Файл: Сущность юридической фикции 6 Природа юридической фикции 6.docx
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 04.12.2023
Просмотров: 99
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Первая заключается в рациональном обосновании, вытекающем из специфики соответствующего общественного отношения.
Фикция всегда формируется осознанно и логически обоснованно с точки зрения целесообразности, справедливости, гуманизма и т. п. Юридическая же сторона фикции характеризуется властным (принудительным) велением, которое не допускает возможности опровержения.
Юридическая фикция сопоставляется с такими приемами юридической техники, как правовая презумпция и правовая аксиома. Презумпция является вероятно истинным предположением, а фикция - заведомо не истинным. Правовая аксиома, в свою очередь, истинна и противоположна правовой фикции.
По своему смыслу фикция выражается неопровержимым предположением. Фикция всегда императивна. Например, в российском судопроизводстве в ряде случаев сведения, содержащиеся в вещественном доказательстве, считаются признанными стороной, против которой эти сведения направлены, если сторона не представляет доказательства.
Также суд, например, может признать факт проведения экспертизы, если сторона от нее уклоняется либо без ее участия ее невозможно провести. Это сделано для уменьшения времени на восстановление справедливости и законности, вынесение правосудного решения по делу, а также для упрощения процедуры гражданского судопроизводства и сокращения процессуальных издержек в целом.
По большей части фикции связаны со сферой частных интересов, поскольку государственная правовая система слишком сложна и имеет большое значение для социума. И в данном случае подобные приемы скорее губительны, в то время как интересы частных лиц вполне могут регулироваться данным инструментом частично2.
Природа юридической фикции остается предметом дискуссии, несмотря на то, что начало исследования этой проблемы относится ко второй половине XIX века, когда такие классики российской правовой мысли, как Д.И. Мэйер, Г.Ф. Дормидонтов, С.А. Муромцев предприняли первые ее фундаментальные исследования, в контексте сопоставления с другими явлениями нетипичного правового поля, прежде всего, презумпциями.
Тем не менее, очевидно, большинство современных авторов едины во мнении о том, что юридические фикции представляют собой нетипичное правовое предписание, отождествляемое с такими легальными конструкциями, как «признание фактически несуществующего юридически существующим» или «погашение судимости», «лишение родительских прав» и пр.
Начало изучение юридической фикции в российском правоведении было положено работой Д.И. Мэйера «О юридических вымыслах и предположениях, о скрытных и притворных действиях» (1854), где теоретик предпринял попытку выяснить природу юридической фикции посредством ее сопоставления с презумпцией. Он относит оба эти понятия к особого рода отклонениям от обычного порядка, когда положения, рассчитанные на общеизвестные случаи, обретают силу, в то время как в последних мы и не замечаем.
Полагая, что презумпция и фикция являются вымыслом в праве, имеющее прагматическое значение, Д.И. Мэйер обоснованно считает их родственными явлениями – нетипичными для права. При этом он указывает на вероятностный характер презумпции как предположения о том, что данный факт, возможно, существует, что не характерно для фикции, которая отличается сознательным вымыслом.
Г.Ф. Дормидонтов существенно развил теорию Д.И. Мэйера, выразив несогласие с некоторыми интерпретациями презумпции и фикции. В частности, в своей работе «Классификация явлений юридического быта, относимых к случаям применения фикций» (1895) он формулирует другой подход к определению презумпций, уточняет понятие юридической фикции.3
Кроме того, существенная разница, по мнению этого теоретика, между презумпциями и фикциями состоит в том, что презумпции являются порождением нашего разума, в то время как фикции – порождение фантазии. Фикция – это искусственный технический прием, который используют юристы в целях решения проблем правового регулирования, но такая искусственность фикции не говорит о недостойности этого приема, который вполне естественен в силу особенностей нашего мышления и языка. «В специальных юридических трактатах и беседах, как в простой обыденной речи, очень часто слышатся слова: фикция, фиктивный, – пишет Г.Ф. Дормидонтов. – Говорят о фиктивных браках, о фиктивных капиталах и доходах, о фиктивных отчетах и сделках и т.п.; говорят о фикциях, измышляемых юристами, и фикциях, допускаемых и создаваемых законодателем. Соединяя со словом фикция представление о вымысле, о заведомой лжи, простой смертный, не посвященный в таинства юриспруденции, не знающий какие затруднения приходилось и приходится исследовать ей, к каким разнообразным приемам прибегать, чтобы держаться на высоте своего назначения и на самом деле быть тем великим искусством, про которое давно уже сказано, что оно есть ars boni et acqui –легко и невольно может прийти в смущение».
Юридическая фикция, в отличие от презумпции, суть которой в вероятностной истинности положения, проверенного длительной практикой, является заведомой ложью, это положение, которое законодатель признает изначально ложным, оно лишено истинности.
С.А. Муромцев, рассматривая презумпцию в качестве некоей гипотезы, а фикцию как заведомую ложь, попытался обосновать критерий их различия природой происхождения. Так, по его мнению, если презумпция как предположение о вероятном существовании какого-либо факта создается разумом, то фикция как ложь, сознательно формулируемая законодателем, создается фантазией, воображением.
Удивительным образом канва дискуссии о природе юридических фикций, возникшая более полутора века назад, не исчезла и сегодня. И современные исследователи стремятся раскрыть природу юридической фикции, часто через ее сопоставление с презумпцией, порой повторяя аргументы в пользу своей точки зрения, высказанные выше приведенными классиками. В то же время, раскрывая понятие юридической фикции, следует констатировать, что подходы к раскрытию ее юридической природы формируются на базе признания некоторой совокупности признаков, характеризующих это юридическое явление4.
Тем не менее, признавая данную совокупность признаков в качестве базовой при характеристике юридической фикции, исследователи акцентируют внимание на том или ином ее признаке (или совокупности признаков), что, в конечном итоге, означает разные подходы к интерпретации ее юридической природы. Характерна оппозиция взглядов на данную проблему В.К. Бабаева и А.Ф. Черданцева.
По мнению В.К. Бабаева, юридическая природа фикции состоит в ее инструментальном характере, в том, что она представляет собой прием юридической техники.
По мнению же А.Ф. Черданцева, юридическая природа фикции состоит в ее нормативности – это нормы права или решения правоприменительных органов. В такой ситуации полярности научных положений некоторые авторы стремятся найти «золотую середину», примирив данные подходы в некоей интегральной интерпретации юридической фикции.
Например, такую попытку предпринимает Т.В. Кашанина. По ее мнению, юридическая природа фикции заключается в том, чтобы «защищать вымышленный факт от любого опротестования». Положительным
итогом данной дискуссии на данном этапе, которая еще далека от завершения, может быть признана констатация того, что юридическая фикция: во-первых, имеет социально-правовую природу, позволяя разрешать противоречие между социальным содержанием и правовой формой в условиях невосполнимой неизвестности; во-вторых, ее возникновение и применение подчинено логико-языковой природе юридических норм с особым содержанием, выражающейся в том, что юридическая фикция всегда формулируется в престкриптивной языковой форме и имеет форму суждения деонтической модальности, что позволяет ей предписывать считать несуществующие факты существующими; в-третьих, имеет функциональную природу, выражающуюся в том, что она является способом защиты вымышленного факта.5
Для прояснения природы юридической фикции обратимся к краткому анализу таких понятий, как «фиктивность в праве», «фикции в праве» и «правовые фикции», которые имеют существенное различие. Отмечая, что фикция в целом является аномальным явлением в праве, в том смысле, что возникает в силу недостаточности типичных средств правового регулирования, необходимо также сказать, что такое явление, как «фиктивность в праве» является не только аномальным, но и антиправовым. Речь идет о сознательном искажении смысла правовой нормы посредством использования ее формы.
Так, фиктивный об-мен помещениями, фиктивное банкротство, также как и фиктивный брак по форме могут совпадать с нормативными требованиями, однако само явление является крайне негативным, осуществляется вопреки смыслу правового регулирования, закрепленного нормой, поэтому законодатель стремится сформулировать и такие нормы, которые могли бы препятствовать подобным негативным явлениям.
Что касается «фикции в праве», то применение ее не противоречит смыслу права и цели правового регулирования. Но применение фикций в праве осуществляется в процессе правоприменения, благодаря правовым фикциям, сформулированным законодателем.
Так, разграничение фикций в праве и правовых фикций имеет большое значение не только для понимания природы юридической фикции, но и для процесса правового регулирования.6
Подводя итоги, необходимо сказать, что несмотря на большое эвристическое значение всех подходов, существующих в современной российской теории юридических фикций, следует учитывать, что при любой ее интерпретации незыблемым остается признание того, что юридическая природа фикции со-стоит в ее нормативности, поэтому под юридической фикцией следует рассматривать норму, решение правоприменительного органа с особым содержанием, которые в силу своей нормативности предписывают считать несуществующие жизненные обстоятельства существующими и наоборот, обладают деоническими характеристиками, что и позволяет им реализовывать свою регулятивную функцию.
Другими словами, юридические фикции – это модальные высказывания деонтического типа. Юридическими же фикции становятся только в силу того, что приобретают нормативно-юридическое значение.
Технико-юридический аспект юридической фикции состоит в том, что она является приемом юридической техники, суть которого сводится к признанию несуществующего существующим или наоборот, задача которого состоит в конструировании формальных юридических условий, позволяющих, как ни парадоксально, преодолеть формализм права, обеспечивая реализацию его цели.
Фикция всегда формируется осознанно и логически обоснованно с точки зрения целесообразности, справедливости, гуманизма и т. п. Юридическая же сторона фикции характеризуется властным (принудительным) велением, которое не допускает возможности опровержения.
Юридическая фикция сопоставляется с такими приемами юридической техники, как правовая презумпция и правовая аксиома. Презумпция является вероятно истинным предположением, а фикция - заведомо не истинным. Правовая аксиома, в свою очередь, истинна и противоположна правовой фикции.
По своему смыслу фикция выражается неопровержимым предположением. Фикция всегда императивна. Например, в российском судопроизводстве в ряде случаев сведения, содержащиеся в вещественном доказательстве, считаются признанными стороной, против которой эти сведения направлены, если сторона не представляет доказательства.
Также суд, например, может признать факт проведения экспертизы, если сторона от нее уклоняется либо без ее участия ее невозможно провести. Это сделано для уменьшения времени на восстановление справедливости и законности, вынесение правосудного решения по делу, а также для упрощения процедуры гражданского судопроизводства и сокращения процессуальных издержек в целом.
По большей части фикции связаны со сферой частных интересов, поскольку государственная правовая система слишком сложна и имеет большое значение для социума. И в данном случае подобные приемы скорее губительны, в то время как интересы частных лиц вполне могут регулироваться данным инструментом частично2.
Природа юридической фикции остается предметом дискуссии, несмотря на то, что начало исследования этой проблемы относится ко второй половине XIX века, когда такие классики российской правовой мысли, как Д.И. Мэйер, Г.Ф. Дормидонтов, С.А. Муромцев предприняли первые ее фундаментальные исследования, в контексте сопоставления с другими явлениями нетипичного правового поля, прежде всего, презумпциями.
Тем не менее, очевидно, большинство современных авторов едины во мнении о том, что юридические фикции представляют собой нетипичное правовое предписание, отождествляемое с такими легальными конструкциями, как «признание фактически несуществующего юридически существующим» или «погашение судимости», «лишение родительских прав» и пр.
Начало изучение юридической фикции в российском правоведении было положено работой Д.И. Мэйера «О юридических вымыслах и предположениях, о скрытных и притворных действиях» (1854), где теоретик предпринял попытку выяснить природу юридической фикции посредством ее сопоставления с презумпцией. Он относит оба эти понятия к особого рода отклонениям от обычного порядка, когда положения, рассчитанные на общеизвестные случаи, обретают силу, в то время как в последних мы и не замечаем.
Полагая, что презумпция и фикция являются вымыслом в праве, имеющее прагматическое значение, Д.И. Мэйер обоснованно считает их родственными явлениями – нетипичными для права. При этом он указывает на вероятностный характер презумпции как предположения о том, что данный факт, возможно, существует, что не характерно для фикции, которая отличается сознательным вымыслом.
Г.Ф. Дормидонтов существенно развил теорию Д.И. Мэйера, выразив несогласие с некоторыми интерпретациями презумпции и фикции. В частности, в своей работе «Классификация явлений юридического быта, относимых к случаям применения фикций» (1895) он формулирует другой подход к определению презумпций, уточняет понятие юридической фикции.3
Кроме того, существенная разница, по мнению этого теоретика, между презумпциями и фикциями состоит в том, что презумпции являются порождением нашего разума, в то время как фикции – порождение фантазии. Фикция – это искусственный технический прием, который используют юристы в целях решения проблем правового регулирования, но такая искусственность фикции не говорит о недостойности этого приема, который вполне естественен в силу особенностей нашего мышления и языка. «В специальных юридических трактатах и беседах, как в простой обыденной речи, очень часто слышатся слова: фикция, фиктивный, – пишет Г.Ф. Дормидонтов. – Говорят о фиктивных браках, о фиктивных капиталах и доходах, о фиктивных отчетах и сделках и т.п.; говорят о фикциях, измышляемых юристами, и фикциях, допускаемых и создаваемых законодателем. Соединяя со словом фикция представление о вымысле, о заведомой лжи, простой смертный, не посвященный в таинства юриспруденции, не знающий какие затруднения приходилось и приходится исследовать ей, к каким разнообразным приемам прибегать, чтобы держаться на высоте своего назначения и на самом деле быть тем великим искусством, про которое давно уже сказано, что оно есть ars boni et acqui –легко и невольно может прийти в смущение».
Юридическая фикция, в отличие от презумпции, суть которой в вероятностной истинности положения, проверенного длительной практикой, является заведомой ложью, это положение, которое законодатель признает изначально ложным, оно лишено истинности.
С.А. Муромцев, рассматривая презумпцию в качестве некоей гипотезы, а фикцию как заведомую ложь, попытался обосновать критерий их различия природой происхождения. Так, по его мнению, если презумпция как предположение о вероятном существовании какого-либо факта создается разумом, то фикция как ложь, сознательно формулируемая законодателем, создается фантазией, воображением.
Удивительным образом канва дискуссии о природе юридических фикций, возникшая более полутора века назад, не исчезла и сегодня. И современные исследователи стремятся раскрыть природу юридической фикции, часто через ее сопоставление с презумпцией, порой повторяя аргументы в пользу своей точки зрения, высказанные выше приведенными классиками. В то же время, раскрывая понятие юридической фикции, следует констатировать, что подходы к раскрытию ее юридической природы формируются на базе признания некоторой совокупности признаков, характеризующих это юридическое явление4.
Тем не менее, признавая данную совокупность признаков в качестве базовой при характеристике юридической фикции, исследователи акцентируют внимание на том или ином ее признаке (или совокупности признаков), что, в конечном итоге, означает разные подходы к интерпретации ее юридической природы. Характерна оппозиция взглядов на данную проблему В.К. Бабаева и А.Ф. Черданцева.
По мнению В.К. Бабаева, юридическая природа фикции состоит в ее инструментальном характере, в том, что она представляет собой прием юридической техники.
По мнению же А.Ф. Черданцева, юридическая природа фикции состоит в ее нормативности – это нормы права или решения правоприменительных органов. В такой ситуации полярности научных положений некоторые авторы стремятся найти «золотую середину», примирив данные подходы в некоей интегральной интерпретации юридической фикции.
Например, такую попытку предпринимает Т.В. Кашанина. По ее мнению, юридическая природа фикции заключается в том, чтобы «защищать вымышленный факт от любого опротестования». Положительным
итогом данной дискуссии на данном этапе, которая еще далека от завершения, может быть признана констатация того, что юридическая фикция: во-первых, имеет социально-правовую природу, позволяя разрешать противоречие между социальным содержанием и правовой формой в условиях невосполнимой неизвестности; во-вторых, ее возникновение и применение подчинено логико-языковой природе юридических норм с особым содержанием, выражающейся в том, что юридическая фикция всегда формулируется в престкриптивной языковой форме и имеет форму суждения деонтической модальности, что позволяет ей предписывать считать несуществующие факты существующими; в-третьих, имеет функциональную природу, выражающуюся в том, что она является способом защиты вымышленного факта.5
Для прояснения природы юридической фикции обратимся к краткому анализу таких понятий, как «фиктивность в праве», «фикции в праве» и «правовые фикции», которые имеют существенное различие. Отмечая, что фикция в целом является аномальным явлением в праве, в том смысле, что возникает в силу недостаточности типичных средств правового регулирования, необходимо также сказать, что такое явление, как «фиктивность в праве» является не только аномальным, но и антиправовым. Речь идет о сознательном искажении смысла правовой нормы посредством использования ее формы.
Так, фиктивный об-мен помещениями, фиктивное банкротство, также как и фиктивный брак по форме могут совпадать с нормативными требованиями, однако само явление является крайне негативным, осуществляется вопреки смыслу правового регулирования, закрепленного нормой, поэтому законодатель стремится сформулировать и такие нормы, которые могли бы препятствовать подобным негативным явлениям.
Что касается «фикции в праве», то применение ее не противоречит смыслу права и цели правового регулирования. Но применение фикций в праве осуществляется в процессе правоприменения, благодаря правовым фикциям, сформулированным законодателем.
Так, разграничение фикций в праве и правовых фикций имеет большое значение не только для понимания природы юридической фикции, но и для процесса правового регулирования.6
Подводя итоги, необходимо сказать, что несмотря на большое эвристическое значение всех подходов, существующих в современной российской теории юридических фикций, следует учитывать, что при любой ее интерпретации незыблемым остается признание того, что юридическая природа фикции со-стоит в ее нормативности, поэтому под юридической фикцией следует рассматривать норму, решение правоприменительного органа с особым содержанием, которые в силу своей нормативности предписывают считать несуществующие жизненные обстоятельства существующими и наоборот, обладают деоническими характеристиками, что и позволяет им реализовывать свою регулятивную функцию.
Другими словами, юридические фикции – это модальные высказывания деонтического типа. Юридическими же фикции становятся только в силу того, что приобретают нормативно-юридическое значение.
Технико-юридический аспект юридической фикции состоит в том, что она является приемом юридической техники, суть которого сводится к признанию несуществующего существующим или наоборот, задача которого состоит в конструировании формальных юридических условий, позволяющих, как ни парадоксально, преодолеть формализм права, обеспечивая реализацию его цели.