Файл: Сапольски. Кто мы такие Вы смогли скачать эту книгу бесплатно и легально благодаря проекту Дигитека.pdf
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 05.12.2023
Просмотров: 310
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 22
С Ç
по сути, закрывалось к двадцати трем годам; для популяр- ной музыки оно закрывалось к тридцати пяти; для нео- бычной еды — к тридцати девяти.
Вскоре я обнаружил, что, разумеется, в своем иссле- довании изобрел велосипед: эти закономерности были уже хорошо известны. Одна из них — типичная моло- дость творческого процесса. Некоторые области деятель- ности — например, математика — строятся на творче- ских прорывах вундеркиндов. Та же схема, пусть и не так ярко, проявляется и в других творческих профессиях.
Подсчитайте количество мелодий в год для композитора, стихо творений для поэта, новых результатов для ученого, и в среднем после пика в относительно молодом возрасте начинается спад.
Эти исследования также показывают, что великие творческие умы со временем не только все менее спо- собны создавать что-то новое, но снижается и их вос- приимчивость к новинкам внешнего мира, как мы это наблюдали на примере суши-бара. Вспомните, как Эйн- штейн вел арьергардный бой против квантовой механи- ки. А невероятно успешный клеточный биолог Альфред
Мински войдет в историю науки как последний круп- ный авторитет в своей области, отрицавший представле- ние о ДНК как о молекуле наследственности. Как заме- тил физик Макс Планк, состоявшиеся поколения ученых не принимают новых теорий, вместо этого они умирают.
Иногда закрытость ума проявляют стареющие револю- ционеры, отвергая то, что должно было стать логическим продолжением их революции. Скажем, Мартин Лютер
О
провел свои последние годы, помогая подавлять кре- стьянские восстания, вдохновленные освободительным влиянием его идей. Это проявление устойчивой тенден- ции. По мере старения в большинстве своем мы — будь то пожилой ученый, отмахивающийся от заблудших уче- ников, или загородный житель, который по дороге с рабо- ты домой крутит в автомобиле ручку радио, пытаясь пой- мать знакомую мелодию, — становимся все менее откры- тыми к чему-то новому.
О чем это может говорить? Будучи нейробиологом, вначале я попытался разобраться в этих данных с точки зрения науки о мозге. То, как ученые раньше представ- ляли себе старение мозга, могло бы легко объяснить эту закономерность. В старой модели, если вы подросток, ваш мозг в отличном состоянии, он создает новые связи между нейронами и с каждым днем работает все лучше.
Потом в какой-то момент (может быть, буквально утром вашего двадцатого дня рождения) что-то происходит — и вы начинаете терять нейроны (10 000 в день, как мы все усвоили). Это неизбежный аспект нормального ста- рения, к сорока годам ваша нервная система приближа- ется к нервной системе креветки. В этой модели пустыня из мертвых нейронов включает области мозга, задейство- ванные в поиске новизны.
Но у этой схемы есть крупные недостатки. Во-первых,
10 000 мертвых нейронов в день — это миф: старение мозга не вызывает обширной потери нейронов. Старе- ющий мозг может даже создавать новые нейроны и свя- зи. Тем не менее стареющий мозг действительно тер-
С Ç
пит чистые убытки в связности нейронов. Возможно, это имеет отношение к тому, почему по мере старения нам сложнее впитывать новую информацию и применять ее по-новому, в то время как способность вспоминать фак- ты и применять их привычным образом остается невре- димой. Но это не объясняет, почему снижается привлека-
тельность новизны. Не думаю, что многие выбирают ста- рый добрый стейк только потому, что не могут понять, почему в суши сырая рыба. И последний изъян нейробио- логических рассуждений: никакого «центра новизны» в мозге не существует, как нет зон моды, музыки и еды, стареющих с разной скоростью.
Так что нейробиология здесь не очень помогает.
Я обратился к психологии. Психолог Дин Кит Саймонтон в важнейшем исследовании показал, что у великих умов творческая результативность и способность восприни- мать новое от других имеет особенности: спад определя- ется не столько возрастом человека, сколько тем, как дол- го он работает в одной сфере. Ученые, меняющие предмет исследования, похоже, регенерируют свою открытость.
Это не хронологический возраст, а «предметный».
Сюда можно отнести разные случаи. Возможно, уче- ный меняет сферу деятельности, мыслит теми же штампа- ми, как в свою бытность физиком-теоретиком, но теперь, когда он занимается современным танцем, это кажется свежим и новым. Это было бы не так интересно. Веро- ятно, смена дисциплины действительно стимулиру- ет ум к частичному возвращению юношеской открыто- сти к новому. Нейробиолог Мэриэн Даймонд показала,
О
что один из самых верных способов заставить нейроны взрослого создавать новые связи — это поместить орга- низм в стимулирующую среду. Может быть, дело в этом.
Альтернативное объяснение находит поддержку в недавних работах Саймонтона: то, что действитель- но губит интерес к новому у стареющего ученого, — это ужасное состояние... собственного величия. Новые открытия по определению ниспровергают устоявшие- ся представления интеллектуальных элит. Таким обра- зом, седовласые знаменитости становятся реакционера- ми из-за того, что по-настоящему новое открытие, скорее всего, вышибет имена их самих и их приятелей из учеб- ников: от новизны они теряют больше всех.
Тем временем психолог Джудит Рич Харрис рассмо- трела этот вопрос в контексте переоценки людьми групп, в которые они входят, и очернению внешних групп.
Группы «своих» нередко задаются возрастом: напри- мер, в традиционных культурах по возрасту определяет- ся класс воинов, а в западных школах согласно возрасту обучают детей. Так что, когда вам пятнадцать, главное желание у вас и ваших друзей — дать понять как мож- но яснее, что вы не имеете ничего общего с возрастными группами, которые были до вас, поэтому вы хватаетесь за любое культурное безобразие, состряпанное вашим поколением. Спустя четверть века та же поколенческая идентичность заставляет вас стоять на своем: «С чего это я буду слушать эту новую дрянь? Когда мы громили
Гитлера / слушали Айка / занимались сексом на Вудсто- ке, наша музыка отлично нам подходила». Люди готовы
С Ç
умереть за групповые различия. Так что они безусловно захотят слушать плохую музыку из солидарности со сво- ей группой.
Работа Саймонтона предлагает первые объясне- ния, почему, скажем, Иоганн Штраус отстаивал перед
Арнольдом Шёнбергом новую тогда мысль, что вальсиро- вать всю ночь — приятно. А размышления Харрис могут помочь понять, почему поколение, повзрослевшее, валь- сируя под Штрауса, не вернется к Шёнбергу. Но как био- лог я упорно возвращаюсь к факту, что мы, люди, здесь не одиноки и ни величие, ни групповая идентификация не говорят нам достаточно, чтобы понять, почему старые звери не хотят пробовать новую еду.
Где-то посреди этих раздумий меня осенило: а что, если я задаю не тот вопрос? Может быть, вопрос не в том, поче- му по мере старения мы пренебрегаем новым. Может быть, наоборот, надо спрашивать — почему по мере старения мы тоскуем по тому, что нам хорошо знакомо? Трейси Киддер прекрасно запечатлела это в книге «Старые друзья» (Old friends): пациент дома престарелых говорит о забывчивом соседе: «Слушая воспоминания Лу первые два раза, умира- ешь от скуки. Но когда слушаешь их много раз, они стано- вятся старыми друзьями. Они успокаивают». В определен- ный период детства малыши с ума сходят по повторению: они радуются, что освоили правила. Может быть, удоволь- ствие на другом конце жизни состоит в осознании, что пра- вила по-прежнему существуют и мы тоже. Если познание в старости требует повторов, то, вероятно, это гуманная причуда эволюции — успокаивать нас этой повторяемо-
О
стью. Когда умирал Игорь Стравинский, он снова и снова стучал своим кольцом по металлической спинке больнич- ной койки, каждый раз пугая жену. В конце концов она, в легком раздражении, спросила, зачем он это делает, если знает, что она все еще рядом. «Но я хочу знать, что я все еще существую», — ответил он. Может быть, повторяе- мость и покой движения по знакомой, неизменной терри- тории — это наш стук по спинке койки.
Все ученые теперь должны сказать: «Очевидно, нужно больше исследований». Но насколько важна наша глухо- та к новому? Было бы здорово разобраться, как поддержи- вать наиболее плодотворные творческие умы в форме. Это что, большая общественная проблема, если слишком мало восьмидесятилетних с проколотыми языками едят сырого угря? Разве это преступление, если я так и продолжу слу- шать ту кассету Боба Марли? Есть даже свои преимуще- ства для некоторых социальных групп в том, чтобы иметь пожилых людей в качестве защитников и архивариусов прошлого, вместо того чтобы пичкать стариков новинка- ми. Физио лог Джаред Даймонд утверждал, что кроманьон- цы отчасти обязаны своим успехом тому, что они жили на 50% дольше неандертальцев: при какой-нибудь редкой экологической катастрофе у них было на 50% больше шан- сов, что кто-то достаточно старый вспомнит, как это было в прошлый раз и как они с этим справились. Может быть, в моей старости саранча уничтожит запасы еды в универ- ситете, и я спасу молодняк своими воспоминаниями о том, какие из растений за общежитием съедобны (с сопутствую- щей лекцией о том, что регги уже совсем не тот).
С Ç
Но если я на минутку прекращу научные изыскания и просто задумаюсь о некоторых вещах, это все слегка удручает. Остерегаясь всего нового, сужая угол зрения и предпочитая однообразие, мы обедняем себя. Порази- тельно, но открытие, что к сорока годам вас уже окунули в бронзу и поставили на каминную полку, что уже суще- ствуют общественные институты вроде «старых добрых» радиостанций, доказывает: вы уже не там, где культу- ра. Если там есть яркий, богатый новый мир, он не дол- жен принадлежать одним только двадцатилетним, иссле- дующим его ради исследования как такового. Что бы ни отталкивало нас от нового, я думаю, стоит хотя бы немного с ним побороться, даже если придется иногда отложить Боба Марли. Но есть и другой, еще более важ- ный вывод. Когда я вижу, как мои лучшие студенты взбу- доражены общественными проблемами, когда я вижу, что они готовы ехать на край земли, чтобы проповедо- вать прокаженным в Конго, или на край города, чтобы учить какого-то ребенка читать, я вспоминаю: быть таки- ми когда-то было намного проще. Открытый ум необхо- дим для открытого сердца.
П ¥ ¥ ¦
Более подробное изложение того, как люди — и творче- ские, и обыкновенные, из самых разных культур по всему миру — с возрастом закрываются от нового, можно найти в работе геронтолога Роберта Маккрэя (который, кроме всего прочего, показывает, насколько рано это все начи-
О
нается — задолго до собственно старости): McCrae R.,
“Openness to experience as a basic dimension of personality,”
Imagination, Cognition and Personality, 13 (1993): 39.
Типичная закрытость к новому у творческих людей по мере старения описана в: Simonton D., Genius, Creativity,
and Leadership: Historiometric Inquiries. (Cambridge, MA:
Harvard University Press, 1984). Хорошее изложение обна- деживающих работ Мэриэн Даймонд для неспециали- стов можно найти в книге Diamond M.C., “Enrichment, response of the brain”. Encyclopedia of Neuroscience, 3rd ed.
(Amsterdam: Elsevier Science, 2001). Переворот представ- лений о новых нейронах во взрослом мозге рассматрива- ется в: Gould E., Gross C., “Neurogenesis in adult mammals:
Some progress and problems,” Journal of Neuroscience, 22
(2002): 619.
Данные Саймонтона о состоявшихся ученых можно найти в его вышеупомянутой книге. Лучшее краткое изло- жение работ Харрис: Harris J.R., The Nurture Assumption
(New York:The Free Press, 1998).
Цитата Киддер взята из: Kidder T., Old Friends (New York:
Houghton Miffl in,1993). Слова Стравинского можно найти в: Craft R., Stravinsky: The Chronicle of a Friendship 1948–1971
(New York: Knopf, 1972). Идеи Джареда Даймонда изложе- ны в книге «Третий шимпанзе» (М.: АСТ, 2013) (Diamond J.,
The Third Chimpanzee, New York: HarperCollins, 1992).
Всю эту главу я рассуждал о том, что обычно люди с возрастом закрываются от нового, но, конечно, есть яркие исключения. Историк науки Фрэнк Саллоуэй проде- лал удивительную работу, изучая их. Более восприимчи-