он овладеть решил. Кто хочет идти на Валенсию снами По доброй воле, — других мне не надо, Тех в Сельфском ущелье три дня ожидаю».
Промолвил это Кампеадор, Вернулся в Мурвьедро, что им покорен. Везде его клич разнесен молвой. Прослышав, как щедр и удачлив он, Валят к нему христиане валом. Повсюду молва шумит про него. Кто примкнул к нему, тот уже не уйдет. Мой Сид де Бивар все богаче казной. Радон, что рать у него растет, Не медлит, в поле выводит ее. Когда в Валенсию Сид вошел, Стал конным тот, кто был пеш до сих пор. Разжились все золотом и серебром. Сделался там богачом любой. Взял пятую часть мой Сид от всего — Тридцать тысяч марок ему пришлось, А прочей добыче кто знает счет [3, c. Вместе стем доброта Сида уживается в нем с железной волей, беспощадностью к врагами требованием абсолютной дисциплины в своем войске:
954
Молва по окрестностям весть разносит —
Кастильский изгнанник всех грабит жестоко [3, c. 286].
1245
Богаты изгнанники, всем довольны, Все щедро взысканы Кампеадором, Даны дома и земли любому. Платит мой Сид, не скупясь нисколько, Даже тем, кто пришел в Валенсию позже. Но видит мой Сид: всем уйти охота И добычу свою увезти с собою. По совету Минайи приказ он отдал Коль, руки не целуя, домой без спросу
35
Вассал, который покинул войско своего сеньора, формально не объявив ему об этом и не поцеловав руки, считался предателем
78
Промолвил это Кампеадор, Вернулся в Мурвьедро, что им покорен. Везде его клич разнесен молвой. Прослышав, как щедр и удачлив он, Валят к нему христиане валом. Повсюду молва шумит про него. Кто примкнул к нему, тот уже не уйдет. Мой Сид де Бивар все богаче казной. Радон, что рать у него растет, Не медлит, в поле выводит ее. Когда в Валенсию Сид вошел, Стал конным тот, кто был пеш до сих пор. Разжились все золотом и серебром. Сделался там богачом любой. Взял пятую часть мой Сид от всего — Тридцать тысяч марок ему пришлось, А прочей добыче кто знает счет [3, c. Вместе стем доброта Сида уживается в нем с железной волей, беспощадностью к врагами требованием абсолютной дисциплины в своем войске:
954
Молва по окрестностям весть разносит —
Кастильский изгнанник всех грабит жестоко [3, c. 286].
1245
Богаты изгнанники, всем довольны, Все щедро взысканы Кампеадором, Даны дома и земли любому. Платит мой Сид, не скупясь нисколько, Даже тем, кто пришел в Валенсию позже. Но видит мой Сид: всем уйти охота И добычу свою увезти с собою. По совету Минайи приказ он отдал Коль, руки не целуя, домой без спросу
35
Вассал, который покинул войско своего сеньора, формально не объявив ему об этом и не поцеловав руки, считался предателем
Уйдет кто-нибудь и окажется пойман, Пусть отберут все добро у такого, Накол посадят нещадно и тотчас. Мой Сид все дела устроил как должно, Призвал Минайю, так ему молвил Коль вы согласны, узнать мне угодно, Скольким богатство дано было мною. Пусть всех людей перепишут по счету, И если кто убежать захочет, Пусть отберут у него нажитое И тем отдадут, кто не бросил город. — Вот мудрый приказ — Минайя одобрил [3, c. Совершенно особый тип отношений складывается у Родриго
Диаса с королем Альфонсом. Главный герой не испытывает почтения к своему сюзерену (как Роланд к Марку, как, впрочем, и сам властитель Кастилии не особенно дорожит вассалом (как Гунтер
Хагеном). Их взаимодействие носит характер исключительно деловой, прозаический. Чем больше дань, которую платит Сид, темна большие уступки ему идет правитель.
Еще одной отличительной чертой именно испанского эпоса, как подчеркивает М. К. Попова, становится отсутствие трагического элемента, выраженного в Песни о Роланде” через гибель героя.
Сид из всех конфликтов выходит победителем, поэма о нем — это поэма удачи, поэма победы. <…> Испанская Песнь прославляет не столько индивидуальный героизм, сколько коллективное деяние. Мы не найдем в ней описания индивидуальных поединков (за исключением судебного. Исход сражений в Песни о Сиде” решают не единоборства отдельных рыцарей. а действия народных масс и хорошо продуманная тактика военачальника [2, c. Именно таким военачальником и является Родриго Диас де Би- вар. Среди его постоянных спутников помимо упомянутых Мартина Антолинеса и Альвара Фаньеса Минайи выделяется епископ
Жером, напоминающий французского архиепископа Турпена тем, что одной рукой раздает крестные благословения, а другой крепко сжимает меч:
2367
Воскликнул мой Сид: Так не будем мешкать Но тут епископ, успеха предвестник, Предстал перед Сидом в броне отменной
Диаса с королем Альфонсом. Главный герой не испытывает почтения к своему сюзерену (как Роланд к Марку, как, впрочем, и сам властитель Кастилии не особенно дорожит вассалом (как Гунтер
Хагеном). Их взаимодействие носит характер исключительно деловой, прозаический. Чем больше дань, которую платит Сид, темна большие уступки ему идет правитель.
Еще одной отличительной чертой именно испанского эпоса, как подчеркивает М. К. Попова, становится отсутствие трагического элемента, выраженного в Песни о Роланде” через гибель героя.
Сид из всех конфликтов выходит победителем, поэма о нем — это поэма удачи, поэма победы. <…> Испанская Песнь прославляет не столько индивидуальный героизм, сколько коллективное деяние. Мы не найдем в ней описания индивидуальных поединков (за исключением судебного. Исход сражений в Песни о Сиде” решают не единоборства отдельных рыцарей. а действия народных масс и хорошо продуманная тактика военачальника [2, c. Именно таким военачальником и является Родриго Диас де Би- вар. Среди его постоянных спутников помимо упомянутых Мартина Антолинеса и Альвара Фаньеса Минайи выделяется епископ
Жером, напоминающий французского архиепископа Турпена тем, что одной рукой раздает крестные благословения, а другой крепко сжимает меч:
2367
Воскликнул мой Сид: Так не будем мешкать Но тут епископ, успеха предвестник, Предстал перед Сидом в броне отменной
Отслужена Троице мною обедня, Но затем я покинул родную землю, Чтоб вместе с вами разить неверных Свой орден и меч мне прославить хотелось. Дозвольте мне врезаться в нехристей первым. На значке моем — посох, герб — на доспехах, Даст бог, испытаю их нынче в деле, Чтоб душу и сердце вдоволь потешить И чтоб вы меня похвалили за рвенье. Коль откажете, вас я покину немедля. — По нраву мне просьба, — мой Сид ответил. — Выбирайте мавра, с ним схватку затейте. Посмотрим, как бьется служитель церкви. Пришпорил коня дон Жером, епископ, Сходу ворвался в стан супротивный. Успех ниспослал ему вседержитель. Двух мавров разом пронзил он пикой, Древко сломал, за шпагу схватился. Какой, о боже, он славный воитель [3, c. Однако в целом религиозный пафос испанского эпоса отличается от французского и тем более от немецкого, где все герои, имеющие языческие корни, не руководствуются в своих поступках идеалами, заимствованными у христианской церкви. Перед каждым значительным сражением Сид служит мессу. Вместе с тридцатью конями, отправленными Альфонсу после первой своей победы, он вручает Минайе сапог, деньгами набитый, на тысячу месс в Бургосе, в церкви девы Марии. Сам Минайя, забирая жену и дочерей Сида из монастыря, оставляет аббату тысячу марок.
Родриго Диас строит свои отношения с церковью на материальной основе. Наступая на мавров, он тоже преследует по большей части меркантильные цели. Религиозная идея вдохновляет его гораздо меньше. Может быть, поэтому арабы в Песни не изображаются как главные злодеи. Таковыми выведены, скорее, испанские аристократы, в том числе инфанты Карриона, трусость и жадность которых выгодно оттеняют благородство, смелость, хозяйскую рачительность биварца.
Родриго Диас строит свои отношения с церковью на материальной основе. Наступая на мавров, он тоже преследует по большей части меркантильные цели. Религиозная идея вдохновляет его гораздо меньше. Может быть, поэтому арабы в Песни не изображаются как главные злодеи. Таковыми выведены, скорее, испанские аристократы, в том числе инфанты Карриона, трусость и жадность которых выгодно оттеняют благородство, смелость, хозяйскую рачительность биварца.
78
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 15
3.3.4. Художественные особенности
То, что эпос о Сиде оформился всего через полвека после исторических событий, о которых в нем рассказывается, обусловило особый пафос повествования, отмеченного большей, по сравнению с другими эпосами, точностью деталей, приверженностью к правде факта, близостью к духу современности. Естественность, простота и энергия стиля также являются его отличительными чертами. Испанская поэма лишена элементов сверхъестественного, мистического и чудесного. Вместо них — проза жизни, стремление не столько преувеличить значение описываемых событий, сколько привести их к правдоподобию. Примечателен в этом плане эпизод битвы Сида с Юсуфом. Исторически этот эпизод отражает крупнейшую победу реального Родриго Диаса над альморавидами — североафриканскими племенами, принявшими мусульманство. В 1094 г. три тысячи всадников под предводительством Сида обращают в бегство войско неверных, в которое входило сто пятьдесят тысяч человек. Национальный эпос, которому присуще частое использование гипербол, в испанском варианте меняет числа в сторону преуменьшения Христиане из города знамя выносят.
Без трех десятков их сорок сотен,
В пять десятков тысячу мавров войско [3, c. Вещие сны Сида совсем не зловещи, в отличие от видений Карла или Кримхильды:
404 Отужинал Сид, прилег отдохнуть, И чуть первым сном он сладко уснул,
Гавриил-архангел предстал ему О Кампеадор, отправляйтесь в путь. Доли славней не дано никому — Пока вы живы, удачи вас ждут.
Сид перекрестился — проснулся он вдруг.
Сид перекрестился, бога восславил Доволен он сном, что видел недавно [3, c. Меньше в испанском эпосе и метафор, сравнений, превосходной степени, ретардаций и пр, хотя повторяющиеся формулы встречаются довольно часто Мой Сид, в добрый час надели вы шпагу
Рек Сид, рожденный на свет в час добрый или Бороду гладит мой Сид де Бивар»; Борода у него все длинней и больше и пр. Повторяются в поэме и этикетные формулы-обращения.
Заканчивая разговор об испанском эпосе, еще раз подчеркнем его демократизм, большую близость к истории, меньшую ориентированность на миф и рыцарскую этику ñðàâíèòåëüíóþ õàðàêòåðèñòèêó íàöèîíàëüíûõ ýïî-
ñîâ ðàçëè÷íûõ ñòðàí (Ôðàíöèè, Èñïàíèè, Ãåðìàíèè, Äðåâíåé Ðóñè)
ïî îäíîìó èç ñëåäóþùèõ ïàðàìåòðîâ: êîìïîçèöèÿ; îáðàç ãëàâíîãî
ãåðîÿ; ðåëèãèîçíûå ìîòèâû; îáðàç ìîíàõà; îáðàç çëîäåÿ; æåíñêèå
îáðàçû; èñòîðè÷åñêèå ðåàëèè; ÿçû÷åñêèå ìîòèâû; èäåÿ âàññàëüíîãî
äîëãà; ïîýòèêà ïîåäèíêà; ïîýòèêà ÷èñëà; ñðåäñòâà õóäîæåñòâåííîé
âûðàçèòåëüíîñòè è БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ. Зарубежная литература Средних веков : хрестоматия. Вт. Т. 1. Языческий эпос. Клерикальная литература. Национальный языческий эпос. Рыцарская литература : учеб. пособие / сост. Л. А. Назарова, ОН. Турышева. Екатеринбург : Изд-во Урал. унта, 2008. 448 с. Никола МИ, Попова М. К, Шайтанов ИО История зарубежной литературы Средних веков : учеб. для вузов. М. : Юрайт, 2014. 425 с. Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро. М. : Худож. лит, 1975. 656 с. Пронин В. А. История немецкой литературы : учеб. пособие. М. : Университетская книга ; Логос, 2007. 384 с.
РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
Ху доже ст вен н ы е тексты iБеовульфi. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. — М. : Худож. лит, 1975. —
770 с. (Библиотека всемирной литературы).
Западноевропейский эпос / пер. А. Корсуна, Ю. Корнеева. — СПб. : Азбука-
Классика, 2002. — 988 с.
Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде.
Романсеро. — М. : Худож. лит, 1975. — 656 с. (Библиотека всемирной лите- ратуры).
Песнь о Нибелунгах / перс нем. Ю. Корнеева, Н. Сигал ; вступ. ст. В. Про- нина. — М. : ТЕРРА, 1997. — 314 с
Заканчивая разговор об испанском эпосе, еще раз подчеркнем его демократизм, большую близость к истории, меньшую ориентированность на миф и рыцарскую этику ñðàâíèòåëüíóþ õàðàêòåðèñòèêó íàöèîíàëüíûõ ýïî-
ñîâ ðàçëè÷íûõ ñòðàí (Ôðàíöèè, Èñïàíèè, Ãåðìàíèè, Äðåâíåé Ðóñè)
ïî îäíîìó èç ñëåäóþùèõ ïàðàìåòðîâ: êîìïîçèöèÿ; îáðàç ãëàâíîãî
ãåðîÿ; ðåëèãèîçíûå ìîòèâû; îáðàç ìîíàõà; îáðàç çëîäåÿ; æåíñêèå
îáðàçû; èñòîðè÷åñêèå ðåàëèè; ÿçû÷åñêèå ìîòèâû; èäåÿ âàññàëüíîãî
äîëãà; ïîýòèêà ïîåäèíêà; ïîýòèêà ÷èñëà; ñðåäñòâà õóäîæåñòâåííîé
âûðàçèòåëüíîñòè è БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ. Зарубежная литература Средних веков : хрестоматия. Вт. Т. 1. Языческий эпос. Клерикальная литература. Национальный языческий эпос. Рыцарская литература : учеб. пособие / сост. Л. А. Назарова, ОН. Турышева. Екатеринбург : Изд-во Урал. унта, 2008. 448 с. Никола МИ, Попова М. К, Шайтанов ИО История зарубежной литературы Средних веков : учеб. для вузов. М. : Юрайт, 2014. 425 с. Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро. М. : Худож. лит, 1975. 656 с. Пронин В. А. История немецкой литературы : учеб. пособие. М. : Университетская книга ; Логос, 2007. 384 с.
РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
Ху доже ст вен н ы е тексты iБеовульфi. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. — М. : Худож. лит, 1975. —
770 с. (Библиотека всемирной литературы).
Западноевропейский эпос / пер. А. Корсуна, Ю. Корнеева. — СПб. : Азбука-
Классика, 2002. — 988 с.
Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде.
Романсеро. — М. : Худож. лит, 1975. — 656 с. (Библиотека всемирной лите- ратуры).
Песнь о Нибелунгах / перс нем. Ю. Корнеева, Н. Сигал ; вступ. ст. В. Про- нина. — М. : ТЕРРА, 1997. — 314 с
Исследования iАэурбах Э. Роланда назначают вождем арьергарда франков // Ауэрбах Э.
Мимесис / Э. Ауэрбах. — М. ; СПб. : Университетская книга, 2000. — 511 с.
Боура СМ Героическая поэзия / СМ. Боура. — М. : Новое литературное обозрение, 2002. — 388 с.
Волкова З. Н Эпос Франции : История и язык французских эпических сказаний / З. Н. Волкова. — М. : Либроком, 2009. — 320 с.
Гуревич А. Я Хронотоп Песни о Нибелунгах» // Гуревич А. Я. Средневековый мир культура безмолвствующего большинства / А. Я. Гуревич. — М. : Искусство, 1990. — 396 с.
Мелетинский ЕМ. Происхождение героического эпоса ранние формы и архаические памятники / ЕМ. Мелетинский. — е изд, испр. — М. : Вост. лит, 2004. — 462 с.
Михайлов АД Французский героический эпос. Вопросы поэтики и стилистики АД. Михайлов. — М. : Наследие, 1995. — 360 с.
Плавскин З. И Литература Испании IX–XV веков / З. И. Плавскин. — М. :
Высш. шк, 1986. — 176 с.
Хойслер А Германский героический эпос и сказание о Нибелунгах / А. Хойслер. — М. : Книга по требованию, 2012. — 221 с
81
4. КУРТУАЗНАЯ (РЫЦАРСКАЯ)
ЛИТЕРАТУРА
XI–ХIII века — особый период в развитии средневековой литературы. Исторически он связан прежде всего с окончательным оформлением феодальных отношений, а также крестовыми походами рыцарей-европейцев на Восток, в Иерусалим, ради освобождения гроба Господня. Византийский император Алексей I
Комнин, теснимый печенегами и турками-сельджуками, обратился к римской церкви и европейским государям с просьбой о помощи. Одним из его доводов было указание на великую несправедливость того, что гроб Господень, находящийся в Палестине, принадлежит не христианской, а мусульманской церкви. Следовательно всех нехристиан следует изгнать со священных мест как можно дальше. Учитывая также практическую выгоду от завоевания плодородных восточных земель, возможности присвоения богатства их правителей, папа Урбан II в ноябре 1095 г. в Клермоне призвал французов к освободительному походу в Иерусалим. К святому паломничеству призвали амьенский монах Петр Пустынник, вместе с папой обещавший отпущение грехов всем, кто пойдет под его знаменами. Таковых было много, и все они в знак чистоты своих помыслов нашивали на одежду белый крест, становясь крестоносцами. Этот стихийный поход не принес славы его участникам, в отличие от последующего, который, собственно, и принято называть Первым крестовым походом, датируемым 1096–1099 гг. В нем приняли участие преимущественно рыцари, которым удалось взять Иерусалим. Власть в нем получил Готфрид Бульонский. О событиях, связанных с осадой города, напишет в конце XVI века свою знаменитую поэму Освобожденный Иерусалим Т. Тассо.
Позднее, чтобы удерживать завоеванные земли, были созданы духовно-рыцарские ордена, оказавшие колоссальное влияние на средневековую историю. Самыми крупными из них были ордена тамплиеров (храмовников, иоаннитов (госпитальеров) и тевтонцев.
Мимесис / Э. Ауэрбах. — М. ; СПб. : Университетская книга, 2000. — 511 с.
Боура СМ Героическая поэзия / СМ. Боура. — М. : Новое литературное обозрение, 2002. — 388 с.
Волкова З. Н Эпос Франции : История и язык французских эпических сказаний / З. Н. Волкова. — М. : Либроком, 2009. — 320 с.
Гуревич А. Я Хронотоп Песни о Нибелунгах» // Гуревич А. Я. Средневековый мир культура безмолвствующего большинства / А. Я. Гуревич. — М. : Искусство, 1990. — 396 с.
Мелетинский ЕМ. Происхождение героического эпоса ранние формы и архаические памятники / ЕМ. Мелетинский. — е изд, испр. — М. : Вост. лит, 2004. — 462 с.
Михайлов АД Французский героический эпос. Вопросы поэтики и стилистики АД. Михайлов. — М. : Наследие, 1995. — 360 с.
Плавскин З. И Литература Испании IX–XV веков / З. И. Плавскин. — М. :
Высш. шк, 1986. — 176 с.
Хойслер А Германский героический эпос и сказание о Нибелунгах / А. Хойслер. — М. : Книга по требованию, 2012. — 221 с
81
4. КУРТУАЗНАЯ (РЫЦАРСКАЯ)
ЛИТЕРАТУРА
XI–ХIII века — особый период в развитии средневековой литературы. Исторически он связан прежде всего с окончательным оформлением феодальных отношений, а также крестовыми походами рыцарей-европейцев на Восток, в Иерусалим, ради освобождения гроба Господня. Византийский император Алексей I
Комнин, теснимый печенегами и турками-сельджуками, обратился к римской церкви и европейским государям с просьбой о помощи. Одним из его доводов было указание на великую несправедливость того, что гроб Господень, находящийся в Палестине, принадлежит не христианской, а мусульманской церкви. Следовательно всех нехристиан следует изгнать со священных мест как можно дальше. Учитывая также практическую выгоду от завоевания плодородных восточных земель, возможности присвоения богатства их правителей, папа Урбан II в ноябре 1095 г. в Клермоне призвал французов к освободительному походу в Иерусалим. К святому паломничеству призвали амьенский монах Петр Пустынник, вместе с папой обещавший отпущение грехов всем, кто пойдет под его знаменами. Таковых было много, и все они в знак чистоты своих помыслов нашивали на одежду белый крест, становясь крестоносцами. Этот стихийный поход не принес славы его участникам, в отличие от последующего, который, собственно, и принято называть Первым крестовым походом, датируемым 1096–1099 гг. В нем приняли участие преимущественно рыцари, которым удалось взять Иерусалим. Власть в нем получил Готфрид Бульонский. О событиях, связанных с осадой города, напишет в конце XVI века свою знаменитую поэму Освобожденный Иерусалим Т. Тассо.
Позднее, чтобы удерживать завоеванные земли, были созданы духовно-рыцарские ордена, оказавшие колоссальное влияние на средневековую историю. Самыми крупными из них были ордена тамплиеров (храмовников, иоаннитов (госпитальеров) и тевтонцев.
Тамплиеры носили белый плащ с нашитым на груди и спине восьмиконечным красным крестом. Идеологом этого ордена считают одного из самых известных мистиков Средневековья (Данте помещает его в самый центр рая) Бернара Клервосского. Утвердилось мнение, что именно тамплиерам удалось проникнуть во многие тайны восточных эзотерических учений и вывезти из Палестины чашу
Грааля
37
. Руководил орденом Великий Магистр, последним из которых стал Жан де Мале, сожженный в Париже французским королем Филиппом Красивым, видевшем в тамплиерах опасных соперников.
Орден иоаннитов изначально был создан в помощь больными раненым. Рыцари принимали три обета бедности, целомудрия и послушания. Их символом был восьмиконечный белый крест, который сначала носили на левом плече черной мантии (в знак отсутствия свободы у монаха, а позднее — на груди красной мантии. Черный крест на белом плаще — отличительный знак немецкого тевтонского ордена, сохранившегося до наших дней.
Само понятие рыцарь (возможно, от нем. ritter — всадник) сложилось еще в VIII веке. Так называли любого, кто имел коня и оружие и добровольно нанимался на вассальную службу к сюзерену с целью охраны его земель. Однако со временем ситуация меняется. Обстановка в Европе начинает стабилизироваться, захватнические набеги и войны уходят в прошлое. Крупные феодалы успевают закончить строительство своих крепостей, их внимание теперь больше сосредоточено не на событиях за их пределами, а на жизни внутри зáмка. В нем устанавливаются новые законы, подчиненные жесткому распорядку с соблюдением строгих ритуалов и церемоний. Их главными участниками и становятся рыцари, основная функция которых на этом новом этапе заключается в следовании установленным нормами образцам. Суть происходящих изменений можно выразить формулой К героическому идеалу присоединяется другой идеал — эстетический [3, с. 75]. Сам статус рыцаря становится принципиально другим. Рыцарское звание теперь либо передается по праву крови, либо (реже)
36
Эзотерика — тайное учение (духовная практика, доступное только посвященным, избранным, о скрытой мистической взаимосвязи всего совсем во Вселенной Чаша Грааля — сосуд, подставленный, по легенде, Иосифом Аримафейским под крест, на котором распяли Христа. Именно в него стекала кровь Господня
Грааля
37
. Руководил орденом Великий Магистр, последним из которых стал Жан де Мале, сожженный в Париже французским королем Филиппом Красивым, видевшем в тамплиерах опасных соперников.
Орден иоаннитов изначально был создан в помощь больными раненым. Рыцари принимали три обета бедности, целомудрия и послушания. Их символом был восьмиконечный белый крест, который сначала носили на левом плече черной мантии (в знак отсутствия свободы у монаха, а позднее — на груди красной мантии. Черный крест на белом плаще — отличительный знак немецкого тевтонского ордена, сохранившегося до наших дней.
Само понятие рыцарь (возможно, от нем. ritter — всадник) сложилось еще в VIII веке. Так называли любого, кто имел коня и оружие и добровольно нанимался на вассальную службу к сюзерену с целью охраны его земель. Однако со временем ситуация меняется. Обстановка в Европе начинает стабилизироваться, захватнические набеги и войны уходят в прошлое. Крупные феодалы успевают закончить строительство своих крепостей, их внимание теперь больше сосредоточено не на событиях за их пределами, а на жизни внутри зáмка. В нем устанавливаются новые законы, подчиненные жесткому распорядку с соблюдением строгих ритуалов и церемоний. Их главными участниками и становятся рыцари, основная функция которых на этом новом этапе заключается в следовании установленным нормами образцам. Суть происходящих изменений можно выразить формулой К героическому идеалу присоединяется другой идеал — эстетический [3, с. 75]. Сам статус рыцаря становится принципиально другим. Рыцарское звание теперь либо передается по праву крови, либо (реже)
36
Эзотерика — тайное учение (духовная практика, доступное только посвященным, избранным, о скрытой мистической взаимосвязи всего совсем во Вселенной Чаша Грааля — сосуд, подставленный, по легенде, Иосифом Аримафейским под крест, на котором распяли Христа. Именно в него стекала кровь Господня
даруется за исключительные личные достижения, отвагу и доблесть, проявленные по отношению к своему господину (см. романы В. Скотта). Однако при несоблюдении основных заповедей (быть верующим христианином, защищать слабых, повиноваться и быть верным сеньору, говорить правду и держать свое слово, быть щедрым, бороться против зла и защищать добро и пр) звания рыцаря можно было и лишиться.
Помимо права крови вторым важнейшим требованием к рыцарю становится воспитание. В дополнение к традиционным воинскими охотничьим умениям (предполагающим мужество, отвагу, верность и преданность сюзерену, то есть героизм) рыцарь должен был овладеть шахматами, слагать стихи, изучить азы медицины и астрономии, освоить игруна музыкальных инструментах (эстетизм. Кроме того, ему следовало уметь разбираться во всех тонкостях рыцарского этикета, быть щедрым, великодушным, благоразумным, приятным в обхождении, галантным. Иными словами, он должен был быть куртуазным
38
Завершалось рыцарское воспитание тем, что юноша давал обет служения Прекрасной Даме, будучи вовлечен в куртуазную ситуацию любви. Именно этот феномен максимально полно раскрывает суть куртуазной культуры, его отголоски слышны в современном значении идиомы рыцарское отношение к женщине. В Средние века это была непросто учтивость, но определенная философская модель отношения к миру.
Согласно куртуазной ситуации любви рыцарь должен был избрать даму сердца, которая, во-первых, занимает более высокую ступнь социальной лестницы, а во-вторых, состоит в браке. Этой дамой могла быть супруга сюзерена, но нередко рыцарь даже в глаза не видел свою возлюбленную, но только слышало ее красоте, уме и благородстве, о ее куртуазности.
Данные условия подчеркивали невозможность обладания донной донна — замужняя дама в странах Средиземноморья, ее идеальность и недоступность, следовательно любовь к ней могла выливаться только в форму служения. Чем выше и недостижимее объект страсти,
38
Куртуазный (от фр. court — двор) — 1) относящийся к быту при дворе, характеризующий придворную культуру 2) определяющий поведение рыцаря, его внутренний кодекс чести
Помимо права крови вторым важнейшим требованием к рыцарю становится воспитание. В дополнение к традиционным воинскими охотничьим умениям (предполагающим мужество, отвагу, верность и преданность сюзерену, то есть героизм) рыцарь должен был овладеть шахматами, слагать стихи, изучить азы медицины и астрономии, освоить игруна музыкальных инструментах (эстетизм. Кроме того, ему следовало уметь разбираться во всех тонкостях рыцарского этикета, быть щедрым, великодушным, благоразумным, приятным в обхождении, галантным. Иными словами, он должен был быть куртуазным
38
Завершалось рыцарское воспитание тем, что юноша давал обет служения Прекрасной Даме, будучи вовлечен в куртуазную ситуацию любви. Именно этот феномен максимально полно раскрывает суть куртуазной культуры, его отголоски слышны в современном значении идиомы рыцарское отношение к женщине. В Средние века это была непросто учтивость, но определенная философская модель отношения к миру.
Согласно куртуазной ситуации любви рыцарь должен был избрать даму сердца, которая, во-первых, занимает более высокую ступнь социальной лестницы, а во-вторых, состоит в браке. Этой дамой могла быть супруга сюзерена, но нередко рыцарь даже в глаза не видел свою возлюбленную, но только слышало ее красоте, уме и благородстве, о ее куртуазности.
Данные условия подчеркивали невозможность обладания донной донна — замужняя дама в странах Средиземноморья, ее идеальность и недоступность, следовательно любовь к ней могла выливаться только в форму служения. Чем выше и недостижимее объект страсти,
38
Куртуазный (от фр. court — двор) — 1) относящийся к быту при дворе, характеризующий придворную культуру 2) определяющий поведение рыцаря, его внутренний кодекс чести
тем больше усилий должен был приложить рыцарь, чтобы доказать самому себе право быть достойным своей Прекрасной Дамы. Ради нее он совершает подвиги, стремится быть чище, лучше, безупречнее.
Ценность куртуазного чувства определятся любящим не количеством усилий, прилагаемых ради того, чтобы добиться обладания Прекрасной Дамой, но качеством переживания своей любви, дарящей радость и страдание. Последнее, в свою очередь, и есть единственный путь к самосовершенствованию и единственный источник блаженства. Вот как трактует данный феномен Й. Хейзинга: В куртуазной любви трубадуров именно неудовлетворенность выдвигается на первое место. Возникает эротическая форма мышления с избыточным этическим содержанием (выделено мной. — Л. Н, притом что связь с естественной любовью к женщине нисколько не нарушается. Именно из чувственной любви проистекало благородное служение даме, не притязающее на осуществление своих желаний. Любовь стала полем, на котором можно было взращивать всевозможные эстетические и нравственные совершенства. Благородный влюбленный — согласно этой теории куртуазной любви — вследствие своей страсти становится чистыми добродетельным. Элемент духовности приобретает все большее значение в лирике в конечном счете следствие любви — состояние священного знания и благочестия, la vita nuova»
39
[11, с. Кроме того, описанная модель (она, безусловно, схематична и не отражает всей полноты миросозерцания средневекового рыцаря) оказалась как нельзя более гармонизирующей эпохе. С одной стороны, поклонение Прекрасной Даме логично вписывалось в светскую феодальную иерархию (служение даме — служение сюзерену) и религиозный канон (культ Донны соотносился с почитанием Девы Марии и привел впоследствии к ангелизации Дамы. С другой стороны, выбранная форма именно любовного переживания была обращена к ранее игнорируемому внутреннему миру человека. Абстрактная идея служения приобрела характер личной заинтересованности, раскрыла весь спектр возможного познания себя и мира через одно из важнейших и интимнейших человеческих чувств — любовь La vita nuova (итал. Новая жизнь) — название первого крупного произведения Данте, в котором он опирается в том числе и на доктрину куртуазной любви
Ценность куртуазного чувства определятся любящим не количеством усилий, прилагаемых ради того, чтобы добиться обладания Прекрасной Дамой, но качеством переживания своей любви, дарящей радость и страдание. Последнее, в свою очередь, и есть единственный путь к самосовершенствованию и единственный источник блаженства. Вот как трактует данный феномен Й. Хейзинга: В куртуазной любви трубадуров именно неудовлетворенность выдвигается на первое место. Возникает эротическая форма мышления с избыточным этическим содержанием (выделено мной. — Л. Н, притом что связь с естественной любовью к женщине нисколько не нарушается. Именно из чувственной любви проистекало благородное служение даме, не притязающее на осуществление своих желаний. Любовь стала полем, на котором можно было взращивать всевозможные эстетические и нравственные совершенства. Благородный влюбленный — согласно этой теории куртуазной любви — вследствие своей страсти становится чистыми добродетельным. Элемент духовности приобретает все большее значение в лирике в конечном счете следствие любви — состояние священного знания и благочестия, la vita nuova»
39
[11, с. Кроме того, описанная модель (она, безусловно, схематична и не отражает всей полноты миросозерцания средневекового рыцаря) оказалась как нельзя более гармонизирующей эпохе. С одной стороны, поклонение Прекрасной Даме логично вписывалось в светскую феодальную иерархию (служение даме — служение сюзерену) и религиозный канон (культ Донны соотносился с почитанием Девы Марии и привел впоследствии к ангелизации Дамы. С другой стороны, выбранная форма именно любовного переживания была обращена к ранее игнорируемому внутреннему миру человека. Абстрактная идея служения приобрела характер личной заинтересованности, раскрыла весь спектр возможного познания себя и мира через одно из важнейших и интимнейших человеческих чувств — любовь La vita nuova (итал. Новая жизнь) — название первого крупного произведения Данте, в котором он опирается в том числе и на доктрину куртуазной любви
Куртуазная идеология окончательно определила и узаконила место и роль рыцарства в средневековом обществе, а куртуазная ситуация любви стала ведущей темой такого уникального явления светской культуры рассматриваемого периода, как рыцарская литература, представленная лирикой провансальских трубадуров, а позднее рыцарским романом.
4.1. ПОЭЗИЯ ТРУБАДУРОВ. Содержание термина и особенности авторства
В главе 1 уже говорилось о том, что XII век в истории Средних веков принято называть Овидианским Возрождением. Это название не в последнюю очередь связано сформированием и расцветом любовной лирики трубадуров. Специфика любовного переживания, описанная выше и ставшая основным содержанием песен, вызвала к жизни около двух с половиной тысяч стихотворений. Из этого факта можно сделать два вывода.
Во-первых, подобная достаточно узкая тематическая направленность неизбежно привела к тому, что акцент в лирике сместился оттого, о чем писать, в сторону того, как это делать. Интерес поэтов сосредоточился в первую очередь на технике стиха. Гораздо большее значение приобретают для них размер стиха, строфика, рифма. Отсюда и самоназвание трубадуры — слагатели стиха (от прованс.
trobar — изобретать, слагать, создавать или лат. (con) tropare — сочинять тропы. Важно подчеркнуть тот факт, что лирика средневековых певцов любви (именно так переводится их немецкое самоназвание — миннезингеры) далека от поэзии в современном ее понимании. Главным для трубадуров было не столько желание самовыразиться, поиск индивидуального стиля, сколько стремление презентовать себя как знатока, мастера, словесной (и музыкальной)
40
техники. Известный пример тому — строки из Песни влюбленного,
40
Произведения трубадуров не декламировались, а пелись, чаще всего под аккомпанемент лиры или виолы. И если сам рыцарь не обладал необходимыми музыкальными данными, то его произведения исполнял находящийся при нем жонглер (нем. шпильман). Самыми известными были Папиоль (жонглер Бертрана де Борна и Пистолета (Письмецо) Арнаута де Марейля).
4.1. ПОЭЗИЯ ТРУБАДУРОВ. Содержание термина и особенности авторства
В главе 1 уже говорилось о том, что XII век в истории Средних веков принято называть Овидианским Возрождением. Это название не в последнюю очередь связано сформированием и расцветом любовной лирики трубадуров. Специфика любовного переживания, описанная выше и ставшая основным содержанием песен, вызвала к жизни около двух с половиной тысяч стихотворений. Из этого факта можно сделать два вывода.
Во-первых, подобная достаточно узкая тематическая направленность неизбежно привела к тому, что акцент в лирике сместился оттого, о чем писать, в сторону того, как это делать. Интерес поэтов сосредоточился в первую очередь на технике стиха. Гораздо большее значение приобретают для них размер стиха, строфика, рифма. Отсюда и самоназвание трубадуры — слагатели стиха (от прованс.
trobar — изобретать, слагать, создавать или лат. (con) tropare — сочинять тропы. Важно подчеркнуть тот факт, что лирика средневековых певцов любви (именно так переводится их немецкое самоназвание — миннезингеры) далека от поэзии в современном ее понимании. Главным для трубадуров было не столько желание самовыразиться, поиск индивидуального стиля, сколько стремление презентовать себя как знатока, мастера, словесной (и музыкальной)
40
техники. Известный пример тому — строки из Песни влюбленного,
40
Произведения трубадуров не декламировались, а пелись, чаще всего под аккомпанемент лиры или виолы. И если сам рыцарь не обладал необходимыми музыкальными данными, то его произведения исполнял находящийся при нем жонглер (нем. шпильман). Самыми известными были Папиоль (жонглер Бертрана де Борна и Пистолета (Письмецо) Арнаута де Марейля).
который с достоинством ждет признанья» Арнаута Даниэля: Гну я слово и строгаю / Ради звучности и лада, / Вдоль скоблю и поперек, отражающие отношение поэта к творчеству как к ремеслу, в котором превыше всего ценится виртуозность исполнения.
Во-вторых, обилие стихотворений со сходной тематикой и указанное выше отсутствие потребности к самовыражению привело к появлению в XIII веке жизнеописаний трубадуров, позволяющих подчеркнуть индивидуальность поэта, закрепить за ним некую историю, выделяющую его среди прочих. Развитие лирики, основные имена, жанры, стили
Родиной лирики трубадуров стала историческая область Франции, находящаяся на юге страны (в XII веке юг был независим от севера, от Парижа) и носящая название Прованс. В научной литературе существует несколько версий относительно того, почему куртуазная поэзия зародилась именно здесь (см. об этом [5]). Самая распространенная подчеркивает пересечение самобытной культуры этого края с восточной (прежде всего арабской) поэтической традицией, привнесенной из расположенной неподалеку Испании. О степени развитости провансальской культуры свидетельствует уже тот факт, что она имела свой язык, провансальский, на котором и были созданы стихотворные произведения, известные сейчас как лирика провансальских трубадуров.
Первым из них, согласно сложившейся литературной традиции, был
Гильем Аквитанский, граф Пуатевинский(оксит.Guilhem IX
de Peiteus d’Aquitaine, 1071–1126). И был он одним из куртуазней- ших на свете мужей и превеликим обманщиком женщин [1, с. 9]. Из всего им написанного до нас дошли 11 канцон (canso) — преобладающего в провансальской поэзии жанра. Главное содержание о — сюжет, тема) канцоны — воспевание любви рыцаря к Донне. Другими словами, это песнь любовного содержания. Формально канцона, как правило, состояла из нескольких (от 5 до 7) строф- куплетов (coblas), каждая из которых включала 7–8 строк плюс 2 или 3 замыкающие посылки, или торнады (tornada — строфа, равная половине куплета, то есть если в куплетах поэмы по 6 строк, тов посылке будет всего 3). Эти полукуплеты раскрывают се- ньяль (senhal
— имя) жонглера, дамы или того, кому посвящено
Во-вторых, обилие стихотворений со сходной тематикой и указанное выше отсутствие потребности к самовыражению привело к появлению в XIII веке жизнеописаний трубадуров, позволяющих подчеркнуть индивидуальность поэта, закрепить за ним некую историю, выделяющую его среди прочих. Развитие лирики, основные имена, жанры, стили
Родиной лирики трубадуров стала историческая область Франции, находящаяся на юге страны (в XII веке юг был независим от севера, от Парижа) и носящая название Прованс. В научной литературе существует несколько версий относительно того, почему куртуазная поэзия зародилась именно здесь (см. об этом [5]). Самая распространенная подчеркивает пересечение самобытной культуры этого края с восточной (прежде всего арабской) поэтической традицией, привнесенной из расположенной неподалеку Испании. О степени развитости провансальской культуры свидетельствует уже тот факт, что она имела свой язык, провансальский, на котором и были созданы стихотворные произведения, известные сейчас как лирика провансальских трубадуров.
Первым из них, согласно сложившейся литературной традиции, был
Гильем Аквитанский, граф Пуатевинский(оксит.Guilhem IX
de Peiteus d’Aquitaine, 1071–1126). И был он одним из куртуазней- ших на свете мужей и превеликим обманщиком женщин [1, с. 9]. Из всего им написанного до нас дошли 11 канцон (canso) — преобладающего в провансальской поэзии жанра. Главное содержание о — сюжет, тема) канцоны — воспевание любви рыцаря к Донне. Другими словами, это песнь любовного содержания. Формально канцона, как правило, состояла из нескольких (от 5 до 7) строф- куплетов (coblas), каждая из которых включала 7–8 строк плюс 2 или 3 замыкающие посылки, или торнады (tornada — строфа, равная половине куплета, то есть если в куплетах поэмы по 6 строк, тов посылке будет всего 3). Эти полукуплеты раскрывают се- ньяль (senhal
— имя) жонглера, дамы или того, кому посвящено
стихотворение. Как пишет М. Б. Мейлах, у ранних трубадуров принят был термин vers в отличие от более позднего наименования chanso. Термин восходит к лат. versus — жанру литургической поэзии на латинском языке [1, с. 587]. Кстати, именно этим словом — песнь — пользуется в своих переводах известный исследователь и переводчик лирики трубадуров А. Г. Найман. А. Г. Найман делит канцоны Гильема Аквитанского на две группы на куртуазные песни, в которых заданы все основные мотивы последующей любовной лирики, и на проникнутые веселым цинизмом пьесы, где эти мотивы характерным образом пародируются и всячески снижаются [8, с. 204]. Ко второй группе относится самая известная канцона Гильема Аквитанского с современно звучащим названием Песнь ни о чем»:
Сложу стихия ни о чем,
Ни о себе, ни о другом,
Ни об учтивом, ни о том,
На что все падки:
Я их начну сквозь сон, верхом,
Взяв ритм лошадки.
Не знаю, под какой звездой
Рожден: ни добрый я, ни злой,
Ни всех любимец, ни изгой,
Но все в зачатке;
Я феей одарен ночной
В глухом распадке.
Не знаю, бодрствовал иль спал
Сейчас я, — кто бы мне сказал?
А что припадочным не стал,
Так все припадки
Смешней — свидетель Марциал! С мышонком схватки. С подругой крепок наш союз,
Хоть я ее не видел, плюс
У нас с ней, в общем, разный вкус Яне в упадке;
Бегут нормандец и француз
Во все лопатки
Сложу стихия ни о чем,
Ни о себе, ни о другом,
Ни об учтивом, ни о том,
На что все падки:
Я их начну сквозь сон, верхом,
Взяв ритм лошадки.
Не знаю, под какой звездой
Рожден: ни добрый я, ни злой,
Ни всех любимец, ни изгой,
Но все в зачатке;
Я феей одарен ночной
В глухом распадке.
Не знаю, бодрствовал иль спал
Сейчас я, — кто бы мне сказал?
А что припадочным не стал,
Так все припадки
Смешней — свидетель Марциал! С мышонком схватки. С подругой крепок наш союз,
Хоть я ее не видел, плюс
У нас с ней, в общем, разный вкус Яне в упадке;
Бегут нормандец и француз
Во все лопатки
Ее не видел я в глаза,
И хоть не противно не за,
Пусть я не смыслю ни аза,
Но все в порядке
У той лишь, чья нежна краса
И речи сладки.
Стихи готовы — спрохвала
41
Другому сдам свои дела:
В Анжу пусть мчится как стрела
Он без оглядки,
Но прежде вынет из чехла
Ключ от разгадки [8, с. Перевод А. Г. Наймана
Обратим внимание на два момента, связанных с этой песней.
Во-первых, она, тяготея к жанру девиналя (загадки, строится на серии антитез. Исследователи находят в этом тексте, породившем серию подражаний в творчестве последующих трубадуров, элементы августинианской мистики поэт, как бы не зная, бодрствует он или спит, надеется в тоже время достичь недостижимого знания [8, с. 204]. Иными словами, светское начало органически соединяется здесь с началом религиозным, одно не противоречит другому, что в целом характерно для рыцарского идеала в целом и для поэзии Прованса в частности. Во-вторых, отмеченная выше явно выраженная ироническая тональность канцоны позволяет соотнести ее с традицией средневековой карнавальной культуры. Черты ее эстетики мы не раз можем увидеть ив произведениях других провансальских авторов.
В поэзии Гильема Аквитанского новая рыцарская идеология только зарождается. Классический образец куртуазной ситуации любви, выраженный в поэтическом слове, находим у трубадура
И хоть не противно не за,
Пусть я не смыслю ни аза,
Но все в порядке
У той лишь, чья нежна краса
И речи сладки.
Стихи готовы — спрохвала
41
Другому сдам свои дела:
В Анжу пусть мчится как стрела
Он без оглядки,
Но прежде вынет из чехла
Ключ от разгадки [8, с. Перевод А. Г. Наймана
Обратим внимание на два момента, связанных с этой песней.
Во-первых, она, тяготея к жанру девиналя (загадки, строится на серии антитез. Исследователи находят в этом тексте, породившем серию подражаний в творчестве последующих трубадуров, элементы августинианской мистики поэт, как бы не зная, бодрствует он или спит, надеется в тоже время достичь недостижимого знания [8, с. 204]. Иными словами, светское начало органически соединяется здесь с началом религиозным, одно не противоречит другому, что в целом характерно для рыцарского идеала в целом и для поэзии Прованса в частности. Во-вторых, отмеченная выше явно выраженная ироническая тональность канцоны позволяет соотнести ее с традицией средневековой карнавальной культуры. Черты ее эстетики мы не раз можем увидеть ив произведениях других провансальских авторов.
В поэзии Гильема Аквитанского новая рыцарская идеология только зарождается. Классический образец куртуазной ситуации любви, выраженный в поэтическом слове, находим у трубадура
1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 15
Джауфре Рюделя, сеньора Блайи(Jaufre Rudel, ок. 1113 — ок.
1170). Его Канцона о любви издалека являет собой яркий пример ранней лирики Прованса, в котором идеал рыцарской любви выражен со всей искренностью и чистотой Спрохвала — кое-как, с прохладцей, полегоньку, не спеша
Мне впору долгих майских дней
Мил щебет птиц издалека,
Зато и мучает сильней
Меня любовь издалека.
И вот уже отрады нет,
И дикой розы белый цвет
Как стужа зимняя, не мил.
Мне счастье, верю, Царь царей
Пошлет в любви издалека,
Но тем моей душе больней
В мечтах о ней — издалека!
Ах, пилигримам бы вослед,
Чтоб посох страннических лет
Прекрасною замечен был.
Что счастья этого полней Помчаться к ней издалека,
Усесться рядом, потесней,
Чтоб тут жене издалека,
Я в сладкой близости бесед,
И друг далекий, и сосед,
Прекрасной голос жадно пил!
Надежду в горести моей
Дарит любовь издалека,
Но грезу, сердце, не лелей К ней поспешить издалека.
Длинна дорога — целый свет,
Не предсказать удач иль бед,
И будь, как бог определил!
Всей жизни счастье — только с ней,
С любимою издалека.
Прекраснее найти сумей
Вблизи или издалека!
Я бы, огнем любви согрет,
В отрепья нищего одет,
По царству сарацин бродил.
Молю, о тот, по воле чьей
Живет любовь издалека,
Пошли мне утолить скорей
Мою любовь издалека!
О, как мне мил мой сладкий бред:
Светлицы, сада больше нет Все замок Донны заменил!
Слывет сильнейшей из страстей
Моя любовь издалека,
Да, наслаждений нет хмельней,
Чем от любви издалека!
Одно молчанье — мне в ответ,
Святой мой строг, он дал завет,
Чтоб безответно я любил Одно молчанье — мне в ответ.
Будь проклят он за свой завет,
Чтоб безответно я любил
[9, с. Перевод В. Дынник
Средневековая биография Рюделя отличается от жизнеописаний других трубадуров содержащимся в ней фантастическим элементом, что, возможно, и сделало ее самой известной из всех. Трогательность и наивность, горячая и искренняя вера в любовь к своей Прекрасной Даме, убежденность в неизменности рыцарского идеала повлияли на привлекательность данного сюжета для многих творцов последующих поколений.
Ñàìîñòîÿòåëüíî ïðî÷òèòå ñðåäíåâåêîâóþ áèîãðàôèþ Ä. Ðþäåëÿ.
Êàê îíà ïðîÿñíÿåò ñîäåðæàíèå êàíöîí ýòîãî òðóáàäóðà?
Мил щебет птиц издалека,
Зато и мучает сильней
Меня любовь издалека.
И вот уже отрады нет,
И дикой розы белый цвет
Как стужа зимняя, не мил.
Мне счастье, верю, Царь царей
Пошлет в любви издалека,
Но тем моей душе больней
В мечтах о ней — издалека!
Ах, пилигримам бы вослед,
Чтоб посох страннических лет
Прекрасною замечен был.
Что счастья этого полней Помчаться к ней издалека,
Усесться рядом, потесней,
Чтоб тут жене издалека,
Я в сладкой близости бесед,
И друг далекий, и сосед,
Прекрасной голос жадно пил!
Надежду в горести моей
Дарит любовь издалека,
Но грезу, сердце, не лелей К ней поспешить издалека.
Длинна дорога — целый свет,
Не предсказать удач иль бед,
И будь, как бог определил!
Всей жизни счастье — только с ней,
С любимою издалека.
Прекраснее найти сумей
Вблизи или издалека!
Я бы, огнем любви согрет,
В отрепья нищего одет,
По царству сарацин бродил.
Молю, о тот, по воле чьей
Живет любовь издалека,
Пошли мне утолить скорей
Мою любовь издалека!
О, как мне мил мой сладкий бред:
Светлицы, сада больше нет Все замок Донны заменил!
Слывет сильнейшей из страстей
Моя любовь издалека,
Да, наслаждений нет хмельней,
Чем от любви издалека!
Одно молчанье — мне в ответ,
Святой мой строг, он дал завет,
Чтоб безответно я любил Одно молчанье — мне в ответ.
Будь проклят он за свой завет,
Чтоб безответно я любил
[9, с. Перевод В. Дынник
Средневековая биография Рюделя отличается от жизнеописаний других трубадуров содержащимся в ней фантастическим элементом, что, возможно, и сделало ее самой известной из всех. Трогательность и наивность, горячая и искренняя вера в любовь к своей Прекрасной Даме, убежденность в неизменности рыцарского идеала повлияли на привлекательность данного сюжета для многих творцов последующих поколений.
Ñàìîñòîÿòåëüíî ïðî÷òèòå ñðåäíåâåêîâóþ áèîãðàôèþ Ä. Ðþäåëÿ.
Êàê îíà ïðîÿñíÿåò ñîäåðæàíèå êàíöîí ýòîãî òðóáàäóðà?
В отличие от Джауфре Рюделя трубадур-гасконец
Маркабрю(н)
(Marcabrun, ок. 1100–1110 — ок. 1150) никогда не любили не был любим. В его жизнеописании говорится, что именно он был одним из первых трубадуров, хотя и не имел благородного происхождения. По одной версии, его родила бедная женщина (возможно, кухарка) по имени Брюна, подругой его подкинули в дом к некоему богатому господину. Трудно сказать, мрачный ли тон стихотворений
Маркабрю привел к тому, что он был наделен подобной биографией, или же действительно обстоятельства жизни гасконца заставили его смотреть на мир пессимистически. Несомненно одно с именем этого поэта в развитии лирики трубадуров связывают появление так называемого темного стиля, который предполагает наличие в поэтическом тексте сложно зашифрованного послания, выраженного большим числом разнообразных тропов: многозначных метафор, изысканных сравнений и пр. Подобное предпочтение объяснялось желанием трубадуров усложнить для читателя понимание смысла своего произведения, добраться до которого можно только с помощью ключа (с) или даже второго ключа (clau segonda). Представители темного стиля, чаще всего знатные аристократы, полагали, что подлинная поэзия — удел немногих избранных, которые таким способом могут скрыть содержание своего творчества от слуша- телей-профанов.
Вполне естественно, что в противовес этим трубадурам вскоре появились те, кто стал защитником ясного стиля или plan). По их мнению, лирика способна возвысить каждого, кто к ней приобщится, и чем понятнее будет ее язык, тем большее количество читателей и почитателей она обретет. А чем больше их будет, тем благороднее и прекраснее станет окружающий мир.
Размышления на эту тему находим в часто цитируемой и приводимой во всех учебниках и хрестоматиях
тенсоне
(tensos — спор) между трубадурами
Гираутом де Борне(й)лем
(оксит. Giraut или Guiraut де Bornelh, Borneil или Borneyll, ок.
1138–1215) и
Ра(й)мбаутом Оран(ж)ским(оксит. Raimbaut
d’Aurenga, ок. 1143–1173), где Рамбаут провозглашает Гираута поборником ясного стиля. Причем делает это не без доли иронии
Гираут считался одним из мастеров темной манеры, это видно и из того, что некоторые его ответы выдержаны в присущем ей
Маркабрю(н)
(Marcabrun, ок. 1100–1110 — ок. 1150) никогда не любили не был любим. В его жизнеописании говорится, что именно он был одним из первых трубадуров, хотя и не имел благородного происхождения. По одной версии, его родила бедная женщина (возможно, кухарка) по имени Брюна, подругой его подкинули в дом к некоему богатому господину. Трудно сказать, мрачный ли тон стихотворений
Маркабрю привел к тому, что он был наделен подобной биографией, или же действительно обстоятельства жизни гасконца заставили его смотреть на мир пессимистически. Несомненно одно с именем этого поэта в развитии лирики трубадуров связывают появление так называемого темного стиля, который предполагает наличие в поэтическом тексте сложно зашифрованного послания, выраженного большим числом разнообразных тропов: многозначных метафор, изысканных сравнений и пр. Подобное предпочтение объяснялось желанием трубадуров усложнить для читателя понимание смысла своего произведения, добраться до которого можно только с помощью ключа (с) или даже второго ключа (clau segonda). Представители темного стиля, чаще всего знатные аристократы, полагали, что подлинная поэзия — удел немногих избранных, которые таким способом могут скрыть содержание своего творчества от слуша- телей-профанов.
Вполне естественно, что в противовес этим трубадурам вскоре появились те, кто стал защитником ясного стиля или plan). По их мнению, лирика способна возвысить каждого, кто к ней приобщится, и чем понятнее будет ее язык, тем большее количество читателей и почитателей она обретет. А чем больше их будет, тем благороднее и прекраснее станет окружающий мир.
Размышления на эту тему находим в часто цитируемой и приводимой во всех учебниках и хрестоматиях
тенсоне
(tensos — спор) между трубадурами
Гираутом де Борне(й)лем
(оксит. Giraut или Guiraut де Bornelh, Borneil или Borneyll, ок.
1138–1215) и
Ра(й)мбаутом Оран(ж)ским(оксит. Raimbaut
d’Aurenga, ок. 1143–1173), где Рамбаут провозглашает Гираута поборником ясного стиля. Причем делает это не без доли иронии
Гираут считался одним из мастеров темной манеры, это видно и из того, что некоторые его ответы выдержаны в присущем ей
закрытом духе. Сам жанр тенсоны — стихотворного диалога двух поэтов (синоним партимен, то есть раздел мнений) — представлял собой один из первых образцов литературной полемики в европейской поэзии и был очень любим трубадурами, так как давал возможность продемонстрировать виртуозность владения техникой стихосложения. Первый поэт задавал ритм, размер, рифму стиха, а второй должен был мастерски уложиться в заданный канон. Текст тенсоны приводится здесь с сокращением Сеньор Гираут, да как же так?
Вы утверждали, слух идет,
Что песням темный слог нейдет, Тогда я вам
Вопрос задам:
Ужель, избрав понятный слог,
Себя я показать бы мог Сеньор Линьяуре, я не враг
Затей словесных, — пусть поет
Любой, как петь его влечет, Но все же сам
Хвалу воздам
Лишь простоте певучих строк:
Что всем понятно — в томи прок Гираут, зачем тогда, чудак,
Трудиться, зная наперед,
Что труд усердный попадет
Не к знатокам,
А к простакам,
И вдохновенных слов поток
В них только вызовет зевок Линьяуре, я — из работяг,
Мой стих — не скороспелый плод,
Лишенный смысла и красот.
Вот и не дам
Своим трудам
Лишь тешить узенький мирок.
Нет, песни путь — всегда широк Гираут! А для меня — пустяк,
Широко ль песня потечет.
В стихе блестящем — мне почет.
Мой труд упрям,
И — буду прям, Я всем свой золотой песок
Не сыплю, словно соль в мешок — Линьяуре! Верьте, много благ
Спор с добрым другом принесет,
Коль бог от ссоры упасет.
Что здесь и там
По временам
Я допускал на вас намек, Поставлю сам себе в упрек <...>
[9, с. Перевод В. Дынник
С определенной оговоркой можно считать, что указанное эстетическое обоснование для разделения поэтических стилей трубадуров стало первым в европейской культуре примером противопоставления массовой и элитарной литературы Линьяуре — поэтический псевдоним графа Рамбаута. Означает Происходящий из золотого рода
Вы утверждали, слух идет,
Что песням темный слог нейдет, Тогда я вам
Вопрос задам:
Ужель, избрав понятный слог,
Себя я показать бы мог Сеньор Линьяуре, я не враг
Затей словесных, — пусть поет
Любой, как петь его влечет, Но все же сам
Хвалу воздам
Лишь простоте певучих строк:
Что всем понятно — в томи прок Гираут, зачем тогда, чудак,
Трудиться, зная наперед,
Что труд усердный попадет
Не к знатокам,
А к простакам,
И вдохновенных слов поток
В них только вызовет зевок Линьяуре, я — из работяг,
Мой стих — не скороспелый плод,
Лишенный смысла и красот.
Вот и не дам
Своим трудам
Лишь тешить узенький мирок.
Нет, песни путь — всегда широк Гираут! А для меня — пустяк,
Широко ль песня потечет.
В стихе блестящем — мне почет.
Мой труд упрям,
И — буду прям, Я всем свой золотой песок
Не сыплю, словно соль в мешок — Линьяуре! Верьте, много благ
Спор с добрым другом принесет,
Коль бог от ссоры упасет.
Что здесь и там
По временам
Я допускал на вас намек, Поставлю сам себе в упрек <...>
[9, с. Перевод В. Дынник
С определенной оговоркой можно считать, что указанное эстетическое обоснование для разделения поэтических стилей трубадуров стало первым в европейской культуре примером противопоставления массовой и элитарной литературы Линьяуре — поэтический псевдоним графа Рамбаута. Означает Происходящий из золотого рода
С именем Маркабрю связана еще одна важная особенность лирики трубадуров. Как уже говорилось выше, не будучи аристократом по происхождению, он тем не менее свято чтил куртуазные ценности ив своих стихотворениях зачастую осмеивал пренебрежение к ним. Отсюда и появление в его творчестве жанра
пастурели
(фр. р, прованс. pastorela, pastorita), сюжет которой в определенной мере противоположен содержанию канцоны. Пастурель, как правило, всегда начиналась словами L’autrier… (Однажды) и Toza, fi-m eu… (Девушка, сказал я ей. Это завязка разговора. Далее описывается встреча рыцаря с пастушкой, их беседа, которая могла закончиться как сладостным уединением в ближайшей роще, таки печальной по своим последствиям встречей с недовольными родственниками девушки или ее гневной отповедью сладким речам сеньора (см. одну из первых пастурелей трубадуров, принадлежащую перу Маркабрю: «Как-то раз на той неделе…»).
Очевидная разница в отношении к женщине, представленная в канцоне и пастурели, отражает две разновидности любовного чувства, которого строго придерживались последователи куртуазного идеала это так называемая тонкая любовь
(la fin’amor) и ложная любовь (la fals’amor). Первая знаменует любовь к Прекрасной Даме, любовь-служение, о которой говорилось выше (этот идеал и отстаивал Маркабрю), вторая — чувственное влечение, ту любовь, цель которой — удовлетворить физические потребности рыцаря.
В жанровом отношении кроме упомянутых выше канцон, пасту- релей, тенсон лирика трубадуров включала в себя
альбы (прованс.
alba — заря, серенады (serenade — закати плачи (planh).
Альба — один из самых красивых жанров провансальской поэзии, где каждый куплет сопровождается припевом, в котором должно быть слово заря. Эту предрассветную песнь мог исполнять влюбленный рыцарь (или его дама, жалуясь на то, как коротка ночь свидания. Серенада, в отличие от альбы, исполнялась вечером. На ее создание рыцаря вдохновляла будоражащая и искренняя надежда на скорую встречу с возлюбленной или затаенная мечта хоть
43
В лирике трубадуров дамы могли не только вдохновлять певцов, но и сами выступать в качестве авторов любовных песен. До нас дошли имена около 30 провансальских поэтесс, самыми известными из которых считаются Беатриса де Диа, Мария Французская, Мария Вентадорнская и др
пастурели
(фр. р, прованс. pastorela, pastorita), сюжет которой в определенной мере противоположен содержанию канцоны. Пастурель, как правило, всегда начиналась словами L’autrier… (Однажды) и Toza, fi-m eu… (Девушка, сказал я ей. Это завязка разговора. Далее описывается встреча рыцаря с пастушкой, их беседа, которая могла закончиться как сладостным уединением в ближайшей роще, таки печальной по своим последствиям встречей с недовольными родственниками девушки или ее гневной отповедью сладким речам сеньора (см. одну из первых пастурелей трубадуров, принадлежащую перу Маркабрю: «Как-то раз на той неделе…»).
Очевидная разница в отношении к женщине, представленная в канцоне и пастурели, отражает две разновидности любовного чувства, которого строго придерживались последователи куртуазного идеала это так называемая тонкая любовь
(la fin’amor) и ложная любовь (la fals’amor). Первая знаменует любовь к Прекрасной Даме, любовь-служение, о которой говорилось выше (этот идеал и отстаивал Маркабрю), вторая — чувственное влечение, ту любовь, цель которой — удовлетворить физические потребности рыцаря.
В жанровом отношении кроме упомянутых выше канцон, пасту- релей, тенсон лирика трубадуров включала в себя
альбы (прованс.
alba — заря, серенады (serenade — закати плачи (planh).
Альба — один из самых красивых жанров провансальской поэзии, где каждый куплет сопровождается припевом, в котором должно быть слово заря. Эту предрассветную песнь мог исполнять влюбленный рыцарь (или его дама, жалуясь на то, как коротка ночь свидания. Серенада, в отличие от альбы, исполнялась вечером. На ее создание рыцаря вдохновляла будоражащая и искренняя надежда на скорую встречу с возлюбленной или затаенная мечта хоть
43
В лирике трубадуров дамы могли не только вдохновлять певцов, но и сами выступать в качестве авторов любовных песен. До нас дошли имена около 30 провансальских поэтесс, самыми известными из которых считаются Беатриса де Диа, Мария Французская, Мария Вентадорнская и др
на краткое мгновение увидеть ее тень в окне. Название жанра плач или плань) говорит само за себя. Содержание плача предполагало оплакивание какого-либо лица, чаще всего покровителя поэта.
Жанры лирики трубадуров делились на аристократические
(кансона, тенсона, сирвента, плач, дескорт) и простые (альба, па- стурель, баллада, серенада).
Своего расцвета лирика провансальских трубадуров достигает в творчестве
Бернарта де Вентадорна (оксит. Bernart de Ventadorn,
ок. 1125–1140 — ок. 1190–1200)
44
, родившегося в Окситании, в замке Вентадорн, руины которого сохранились до сих пор. Согласно дошедшей до нас биографии Бернарт, как и Маркабрю, имел незнатное происхождение, но вырос он парнем красивыми ладным, выучился хорошо петь и овладел трубадурским художеством и стал мужем, сведущим в законах вежества и весьма куртуазным [1, с. 20]. Дамой его сердца стала виконтесса Вента- дорнская, которой он посвятил множество своих канцон. Виконт, заподозривший измену, изгнал Бернарта, и тот был вынужден искать нового покровителя. Им стала внучка Гильема Аквитанского
Алиенора — одна из самых куртуазных дам эпохи, чья биография содержит немало авантюрных моментов. И как до того полюбил он жену своего сеньора, так теперь влюбился он в герцогиню, а она в него Там же, с. 22]. При дворе Алиеноры Аквитанской
Вентадорн находился вплоть до ее второго замужества, а после уединился в Далонском аббатстве, где и умер.
Поэтическое наследие Вентадорна, включающее в себя 45 канцон, разнообразно и по форме, и по содержанию. Его лирика отличается богатством метрики, им использовано самое большое
44
Стихотворения Вентадорна изданы отдельной книгой в серии Литературные памятники (Бернарт де Вентадорн. Песни / подгот. В. А. Дынник. М. : Наука,
1979).
45
Алиенора (Элеонора) Аквитанская была одной из самых известных и почитаемых дам Средневековья. Ее двор всегда считался самым куртуазным в Европе. Первым мужем Алиеноры был французский король Людовик VII, после развода с которым у нее остались обширные земли в центре и на юге Франции. Эти владения были переданы ее сыну от второго брака с Генрихом II Плантагенетом, будущему королю Ричарду Львиное Сердце, и привели к войне Ричарда с французским королем Филиппом-Августом. Позднее титул хозяйки эталонного куртуазного двора перешел к внучке Алиеноры Марии Шампанской. Обе сеньоры стали вдохновительницами творчества немалого количества трубадуров
Жанры лирики трубадуров делились на аристократические
(кансона, тенсона, сирвента, плач, дескорт) и простые (альба, па- стурель, баллада, серенада).
Своего расцвета лирика провансальских трубадуров достигает в творчестве
Бернарта де Вентадорна (оксит. Bernart de Ventadorn,
ок. 1125–1140 — ок. 1190–1200)
44
, родившегося в Окситании, в замке Вентадорн, руины которого сохранились до сих пор. Согласно дошедшей до нас биографии Бернарт, как и Маркабрю, имел незнатное происхождение, но вырос он парнем красивыми ладным, выучился хорошо петь и овладел трубадурским художеством и стал мужем, сведущим в законах вежества и весьма куртуазным [1, с. 20]. Дамой его сердца стала виконтесса Вента- дорнская, которой он посвятил множество своих канцон. Виконт, заподозривший измену, изгнал Бернарта, и тот был вынужден искать нового покровителя. Им стала внучка Гильема Аквитанского
Алиенора — одна из самых куртуазных дам эпохи, чья биография содержит немало авантюрных моментов. И как до того полюбил он жену своего сеньора, так теперь влюбился он в герцогиню, а она в него Там же, с. 22]. При дворе Алиеноры Аквитанской
Вентадорн находился вплоть до ее второго замужества, а после уединился в Далонском аббатстве, где и умер.
Поэтическое наследие Вентадорна, включающее в себя 45 канцон, разнообразно и по форме, и по содержанию. Его лирика отличается богатством метрики, им использовано самое большое
44
Стихотворения Вентадорна изданы отдельной книгой в серии Литературные памятники (Бернарт де Вентадорн. Песни / подгот. В. А. Дынник. М. : Наука,
1979).
45
Алиенора (Элеонора) Аквитанская была одной из самых известных и почитаемых дам Средневековья. Ее двор всегда считался самым куртуазным в Европе. Первым мужем Алиеноры был французский король Людовик VII, после развода с которым у нее остались обширные земли в центре и на юге Франции. Эти владения были переданы ее сыну от второго брака с Генрихом II Плантагенетом, будущему королю Ричарду Львиное Сердце, и привели к войне Ричарда с французским королем Филиппом-Августом. Позднее титул хозяйки эталонного куртуазного двора перешел к внучке Алиеноры Марии Шампанской. Обе сеньоры стали вдохновительницами творчества немалого количества трубадуров
количество разнообразных строф, размеров и рифм. Среди известных произведений поэта — Песня о полной зависимости от Дамы, Песня, рассуждающая о том, стоит ли делиться Дамой с другими, У любви есть дар высокий — колдовская сила…».
Однако хорошо известно, что расцвет какого-либо явления неизбежно содержит в себе и признаки его упадка. Данный феномен мы находим ив поэзии Вентадорна. В качестве иллюстрации приведем тенсону между Бернартом и еще одним мастером стиха, трубадуром
Пейре Овернским (оксит. Peire d’Alvernhe, ок. 1130 — ок. 1190–1215):
— Мой славный Бернарт, неужель
Расстались вы с песней своей?
А в роще меж тем соловей
Выводит победную трель,
Страстно и самозабвенно
Ликуя в полночный час.
В любви превосходит он вас Мне, Пейре, покой и постель
Рулад соловьиных милей.
Душе опостыли моей
Несчастной любви канитель,
Цепи любовного пленa.
Уж я отбезумствовал раз,
Постигнув любовь без прикрас Бернарт, перестаньте, мой друг,
Бесстыдно любовь порицать.
Oна заставляет страдать,
Но в мире нет сладостней мук.
Ранит любовь и врачует.
В ней — счастье великое нам,
Пускай и с тоской пополам Эх, Пейре, вот стали бы вдруг
Любви у нас донны искать,
Чтоб нам их владыками стать
Из прежних безропотных слуг!
Где уж Три года минует,
Как мог убедиться я сам:
Не сбыться сим дерзким мечтам Бернарт! Что валять дурака!
Любовь — вот исток наших сил!
Ужели бы жатвы решил
Я ждать от сухого песка!
В мире такой уж порядок:
Положено донну любить,
А донне — к любви снисходить Мне, Пейре, и память горька
О том, как я нежно любил, Так донной обижен я был,
Такая на сердце тоска!
Донны коварных повадок
Вовек не могу я простить.
Ловка она занос водить Полно, Бернарт мой Нападок
Умерьте безумную прыть.
Любовь нам положено чтить Пейре, мой жребий несладок,
Коварную мне не забыть Так как же безумным не быть
[9, с. Перевод В. Дынник
Однако хорошо известно, что расцвет какого-либо явления неизбежно содержит в себе и признаки его упадка. Данный феномен мы находим ив поэзии Вентадорна. В качестве иллюстрации приведем тенсону между Бернартом и еще одним мастером стиха, трубадуром
Пейре Овернским (оксит. Peire d’Alvernhe, ок. 1130 — ок. 1190–1215):
— Мой славный Бернарт, неужель
Расстались вы с песней своей?
А в роще меж тем соловей
Выводит победную трель,
Страстно и самозабвенно
Ликуя в полночный час.
В любви превосходит он вас Мне, Пейре, покой и постель
Рулад соловьиных милей.
Душе опостыли моей
Несчастной любви канитель,
Цепи любовного пленa.
Уж я отбезумствовал раз,
Постигнув любовь без прикрас Бернарт, перестаньте, мой друг,
Бесстыдно любовь порицать.
Oна заставляет страдать,
Но в мире нет сладостней мук.
Ранит любовь и врачует.
В ней — счастье великое нам,
Пускай и с тоской пополам Эх, Пейре, вот стали бы вдруг
Любви у нас донны искать,
Чтоб нам их владыками стать
Из прежних безропотных слуг!
Где уж Три года минует,
Как мог убедиться я сам:
Не сбыться сим дерзким мечтам Бернарт! Что валять дурака!
Любовь — вот исток наших сил!
Ужели бы жатвы решил
Я ждать от сухого песка!
В мире такой уж порядок:
Положено донну любить,
А донне — к любви снисходить Мне, Пейре, и память горька
О том, как я нежно любил, Так донной обижен я был,
Такая на сердце тоска!
Донны коварных повадок
Вовек не могу я простить.
Ловка она занос водить Полно, Бернарт мой Нападок
Умерьте безумную прыть.
Любовь нам положено чтить Пейре, мой жребий несладок,
Коварную мне не забыть Так как же безумным не быть
[9, с. Перевод В. Дынник
Итак, мы видим, что предметом спора трубадуров становится обсуждение куртуазной любви. Пейре упрекает Вентадорна в том, что тот перестал петь о ней и даже порицает ее. Бернарт же с позиции здравого смысла замечает, что его душе опостылела несчастной любви канитель, и почему бы ситуации не измениться пусть Прекрасная Дама теперь ищет любви рыцаря, а не наоборот. Ответная реплика Пейре выдержана в сугубо дидактическом духе:
Положено донну любить,
А донне — к любви снисходить.
Попутно отметим, что подобный поучительный, морализаторский тон вообще характерен для Пейре в этой тенсоне. Любовь нам положено чтить, — безапелляционно завершает он свою партию, а последующий заключительный терцет (трехстишие) Вентадорна все расставляет по своим местам. Оказывается, все эти, казалось бы, здравые, речи, которые он вел ранее, — лишь бред, свидетельствующий о влюбленности поэта. Иначе бы он так не говорил.
Игровой момент, на котором строится все стихотворение, как рази свидетельствует о грядущем закате лирики трубадуров идеал куртуазной любви уже не переживается поэтом, а воспринимается как дань традиции, как этикетная формула, привычный ритуал (неслучайно в речах Пейре дважды звучит положено. Примером такой ритуализованности может служить, к примеру, созданная к этому времени иерархическая модель служения рыцаря. Согласно этой модели влюбленный должен пройти четыре ступени служения даме на первой он fenhedor (тайный возлюбленный, в свое чувство он еще никого не посвящает на второй — preiador (вздыхающий, молящий о любви на третьей — entendedor поклонник, открыто прославляющий свою даму на четвертой — drutz apelatz наслаждающийся возлюбленный, но это означает лишь то, что дама особо выделяет его среди других своих поклонников).
Как уже говорилось выше, значительную часть своей творческой жизни Бернарт де Вентадорн провел при дворе Алиеноры
Аквитанской, которая, как и ее внучка Мария Шампанская, всегда испытывала самый живой интерес к вопросам куртуазии. Атмосфера ее замка любви вдохновила клирика французского короля Андре Капеллана на создание известнейшего в Средние века
Положено донну любить,
А донне — к любви снисходить.
Попутно отметим, что подобный поучительный, морализаторский тон вообще характерен для Пейре в этой тенсоне. Любовь нам положено чтить, — безапелляционно завершает он свою партию, а последующий заключительный терцет (трехстишие) Вентадорна все расставляет по своим местам. Оказывается, все эти, казалось бы, здравые, речи, которые он вел ранее, — лишь бред, свидетельствующий о влюбленности поэта. Иначе бы он так не говорил.
Игровой момент, на котором строится все стихотворение, как рази свидетельствует о грядущем закате лирики трубадуров идеал куртуазной любви уже не переживается поэтом, а воспринимается как дань традиции, как этикетная формула, привычный ритуал (неслучайно в речах Пейре дважды звучит положено. Примером такой ритуализованности может служить, к примеру, созданная к этому времени иерархическая модель служения рыцаря. Согласно этой модели влюбленный должен пройти четыре ступени служения даме на первой он fenhedor (тайный возлюбленный, в свое чувство он еще никого не посвящает на второй — preiador (вздыхающий, молящий о любви на третьей — entendedor поклонник, открыто прославляющий свою даму на четвертой — drutz apelatz наслаждающийся возлюбленный, но это означает лишь то, что дама особо выделяет его среди других своих поклонников).
Как уже говорилось выше, значительную часть своей творческой жизни Бернарт де Вентадорн провел при дворе Алиеноры
Аквитанской, которая, как и ее внучка Мария Шампанская, всегда испытывала самый живой интерес к вопросам куртуазии. Атмосфера ее замка любви вдохновила клирика французского короля Андре Капеллана на создание известнейшего в Средние века
трактата О любви. Трактата, формально отсылающего к Науке любви и Лекарству от любви Овидия, но содержательно абсолютно оригинального произведения, автор которого задается вопросами что есть любовь, каково есть действие любви, сколько и каковы есть способы достижения любви и пр. Значительную часть книги составляет описание судов любви, рассматривающих различные неординарные ситуации куртуазного этикета. Например, такие чья любовь предпочтительней, молодого ли человека или пожилого какие предметы прилично принимать солюбовнице в дар от солюбовника»; что делать, если дама подает надежду на любовь, принимая любовные дары, а потом беспричинно в любви отказывает и т. д.
В качестве арбитра на этих судах у Капеллана чаще всего выступают сами Алиенора или Мария. Подобная игра в вопросы- ответы, сосредоточенность на соблюдении этикета, следование ритуальному действу и есть то, чем становится куртуазная ситуация любви в период своего расцвета. Из нее уходит пафос высокого служения, искренность переживания, присущие ей изначально. Впоследствии (вкупе с политическими событиями, такими как альбигойские войны) это приведет к закату лирики трубадуров, появлению большого количества авторов-эпигонов (бесталанных подражателей, паразитирующих на куртуазных темах.
Это будет позднее. Заканчивая же разговор о самых значительных фигурах провансальской поэзии, нельзя не упомянуть имя рыцаря-поэта
Бертрана де Борна(оксит. Bertran de Born, ок. 1140–1215). Дошедшие до нас биографические сведения рисуют его как доблестного воина, который был сведущим в законах вежества и сладкоречивым, равно рассуждать умевшим о добре и худе [1, с. 51–53], а также как мятежного подстрекателя и зачинщика распрей. Его главным соперником был собственный брат Константин, поддерживаемый самим Ричардом Львиное Сердце. Официально Бертран де Борн считался вассалом Генриха Плантагенета и его сына, но и здесь он прилагал все усилия, чтобы посеять вражду между ними. Успевал они поучаствовать в войнах между королями Англии и Франции, что было ему крайне выгодно, так как давало возможность присовокупить новые земли к своему феоду.
В качестве арбитра на этих судах у Капеллана чаще всего выступают сами Алиенора или Мария. Подобная игра в вопросы- ответы, сосредоточенность на соблюдении этикета, следование ритуальному действу и есть то, чем становится куртуазная ситуация любви в период своего расцвета. Из нее уходит пафос высокого служения, искренность переживания, присущие ей изначально. Впоследствии (вкупе с политическими событиями, такими как альбигойские войны) это приведет к закату лирики трубадуров, появлению большого количества авторов-эпигонов (бесталанных подражателей, паразитирующих на куртуазных темах.
Это будет позднее. Заканчивая же разговор о самых значительных фигурах провансальской поэзии, нельзя не упомянуть имя рыцаря-поэта
Бертрана де Борна(оксит. Bertran de Born, ок. 1140–1215). Дошедшие до нас биографические сведения рисуют его как доблестного воина, который был сведущим в законах вежества и сладкоречивым, равно рассуждать умевшим о добре и худе [1, с. 51–53], а также как мятежного подстрекателя и зачинщика распрей. Его главным соперником был собственный брат Константин, поддерживаемый самим Ричардом Львиное Сердце. Официально Бертран де Борн считался вассалом Генриха Плантагенета и его сына, но и здесь он прилагал все усилия, чтобы посеять вражду между ними. Успевал они поучаствовать в войнах между королями Англии и Франции, что было ему крайне выгодно, так как давало возможность присовокупить новые земли к своему феоду.
Возможно, поэтому доминирующим жанром в творчестве де Борна становится
сирвента (sirventes — исторически песня служащего песнь, формально строящаяся по образцу любовной канцоны (трубадуру можно было использовать уже имеющиеся метрические схемы и музыку, но посвященная самым разным вопросам современности. Например, как в случае с де Борном, важности участия настоящего рыцаря в войнах и мятежах. Вот начало одной из его сирвент (сравните ее с началом канцоны
Рюделя):
Мила мне радость вешних дней,
И свежих листьев, и цветов,
И в зелени густых ветвей
Звучанье чистых голосов,
Там птиц ютится стая.
Еще милее по лугам
Считать шатры и здесь и там
И, схватки ожидая,
Скользить по рыцарским рядам
И по оседланным коням.
Мила разведка мне — и с ней
Смятенье милых очагов,
И тяжкий топот лошадей,
И рать несметная врагов.
И весело всегда я
Спешу на приступ к высотам
И к крепким замковым стенам,
Верхом переплывая
Глубокий ров, — как горд и прям
Вознесся замок к облакам!
Лишь тот мне мил среди князей,
Кто в битву ринуться готов,
Чтоб пылкой доблестью своей
Бодрить сердца своих бойцов,
Доспехами бряцая [9, с. Перевод В. Дынник
Еще одно стихотворение, о котором нельзя не сказать в связи с поэзией де Борна, — это его Канцона о Составной Даме (в другом переводе — Песня, пытающаяся заменить жестокосердую возлюбленную некоей Составной Дамой»).
Дама, мне уйти велит
Ваш безжалостный приказ.
Но вовек, покинув вас,
Не найду другую,
И такого
Счастья не дождусь я снова,
И неисполним мой план — Привезти из дальних стран
Вас достойную сеньору,
А не лгунью и притвору.
Кто, как вы, меня пленит?
Нет! Такой услады глаз,
Столь прекрасной без прикрас,
Встретить не могу я.
Будет ново
То, что в каждой образцово,
Взять себе — вот лучший план!
Я желаньем обуян
Выбрать по сосенке с бору,
Положив конец раздору
сирвента (sirventes — исторически песня служащего песнь, формально строящаяся по образцу любовной канцоны (трубадуру можно было использовать уже имеющиеся метрические схемы и музыку, но посвященная самым разным вопросам современности. Например, как в случае с де Борном, важности участия настоящего рыцаря в войнах и мятежах. Вот начало одной из его сирвент (сравните ее с началом канцоны
Рюделя):
Мила мне радость вешних дней,
И свежих листьев, и цветов,
И в зелени густых ветвей
Звучанье чистых голосов,
Там птиц ютится стая.
Еще милее по лугам
Считать шатры и здесь и там
И, схватки ожидая,
Скользить по рыцарским рядам
И по оседланным коням.
Мила разведка мне — и с ней
Смятенье милых очагов,
И тяжкий топот лошадей,
И рать несметная врагов.
И весело всегда я
Спешу на приступ к высотам
И к крепким замковым стенам,
Верхом переплывая
Глубокий ров, — как горд и прям
Вознесся замок к облакам!
Лишь тот мне мил среди князей,
Кто в битву ринуться готов,
Чтоб пылкой доблестью своей
Бодрить сердца своих бойцов,
Доспехами бряцая [9, с. Перевод В. Дынник
Еще одно стихотворение, о котором нельзя не сказать в связи с поэзией де Борна, — это его Канцона о Составной Даме (в другом переводе — Песня, пытающаяся заменить жестокосердую возлюбленную некоей Составной Дамой»).
Дама, мне уйти велит
Ваш безжалостный приказ.
Но вовек, покинув вас,
Не найду другую,
И такого
Счастья не дождусь я снова,
И неисполним мой план — Привезти из дальних стран
Вас достойную сеньору,
А не лгунью и притвору.
Кто, как вы, меня пленит?
Нет! Такой услады глаз,
Столь прекрасной без прикрас,
Встретить не могу я.
Будет ново
То, что в каждой образцово,
Взять себе — вот лучший план!
Я желаньем обуян
Выбрать по сосенке с бору,
Положив конец раздору
Свежий, яркий цвет ланит,
Свет любовный нежных глаз,
Цимбелин
46
отняв у вас,
С вами поступлю я
Не сурово Ведь себе забрали все вы.
Дама Аэлис, дурман
Вашей речи сладок, прян Средство, чтоб не знать позора
Даме входе разговора.
Путь в Шале мне предстоит
К виконтессе, мой заказ Белых рук ее атлас.
А затем сверну я,
Верный слову,
К Рошшуаровскому крову Пасть к ногам Аньес; Тристан
Мог скорей найти изъян
У Изольды, хоть укора
Ей не сделаешь, нет спора.
Дама Аудьярт хранит
Куртуазных черт запас;
В том, что для тебя сейчас
Часть я конфискую,
Что плохого?
Щедрость — дел ее основа!
Пусть еще мне будет дан
Мьель-де-бе прелестный стан,
Обнажить хотят который
Руки более, чем взоры.
В госпоже Файдите слит
Блеск поступков с блеском фраз,
Зубы белы — в самый раз
Увидать такую
Средь улова.
Бель-мираль душой здорова,
Вкус изыскан, лик румян,
От ее бесед я пьян,
Голос свой прибавлю к хору
Тех, кто в ней нашли опору.
Бель-сеньор, ваш дом, ваш вид,
Ваш прием меня потряс.
О, когда б желать, как вас,
Даму Составную!
И без зова
Сердце к вам лететь готово:
Чем иных побед обман,
Лучше в ваш попасть капкан…
Что ж не кончит Дама ссору,
Противостоя напору?
Папиоль, явись незван
С песней к другу Азиман
47
Пусть узнает, что Амору
От тоски заплакать впору
[8, с. Перевод А. Г. Наймана
4647
Данное стихотворение интересно прежде всего своей явно выраженной комической интонацией, о которой мы уже говорили в связи с творчеством Гильема Аквитанского. Подчеркнем еще
46
Сеньяль не атрибутирован «Папиоль, явись незван / С песней к другу Азиман...». Папиоль — постоянный исполнитель песен (жонглер) Бертрана; Азиман — сеньяль со значением магнит, обозначающий трубадура Фолькета Марсельского
Свет любовный нежных глаз,
Цимбелин
46
отняв у вас,
С вами поступлю я
Не сурово Ведь себе забрали все вы.
Дама Аэлис, дурман
Вашей речи сладок, прян Средство, чтоб не знать позора
Даме входе разговора.
Путь в Шале мне предстоит
К виконтессе, мой заказ Белых рук ее атлас.
А затем сверну я,
Верный слову,
К Рошшуаровскому крову Пасть к ногам Аньес; Тристан
Мог скорей найти изъян
У Изольды, хоть укора
Ей не сделаешь, нет спора.
Дама Аудьярт хранит
Куртуазных черт запас;
В том, что для тебя сейчас
Часть я конфискую,
Что плохого?
Щедрость — дел ее основа!
Пусть еще мне будет дан
Мьель-де-бе прелестный стан,
Обнажить хотят который
Руки более, чем взоры.
В госпоже Файдите слит
Блеск поступков с блеском фраз,
Зубы белы — в самый раз
Увидать такую
Средь улова.
Бель-мираль душой здорова,
Вкус изыскан, лик румян,
От ее бесед я пьян,
Голос свой прибавлю к хору
Тех, кто в ней нашли опору.
Бель-сеньор, ваш дом, ваш вид,
Ваш прием меня потряс.
О, когда б желать, как вас,
Даму Составную!
И без зова
Сердце к вам лететь готово:
Чем иных побед обман,
Лучше в ваш попасть капкан…
Что ж не кончит Дама ссору,
Противостоя напору?
Папиоль, явись незван
С песней к другу Азиман
47
Пусть узнает, что Амору
От тоски заплакать впору
[8, с. Перевод А. Г. Наймана
4647
Данное стихотворение интересно прежде всего своей явно выраженной комической интонацией, о которой мы уже говорили в связи с творчеством Гильема Аквитанского. Подчеркнем еще
46
Сеньяль не атрибутирован «Папиоль, явись незван / С песней к другу Азиман...». Папиоль — постоянный исполнитель песен (жонглер) Бертрана; Азиман — сеньяль со значением магнит, обозначающий трубадура Фолькета Марсельского
раз, что трубадуры нередко пародировали в своих стихотворениях и каноны куртуазной любви, и поэтическую манеру друг друга. При этом пародия могла доходить и до сатиры, как, например, в известной сирвенте Пейре Овернского, где он последовательно проводит перед читателем портретный ряд трубадуров, для каждого находя отнюдь нелестные эпитеты. Однако большая часть провансальских поэтов все же творила в рамках карнавальной культуры Средних веков, поэтому и смех в их произведениях — это смех амбивалентный, не имеющий целью принизить осмеиваемое.
Íàéäèòå â òåêñòå «Êàíöîíû î Ñîñòàâíîé Äàìå» ìàðêåðû, ñâè-
äåòåëüñòâóþùèå î åå ñâÿçè ñ êàðíàâàëüíîé êóëüòóðîé, è äîêàæèòå,
÷òî ñìåõ â íåé íîñèò àìáèâàëåíòíûé õàðàêòåð (îá àìáèâàëåíòíîñòè
ñì. ïîäðàçäåë 5.2 î ëèðèêå âàãàíòîâ). Ñàìîñòîÿòåëüíî ïîäáåðèòå
ñõîæèå ñòèõîòâîðåíèÿ, êîòîðûå èìåþò òîò æå èñòî÷íèê êîìè÷åñêî-
ãî, è îáîñíóéòå ñâîþ ïîçèöèþ.
Íàéäèòå â òåêñòå «Êàíöîíû î Ñîñòàâíîé Äàìå» ìàðêåðû, ñâè-
äåòåëüñòâóþùèå î åå ñâÿçè ñ êàðíàâàëüíîé êóëüòóðîé, è äîêàæèòå,
÷òî ñìåõ â íåé íîñèò àìáèâàëåíòíûé õàðàêòåð (îá àìáèâàëåíòíîñòè
ñì. ïîäðàçäåë 5.2 î ëèðèêå âàãàíòîâ). Ñàìîñòîÿòåëüíî ïîäáåðèòå
ñõîæèå ñòèõîòâîðåíèÿ, êîòîðûå èìåþò òîò æå èñòî÷íèê êîìè÷åñêî-
ãî, è îáîñíóéòå ñâîþ ïîçèöèþ.
1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 15
4.1.3. Значение лирики трубадуров
Поэзия Прованса, пожалуй, не оказала такого сильного влияния на европейскую лирику последующих столетий, как поэзия античная, но вместе стем ее роль не менее значима.
Во-первых, это были первые в европейской литературе стихотворения, написанные не на латыни, а на национальном языке, живость и разговорные интонации которому придавали детально и виртуозно разработанные строфика и метрика, а также введение в поэзию рифмы.
Во-вторых, изящество и тонкость куртуазной культуры, рыцарский идеал любви, ее метафизика в качестве ведущей поэтической темы получили широкое распространение не только в Провансе, но ив ближайших к нему территориях Италии (поэзия нового сладостного стиля повлияла в значительной степени на раннее творчество Данте и далее Петрарки), Испании (галисийская школа, приверженцами которой были короли Кастилии и Португалии, а также на севере Франции. Особое место лирика трубадуров заняла в Германии, где поэты-рыцари называли себя миннезингерами
(ср.-в.-нем. minne любовь + singer певец букв. — певец любви.
Миннезанг стал вполне самобытным явлением немецкой поэзии,
представленным большим количеством имен авторов, самым талантливым из которых был Вальтер фон дер Фогельвейде (Walter
von der Vogelweide, ок 1160/70–1228)
48
В-третьих, многие сюжеты средневековых биографий трубадуров стали источником интерпретаций в творчестве художников последующих эпох. Так, жизнеописание Джауфре Рюделя легло в основу пьесы Принцесса Греза Э. Ростана и картины стем же названием М. Врубеля. Особой популярностью собственно в Средние века пользовалось трагическое повествование о судьбе Гильема де Кабестаня в связи с содержащимся в нем мотивом съеденного сердца. Отдельные трубадуры стали героями произведений Данте Божественная комедия, Петрарки (Торжество любви) и др ïîäãîòîâüòå ðàññêàç î òâîð÷åñòâå îäíîãî
èç óêàçàííûõ íèæå òðóáàäóðîâ èëè ìèííåçèíãåðîâ. Èñïîëüçóéòå
åãî ñðåäíåâåêîâóþ áèîãðàôèþ, äàéòå àíàëèç 2
–
3 ñòèõîòâîðåíèé,
âêëþ÷àþùèé óêàçàíèå íà æàíð (ñðåäñòâà åãî âûðàæåíèÿ), îïðåäåëå-
íèå îñíîâíîé òåìû è ìîòèâîâ, îïèñàíèå îñîáåííîñòåé ôîðìàëüíîé
îðãàíèçàöèè ñòèõà.
Àðíàóò Äàíèåëü, Ïåéðå Îâåðíñêèé, Ïåéðå Êàðäåíàëü, Ïåéðå
Âèäàëü, Ãèðàóò äå Áîðíåëü, Ãèëüåì äå Êàáåñòàíü; Âàëüòåð ôîí äåð
Ôîãåëüâåéäå, Äèòìàð ôîí Àéñò, Ãåíðèõ ôîí Ôåëüäåêå, Ôðèäðèõ
ôîí Õàóçåí, Ãàðòìàí ôîí Àóý, Ðåéíìàð ôîí Õàãåíàó, Óëüðèõ ôîí
Ëèõòåíøòåéí, Òàíãåéçåð
50
4.2. РЫЦАРСКИЙ РОМАН
Продолжительные войны ослабили культуру Прованса, и постепенно центр поэтического развития Франции сместился к северу, где литература начала осваивать новые, эпические, формы
48
Стихотворения этого поэта изданы отдельной книгой в серии Литературные памятники (Вальтер фон дер Фогельвейде. Стихотворения. М. : Наука, 1985.
382 с Отдельно об этом сюжете см Жизнеописания трубадуров / сост. М. Б. Мей- лах. М. : Наука, 1993. С. 434–506 (литературные обработки сюжета съеденного сердца Возможно, преподаватель даст это задание после изучения студентами Новой жизни Данте Алигьери для более глубокого уяснения ими специфики прозометрии.
von der Vogelweide, ок 1160/70–1228)
48
В-третьих, многие сюжеты средневековых биографий трубадуров стали источником интерпретаций в творчестве художников последующих эпох. Так, жизнеописание Джауфре Рюделя легло в основу пьесы Принцесса Греза Э. Ростана и картины стем же названием М. Врубеля. Особой популярностью собственно в Средние века пользовалось трагическое повествование о судьбе Гильема де Кабестаня в связи с содержащимся в нем мотивом съеденного сердца. Отдельные трубадуры стали героями произведений Данте Божественная комедия, Петрарки (Торжество любви) и др ïîäãîòîâüòå ðàññêàç î òâîð÷åñòâå îäíîãî
èç óêàçàííûõ íèæå òðóáàäóðîâ èëè ìèííåçèíãåðîâ. Èñïîëüçóéòå
åãî ñðåäíåâåêîâóþ áèîãðàôèþ, äàéòå àíàëèç 2
–
3 ñòèõîòâîðåíèé,
âêëþ÷àþùèé óêàçàíèå íà æàíð (ñðåäñòâà åãî âûðàæåíèÿ), îïðåäåëå-
íèå îñíîâíîé òåìû è ìîòèâîâ, îïèñàíèå îñîáåííîñòåé ôîðìàëüíîé
îðãàíèçàöèè ñòèõà.
Àðíàóò Äàíèåëü, Ïåéðå Îâåðíñêèé, Ïåéðå Êàðäåíàëü, Ïåéðå
Âèäàëü, Ãèðàóò äå Áîðíåëü, Ãèëüåì äå Êàáåñòàíü; Âàëüòåð ôîí äåð
Ôîãåëüâåéäå, Äèòìàð ôîí Àéñò, Ãåíðèõ ôîí Ôåëüäåêå, Ôðèäðèõ
ôîí Õàóçåí, Ãàðòìàí ôîí Àóý, Ðåéíìàð ôîí Õàãåíàó, Óëüðèõ ôîí
Ëèõòåíøòåéí, Òàíãåéçåð
50
4.2. РЫЦАРСКИЙ РОМАН
Продолжительные войны ослабили культуру Прованса, и постепенно центр поэтического развития Франции сместился к северу, где литература начала осваивать новые, эпические, формы
48
Стихотворения этого поэта изданы отдельной книгой в серии Литературные памятники (Вальтер фон дер Фогельвейде. Стихотворения. М. : Наука, 1985.
382 с Отдельно об этом сюжете см Жизнеописания трубадуров / сост. М. Б. Мей- лах. М. : Наука, 1993. С. 434–506 (литературные обработки сюжета съеденного сердца Возможно, преподаватель даст это задание после изучения студентами Новой жизни Данте Алигьери для более глубокого уяснения ими специфики прозометрии.
и обретать новое содержание в творчестве
труверов. Так называли себя сочинители увлекательных историй о куртуазной любви и рыцарских подвигах. Эти произведения вплоть до XIII века были только стихотворными и создавались не на латыни и не на германских языках, нона старофранцузском, романском языке. Отсюда и название жанра — роман. Предпосылки возникновения рыцарского романа по ЕМ. Мелетинскому)
Среди основных источников, повлиявших на возникновение и развитие рыцарского романа, крупнейший отечественный уче- ный-мифолог ЕМ. Мелетинский указывает следующие. История бриттов Гальфрида Монмутского (Монмаутского).
2. Насаждение куртуазности при дворе Алиеноры Аквитан- ской.
3. Куртуазная поэзия с ее эстетикой любви издалека, а также неоплатонической традицией, опосредованной влиянием Востока. Платонизм шартрской философской школы с ее учением о самореализации человека как пути духовного паломничества. Мистика Бернара Клервосского и его идея постепенного прогресса от плотик духу, о иерархии чувств от земной, мирской, светской любви до той, которая растворяет человека в Боге. Основные циклы рыцарских романов
Сложившаяся куртуазная идеология с ее культом эстетического воспитания рыцаря и почитанием им Прекрасной Дамы позволила рыцарству окончательно закрепить себя в сознании людей той эпохи в качестве отдельного сословия, имеющего право на определенные привилегии. Однако насущной оставалась и потребность утвердить себя в истории, доказать наличие в рыцарской культуре глубоких корней и давних традиций. Особенно актуально это было
51
На романском языке писались и произведения других жанров, но данный термин закрепился только за текстами о приключениях рыцарей. Ср.: в англ. языке слово roman переводится именно как средневековый рыцарский роман. Для обозначения современного жанра используют термин novel.
труверов. Так называли себя сочинители увлекательных историй о куртуазной любви и рыцарских подвигах. Эти произведения вплоть до XIII века были только стихотворными и создавались не на латыни и не на германских языках, нона старофранцузском, романском языке. Отсюда и название жанра — роман. Предпосылки возникновения рыцарского романа по ЕМ. Мелетинскому)
Среди основных источников, повлиявших на возникновение и развитие рыцарского романа, крупнейший отечественный уче- ный-мифолог ЕМ. Мелетинский указывает следующие. История бриттов Гальфрида Монмутского (Монмаутского).
2. Насаждение куртуазности при дворе Алиеноры Аквитан- ской.
3. Куртуазная поэзия с ее эстетикой любви издалека, а также неоплатонической традицией, опосредованной влиянием Востока. Платонизм шартрской философской школы с ее учением о самореализации человека как пути духовного паломничества. Мистика Бернара Клервосского и его идея постепенного прогресса от плотик духу, о иерархии чувств от земной, мирской, светской любви до той, которая растворяет человека в Боге. Основные циклы рыцарских романов
Сложившаяся куртуазная идеология с ее культом эстетического воспитания рыцаря и почитанием им Прекрасной Дамы позволила рыцарству окончательно закрепить себя в сознании людей той эпохи в качестве отдельного сословия, имеющего право на определенные привилегии. Однако насущной оставалась и потребность утвердить себя в истории, доказать наличие в рыцарской культуре глубоких корней и давних традиций. Особенно актуально это было
51
На романском языке писались и произведения других жанров, но данный термин закрепился только за текстами о приключениях рыцарей. Ср.: в англ. языке слово roman переводится именно как средневековый рыцарский роман. Для обозначения современного жанра используют термин novel.
для средневековой Англии, где в течение почти 20 лет после смерти Вильгельма Завоевателя права престолонаследия постоянно подвергались сомнению, вплоть до прихода к власти Плантагенетов Генриха II, мужа Алиеноры Аквитанской). Данную задачу и пытались решить авторы первых рыцарских романов. Об этом свидетельствуют сами названия последних Роман о Трое, Роман о Фивах, Роман об Александре. Все они входят в ранний, античный цикл рыцарских романов. Однако сам материал оказывал явное сопротивление. Александр Македонский или Эней в рыцарских доспехах смотрелись нелепо, а связанные сними сюжеты не всегда укладывались в рамки куртуазных ценностей. Настоящим открытием для труверов стали легенды и сказания кельтских племен, особенно те, которые сохранились и были популярны на севере Франции, в провинции (полуострове) Бретань. Именно они и легли в основу бретонского цикла, самого известного и самобытного, ставшего собственно классикой рыцарского романа. Параллельно с бретонским развивается и византийский цикл французского рыцарского романа, представленный такими образцами жанра, как «Окассен и Николетт(а)» и «Флуар и Бланшеф- лер». Коренная специфика данных произведений заключается, во-первых, в перемене сюжетных декораций, а во-вторых, в замене основополагающей системы ценностей — ценностей куртуазных. Действие в этих романах зачастую переносится на Восток, влюбленные юноша и девушка, как правило, исповедуют разные религии он мусульманин — она христианка или наоборот. На пути к соединению их подстерегает огромное количество опасных и не очень препятствий, создаваемых враждебно настроенным окружением. Сопротивление ведет лишь к ухудшению положения, поэтому героям не остается ничего другого, как безропотно сносить все удары судьбы. Счастливый финал становится следствием смирения и долготерпения как главных христианских ценностей Это единственный романс античным сюжетом, сохранивший имя автора —
Бенуа де Сент-Мор. Исследовательский интерес представляет сочиненный автором эпизод о любви троянского царевича Троила к Бризеиде, пленнице из Трои. Позднее к этому сюжету будут обращаться Боккаччо, Чосер, Шекспир.
53
Примечательной чертой Романа об Александре стал использованный в нем парный рифмованный двенадцатисложник, который благодаря этому произведению получил название александрийского стиха
103
4.2.2.1. Романы о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.
Кретьен де Труа
Как уже говорилось выше, ключевым для рыцарского романа оказался бретонский цикл, корни которого уходят в предания и мифы древних кельтов. Именно они послужили богатейшим источником, настоящей сокровищницей тем, сюжетов и образов для труверов. Главными героями, пришедшими из валлийских, ирландских, гэльских, бретонских легенд, стали король Артур, Тристан и Изольда, а также отважный рыцарь по имени Персе- валь (нем. Парцифаль). Сказания, сними связанные, составили основные тематические группы (циклы) романов о короле Артуре и рыцарях Круглого стола о Тристане и Изольде; о Парцифале и Святом Граале.
Известный британский исследователь мифа Джозеф Кемпбелл выдвигает версию о том, что своеобразие каждой из трех указанных групп состоит в различном понимании и освещении главной темы всей средневековой рыцарской культуры — темы любви. Любовь как «амор», как индивидуальное чувство, связывающее мужчину и женщину, разрабатывается в артуровском цикле. В романах о Тристане и Изольде царствует стихия эроса — страсти, слепой силы, зачастую выполняющей функции судьбы, справиться с которой человек не властен. И, наконец, авторы произведений, посвященных поискам Святого Грааля, подходят к собственно средневековому осмыслению этого феномена, к изображению любви-«агапэ», любви милосердной и сострадательной. Рассмотрим в свете данной концепции по одному роману из каждой группы.
О происхождении легенд о короле Артуре, об исторических корнях его личности и его образа написано немало исследовательской литературы. Известно, что в Средние века это был один из самых популярных и любимых героев. Сохранилось более сотни отрыв Другой логики придерживается отечественный ученый ЕМ. Мелетинский. По его мнению, первыми возникли романы о Тристане и Изольде, изображающие чувственную любовь как таинственную и разрушающую силу. Позднее появились кретьеновские романы об Артуре, соответствующие представлениям об идеальной платонической любви, облагораживающей ее носителя Справедливости ради отметим, что в ХХ веке мы обнаруживаем новый всплеск интереса к этому персонажу, начиная от романа М. Твена Янки при дворе короля Артура и заканчивая произведениями А. Сапковского и С. Кинга.
104
ков из средневековых произведений, ему посвященных. И только в XV веке английский поэт Томас Мэлори (Thomas Malory, ок.
1417–1471) совершил попытку объединить самые известные сюжеты артурианы в грандиозном эпосе Смерть Артура. Среди основных мотивов, описывающих судьбу легендарного короля, выделим чудесное рождение. Отцом Артура был Утер Пендрагон, а матерью красавица Ингрейна. Волшебник Мерлин придал Утеру облик мужа Ингрейны, чтобы он мог проникнуть к ней в покои. За эту услугу Мерлин взял родившегося ребенка себе на воспитание первый подвиг. Артур извлек вонзенный в камень магический меч Эскалибур, что до него не удавалось ни одному рыцарю (погибая, он бросит его в озеро, отдав первой владелице — фее Озера. Это деяние дало Артуру возможность после продолжительных войн стать королем воцарение в Камелоте и женитьба на королеве Гвиневере
56
;
— создание двора со знаменитым Круглым столом, полученным в приданое, где каждый рыцарь чувствует себя равным всем остальным измена Гвиневеры и ее бегство с Ланселотом;
— предательство племянником Мордретом, сыном Моргау- зы, сводной (единоутробной) сестры Артура (подругой версии
Мордрет — плод связи Артура с Моргаузой), а также своей второй сестрой, волшебницей Морганой;
— смерть Артура и его пребывание на острове Авалон, где он будет лежать, зачарованный феей Озера, в хрустальном гробу до тех пор, пока в мир не вернутся ценимые им добро и справедливость.
Однако артуровский цикл не ограничивается биографией короля. Не менее, а то и более привлекательными для читателя зачастую оказывались романы о тех, кто сидел за его Круглым столом. Среди этих рыцарей сенешаль Кей (молочный племянник Артура, племянник Артура сэр Гаве(й)н (сын Моргаузы), кузен Гавейна
56
Пожалуй, ни одна королева не имела имени с таким количеством различных написаний и произношений, как жена Артура (англ. Guinevere): Джеин(ь)евр/
Гвеин(ь)евра; Джениевра/ Гениевра; Джиневьерва/ Гвиневьерва; Джиневера/
Гвиневера и пр Сенешаль — должность при дворе, управляющий как правило, один из приближенных короля
Бенуа де Сент-Мор. Исследовательский интерес представляет сочиненный автором эпизод о любви троянского царевича Троила к Бризеиде, пленнице из Трои. Позднее к этому сюжету будут обращаться Боккаччо, Чосер, Шекспир.
53
Примечательной чертой Романа об Александре стал использованный в нем парный рифмованный двенадцатисложник, который благодаря этому произведению получил название александрийского стиха
103
4.2.2.1. Романы о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.
Кретьен де Труа
Как уже говорилось выше, ключевым для рыцарского романа оказался бретонский цикл, корни которого уходят в предания и мифы древних кельтов. Именно они послужили богатейшим источником, настоящей сокровищницей тем, сюжетов и образов для труверов. Главными героями, пришедшими из валлийских, ирландских, гэльских, бретонских легенд, стали король Артур, Тристан и Изольда, а также отважный рыцарь по имени Персе- валь (нем. Парцифаль). Сказания, сними связанные, составили основные тематические группы (циклы) романов о короле Артуре и рыцарях Круглого стола о Тристане и Изольде; о Парцифале и Святом Граале.
Известный британский исследователь мифа Джозеф Кемпбелл выдвигает версию о том, что своеобразие каждой из трех указанных групп состоит в различном понимании и освещении главной темы всей средневековой рыцарской культуры — темы любви. Любовь как «амор», как индивидуальное чувство, связывающее мужчину и женщину, разрабатывается в артуровском цикле. В романах о Тристане и Изольде царствует стихия эроса — страсти, слепой силы, зачастую выполняющей функции судьбы, справиться с которой человек не властен. И, наконец, авторы произведений, посвященных поискам Святого Грааля, подходят к собственно средневековому осмыслению этого феномена, к изображению любви-«агапэ», любви милосердной и сострадательной. Рассмотрим в свете данной концепции по одному роману из каждой группы.
О происхождении легенд о короле Артуре, об исторических корнях его личности и его образа написано немало исследовательской литературы. Известно, что в Средние века это был один из самых популярных и любимых героев. Сохранилось более сотни отрыв Другой логики придерживается отечественный ученый ЕМ. Мелетинский. По его мнению, первыми возникли романы о Тристане и Изольде, изображающие чувственную любовь как таинственную и разрушающую силу. Позднее появились кретьеновские романы об Артуре, соответствующие представлениям об идеальной платонической любви, облагораживающей ее носителя Справедливости ради отметим, что в ХХ веке мы обнаруживаем новый всплеск интереса к этому персонажу, начиная от романа М. Твена Янки при дворе короля Артура и заканчивая произведениями А. Сапковского и С. Кинга.
104
ков из средневековых произведений, ему посвященных. И только в XV веке английский поэт Томас Мэлори (Thomas Malory, ок.
1417–1471) совершил попытку объединить самые известные сюжеты артурианы в грандиозном эпосе Смерть Артура. Среди основных мотивов, описывающих судьбу легендарного короля, выделим чудесное рождение. Отцом Артура был Утер Пендрагон, а матерью красавица Ингрейна. Волшебник Мерлин придал Утеру облик мужа Ингрейны, чтобы он мог проникнуть к ней в покои. За эту услугу Мерлин взял родившегося ребенка себе на воспитание первый подвиг. Артур извлек вонзенный в камень магический меч Эскалибур, что до него не удавалось ни одному рыцарю (погибая, он бросит его в озеро, отдав первой владелице — фее Озера. Это деяние дало Артуру возможность после продолжительных войн стать королем воцарение в Камелоте и женитьба на королеве Гвиневере
56
;
— создание двора со знаменитым Круглым столом, полученным в приданое, где каждый рыцарь чувствует себя равным всем остальным измена Гвиневеры и ее бегство с Ланселотом;
— предательство племянником Мордретом, сыном Моргау- зы, сводной (единоутробной) сестры Артура (подругой версии
Мордрет — плод связи Артура с Моргаузой), а также своей второй сестрой, волшебницей Морганой;
— смерть Артура и его пребывание на острове Авалон, где он будет лежать, зачарованный феей Озера, в хрустальном гробу до тех пор, пока в мир не вернутся ценимые им добро и справедливость.
Однако артуровский цикл не ограничивается биографией короля. Не менее, а то и более привлекательными для читателя зачастую оказывались романы о тех, кто сидел за его Круглым столом. Среди этих рыцарей сенешаль Кей (молочный племянник Артура, племянник Артура сэр Гаве(й)н (сын Моргаузы), кузен Гавейна
56
Пожалуй, ни одна королева не имела имени с таким количеством различных написаний и произношений, как жена Артура (англ. Guinevere): Джеин(ь)евр/
Гвеин(ь)евра; Джениевра/ Гениевра; Джиневьерва/ Гвиневьерва; Джиневера/
Гвиневера и пр Сенешаль — должность при дворе, управляющий как правило, один из приближенных короля
сэр Иве(й)н
58
(сын Морганы), отважный и трагический Ланселот Озерный. Его сын Лоэнгрин, как и рыцарь Персеваль, а также сэр
Галахад, изначально входившие в артуровский цикл, стали позднее героями самостоятельного цикла о Святом Граале.
В концу XII века подвиги рыцарей короля Артура воспел французский трувер
Кретьен де Труа
59
(фр. Chrétien de Troyes, ок. 1135 — ок. 1183), признанный классик жанра рыцарского романа. О самом
Кретьене известно, что он творил при дворе Марии Шампанской и, возможно, под ее влиянием написал первые четыре романа, а позднее был вынужден перебраться во Фландрию, ко двору Изабеллы
Вермандуа, подруги Алиеноры Аквитанской.
В настоящее время мы располагаем текстами четырех законченных его романов и одного незаконченного. К первой группе принадлежат «Эрек и Энида» (Erec et Enide, 1170); «Клижес» (Cliges, 1176);
«Ивейн, или Рыцарь со Львом (Yvain, le chevalier au lion, между
1176 и 1181); «Ланселот, или Рыцарь телеги (Lancelot, le chevalier
de la charrette, между 1176 и 1181). Ко второй — «Персеваль, или Повесть о Граале» (Perceval, le Conte du Graal, ок. По мнению одного из крупнейших исследователей ранней французской литературы ДМ. Михайлова, сюжеты кретьеновских романов строятся примерно по одной модели. В ее основе лежит та проблема, которую автор пытается решить доступными ему средствами художественной выразительности. Эта проблема заключается в обнаруженном им противоречии между обязанностью рыцаря быть всегда готовым к авантюрам (то есть к рыцарским подвигам, искать любую возможность доказать свою доблесть на турнирах, в сражениях и битвах, и куртуазным долгом посвящать все свое время служению Прекрасной Даме, исполнять любые ее желания.
58
Имя этого рыцаря позднее трансформировалось под пером В. Скотта в Ай- венго.
59
Возможно, в данном случае мы имеем дело нес подлинным именем автора, ас псевдонимом. Имя Кретьен де Труа можно воспринять и перевести как христианин из Труа» (столицы Шампани, исторической области Франции. Здесь же отметим, что в современной медиевистике существует гипотеза о том, что Кретьен, назвавшись Пайеном де Мезьером (язычником из Мезьера, малоизвестного городка на крайнем северо-востоке Франции, в Лотарингии), мог быть также автором Мула без узды — пародии на жанровый канон романа, созданный им же
58
(сын Морганы), отважный и трагический Ланселот Озерный. Его сын Лоэнгрин, как и рыцарь Персеваль, а также сэр
Галахад, изначально входившие в артуровский цикл, стали позднее героями самостоятельного цикла о Святом Граале.
В концу XII века подвиги рыцарей короля Артура воспел французский трувер
Кретьен де Труа
59
(фр. Chrétien de Troyes, ок. 1135 — ок. 1183), признанный классик жанра рыцарского романа. О самом
Кретьене известно, что он творил при дворе Марии Шампанской и, возможно, под ее влиянием написал первые четыре романа, а позднее был вынужден перебраться во Фландрию, ко двору Изабеллы
Вермандуа, подруги Алиеноры Аквитанской.
В настоящее время мы располагаем текстами четырех законченных его романов и одного незаконченного. К первой группе принадлежат «Эрек и Энида» (Erec et Enide, 1170); «Клижес» (Cliges, 1176);
«Ивейн, или Рыцарь со Львом (Yvain, le chevalier au lion, между
1176 и 1181); «Ланселот, или Рыцарь телеги (Lancelot, le chevalier
de la charrette, между 1176 и 1181). Ко второй — «Персеваль, или Повесть о Граале» (Perceval, le Conte du Graal, ок. По мнению одного из крупнейших исследователей ранней французской литературы ДМ. Михайлова, сюжеты кретьеновских романов строятся примерно по одной модели. В ее основе лежит та проблема, которую автор пытается решить доступными ему средствами художественной выразительности. Эта проблема заключается в обнаруженном им противоречии между обязанностью рыцаря быть всегда готовым к авантюрам (то есть к рыцарским подвигам, искать любую возможность доказать свою доблесть на турнирах, в сражениях и битвах, и куртуазным долгом посвящать все свое время служению Прекрасной Даме, исполнять любые ее желания.
58
Имя этого рыцаря позднее трансформировалось под пером В. Скотта в Ай- венго.
59
Возможно, в данном случае мы имеем дело нес подлинным именем автора, ас псевдонимом. Имя Кретьен де Труа можно воспринять и перевести как христианин из Труа» (столицы Шампани, исторической области Франции. Здесь же отметим, что в современной медиевистике существует гипотеза о том, что Кретьен, назвавшись Пайеном де Мезьером (язычником из Мезьера, малоизвестного городка на крайнем северо-востоке Франции, в Лотарингии), мог быть также автором Мула без узды — пародии на жанровый канон романа, созданный им же
Правда, Кретьен, в отличие от трубадуров, описывает в своих романах неидеальную любовь издалека, но любовь супружескую, разделенную. Любовь-амор, связывающую рыцаря и его даму законными узами и обязывающую мужа охранять и беречь ее саму и то, что ей принадлежит. Эта конфликтная линия завязывается уже в первом романе об Эреке и Эниде и продолжается в «Ивейне, или Рыцаре со Львом. Все начинается с того, что рыцарь Калогренан, сидя за Круглым столом, рассказывает о своем позоре в Броселиандском лесу его победил некто Эскладос Рыжий, рыцарь источника. Не дожидаясь окончания рассказа, сэр Ивейн, пока его не опередили, отправляется в лес, чтобы сразиться с победителем.
…Мессир Ивейн в седло садится,
Он в путь-дорогу снаряжен,
Он хорошо вооружен.
Не мешкал рыцарь ни мгновенья
И не искал отдохновенья.
Ивейн скакал во весь опор
Среди лесов, лугов и гор.
Проехал много перепутий,
Встречал немало всякой жути,
В Броселиандский лес проник,
Разыскивая там родник,
Нашел, готовясь к поединку,
Среди терновника тропинку
И знал уже наверняка:
Он в двух шагах от родника, с. Здесь и далее перевод В. Микушевича
Ивейн льет из изумрудного ковша воду на камень близ источника, вызывая тем самым Эскладоса на поединок. И начинается битва:
Из чащи рыцарь выезжает.
Он проклинает, угрожает.
Всепожирающим огнем
Гнев лютый полыхает в нем.
Ивейн, однако, не смутился,
С врагом неведомым схватился.
Нет, копья не для красоты!
Удар — и треснули щиты,
Разваливаются кольчуги,
Едва не лопнули подпруги.
Переломились копья вдруг,
Обломки падают из рук.
Но глазом оба не моргнули,
Мечи, как молнии, сверкнули.
Обороняться все трудней.
Щиты остались без ремней,
Почти что вдребезги разбиты.
Телам в сраженье нет защиты.
Удары сыплются опять.
Не отступая ни на пядь,
В бою неистовствуют оба,
Как будто бы взыскуют гроба.
Нет, не вслепую рубит меч,
А чтобы вражий шлем рассечь.
Разят без устали десницы.
Кольчуги, словно власяницы,
Дырявые, свисают с плеч,
И как тут крови не потечь
…Мессир Ивейн в седло садится,
Он в путь-дорогу снаряжен,
Он хорошо вооружен.
Не мешкал рыцарь ни мгновенья
И не искал отдохновенья.
Ивейн скакал во весь опор
Среди лесов, лугов и гор.
Проехал много перепутий,
Встречал немало всякой жути,
В Броселиандский лес проник,
Разыскивая там родник,
Нашел, готовясь к поединку,
Среди терновника тропинку
И знал уже наверняка:
Он в двух шагах от родника, с. Здесь и далее перевод В. Микушевича
Ивейн льет из изумрудного ковша воду на камень близ источника, вызывая тем самым Эскладоса на поединок. И начинается битва:
Из чащи рыцарь выезжает.
Он проклинает, угрожает.
Всепожирающим огнем
Гнев лютый полыхает в нем.
Ивейн, однако, не смутился,
С врагом неведомым схватился.
Нет, копья не для красоты!
Удар — и треснули щиты,
Разваливаются кольчуги,
Едва не лопнули подпруги.
Переломились копья вдруг,
Обломки падают из рук.
Но глазом оба не моргнули,
Мечи, как молнии, сверкнули.
Обороняться все трудней.
Щиты остались без ремней,
Почти что вдребезги разбиты.
Телам в сраженье нет защиты.
Удары сыплются опять.
Не отступая ни на пядь,
В бою неистовствуют оба,
Как будто бы взыскуют гроба.
Нет, не вслепую рубит меч,
А чтобы вражий шлем рассечь.
Разят без устали десницы.
Кольчуги, словно власяницы,
Дырявые, свисают с плеч,
И как тут крови не потечь
Пускай в сражении жестоком
Людская кровь течет потоком,
Тому, кто честью дорожит,
В седле сражаться надлежит.
При мастерстве необходимом
Конь остается невредимым.
Противнику пробей броню,
Не повредив его коню.
Не зря закон гласит исконный:
В бою всегда красивей конный.
Бей всадника, коня не тронь!
И невредимым каждый конь
В кровавом этом поединке
Остался, будто на картинке.
Враг покачнулся, вскрикнул враг.
Ивейн мечом ударил так,
Что в мозге меч, как будто в тесте, Лоб рассечен со шлемом вместе. Мозг на доспехах, словно грязь.
Судьбе враждебной покорясь,
Отступит каждый поневоле,
Когда темно в глазах от боли,
И сердце замерло в груди,
И пропадешь, того гляди.
Коня пришпорил побежденный
И, безнадежно убежденный
В том, что проигран этот бой,
Рванулся прямо в замок свой
[10, с. Из приведенных отрывков видно, что новый, рыцарский, эпос наследует черты, с одной стороны, эпоса героического, ас другой — эпоса сказочного. От героики остается внимание к мельчайшим подробностям поединка, любование средневекового автора храбростью и мастерством рыцаря. Сказка проявляется в сюжетном антураже ив поэтике произведения.
Ñàìîñòîÿòåëüíî íàéäèòå â ðîìàíå Êðåòüåíà äå Òðóà ïðèìåðû
èñïîëüçîâàíèÿ ñðåäñòâ âûðàçèòåëüíîñòè, çàèìñòâîâàííûõ ó Мы видим, как спешит Ивейн первым оказаться на месте поединка. Что им движет Прежде всего, понятное эпическому герою желание стяжать славу и подспудное желание восстановить целостность мира (в данном случае — артуровского, которому был нанесен урон. Закон куртуазного универсума в лице Эскладоса нарушен, и Ивейн стремится исправить ситуацию, выступая при этом в качестве индивидуального носителя сверхиндивидуальных ценностей [3, с. 74]. Каким образом описывается путешествие героя к источнику Здесь обращают на себя внимание условность и фантастичность романного пространства и времени. Действие начинается в Камелоте, который, по преданиям, расположен на Британских островах. Бросе- лиандский лес, куда направлеяется Ивейн, скорее всего, расположен на континенте. Но ни о каком пересечении водного пространства
Людская кровь течет потоком,
Тому, кто честью дорожит,
В седле сражаться надлежит.
При мастерстве необходимом
Конь остается невредимым.
Противнику пробей броню,
Не повредив его коню.
Не зря закон гласит исконный:
В бою всегда красивей конный.
Бей всадника, коня не тронь!
И невредимым каждый конь
В кровавом этом поединке
Остался, будто на картинке.
Враг покачнулся, вскрикнул враг.
Ивейн мечом ударил так,
Что в мозге меч, как будто в тесте, Лоб рассечен со шлемом вместе. Мозг на доспехах, словно грязь.
Судьбе враждебной покорясь,
Отступит каждый поневоле,
Когда темно в глазах от боли,
И сердце замерло в груди,
И пропадешь, того гляди.
Коня пришпорил побежденный
И, безнадежно убежденный
В том, что проигран этот бой,
Рванулся прямо в замок свой
[10, с. Из приведенных отрывков видно, что новый, рыцарский, эпос наследует черты, с одной стороны, эпоса героического, ас другой — эпоса сказочного. От героики остается внимание к мельчайшим подробностям поединка, любование средневекового автора храбростью и мастерством рыцаря. Сказка проявляется в сюжетном антураже ив поэтике произведения.
Ñàìîñòîÿòåëüíî íàéäèòå â ðîìàíå Êðåòüåíà äå Òðóà ïðèìåðû
èñïîëüçîâàíèÿ ñðåäñòâ âûðàçèòåëüíîñòè, çàèìñòâîâàííûõ ó Мы видим, как спешит Ивейн первым оказаться на месте поединка. Что им движет Прежде всего, понятное эпическому герою желание стяжать славу и подспудное желание восстановить целостность мира (в данном случае — артуровского, которому был нанесен урон. Закон куртуазного универсума в лице Эскладоса нарушен, и Ивейн стремится исправить ситуацию, выступая при этом в качестве индивидуального носителя сверхиндивидуальных ценностей [3, с. 74]. Каким образом описывается путешествие героя к источнику Здесь обращают на себя внимание условность и фантастичность романного пространства и времени. Действие начинается в Камелоте, который, по преданиям, расположен на Британских островах. Бросе- лиандский лес, куда направлеяется Ивейн, скорее всего, расположен на континенте. Но ни о каком пересечении водного пространства
автор не говорит «Ивейн скакал во весь опор / Среди лесов, лугов и гор. Сколько добирался до леса Ивейн, тоже неизвестно, да это и неважно. И здесь, и далее Кретьен игнорирует любые пространственные и временные координаты. Главное — чтобы и то и другое было фантастическим, феерическим, чудесным, завораживающим читателя (здесь уместно отметить полные самых красочных тропов описания внешности героев и принадлежащих им вещей. Неслучайно ММ. Бахтин для характеристики средневекового романа пользуется понятием волшебный, авантюрный хронотоп».
Ïðî÷èòàéòå è çàêîíñïåêòèðóéòå ïîäðàçäåë V «Ðûöàðñêèé
ðîìàí» èç ðàáîòû Ì. Ì. Áàõòèíà «Ôîðìû âðåìåíè è õðîíîòîïà
â ðîìàíå. Î÷åðêè èñòîðè÷åñêîé ïîýòèêè», îïóáëèêîâàííîé â êíè-
ãå: Áàõòèí Ì. Ì. Âîïðîñû ëèòåðàòóðû è ýñòåòèêè. Èññëåäîâàíèÿ
ðàçíûõ ëåò. Ì., 1975. Это и есть свидетельство того, что художник слова имеет право на вымысел, на приукрашивание реальности, на расцвечивание ее самыми яркими красками из своей палитры, без оглядки на какую бы тони было историческую основу (вспомните, что с указания именно на данную стилевую особенность начинался разговор она- циональном эпосе).
Итак, герой бросается в погоню за поверженным противником. На этом, собственно, заканчивается экспозиция романа и начинается завязка. Что происходит далее Бежавший рыцарь источника попадает в воротах замка в устроенную им же самим ранее ловушку и погибает. Ивейн оказывается в зале, где встречает Люнетту, служанку хозяйки, которую некогда опекал при дворе короля Артура. В благодарность за проявленную ранее заботу девушка дает рыцарю волшебное кольцо, оно делает его невидимыми таким образом спасает от неминуемой гибели от рук вассалов Эскладоса. Нигде не найдя убийцу, слуги во главе с владелицей замка идут хоронить бывшего хозяина.
Ивейну не до похорон.
К окну готов приникнуть он,
Нисколько не боясь последствий,
Пускай хоть сотни тысяч бедствий
Неосторожному грозят
За ненасытный этот взгляд:
Привязан сердцем и очами
Мессир Ивейн к прекрасной даме,
Навеки дивный образ в нем. Весь мир Любовь завоевала,
Повсюду восторжествовала
Ïðî÷èòàéòå è çàêîíñïåêòèðóéòå ïîäðàçäåë V «Ðûöàðñêèé
ðîìàí» èç ðàáîòû Ì. Ì. Áàõòèíà «Ôîðìû âðåìåíè è õðîíîòîïà
â ðîìàíå. Î÷åðêè èñòîðè÷åñêîé ïîýòèêè», îïóáëèêîâàííîé â êíè-
ãå: Áàõòèí Ì. Ì. Âîïðîñû ëèòåðàòóðû è ýñòåòèêè. Èññëåäîâàíèÿ
ðàçíûõ ëåò. Ì., 1975. Это и есть свидетельство того, что художник слова имеет право на вымысел, на приукрашивание реальности, на расцвечивание ее самыми яркими красками из своей палитры, без оглядки на какую бы тони было историческую основу (вспомните, что с указания именно на данную стилевую особенность начинался разговор она- циональном эпосе).
Итак, герой бросается в погоню за поверженным противником. На этом, собственно, заканчивается экспозиция романа и начинается завязка. Что происходит далее Бежавший рыцарь источника попадает в воротах замка в устроенную им же самим ранее ловушку и погибает. Ивейн оказывается в зале, где встречает Люнетту, служанку хозяйки, которую некогда опекал при дворе короля Артура. В благодарность за проявленную ранее заботу девушка дает рыцарю волшебное кольцо, оно делает его невидимыми таким образом спасает от неминуемой гибели от рук вассалов Эскладоса. Нигде не найдя убийцу, слуги во главе с владелицей замка идут хоронить бывшего хозяина.
Ивейну не до похорон.
К окну готов приникнуть он,
Нисколько не боясь последствий,
Пускай хоть сотни тысяч бедствий
Неосторожному грозят
За ненасытный этот взгляд:
Привязан сердцем и очами
Мессир Ивейн к прекрасной даме,
Навеки дивный образ в нем. Весь мир Любовь завоевала,
Повсюду восторжествовала
Она без боя ив бою,
И в ненавистницу свою
Ивейну суждено влюбиться,
И сердцу без нее не биться,
Хоть неизвестно госпоже,
Что за покойника уже
Она жестоко отомстила:
Убийцу дерзкого прельстила.
Смертельно ранит красота,
И нет надежного щита
От этой сладостной напасти.
И жизнь и смерть не в нашей власти.
Острее всякого клинка
Любовь разит наверняка.
Неизлечима эта рана.
Болит сильнее, как ни странно, Она в присутствии врача,
Кровь молодую горяча.
Ужасней всякого гоненья
Неизлечимые раненья.
Ивейн Любовью побежден,
Страдать навеки осужден, с. 58, Влюбленный герой теперь уже не спешит покидать замок. Его сердце покорила Лодина де Ландюк, любви которой он намерен добиться. В этом ему вновь помогает Люнетта, именно она уговаривает госпожу не гневаться на убийцу мужа, но подумать о том, как ей придется туго одной, без защиты. Гибель Эскладоса не была случайна, он встретил противника, превосходящего его по силе, так почему же сейчас не взять в мужья более достойного
Лодина со временем поддается на софистические доводы Люнетты и велит ей найти отважного рыцаря-победителя, что та с радостью и исполняет. Госпожа, убедившись в силе чувства Ивейна, слегка лукавит, говоря ему Там, в зале, видеть вас желают. / Меня вассалы умоляют / Скорее замуж выходить, / Беде дорогу преградить. / Я поневоле соглашаюсь. / Нет, отказать я не решаюсь / Герою, сыну короля. / Ивейна знает вся земля».
На самом деле Лодина отдает Ивейну не только свою руку (якобы по принуждению баронов, но и свое сердце. Она действительно его полюбила. Новый виток развития конфликта наступает после свадьбы. Главный герой, с одной стороны, вполне счастлив с Ло- диной, ас другой — в нем жива память о братстве Круглого стола. Она зовет его к новым авантюрам (в Средние века авантюра была синонимом рыцарскому подвигу. В этом томительном состоянии, подстрекаемый к тому же Гавейном, Ивейн принимает решение покинуть жену ради исполнения рыцарских обетов. Лодина не препятствует ему в этом, дарит свое кольцо и ставит условие ровно через год он должен вернуться, иначе рыцарь рискует лишиться ее любви. Так в герое рождается конфликт тела и сердца. Конфликт, невозможный для героя старого эпоса
110
Ивейн в тоске, Ивейн в печали.
Год безотрадный впереди.
Какая пустота в груди!
Отправилось в дорогу тело,
А сердце в путь не захотело.
Не избежавшее тенет,
К другому сердцу сердце льнет.
Все это любящим знакомо.
Ивейн оставил сердце дома.
Своих тенет оно не рвет,
И тело кое-как живет,
Пока душою обладает,
Томится, бедствует, страдает.
Кого угодно удивит
Невероятный этот вид:
Без сердца двигается тело.
Несчастное осиротело.
Не повинуется уму,
Влечется к сердцу своему,
Блуждает, бренное, в надежде
Соединиться с ним, как прежде.
Разлука сердце бередит,
На свет отчаянье родит.
Отчаянье беду пророчит,
Сбивает столку и морочит
На перепутиях дорог,
И позабыт предельный срок.
Пропущен сроки нет возврата:
Непоправимая утрата
[10, с. Как пишет ИО. Шайтанов, романы Кретьена чаще всего имеют двухчастную композицию. Впервой части герой проявляет доблесть и предстает как своего рода эпический герой, во второй — демонстрирует силу духа и превращается тем самым в романного героя, у которого пробуждается индивидуальное сознание. Все происходящее с ним справедливее представить как испытание и прозрение (выделено автором. — Л. Нс. Испытания Ивейн не прошел. Но важно подчеркнуть, что он забывает о данном Лодине обещании не потому, что разлюбил ее. Просто в какой-то момент придворная жизнь захватывает его целиком, вытесняя личную. Опоздание нельзя назвать сознательным выбором героя, это его ошибка. Он оступился. Однако наказание его велико. Оскорбленная Лодина отправляет ко двору Артура свою посланницу, которая прилюдно обвиняет рыцаря:
«Ивейн! Любовь ты осквернил,
Своим обетам изменил!
Измену дама не прощает,
Тебе вернуться запрещает,
Тебя, зловредного лжеца,
Лишает своего кольца
В ответ на эти оскорбленья.
Отдай кольцо без промедленья!»
[10, с. 91]
60
Другой позиции в отношении композиции романа придерживается МН. Мо- розова, полагающая, что в нем нет смены конфликтов, но есть их параллельное развитие (см [6]).
112
Люнетту, победит двух сатанаилов и пр. Его последний подвиг — сражение с Гавейном. Эпизод очень показательный, передающий общую философию автора и специфику его художественного мира. Некая девица обращается к Ивейну с просьбой о помощи. Ее старшая сестра обманом задумала лишить ее законного наследства, а в качестве защитника выбрала одного из лучших рыцарей Артура — сэра Гавейна. Помочь невинно оклеветанной младшей сестре может только всем известный Рыцарь со Львом. Ивейн соглашается на поединок и побеждает своего кузена. В этом бою он чувствует себя правым, так как выступает не ради славы, не ради добавления еще одного пункта к списку уже совершённых подвигов (как Гавейн), ново имя торжества высшей справедливости. Главное, чем отличается нынешнее его деяние от тех, что он совершал прежде, — это наличие в нем духовного содержания. Поединок Ивейна вдохновлен любовью и обретает важный для рыцаря смысл — оказать помощь слабому и несправедливо обойденному.
Своим примером, своей историей Ивейн продемонстрировал возможность примирения в рыцаре сердца и тела, одновременного служения и даме, и сюзерену. Если подвиг совершается во славу любви, если любовь доказывается доблестью и храбростью на поединках это и есть высший смысл куртуазного существования в целом.
После этого подвига, вновь с помощью Люнетты, Ивейн завоевывает прощение Лодины де Ландюк:
Возликовал Ивейн влюбленный,
От всех страданий исцеленный.
Наш рыцарь дамою любим,
И да пребудет счастье с ним.
Люнетта добрая ликует,
Никто на свете не тоскует.
На этом кончился роман,
Другие россказни — обман.
Кретьен повествовать кончает,
А за других не отвечает.
Таким кончается стихом
Роман о Рыцаре со львом
[10, с. Пройденный героем путь подчеркивается также символически- мифологическим подтекстом. Когда Ивейн совершает поступок, нарушающий нормы рыцарского универсума, он автоматически перестает быть самим собой, утрачивает собственную идентичность, теряет статус героя. Чтобы обрести себя заново, ему нужно вернуться к началу пути (что невозможно, например, для героя
115
— жизнь в лесу Моруа, отшельник Огрин, пес Хюсден; посещение Марком шалаша влюбленных, меч между ними, прощение Марка мнимый отъезд Тристана возвращение Изольды во дворец суд раскаленным железом Божий суд) при участии короля Марка тайные свидания любящих расправа над баронами перстень из зеленой яшмы и окончательный отъезд Тристана из Корнуэльса в Уэльс подвиги Тристана, Пти-Крю, встреча и дружба с Каэрдином; женитьба героя на его сестре Изольде Белорукой;
— ошибка Изольды (она незаслуженно прогоняет Тристана
Тристан-юродивый;
— ранение Тристана, черные паруса, смерть героев после смерти (переплетение веток деревьев, выросших из могил похороненных по разные стороны часовни героев вариант можжевельник, выросший из могилы Тристана, уходит кроной в могилу Изольды).
Трудность анализа данного памятника литературы заключается в том, что читателю предложен текст, составленный из нескольких, зачастую авторских, версий легенды, в каждой из которых воссоздана своя оригинальная модель мира и дано различное видение в ней трагического начала. Поэтому в нем так много противоречий, ведь даже самое незначительное смещение акцентов может полностью изменить смысли пафос произведения (стóит, например, изобразить Марка ревнивыми коварным королем — и влюбленные автоматически превратятся в героев плутовского романа, прячущих свое чувство от злобного старика).
Так, по-разному оценивается в инварианте Ж. Бедье степень греховности любовной страсти, соединившей Тристана и Изольду. С одной стороны, эпизод, когда Изольда вынуждена заменить себя Бранжьеной в первую брачную ночь, ас другой — известная сцена прощения любящих королем Марком, увидевшим обоюдоострый меч между спящими героями, символ чистоты их отношений. Хотя, возможно, данный факт объясняется кельтскими корнями легенды, вступившими в противоречие с догматами христианства.
Также неоднозначно выглядит и отношение Бога к любящим. В сцене Божьего суда (на котором присутствует сам король Артур) Господь дает Изольде шанс пронести в руках раскаленное
И в ненавистницу свою
Ивейну суждено влюбиться,
И сердцу без нее не биться,
Хоть неизвестно госпоже,
Что за покойника уже
Она жестоко отомстила:
Убийцу дерзкого прельстила.
Смертельно ранит красота,
И нет надежного щита
От этой сладостной напасти.
И жизнь и смерть не в нашей власти.
Острее всякого клинка
Любовь разит наверняка.
Неизлечима эта рана.
Болит сильнее, как ни странно, Она в присутствии врача,
Кровь молодую горяча.
Ужасней всякого гоненья
Неизлечимые раненья.
Ивейн Любовью побежден,
Страдать навеки осужден, с. 58, Влюбленный герой теперь уже не спешит покидать замок. Его сердце покорила Лодина де Ландюк, любви которой он намерен добиться. В этом ему вновь помогает Люнетта, именно она уговаривает госпожу не гневаться на убийцу мужа, но подумать о том, как ей придется туго одной, без защиты. Гибель Эскладоса не была случайна, он встретил противника, превосходящего его по силе, так почему же сейчас не взять в мужья более достойного
Лодина со временем поддается на софистические доводы Люнетты и велит ей найти отважного рыцаря-победителя, что та с радостью и исполняет. Госпожа, убедившись в силе чувства Ивейна, слегка лукавит, говоря ему Там, в зале, видеть вас желают. / Меня вассалы умоляют / Скорее замуж выходить, / Беде дорогу преградить. / Я поневоле соглашаюсь. / Нет, отказать я не решаюсь / Герою, сыну короля. / Ивейна знает вся земля».
На самом деле Лодина отдает Ивейну не только свою руку (якобы по принуждению баронов, но и свое сердце. Она действительно его полюбила. Новый виток развития конфликта наступает после свадьбы. Главный герой, с одной стороны, вполне счастлив с Ло- диной, ас другой — в нем жива память о братстве Круглого стола. Она зовет его к новым авантюрам (в Средние века авантюра была синонимом рыцарскому подвигу. В этом томительном состоянии, подстрекаемый к тому же Гавейном, Ивейн принимает решение покинуть жену ради исполнения рыцарских обетов. Лодина не препятствует ему в этом, дарит свое кольцо и ставит условие ровно через год он должен вернуться, иначе рыцарь рискует лишиться ее любви. Так в герое рождается конфликт тела и сердца. Конфликт, невозможный для героя старого эпоса
110
Ивейн в тоске, Ивейн в печали.
Год безотрадный впереди.
Какая пустота в груди!
Отправилось в дорогу тело,
А сердце в путь не захотело.
Не избежавшее тенет,
К другому сердцу сердце льнет.
Все это любящим знакомо.
Ивейн оставил сердце дома.
Своих тенет оно не рвет,
И тело кое-как живет,
Пока душою обладает,
Томится, бедствует, страдает.
Кого угодно удивит
Невероятный этот вид:
Без сердца двигается тело.
Несчастное осиротело.
Не повинуется уму,
Влечется к сердцу своему,
Блуждает, бренное, в надежде
Соединиться с ним, как прежде.
Разлука сердце бередит,
На свет отчаянье родит.
Отчаянье беду пророчит,
Сбивает столку и морочит
На перепутиях дорог,
И позабыт предельный срок.
Пропущен сроки нет возврата:
Непоправимая утрата
[10, с. Как пишет ИО. Шайтанов, романы Кретьена чаще всего имеют двухчастную композицию. Впервой части герой проявляет доблесть и предстает как своего рода эпический герой, во второй — демонстрирует силу духа и превращается тем самым в романного героя, у которого пробуждается индивидуальное сознание. Все происходящее с ним справедливее представить как испытание и прозрение (выделено автором. — Л. Нс. Испытания Ивейн не прошел. Но важно подчеркнуть, что он забывает о данном Лодине обещании не потому, что разлюбил ее. Просто в какой-то момент придворная жизнь захватывает его целиком, вытесняя личную. Опоздание нельзя назвать сознательным выбором героя, это его ошибка. Он оступился. Однако наказание его велико. Оскорбленная Лодина отправляет ко двору Артура свою посланницу, которая прилюдно обвиняет рыцаря:
«Ивейн! Любовь ты осквернил,
Своим обетам изменил!
Измену дама не прощает,
Тебе вернуться запрещает,
Тебя, зловредного лжеца,
Лишает своего кольца
В ответ на эти оскорбленья.
Отдай кольцо без промедленья!»
[10, с. 91]
60
Другой позиции в отношении композиции романа придерживается МН. Мо- розова, полагающая, что в нем нет смены конфликтов, но есть их параллельное развитие (см [6]).
Не в силах вынести позора, раздираемый осознанием своей неизгладимой вины, Ивейн бежит из шатра Артура и постепенно лишается рассудка. С этого момента начинается долгая пора скитаний и свершения им новых подвигов. Ивейна ждет долгий путь к прозрению.
Структурно путь героя во второй части романа носит выраженный мифологический характер, основными маркерами которого можно считать мотивы потери рассудка, потери имении мотив мнимой смерти. Все они тесно переплетены и дополняют друг друга. Лишившись разума, герой перестает быть собой, утрачивает собственную идентичность и цельность. Он оказывается вне пространства и времени, в некой нулевой точке. Выйти из нее он может, только приобретя новые знания и новый опыт.
Этот же смысл подчеркивается мотивом мнимой смерти героя, воплощенным в конкретном эпизоде в своих странствиях
Ивейн неосознанно приходит к столь многозначащему для него источнику, где, теряя сознание, падает на свой мечи какое-то время лежит в обмороке. Лев полагает, что рыцарь покончил с собой, и тоже пытается лишить себя жизни, но вовремя замечает признаки жизни у своего благодетеля. В мифологии указанный мотив идентичен посещению загробного мира и прохождению обряда инициации, символическому перерождению героя. Мнимая смерть и потеря рассудка дублируются в романе мотивом утраты главным персонажем своего имени. Как правило, мифологический герой характеризуется полной тождественностью тому, как его называют. Потеря имени чревата потерей судьбы. Тоже происходит и с Ивейном. После бегства от двора Артура он забывает свое прежнее имя и обретает новое благодаря первому подвигу спасению льва от лютого змея. С момента освобождения лев в благодарность сопровождает рыцаря во всех его странствиях, что дает окружающим возможность прозвать последнего Рыцарем со Львом. Под этим именем Ивейн заново завоевывает славу благородного рыцаря стем, чтобы позднее с честью вернуть прежнее имя. Итак, вся вторая часть романа Кретьена де Труа имеет два плана внешний и внутренний. Внешне Ивейн, не вернувшись в срок к своей госпоже, наказывает себя тем, что бежит от короля Артура и его рыцарей, потеряв право называться одним из них. Далее он совершает целый ряд авантюр. Так, он спасет оклеветанную
Структурно путь героя во второй части романа носит выраженный мифологический характер, основными маркерами которого можно считать мотивы потери рассудка, потери имении мотив мнимой смерти. Все они тесно переплетены и дополняют друг друга. Лишившись разума, герой перестает быть собой, утрачивает собственную идентичность и цельность. Он оказывается вне пространства и времени, в некой нулевой точке. Выйти из нее он может, только приобретя новые знания и новый опыт.
Этот же смысл подчеркивается мотивом мнимой смерти героя, воплощенным в конкретном эпизоде в своих странствиях
Ивейн неосознанно приходит к столь многозначащему для него источнику, где, теряя сознание, падает на свой мечи какое-то время лежит в обмороке. Лев полагает, что рыцарь покончил с собой, и тоже пытается лишить себя жизни, но вовремя замечает признаки жизни у своего благодетеля. В мифологии указанный мотив идентичен посещению загробного мира и прохождению обряда инициации, символическому перерождению героя. Мнимая смерть и потеря рассудка дублируются в романе мотивом утраты главным персонажем своего имени. Как правило, мифологический герой характеризуется полной тождественностью тому, как его называют. Потеря имени чревата потерей судьбы. Тоже происходит и с Ивейном. После бегства от двора Артура он забывает свое прежнее имя и обретает новое благодаря первому подвигу спасению льва от лютого змея. С момента освобождения лев в благодарность сопровождает рыцаря во всех его странствиях, что дает окружающим возможность прозвать последнего Рыцарем со Львом. Под этим именем Ивейн заново завоевывает славу благородного рыцаря стем, чтобы позднее с честью вернуть прежнее имя. Итак, вся вторая часть романа Кретьена де Труа имеет два плана внешний и внутренний. Внешне Ивейн, не вернувшись в срок к своей госпоже, наказывает себя тем, что бежит от короля Артура и его рыцарей, потеряв право называться одним из них. Далее он совершает целый ряд авантюр. Так, он спасет оклеветанную
112
Люнетту, победит двух сатанаилов и пр. Его последний подвиг — сражение с Гавейном. Эпизод очень показательный, передающий общую философию автора и специфику его художественного мира. Некая девица обращается к Ивейну с просьбой о помощи. Ее старшая сестра обманом задумала лишить ее законного наследства, а в качестве защитника выбрала одного из лучших рыцарей Артура — сэра Гавейна. Помочь невинно оклеветанной младшей сестре может только всем известный Рыцарь со Львом. Ивейн соглашается на поединок и побеждает своего кузена. В этом бою он чувствует себя правым, так как выступает не ради славы, не ради добавления еще одного пункта к списку уже совершённых подвигов (как Гавейн), ново имя торжества высшей справедливости. Главное, чем отличается нынешнее его деяние от тех, что он совершал прежде, — это наличие в нем духовного содержания. Поединок Ивейна вдохновлен любовью и обретает важный для рыцаря смысл — оказать помощь слабому и несправедливо обойденному.
Своим примером, своей историей Ивейн продемонстрировал возможность примирения в рыцаре сердца и тела, одновременного служения и даме, и сюзерену. Если подвиг совершается во славу любви, если любовь доказывается доблестью и храбростью на поединках это и есть высший смысл куртуазного существования в целом.
После этого подвига, вновь с помощью Люнетты, Ивейн завоевывает прощение Лодины де Ландюк:
Возликовал Ивейн влюбленный,
От всех страданий исцеленный.
Наш рыцарь дамою любим,
И да пребудет счастье с ним.
Люнетта добрая ликует,
Никто на свете не тоскует.
На этом кончился роман,
Другие россказни — обман.
Кретьен повествовать кончает,
А за других не отвечает.
Таким кончается стихом
Роман о Рыцаре со львом
[10, с. Пройденный героем путь подчеркивается также символически- мифологическим подтекстом. Когда Ивейн совершает поступок, нарушающий нормы рыцарского универсума, он автоматически перестает быть самим собой, утрачивает собственную идентичность, теряет статус героя. Чтобы обрести себя заново, ему нужно вернуться к началу пути (что невозможно, например, для героя
национального эпоса, чей путь всегда прямолинеен. Это возвращение к истокам возможно через отречение от имени, отказ от памяти и некий временный уход из жизни (см. об этом [6]). Дальнейший поиск собственного я связан с новыми подвигами, после чего, собственно, и наступает прозрение, перерождение, обретение тождества и гармонии с собой (обретение самоидентич- ности) и с миром (прощение Лодины, восстановление порядка в рыцарском универсуме. Романы о Тристане и Изольде. Реконструкция Ж. Бедье
Одним из самых трагических памятников средневековой литературы по праву считается легенда о Тристане и Изольде. Дошедшая до нас в достаточно большом числе средневековых рукописей веков, она получила литературное воплощение в целом ряде французских, английских, скандинавских, немецких и итальянских версий. В современной медиевистике принято выделять три традиции в стихотворных обработках легенды середины и второй половины века эпическую, лирическую и куртуазную (эта типология принадлежит французскому медиевисту Ж. Ш. Пайену, хотя ранее Ж. Бедье предлагал выделять две традиции простую и куртуазную. К эпической, наиболее архаической, традиции принято относить роман французского жонглера Берýля, дошедший в единственной и сильно поврежденной рукописи а также роман немецкого поэта Эйльхарта фон Оберге. К куртуазной традиции относятся обработки англо-нормандского поэта Том (Томаса, немецкого поэта
Гóтфрида Страсбургского, анонимная поэма «Тристан-юродивый» и некоторые другие. Яркий образец лирической обработки легенды представляет собой небольшая лирическая поэма Жимолость Марии Французской (так называемое «лэ»).
В середине XIII века легенда становится предметом анонимного прозаического романа (так называемого Тристана в прозе, в котором история героя рассказывается в контексте авантюр рыцарей Круглого стола (Ланселота, Гавейна, Персеваля).
В связи с многочисленностью и фрагментарностью большинства дошедших до нас текстов французский ученый Жозеф Бедье
Одним из самых трагических памятников средневековой литературы по праву считается легенда о Тристане и Изольде. Дошедшая до нас в достаточно большом числе средневековых рукописей веков, она получила литературное воплощение в целом ряде французских, английских, скандинавских, немецких и итальянских версий. В современной медиевистике принято выделять три традиции в стихотворных обработках легенды середины и второй половины века эпическую, лирическую и куртуазную (эта типология принадлежит французскому медиевисту Ж. Ш. Пайену, хотя ранее Ж. Бедье предлагал выделять две традиции простую и куртуазную. К эпической, наиболее архаической, традиции принято относить роман французского жонглера Берýля, дошедший в единственной и сильно поврежденной рукописи а также роман немецкого поэта Эйльхарта фон Оберге. К куртуазной традиции относятся обработки англо-нормандского поэта Том (Томаса, немецкого поэта
Гóтфрида Страсбургского, анонимная поэма «Тристан-юродивый» и некоторые другие. Яркий образец лирической обработки легенды представляет собой небольшая лирическая поэма Жимолость Марии Французской (так называемое «лэ»).
В середине XIII века легенда становится предметом анонимного прозаического романа (так называемого Тристана в прозе, в котором история героя рассказывается в контексте авантюр рыцарей Круглого стола (Ланселота, Гавейна, Персеваля).
В связи с многочисленностью и фрагментарностью большинства дошедших до нас текстов французский ученый Жозеф Бедье
в самом начале ХХ века (1902 г) предпринял научную реконструкцию прототипа легенды, опираясь в основном на французские тексты. В результате сюжет легенды о Тристане и Изольде приобрел следующий вид гибель храброго Ривалена, короля Лоонуа и отца Тристана от мятежных вассалов смерть от тоски по мужу прекрасной Блан- шефлёр, сестры короля Марка из Корнуэльса (Корнуолла) и матери Тристана. Появившийся незадолго до ее смерти на свет мальчик получил имя Тристан, что означает печальный воспитание Тристана Роальдом Твердое Слово похищение норвежскими купцами и его появление в замке Тинтажель; обнаружение родственных связей дяди и племянника Тристан отвоевывает Лоонуа и возвращается в Корнуэльс вместе с преданным слугой, конюшим Горвеналом;
— битва Тристана с Морольдом (Морхольтом, Морхультом); получение неизлечимых язв ладью с телом героя отправляют на волю волн первое посещение Ирландии и встреча с Изольдой Белокурой, излечившей раны Тристана возвращение в Корнуэльс, угрозы четырех баронов, не желающих видеть Тристана преемником Марка эпизод с золотым волосом
— второе посещение Тристаном Ирландии, убийство дракона,
Изольда излечивает раны героя, обнаруживает осколок меча ее кузена Морольта в его черепе и прощает врага сватовство Тристана отъезд Тристана и Изольды из Ирландии, волшебный любовный напиток, по ошибке служанки Бранжьены выпитый ими на корабле прибытие в Корнуэльс, свадьба Изольды и Марка, подмена
Изольды Бранжьеной; новые нападки баронов недоверие Марка и удаление Тристана от двора уловки влюбленных происки карлика Фросина; новое изгнание Тристана прыжок Тристана с часовни наказание Изольды (Марк отдает ее прокаженным освобождение Изольды и их бегство в лес Моруа;
61
АД. Михайлов в отношении реконструкции Ж. Бедье считает, что корректнее говорить не о прототипе или архетипе легенды, а об ее инварианте, так как не существовало изначального французского романа, и корни легенды уходят в древнюю кельтскую и пиктскую словесность (см Михайлов АД. Легенда о Тристане и Изольде // Легенда о Тристане и Изольде. М, 1976).
— битва Тристана с Морольдом (Морхольтом, Морхультом); получение неизлечимых язв ладью с телом героя отправляют на волю волн первое посещение Ирландии и встреча с Изольдой Белокурой, излечившей раны Тристана возвращение в Корнуэльс, угрозы четырех баронов, не желающих видеть Тристана преемником Марка эпизод с золотым волосом
— второе посещение Тристаном Ирландии, убийство дракона,
Изольда излечивает раны героя, обнаруживает осколок меча ее кузена Морольта в его черепе и прощает врага сватовство Тристана отъезд Тристана и Изольды из Ирландии, волшебный любовный напиток, по ошибке служанки Бранжьены выпитый ими на корабле прибытие в Корнуэльс, свадьба Изольды и Марка, подмена
Изольды Бранжьеной; новые нападки баронов недоверие Марка и удаление Тристана от двора уловки влюбленных происки карлика Фросина; новое изгнание Тристана прыжок Тристана с часовни наказание Изольды (Марк отдает ее прокаженным освобождение Изольды и их бегство в лес Моруа;
61
АД. Михайлов в отношении реконструкции Ж. Бедье считает, что корректнее говорить не о прототипе или архетипе легенды, а об ее инварианте, так как не существовало изначального французского романа, и корни легенды уходят в древнюю кельтскую и пиктскую словесность (см Михайлов АД. Легенда о Тристане и Изольде // Легенда о Тристане и Изольде. М, 1976).
115
— жизнь в лесу Моруа, отшельник Огрин, пес Хюсден; посещение Марком шалаша влюбленных, меч между ними, прощение Марка мнимый отъезд Тристана возвращение Изольды во дворец суд раскаленным железом Божий суд) при участии короля Марка тайные свидания любящих расправа над баронами перстень из зеленой яшмы и окончательный отъезд Тристана из Корнуэльса в Уэльс подвиги Тристана, Пти-Крю, встреча и дружба с Каэрдином; женитьба героя на его сестре Изольде Белорукой;
— ошибка Изольды (она незаслуженно прогоняет Тристана
Тристан-юродивый;
— ранение Тристана, черные паруса, смерть героев после смерти (переплетение веток деревьев, выросших из могил похороненных по разные стороны часовни героев вариант можжевельник, выросший из могилы Тристана, уходит кроной в могилу Изольды).
Трудность анализа данного памятника литературы заключается в том, что читателю предложен текст, составленный из нескольких, зачастую авторских, версий легенды, в каждой из которых воссоздана своя оригинальная модель мира и дано различное видение в ней трагического начала. Поэтому в нем так много противоречий, ведь даже самое незначительное смещение акцентов может полностью изменить смысли пафос произведения (стóит, например, изобразить Марка ревнивыми коварным королем — и влюбленные автоматически превратятся в героев плутовского романа, прячущих свое чувство от злобного старика).
Так, по-разному оценивается в инварианте Ж. Бедье степень греховности любовной страсти, соединившей Тристана и Изольду. С одной стороны, эпизод, когда Изольда вынуждена заменить себя Бранжьеной в первую брачную ночь, ас другой — известная сцена прощения любящих королем Марком, увидевшим обоюдоострый меч между спящими героями, символ чистоты их отношений. Хотя, возможно, данный факт объясняется кельтскими корнями легенды, вступившими в противоречие с догматами христианства.
Также неоднозначно выглядит и отношение Бога к любящим. В сцене Божьего суда (на котором присутствует сам король Артур) Господь дает Изольде шанс пронести в руках раскаленное
железо, несмотря на то, что ее клятва была лукава. При этом отшельник Огрин в лесу Моруа, будучи носителем христианской этики и глашатаем слова Божия, осуждает любовь рыцаря и королевы.
Ñàìîñòîÿòåëüíî íàéäèòå â òåêñòå ïîäîáíûå ïðîòèâîðå÷èÿ
è ïðîêîììåíòèðóéòå Вместе стем наличие связного и законченного произведения все же позволяет дать ему некую общую оценку, касающуюся, в частности, специфики воплощения в нем трагического начала.
Уже из краткого пересказа видно, что Легенда о Тристане и Изольде» — это в первую очередь история главного героя (неслучайно одно из позднейших произведений носит название Роман о Тристане. Все события закручиваются вокруг его фигуры, все конфликты также стягиваются к нему. Конфликтов в тексте произведения можно выделить три условно назовем их социальный, психологический (аксиологический) и онтологический (метафизический).
Первый — самый очевидный — связан с теми препятствиями, которые чинят любви Тристана и Изольды мятежные бароны. Именно они все время настраивают короля Корнуэльса против племянника. Защищая собственные корыстные интересы (Марк бездетен, поэтому вопрос престолонаследия открыт, четыре изменника грозят своему сюзерену лишением трона, мятежом и междоусобицами. Чтобы разоблачить влюбленных, они призывают ко двору карлика Фросина, сами постоянно выслеживают их, заставляют короля выполнять свои жестокие требования. Вместе стем полагать, что именно бароны представляют главную угрозу любви Тристана и Изольды, было бы неверно. Этот внешний, социальный конфликт как раз легко разрешим Тристан постепенно, одного за другим, убивает доносчиков. Действуя в рамках рыцарской морали, он мстит ими как предателям своего дяди, и как личным врагам.
Гораздо больший заряд трагизма несут в себе два последующих конфликта, тесно переплетенных между собой и относящихся к образу Тристана. Оба они по-разному, но связаны с идеями противостояния личного и надличного, индивидуального и сверх- индивидуального. Один из них реализуется через изображение мучительной борьбы внутри героя, второй — через его сложные отношения с судьбой, роком
118
Изольде — измена первой. Для того чтобы не чувствовать вины перед названным отцом надо изменить возлюбленной Таким образом Тристан оказывается героем, постоянно раздираемым двумя противоположными, друг друга исключающими чувствами любовью к Марку и Изольде или к двум Изольдам… И каждый раз он попеременно принимает противоположные решения Таков характер нашего героя. Трагедия его — это во многом трагедия непоследовательности, с. Однако трагедия непоследовательности не смогла бы стать основой средневекового произведения, не будь она вписана в хорошо знакомую этому времени трагедию жертвенности, трагедию мученичества. Особо подчеркнем тот факт, что описанный выше конфликт в душе Тристана зарождается в романе только после того, как в отношения героев вмешалась судьба. Мы говорили ранее о том, что литература Средних веков апсихологична и вопрос выбора не входит в число актуальных для нее проблем. Зато злободневными на протяжении всего Средневековья остаются вопросы божественного предопределения, фатализма, цели и смысла испытаний и страданий, выпадающих на долю человека. Среди этих вопросов находим и важнейшую для данного периода тему судьбы — тему, красной нитью проходящую через все произведение и максимально полно раскрывающую образ главного героя. Присутствие темы судьбы в тексте Легенды мы ощущаем с первых же ее строк. Трагическая история родителей и этимология имени (печальный) уже задают тот вектор, по которому будет складываться судьба героя. Судьба и случай, а не только злая чужая воля окажутся постоянными спутниками Тристана. Воплощением данной темы станут образы моря (морем прибывает Тристан в Кор- нуэльс, море прибивает его ладью к берегам Ирландии, на море выпивает он волшебное зелье, по морю должна приплыть к нему, тяжелораненому, Изольда) и, конечно, любовного напитка.
Последний играет в Легенде важнейшую, доминирующую роль. Волшебное снадобье, выпитое по ошибке молодыми людьми, резко меняет весь дальнейший ход событий и вводит в произведение новый, онтологический (метафизический) аспект. Чтобы ни сделали герои после, у них (и для них) есть оправдание они поступают так не по своей воле. Важно также подчеркнуть и тот факт, что детерминизм сложившейся в романе ситуации
Ñàìîñòîÿòåëüíî íàéäèòå â òåêñòå ïîäîáíûå ïðîòèâîðå÷èÿ
è ïðîêîììåíòèðóéòå Вместе стем наличие связного и законченного произведения все же позволяет дать ему некую общую оценку, касающуюся, в частности, специфики воплощения в нем трагического начала.
Уже из краткого пересказа видно, что Легенда о Тристане и Изольде» — это в первую очередь история главного героя (неслучайно одно из позднейших произведений носит название Роман о Тристане. Все события закручиваются вокруг его фигуры, все конфликты также стягиваются к нему. Конфликтов в тексте произведения можно выделить три условно назовем их социальный, психологический (аксиологический) и онтологический (метафизический).
Первый — самый очевидный — связан с теми препятствиями, которые чинят любви Тристана и Изольды мятежные бароны. Именно они все время настраивают короля Корнуэльса против племянника. Защищая собственные корыстные интересы (Марк бездетен, поэтому вопрос престолонаследия открыт, четыре изменника грозят своему сюзерену лишением трона, мятежом и междоусобицами. Чтобы разоблачить влюбленных, они призывают ко двору карлика Фросина, сами постоянно выслеживают их, заставляют короля выполнять свои жестокие требования. Вместе стем полагать, что именно бароны представляют главную угрозу любви Тристана и Изольды, было бы неверно. Этот внешний, социальный конфликт как раз легко разрешим Тристан постепенно, одного за другим, убивает доносчиков. Действуя в рамках рыцарской морали, он мстит ими как предателям своего дяди, и как личным врагам.
Гораздо больший заряд трагизма несут в себе два последующих конфликта, тесно переплетенных между собой и относящихся к образу Тристана. Оба они по-разному, но связаны с идеями противостояния личного и надличного, индивидуального и сверх- индивидуального. Один из них реализуется через изображение мучительной борьбы внутри героя, второй — через его сложные отношения с судьбой, роком
С первым из указанных конфликтов мы уже встречались в романах Кретьена де Труа, где герой, с одной стороны, принадлежит миру куртуазных ценностей ив этом смысле защищает интересы рыцарского универсума, ас другой — проходит индивидуальный путь испытаний и страданий, пребывает в активном самопоис- ке, реализуемом, в том числе, и через преодоление внутренних противоречий.
Подобный психологизм присущи Легенде, но его акценты расставлены иначе. Чувства Тристана к Изольде до того, как они выпивают волшебный напиток, только намечены. Когда король Марк придумывает хитрость с золотым волосом, принесенным ласточкой (вариант голубками, Тристан сразу опознает, кому этот волос принадлежит, и, желая доказать всем свое бескорыстие, незамедлительно берется доставить красавицу в Корнуэльс. Иными словами, он, не раздумывая, ставит рыцарский вассальный долг (надличное) превыше всего, не испытывая при этом никаких внутренних метаний (чувства Изольды обозначены более явно ее глубоко задевает и оскорбляет тот факт, что Тристан завоевал ее не для себя).
Настоящая борьба в душе героя разгорается позже. Это особенно очевидно в версии Беруля, где действие волшебного напитка длится три года и все, что происходит дальше, есть результат сознательного выбора самих главных персонажей. Более того, в Тристане и Изольде» внутренний конфликт усугубляется тем, что герою приходится выбирать непросто между сердцем и телом воспользуемся образами Кретьена), но между своими чувствами к двум одинаково важным для него людям, которых он искренне любит между любовью к Изольде и любовью к Марку, заменившему ему родителей. Таким образом, к конфликту между чувством и долгом (отношениям с Марком как с сюзереном) добавляется глубокий аксиологический конфликт (отношения с Марком как с единственным кровным родственником, основанный на проблеме выбора между двумя одинаково важными для героя ценностями.
Доказательством данного тезиса может служить мысль АД. Михайлова о роли в сюжете Легенды Изольды Белору- кой, в которой исследователь, вслед за французским медиевистом
Денни де Ружмоном, видит дублет Марка Отношения сир- ландской принцессой — это измена Марку. Женитьба на второй
Подобный психологизм присущи Легенде, но его акценты расставлены иначе. Чувства Тристана к Изольде до того, как они выпивают волшебный напиток, только намечены. Когда король Марк придумывает хитрость с золотым волосом, принесенным ласточкой (вариант голубками, Тристан сразу опознает, кому этот волос принадлежит, и, желая доказать всем свое бескорыстие, незамедлительно берется доставить красавицу в Корнуэльс. Иными словами, он, не раздумывая, ставит рыцарский вассальный долг (надличное) превыше всего, не испытывая при этом никаких внутренних метаний (чувства Изольды обозначены более явно ее глубоко задевает и оскорбляет тот факт, что Тристан завоевал ее не для себя).
Настоящая борьба в душе героя разгорается позже. Это особенно очевидно в версии Беруля, где действие волшебного напитка длится три года и все, что происходит дальше, есть результат сознательного выбора самих главных персонажей. Более того, в Тристане и Изольде» внутренний конфликт усугубляется тем, что герою приходится выбирать непросто между сердцем и телом воспользуемся образами Кретьена), но между своими чувствами к двум одинаково важным для него людям, которых он искренне любит между любовью к Изольде и любовью к Марку, заменившему ему родителей. Таким образом, к конфликту между чувством и долгом (отношениям с Марком как с сюзереном) добавляется глубокий аксиологический конфликт (отношения с Марком как с единственным кровным родственником, основанный на проблеме выбора между двумя одинаково важными для героя ценностями.
Доказательством данного тезиса может служить мысль АД. Михайлова о роли в сюжете Легенды Изольды Белору- кой, в которой исследователь, вслед за французским медиевистом
Денни де Ружмоном, видит дублет Марка Отношения сир- ландской принцессой — это измена Марку. Женитьба на второй
118
Изольде — измена первой. Для того чтобы не чувствовать вины перед названным отцом надо изменить возлюбленной Таким образом Тристан оказывается героем, постоянно раздираемым двумя противоположными, друг друга исключающими чувствами любовью к Марку и Изольде или к двум Изольдам… И каждый раз он попеременно принимает противоположные решения Таков характер нашего героя. Трагедия его — это во многом трагедия непоследовательности, с. Однако трагедия непоследовательности не смогла бы стать основой средневекового произведения, не будь она вписана в хорошо знакомую этому времени трагедию жертвенности, трагедию мученичества. Особо подчеркнем тот факт, что описанный выше конфликт в душе Тристана зарождается в романе только после того, как в отношения героев вмешалась судьба. Мы говорили ранее о том, что литература Средних веков апсихологична и вопрос выбора не входит в число актуальных для нее проблем. Зато злободневными на протяжении всего Средневековья остаются вопросы божественного предопределения, фатализма, цели и смысла испытаний и страданий, выпадающих на долю человека. Среди этих вопросов находим и важнейшую для данного периода тему судьбы — тему, красной нитью проходящую через все произведение и максимально полно раскрывающую образ главного героя. Присутствие темы судьбы в тексте Легенды мы ощущаем с первых же ее строк. Трагическая история родителей и этимология имени (печальный) уже задают тот вектор, по которому будет складываться судьба героя. Судьба и случай, а не только злая чужая воля окажутся постоянными спутниками Тристана. Воплощением данной темы станут образы моря (морем прибывает Тристан в Кор- нуэльс, море прибивает его ладью к берегам Ирландии, на море выпивает он волшебное зелье, по морю должна приплыть к нему, тяжелораненому, Изольда) и, конечно, любовного напитка.
Последний играет в Легенде важнейшую, доминирующую роль. Волшебное снадобье, выпитое по ошибке молодыми людьми, резко меняет весь дальнейший ход событий и вводит в произведение новый, онтологический (метафизический) аспект. Чтобы ни сделали герои после, у них (и для них) есть оправдание они поступают так не по своей воле. Важно также подчеркнуть и тот факт, что детерминизм сложившейся в романе ситуации
не абсолютен. Находясь под действием напитка, Тристан (ив этом заключается мотивно-сюжетная парадоксальность легенды) продолжает действовать относительно свободно. Собственно, после этого вмешательства свыше и начинаются его муки, формируется внутренний конфликт.
Трагическая ситуация любовного треугольника, сложившаяся в романе, нова и интересна Средним векам, но допустима только при описанной выше «санкционированности» любовного чувства. Печальная судьба Тристана воплотилась для него в любви, которую он испытывает к жене своего дяди. В традиционном мире куртуазных ценностей такая любовь неприемлема, и весь смысл душевных терзаний героя кроется в ощущении незаконности выпавшего на его долю чувства. Волшебной силой он оказывается навеки связан с Изольдой, носила этой любви не воспринимается им в качестве слепой, безжалостной, несправедливой. Она заставляет его страдать, но страдания, как известно, есть путь к очищению и совершенству. К тому же именно они делают сам образ героя ближе и понятнее читателю.
Помимо Тристана страдают и король Марк, изображенный то преследующим, то понимающими прощающим влюбленных, и Изольда, осознающая в лесу Моруа, что, удерживая Тристана рядом с собой, она лишает его полноценной жизни рыцаря. И чем более готов каждый из героев жертвовать собой, чем больше благородства он проявляет, тем сильнее ощущается трагическая безысходность происходящего. Особенно ярко этот мотив звучит в версии Том — одного из первых авторов романа. Если любовь — самое светлое из человеческих чувств — заставляет страдать, если чистота и великодушие не дарят счастья, то что в этом бренном мире может принести человеку радость и гармонию Ничто. В этом заключен тотальный трагизм версии нормандского трувера.
Еще одним источником трагического, обусловленным введением в произведение мотива любовного напитка, можно считать избыточность любви героев. Подаренная свыше, она полностью
62
В исследовательской литературе бытует мнение о том, что сюжет романа
Кретьена де Труа «Клижес» строится как «анти-Тристан». В нем пародируются отдельные сцены из Тристана и Изольды», а главная героиня Фенисса произносит монолог, в котором прямо осуждает жену короля Марка
Трагическая ситуация любовного треугольника, сложившаяся в романе, нова и интересна Средним векам, но допустима только при описанной выше «санкционированности» любовного чувства. Печальная судьба Тристана воплотилась для него в любви, которую он испытывает к жене своего дяди. В традиционном мире куртуазных ценностей такая любовь неприемлема, и весь смысл душевных терзаний героя кроется в ощущении незаконности выпавшего на его долю чувства. Волшебной силой он оказывается навеки связан с Изольдой, носила этой любви не воспринимается им в качестве слепой, безжалостной, несправедливой. Она заставляет его страдать, но страдания, как известно, есть путь к очищению и совершенству. К тому же именно они делают сам образ героя ближе и понятнее читателю.
Помимо Тристана страдают и король Марк, изображенный то преследующим, то понимающими прощающим влюбленных, и Изольда, осознающая в лесу Моруа, что, удерживая Тристана рядом с собой, она лишает его полноценной жизни рыцаря. И чем более готов каждый из героев жертвовать собой, чем больше благородства он проявляет, тем сильнее ощущается трагическая безысходность происходящего. Особенно ярко этот мотив звучит в версии Том — одного из первых авторов романа. Если любовь — самое светлое из человеческих чувств — заставляет страдать, если чистота и великодушие не дарят счастья, то что в этом бренном мире может принести человеку радость и гармонию Ничто. В этом заключен тотальный трагизм версии нормандского трувера.
Еще одним источником трагического, обусловленным введением в произведение мотива любовного напитка, можно считать избыточность любви героев. Подаренная свыше, она полностью
62
В исследовательской литературе бытует мнение о том, что сюжет романа
Кретьена де Труа «Клижес» строится как «анти-Тристан». В нем пародируются отдельные сцены из Тристана и Изольды», а главная героиня Фенисса произносит монолог, в котором прямо осуждает жену короля Марка
овладевает человеком, становясь для него единственным смыслом жизни. Эрос, будучи, по Гесиоду, одной из четырех первостихий, являлся той силой, которой у греков подчинялись даже боги. Сила Эроса непросто велика, она смертельна. Дж. Кемпбелл связывает трагический финал легенды с распространением во Франции
XII века манихейских ересей, объясняющими присутствие зла в мире, созданном милостивым по отношению к человеку Богом. Поучению манихейцев, когда Господь сотворил человека, он приказал всем ангелам полюбить его так, как они любят его самого. Подчинились все ангелы, кроме одного, самого любимого. Люцифер Несущий свет) не пожелал ставить творение на один уровень с Творцом и за это был низринут на Землю. Таким образом, согласно этой версии, беспредельная, незнающая границ любовь к Богу в итоге низвергла его с небес на землю, свет обратила в тьму. Следовательно все пороки и грехи, с которыми человечество сталкивается в земной жизни, идут не от Господа. Он дарит человеку только добро. Своей противоположностью оно становится, когда теряется мера. Тогда бережливость превращается в скупость и скопидомство, общительность — в навязчивость, гастрономические пристрастия — в обжорство и пр. Любая избыточность, доведенная до крайней своей степени, в конечном итоге уничтожает самое себя. Тоже произошло и с любовью Тристана и Изольды. Им нет и не может быть счастья нив мире земном, нив мире небесном неслучайно Тристан находит единственно возможным местом обитания пространство между небом и землей. Неуправляемая и безмерная стихия любви, поглотившая героев, сделала смерть безальтернативным финалом их отношений.
Ïîäóìàéòå, â ÷åì ñîñòîèò ñõîäñòâî, à â ÷åì ðàçëè÷èå ìåæäó
èñòîðèÿìè Òðèñòàíà è Èçîëüäû, Ðîìåî è Äæóëüåòòû.
XII века манихейских ересей, объясняющими присутствие зла в мире, созданном милостивым по отношению к человеку Богом. Поучению манихейцев, когда Господь сотворил человека, он приказал всем ангелам полюбить его так, как они любят его самого. Подчинились все ангелы, кроме одного, самого любимого. Люцифер Несущий свет) не пожелал ставить творение на один уровень с Творцом и за это был низринут на Землю. Таким образом, согласно этой версии, беспредельная, незнающая границ любовь к Богу в итоге низвергла его с небес на землю, свет обратила в тьму. Следовательно все пороки и грехи, с которыми человечество сталкивается в земной жизни, идут не от Господа. Он дарит человеку только добро. Своей противоположностью оно становится, когда теряется мера. Тогда бережливость превращается в скупость и скопидомство, общительность — в навязчивость, гастрономические пристрастия — в обжорство и пр. Любая избыточность, доведенная до крайней своей степени, в конечном итоге уничтожает самое себя. Тоже произошло и с любовью Тристана и Изольды. Им нет и не может быть счастья нив мире земном, нив мире небесном неслучайно Тристан находит единственно возможным местом обитания пространство между небом и землей. Неуправляемая и безмерная стихия любви, поглотившая героев, сделала смерть безальтернативным финалом их отношений.
Ïîäóìàéòå, â ÷åì ñîñòîèò ñõîäñòâî, à â ÷åì ðàçëè÷èå ìåæäó
èñòîðèÿìè Òðèñòàíà è Èçîëüäû, Ðîìåî è Äæóëüåòòû.
1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15