Файл: Отражение правовых явлений в русской классической литературе.doc
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 05.12.2023
Просмотров: 29
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
этом фоне Толстой рисует фигуры судей, присяжных, подсудимых.
Авторские комментарии позволяют увидеть весь фарс происходящего, который далек от истинного правосудия. Казалось, никому не было дела до подсудимой: ни судьи, ни прокурор, ни адвокат, ни присяжные не хотели вникнуть в судьбу несчастной. У каждого было свое «дело», которое заслоняло все происходящее, а процесс превращало в пустую формальность. Идет рассмотрение дела, подсудимой грозит каторга, а судьи изнывают от тоски и только делают вид, что участвуют в заседании.
Даже буржуазный закон возлагает на председательствующего активное ведение процесса, а его мысли заняты предстоящим свиданием. Прокурор, в свою очередь, заведомо осудил Маслову и для формы произносит пафосную речь со ссылками на римских юристов, не сделав даже попытки углубиться в обстоятельства дела.
В романе показывается, что присяжные тоже не утруждают себя обязанностями. Каждый из них озабочен собственными делами и проблемами. Кроме того, это – люди разных мировоззрений, социального положения, поэтому им трудно прийти к единому мнению. Тем не менее, они единодушно выносят обвинительный приговор подсудимой.
Хорошо знакомый с царской системой наказаний, Толстой одним из первых возвысил свой голос в защиту прав осужденных. Пройдя вместе со своими героями по всем кругам судебных инстанций и учреждений так называемой исправительной системы, писатель делает вывод, что большинство людей, которых эта система как преступников обрекла на мучения, отнюдь не были преступниками: они являлись жертвами. Юридическая наука и судебный процесс вовсе не служат отысканию истины. Более того, ложными научными объяснениями, вроде ссылок на природную преступность, они оправдывают зло всей системы правосудия и наказаний самодержавного государства.
Толстой осуждал господство капитала, государственное управление в полицейском, сословном обществе, его церковь, его суд, его науку. Выход из этого положения он видел в изменении самого строя жизни, узаконившего угнетение простых людей. Этот вывод противоречил толстовскому учению о непротивлении злу, о нравственном совершенствовании как средстве спасения от всех бед. Эти реакционные взгляды Толстого нашли отражение в романе «Воскресение». Но они померкли, отступили перед великой правдой толстовского гения.
Нельзя не сказать о публицистике Толстого. Едва ли не все его знаменитые публицистические статьи и воззвания насыщены мыслями о законности и правосудии.
В статье «Стыдно» он гневно протестовал против избиения крестьян, против этого нелепейшего и оскорбительнейшего наказания, которому подвергается в самодержавном государстве одно из его сословий – «самое трудолюбивое, полезное, нравственное и многочисленное».
В 1908 году, негодуя по поводу жестокой расправы с революционным народом, против расстрелов и виселиц, Толстой выступает с воззванием «Не могут молчать». В нем он клеймит палачей, чьи злодеяния, по его мнению, не успокоят и не устрашат русский народ.
Особый интерес представляет статья Толстого «Письмо студенту о праве». Здесь он, вновь и вновь высказывая свои выстраданные мысли по вопросам законности и правосудия, обнажает антинародную сущность буржуазной юриспруденции, призванную охранять частную собственность и благополучие сильных мира сего.
Толстой считал, что законы юридические должны находиться в соответствии с нормами нравственности. Эти незыблемые убеждения стали основой его гражданской позиции, с высоты которой он осуждал строй, основанный на частной собственности, и заклеймил его пороки.
Правосудие и исполнение наказаний в произведениях русской литературы конца XIX- ХХ вв.
Проблемы российского права и суда конца XIX века нашли широкое отражение и в многообразном творчестве другого классика русской литературы, Антона Павловича Чехова (1860-1904 гг.). Обращение к данной тематике было обусловлено богатым жизненным опытом писателя.
Чехова интересовали многие области знания: медицина, право, судопроизводство. Закончив в 1884 году медицинский факультет Московского университета, он назначается уездным врачом. В этом качестве ему приходится ездить на вызовы, принимать больных, участвовать в судебно-медицинских вскрытиях, выступать экспертом на заседаниях суда. Впечатления от этого периода жизни послужили основой для целого ряда его известных произведений: «Драма на охоте», «Шведская спичка», «Злоумышленник», «Ночь перед судом», «Следователь» и многих других.
В рассказе «Злоумышленник» Чехов повествует о следователе, не обладающем ни гибкостью ума, ни профессионализмом, а уж о психологии вообще не имеющем представления. Иначе бы он с первого взгляда понял, что перед ним темный, необразованный мужик, не сознающий последствий своего деяния – откручивания гаек на железной дороге. Следователь подозревает мужика в злом умысле
, но даже не дает себе труда растолковать ему, в чем же он обвиняется. По мысли Чехова, вот таким «дубоголовым» и в профессиональном, и в личном плане страж закона быть не должен.
Язык рассказа весьма лаконичен и передаёт весь комизм ситуации. Начало допроса Чехов описывает так: «Перед судебным следователем стоит маленький, чрезвычайно тощий мужичонка в пестрядинной рубахе и латаных портах. Его обросшее волосами и изъеденное рябинами лицо и глаза, едва видные из-за густых, нависших бровей, имеют выражение угрюмой суровости. На голове целая шапка давно уже нечёсанных, путаных волос, что придает ему ещё большую, паучью суровость. Он бос». По сути, читатель снова встречает тему «маленького человека», столь характерную для классической русской литературы, но комизм ситуации состоит в том, что дальнейший допрос следователя – это беседа двух «маленьких людей». Следователь считает, что поймал важного преступника, ведь крушение поезда могло повлечь за собой не только материальные последствия, но и гибель людей. Второй герой рассказа – Денис Григорьев совершенно не понимает: что же противоправного он совершил, что его допрашивает следователь? И в ответ на вопрос: для чего отвинчивалась гайка, совершенно не смущаясь отвечает: «Мы из гаек грузила делаем…Мы, народ… Климовские мужики то есть». Дальнейший разговор похож на беседу глухого с немым, но когда следователь объявляет о том, что Дениса собирается отправить в тюрьму, то мужик искренне недоумевает: «В тюрьму... Было б за что, пошёл бы, а то так... здорово живёшь... За что? И не крал, кажись, и не дрался... А ежели вы насчёт недоимки сомневаетесь, ваше благородие, то не верьте старосте... Вы господина непременного члена спросите... Креста на нём нет, на старосте-то...».
Но особенно впечатляет финальная фраза «злоумышленника» Григорьева: «Помер покойник барин -генерал, царство небесное, а то показал бы он вам, судьям... Надо судить умеючи, не зря... Хоть и высеки, но чтоб за дело, по совести...».
Совершенно иной тип следователя мы видим в рассказе «Шведская спичка». Его герой по одному только вещественному доказательству – спичке достигает конечной цели следствия и находит пропавшего помещика. Он молод, горяч, выстраивает различные фантастические версии случившегося, но тщательный осмотр места происшествия, умение логически мыслить приводят его к истинным обстоятельствам дела.
В рассказе «Сонная одурь», несомненно, написанном с натуры, писатель карикатурно изобразил заседание окружного суда. Время – начало XX века, но как удивительно судебный процесс напоминает тот уездный суд, который Гоголь описал в «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Тот же сонный секретарь читает заунывным голоском обвинительный акт без запятых и точек. Его чтение похоже на журчание ручейка. Те же судья, прокурор, присяжные - нахохлись от скуки. Им совершенно не интересно существо дела. А ведь им придется решать судьбу подсудимого. Про таких «стражей справедливости» Чехов писал: «При формальном, бездушном отношении к личности, для того, чтобы невиновного человека лишить прав состояния и присудить к каторге, судье нужно только одно: время. Только время на соблюдение каких-то формальностей, за которые судье платят жалованье, а затем все кончено».
«Драма на охоте» - это необычная криминальная история о том, как
судебный следователь совершает убийство, а затем сам же расследует его. В результате невиновный получает 15 лет ссылки, а преступник гуляет на свободе. В этом рассказе Чехов убедительно показывает, насколько социально опасно такое явление, как безнравственность служителя Фемиды, представляющего закон и облеченного определенной властью. Отсюда проистекает нарушение закона, попрание справедливости.
В 1890 году Чехов совершает далекую и опасную поездку на Сахалин. К этому его побудили отнюдь не праздное любопытство и романтика путешествий, а желание ближе познакомится с «миром отверженных» и возбудить, как он сам говорил, внимание общества к правосудию, царившему в стране, и к его жертвам. Результатом поездки стала объемная книга «Остров Сахалин», содержащая богатейшие сведения по истории, статистике, этнографии этой окраины России, описание мрачных тюрем, каторжных работ, системы жестоких наказаний.
Писатель-гуманист глубоко возмущен тем, что каторжане часто составляют прислугу начальников и офицеров. «…Отдача каторжных в услужение частным лицам находится в полном противоречии со взглядами законодателя на наказание, - пишет он, - это не каторга, а крепостничество, т. к. каторжанин служит не государству, а лицу, которому нет никакого дела до исправительных целей…». Подобное рабство, считает Чехов, пагубно влияет на личность арестанта, развращает ее, подавляет в заключенном человеческое достоинство, лишает его всяких прав.
В своей книге Чехов развивает актуальную и в наши дни мысль Достоевского о важной роли тюремного начальства в деле перевоспитания преступников. Он отмечает тупость и недобросовестность тюремных начальников, когда подозреваемого, вина которого еще не доказана, содержат в темном карцере каторжной тюрьмы, а нередко в общей камере с закоренелыми убийцами, насильниками и пр. Подобное отношение людей, обязанных воспитывать заключенных, действует развращающим образом на воспитуемых и только усугубляет в них низменные наклонности.
Особое негодование Чехова вызывает униженное и бесправное положение женщин. Каторжных работ на острове для них почти нет. Иногда они моют полы в канцелярии, работают в огороде, но чаще всего их назначают в прислуги к чиновникам или отдают в «гаремы» писарей и надзирателей. Трагическим следствием этой нетрудовой развратной жизни является полная нравственная деградация женщин, способных продать своих детей «за штоф спирта».
На фоне этих страшных картин на страницах книги иногда мелькают чистые детские лица. Они вместе с родителями терпят нужду, лишения, покорно сносят зверства истерзанных жизнью родителей. Однако Чехов все же считает, что дети оказывают ссыльным нравственную поддержку, спасают матерей от праздности, как-то еще привязывают ссыльных родителей к жизни, спасая их от окончательного падения.
Книга Чехова вызвала большой общественный резонанс. Читатель близко и ярко увидел огромную трагедию униженных и обездоленных обитателей российских тюрем. Передовая же часть общества восприняла книгу как предупреждение о трагической гибели человеческих ресурсов страны.
Можно с полным основанием сказать, что своей книгой Чехов достиг цели, которую ставил перед собой, принимаясь за сахалинскую тему. Даже официальные власти вынуждены были обратить внимание на поднятые в ней проблемы. Во всяком случае, после выхода книги по распоряжению министерства юстиции на Сахалин были командированы несколько чинов Главного тюремного управления, которые практически подтвердили правоту Чехова. Итогом этих поездок стали реформы в области каторги и ссылки. В частности, в течение ряда последующих лет были отменены тяжелые наказания, выделены средства на содержание детских приютов, отменены судебные приговоры к вечной ссылке и пожизненной каторге.
Таково было общественное воздействие книги «Остров Сахалин», вызванное к жизни гражданским подвигом русского писателя Антона Павловича Чехова.
Список использованных источников
Авторские комментарии позволяют увидеть весь фарс происходящего, который далек от истинного правосудия. Казалось, никому не было дела до подсудимой: ни судьи, ни прокурор, ни адвокат, ни присяжные не хотели вникнуть в судьбу несчастной. У каждого было свое «дело», которое заслоняло все происходящее, а процесс превращало в пустую формальность. Идет рассмотрение дела, подсудимой грозит каторга, а судьи изнывают от тоски и только делают вид, что участвуют в заседании.
Даже буржуазный закон возлагает на председательствующего активное ведение процесса, а его мысли заняты предстоящим свиданием. Прокурор, в свою очередь, заведомо осудил Маслову и для формы произносит пафосную речь со ссылками на римских юристов, не сделав даже попытки углубиться в обстоятельства дела.
В романе показывается, что присяжные тоже не утруждают себя обязанностями. Каждый из них озабочен собственными делами и проблемами. Кроме того, это – люди разных мировоззрений, социального положения, поэтому им трудно прийти к единому мнению. Тем не менее, они единодушно выносят обвинительный приговор подсудимой.
Хорошо знакомый с царской системой наказаний, Толстой одним из первых возвысил свой голос в защиту прав осужденных. Пройдя вместе со своими героями по всем кругам судебных инстанций и учреждений так называемой исправительной системы, писатель делает вывод, что большинство людей, которых эта система как преступников обрекла на мучения, отнюдь не были преступниками: они являлись жертвами. Юридическая наука и судебный процесс вовсе не служат отысканию истины. Более того, ложными научными объяснениями, вроде ссылок на природную преступность, они оправдывают зло всей системы правосудия и наказаний самодержавного государства.
Толстой осуждал господство капитала, государственное управление в полицейском, сословном обществе, его церковь, его суд, его науку. Выход из этого положения он видел в изменении самого строя жизни, узаконившего угнетение простых людей. Этот вывод противоречил толстовскому учению о непротивлении злу, о нравственном совершенствовании как средстве спасения от всех бед. Эти реакционные взгляды Толстого нашли отражение в романе «Воскресение». Но они померкли, отступили перед великой правдой толстовского гения.
Нельзя не сказать о публицистике Толстого. Едва ли не все его знаменитые публицистические статьи и воззвания насыщены мыслями о законности и правосудии.
В статье «Стыдно» он гневно протестовал против избиения крестьян, против этого нелепейшего и оскорбительнейшего наказания, которому подвергается в самодержавном государстве одно из его сословий – «самое трудолюбивое, полезное, нравственное и многочисленное».
В 1908 году, негодуя по поводу жестокой расправы с революционным народом, против расстрелов и виселиц, Толстой выступает с воззванием «Не могут молчать». В нем он клеймит палачей, чьи злодеяния, по его мнению, не успокоят и не устрашат русский народ.
Особый интерес представляет статья Толстого «Письмо студенту о праве». Здесь он, вновь и вновь высказывая свои выстраданные мысли по вопросам законности и правосудия, обнажает антинародную сущность буржуазной юриспруденции, призванную охранять частную собственность и благополучие сильных мира сего.
Толстой считал, что законы юридические должны находиться в соответствии с нормами нравственности. Эти незыблемые убеждения стали основой его гражданской позиции, с высоты которой он осуждал строй, основанный на частной собственности, и заклеймил его пороки.
Правосудие и исполнение наказаний в произведениях русской литературы конца XIX- ХХ вв.
Проблемы российского права и суда конца XIX века нашли широкое отражение и в многообразном творчестве другого классика русской литературы, Антона Павловича Чехова (1860-1904 гг.). Обращение к данной тематике было обусловлено богатым жизненным опытом писателя.
Чехова интересовали многие области знания: медицина, право, судопроизводство. Закончив в 1884 году медицинский факультет Московского университета, он назначается уездным врачом. В этом качестве ему приходится ездить на вызовы, принимать больных, участвовать в судебно-медицинских вскрытиях, выступать экспертом на заседаниях суда. Впечатления от этого периода жизни послужили основой для целого ряда его известных произведений: «Драма на охоте», «Шведская спичка», «Злоумышленник», «Ночь перед судом», «Следователь» и многих других.
В рассказе «Злоумышленник» Чехов повествует о следователе, не обладающем ни гибкостью ума, ни профессионализмом, а уж о психологии вообще не имеющем представления. Иначе бы он с первого взгляда понял, что перед ним темный, необразованный мужик, не сознающий последствий своего деяния – откручивания гаек на железной дороге. Следователь подозревает мужика в злом умысле
, но даже не дает себе труда растолковать ему, в чем же он обвиняется. По мысли Чехова, вот таким «дубоголовым» и в профессиональном, и в личном плане страж закона быть не должен.
Язык рассказа весьма лаконичен и передаёт весь комизм ситуации. Начало допроса Чехов описывает так: «Перед судебным следователем стоит маленький, чрезвычайно тощий мужичонка в пестрядинной рубахе и латаных портах. Его обросшее волосами и изъеденное рябинами лицо и глаза, едва видные из-за густых, нависших бровей, имеют выражение угрюмой суровости. На голове целая шапка давно уже нечёсанных, путаных волос, что придает ему ещё большую, паучью суровость. Он бос». По сути, читатель снова встречает тему «маленького человека», столь характерную для классической русской литературы, но комизм ситуации состоит в том, что дальнейший допрос следователя – это беседа двух «маленьких людей». Следователь считает, что поймал важного преступника, ведь крушение поезда могло повлечь за собой не только материальные последствия, но и гибель людей. Второй герой рассказа – Денис Григорьев совершенно не понимает: что же противоправного он совершил, что его допрашивает следователь? И в ответ на вопрос: для чего отвинчивалась гайка, совершенно не смущаясь отвечает: «Мы из гаек грузила делаем…Мы, народ… Климовские мужики то есть». Дальнейший разговор похож на беседу глухого с немым, но когда следователь объявляет о том, что Дениса собирается отправить в тюрьму, то мужик искренне недоумевает: «В тюрьму... Было б за что, пошёл бы, а то так... здорово живёшь... За что? И не крал, кажись, и не дрался... А ежели вы насчёт недоимки сомневаетесь, ваше благородие, то не верьте старосте... Вы господина непременного члена спросите... Креста на нём нет, на старосте-то...».
Но особенно впечатляет финальная фраза «злоумышленника» Григорьева: «Помер покойник барин -генерал, царство небесное, а то показал бы он вам, судьям... Надо судить умеючи, не зря... Хоть и высеки, но чтоб за дело, по совести...».
Совершенно иной тип следователя мы видим в рассказе «Шведская спичка». Его герой по одному только вещественному доказательству – спичке достигает конечной цели следствия и находит пропавшего помещика. Он молод, горяч, выстраивает различные фантастические версии случившегося, но тщательный осмотр места происшествия, умение логически мыслить приводят его к истинным обстоятельствам дела.
В рассказе «Сонная одурь», несомненно, написанном с натуры, писатель карикатурно изобразил заседание окружного суда. Время – начало XX века, но как удивительно судебный процесс напоминает тот уездный суд, который Гоголь описал в «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Тот же сонный секретарь читает заунывным голоском обвинительный акт без запятых и точек. Его чтение похоже на журчание ручейка. Те же судья, прокурор, присяжные - нахохлись от скуки. Им совершенно не интересно существо дела. А ведь им придется решать судьбу подсудимого. Про таких «стражей справедливости» Чехов писал: «При формальном, бездушном отношении к личности, для того, чтобы невиновного человека лишить прав состояния и присудить к каторге, судье нужно только одно: время. Только время на соблюдение каких-то формальностей, за которые судье платят жалованье, а затем все кончено».
«Драма на охоте» - это необычная криминальная история о том, как
судебный следователь совершает убийство, а затем сам же расследует его. В результате невиновный получает 15 лет ссылки, а преступник гуляет на свободе. В этом рассказе Чехов убедительно показывает, насколько социально опасно такое явление, как безнравственность служителя Фемиды, представляющего закон и облеченного определенной властью. Отсюда проистекает нарушение закона, попрание справедливости.
В 1890 году Чехов совершает далекую и опасную поездку на Сахалин. К этому его побудили отнюдь не праздное любопытство и романтика путешествий, а желание ближе познакомится с «миром отверженных» и возбудить, как он сам говорил, внимание общества к правосудию, царившему в стране, и к его жертвам. Результатом поездки стала объемная книга «Остров Сахалин», содержащая богатейшие сведения по истории, статистике, этнографии этой окраины России, описание мрачных тюрем, каторжных работ, системы жестоких наказаний.
Писатель-гуманист глубоко возмущен тем, что каторжане часто составляют прислугу начальников и офицеров. «…Отдача каторжных в услужение частным лицам находится в полном противоречии со взглядами законодателя на наказание, - пишет он, - это не каторга, а крепостничество, т. к. каторжанин служит не государству, а лицу, которому нет никакого дела до исправительных целей…». Подобное рабство, считает Чехов, пагубно влияет на личность арестанта, развращает ее, подавляет в заключенном человеческое достоинство, лишает его всяких прав.
В своей книге Чехов развивает актуальную и в наши дни мысль Достоевского о важной роли тюремного начальства в деле перевоспитания преступников. Он отмечает тупость и недобросовестность тюремных начальников, когда подозреваемого, вина которого еще не доказана, содержат в темном карцере каторжной тюрьмы, а нередко в общей камере с закоренелыми убийцами, насильниками и пр. Подобное отношение людей, обязанных воспитывать заключенных, действует развращающим образом на воспитуемых и только усугубляет в них низменные наклонности.
Особое негодование Чехова вызывает униженное и бесправное положение женщин. Каторжных работ на острове для них почти нет. Иногда они моют полы в канцелярии, работают в огороде, но чаще всего их назначают в прислуги к чиновникам или отдают в «гаремы» писарей и надзирателей. Трагическим следствием этой нетрудовой развратной жизни является полная нравственная деградация женщин, способных продать своих детей «за штоф спирта».
На фоне этих страшных картин на страницах книги иногда мелькают чистые детские лица. Они вместе с родителями терпят нужду, лишения, покорно сносят зверства истерзанных жизнью родителей. Однако Чехов все же считает, что дети оказывают ссыльным нравственную поддержку, спасают матерей от праздности, как-то еще привязывают ссыльных родителей к жизни, спасая их от окончательного падения.
Книга Чехова вызвала большой общественный резонанс. Читатель близко и ярко увидел огромную трагедию униженных и обездоленных обитателей российских тюрем. Передовая же часть общества восприняла книгу как предупреждение о трагической гибели человеческих ресурсов страны.
Можно с полным основанием сказать, что своей книгой Чехов достиг цели, которую ставил перед собой, принимаясь за сахалинскую тему. Даже официальные власти вынуждены были обратить внимание на поднятые в ней проблемы. Во всяком случае, после выхода книги по распоряжению министерства юстиции на Сахалин были командированы несколько чинов Главного тюремного управления, которые практически подтвердили правоту Чехова. Итогом этих поездок стали реформы в области каторги и ссылки. В частности, в течение ряда последующих лет были отменены тяжелые наказания, выделены средства на содержание детских приютов, отменены судебные приговоры к вечной ссылке и пожизненной каторге.
Таково было общественное воздействие книги «Остров Сахалин», вызванное к жизни гражданским подвигом русского писателя Антона Павловича Чехова.
Список использованных источников
-
Голиков И.Т. Суд и законность в художественной литературе. М.,1959. -
Алексеев А.И. Искание правды. М., 1980. -
Юридическая действительность в изобразительном искусстве. М., 2007. -
Прокурова Н. С. Вопросы судопроизводства и психологии в творчестве Ф.М. Достоевского. М., 1991. -
Вопросы судопроизводства в творчестве Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова. М., 1996. -
Не сотвори зла. К проблеме преступления в русской художественной литературе и публицистике. М., 2001. -
Лафитский В.Н. Поэзия права. Страницы правотворчества от древности до наших дней. М., 2003.