Файл: Сапольски. Кто мы такие Вы смогли скачать эту книгу бесплатно и легально благодаря проекту Дигитека.pdf
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 05.12.2023
Просмотров: 314
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
З Ç
шла на невероятные риски, чтобы поднять тела с зато- нувшей российской подводной лодки «Курск» в 2001 году.
И долгие месяцы после 11 сентября американский народ в благо говейном молчании наблюдал своего рода нацио- нальный священный ритуал — опасные поиски погибших на нулевой отметке*.
Погоня за возвращением тел — это драма, кото- рая разыгрывается в самых разнообразных декораци- ях. Например, в Чили, где граждане с «неправильными» взглядами исчезали во время кровавого правления Аугу- сто Пиночета — десятки лет назад; престарелые матери пропавших до сих пор собираются, чтобы требовать: дайте нам хотя бы одну косточку наших детей. Иногда требова- ния останков переходят национальные и культурные гра- ницы и передаются из поколения в поколение. Несколько лет назад испанские власти, несмотря на местные проте- сты, вернули тело вождя в его родную Ботсвану — спустя более века после того, как колонисты-мародеры выкра- ли его из свежей могилы, забальзамировали и выстави- ли в испанском музее. И то же самое желание мы видим в судебных противостояниях палеонтологов и американ- ских индейцев: что важнее — научная ценность изучения скелета или стремление племени его захоронить? Возмож- но, самый радикальный пример такого ритуального воз- вращения имел место несколько лет назад: в 1597 году, вторгшись в Корею, японские захватчики отрезали
* Ground Zero — место, где до 11 сентября 2001 года располагался Всемир- ный торговый центр в Нью-Йорке.
О
и забальзамировали носы 20 000 поверженных врагов, а недавно их вернули в Корею в знак примирения.
Двадцать тысяч носов? Судебные иски из-за мощей?
Живые, которые погибают, чтобы вернуть тела умерших?
Почему в самых разных обществах люди одержимы воз- вращением мертвых? Почему мы придаем телам такое ритуальное значение?
Кажется очевидным, что наше почитание мертвых должно распространяться и на их бренные останки, отту- да и ритуалы упокоения этих останков. «Следи, чтоб на моей могиле было чисто» — поется в старом спиричуэ- ле. Даже неандертальцы ритуально хоронили своих мерт- вых. Даже у слонов есть свои слоновьи кладбища.
Естественно, все не так просто. Некоторые совре- менные палеонтологи сомневаются, были ли вообще у неандертальцев эти погребальные ритуалы. И хотя сло- ны действительно питают жутковатый интерес к своим костям, переносят их за километры и прикрывают травой, их кладбища — это миф. А человеческие культуры силь- но различаются в отношении к мертвым. Большинство обществ обычно хоронит или кремирует умерших, дру- гие — например масаи в Восточной Африке — бросают их падальщикам. И даже среди культур, в которых приня- то хоронить, наше представление о могиле как о священ- ной земле разделяют не все. В Северной Европе вплоть до XIX века захоронение было сродни аренде жилья: могилы периодически раскапывали и выкидывали остан- ки, чтобы освободить место следующим арендаторам.
А у народа ньякьюса в Малави в противовес западной тра-
З Ç
диции, предполагающей горе и почтительность, похорон- ный ритуал требует высмеивать покойных.
Культуры различаются даже в том, кого признавать умершими. Иногда мертвыми считаются люди, которых мы бы приняли за вполне живых. Например, в традици- онном обществе Гаити, если человек нарушает важное табу, деревня нанимает шамана, чтобы обратить негодяя в зомби, — и после этого общество верит, что он обитает в мире мертвых. И наоборот, некоторые общества продол- жают активное общение с людьми, которых мы бы сочли мертвыми. В традиционном китайском обществе в Синга- пуре младшие братья и сестры должны ждать своей оче- реди на брак, поэтому для старших братьев или сестер, не доживших до свадьбы, иногда практикуется посмерт- ный брак, или «брак для духов», когда подходящая канди- датура подбирается тоже среди умерших. И даже в нашей собственной культуре, одержимой возвращением мерт- вых, по прошествии достаточного времени (и, вероятно, с кончиной ближайших родственников покойного) дань уважения превращается в свою противоположность: мы считаем своим нравственным долгом достать тела с «Кур- ска», но проделать то же самое со скелетами на «Титани- ке» показалось бы осквернением.
Вот и считайте после этого, что образ действий нашего общества автоматически определяет общечеловеческие нормы. Тем не менее огромное количество культур хоро- нит своих мертвецов с печальными ритуалами и делает все возможное, чтобы вернуть тела для этих ритуалов.
Откуда берется эта одержимость возвращением тел?
О
Самая очевидная причина — удостовериться, что чело- век действительно умер. От Улисса до Тома Хэнкса с волей- больным мячиком, которые наконец выбрались с того острова*, «Мы думали, ты умер» — проверенный временем сюжетный ход. До изобретения современного стетоскопа
(около 185 лет назад) было довольно трудно отличить чело- века в коме от мертвого. Случаи захоронений заживо поро- дили всевозможные способы этого избежать — ирландские поминки (когда надо сидеть несколько дней с «телом» — вдруг оно проснется), законы XVII века, предписывающие выждать несколько дней до похорон, аристократы, кото- рые описывали в завещаниях, как именно следует калечить их мертвые тела (телесные надругательства были предна- значены пробудить не умершего). А в XIX веке страх быть похороненным заживо обрел воистину безумные формы: были запатентованы гробы с выходными люками, появи- лись немецкие «дома для мертвых», где тела, обвешанные колокольчиками, хранились до очевидного разложения.
На всякий случай.
Выходит, издавна случалось, что мертвые оказыва- лись не такими уж мертвыми, и разложившееся тело — неплохой способ исключить этот вариант. Я подозреваю, что другая причина желания вернуть тело связана с ирра- циональной энергией, которую мы вкладываем в отри- цание. Ребенок впервые видит мертвую птицу, и родите- ли неловко бормочут: «Она уснула»; дедушка отправил- ся в больницу и просто не вернулся — наша западная
*
Сцена из фильма «Изгой».
З Ç
модель смерти строится на иносказаниях и отрицаниях, дополненных шепотом и хождением на цыпочках вокруг мертвых — как будто они и правда всего лишь дремлют.
Элизабет Кюблер-Росс в своей знаковой работе показа- ла, что люди нашего общества, как правило, реагируют на трагедию — смерть, весть о неизлечимой болезни — довольно стереотипной последовательностью стадий, и прежде всего это отрицание (за ней обычно следуют гнев, торг, отчаяние и, если повезет, принятие). Чтобы достичь в конечном итоге умиротворенного принятия, необходимо пройти отрицание — и поэтому для многих из нас оно становится жестокой необходимостью: мы берем быка отрицания за рога, просим открыть гроб, что- бы посмотреть на лицо близкого. А для этого нужно тело.
Иногда тело нам нужно не столько для того, чтобы убе- диться, что человек умер, сколько для того, чтобы понять,
как он умер. Это может принести утешение — «смерть была безболезненной, он не успел ничего почувствовать».
Это может касаться мрачного мира судебной экспертизы, где главное — последовательность: «она была уже мерт- ва, когда произошло X». Иногда «как» может утешить нас, дав новое знание об умершем: он совершил героический поступок, принес жертву, подтверждающую групповые ценности. В книге «Там, где течет река» Норман Маклин писал об убийстве своего беспутного брата. Его заби- ли до смерти неизвестные бандиты, и вскрытие показа- ло, что у него были сломаны мелкие кости в кистях рук.
И, «как и множеству шотландских священников до него,
<отцу Маклина> приходилось, насколько это возмож-
О
но, утешаться верой, что его сын умер сражаясь». Похо- жим образом многие люди почувствовали облегчение, узнав, что пассажиры захваченного самолета, разбивше- гося 11 сентября в Пенсильвании, оказали мужественное сопротивление.
Желание вернуть тело также иногда связано с тем, что мы считаем духовным благополучием умершего.
Тлинкиты на Аляске, например, считают, что тело необ- ходимо для успешного переселения душ. Нуба в Судане делают мужчинам обрезание только после смерти, это условие загробной жизни. Современнейшая англиканская церковь для погребальной церемонии требует тело, кото- рое можно будет благословить и предать вечному покою.
Некоторым культурам нужно не просто тело, но все тело.
Поэтому ортодоксальные евреи хранили для погребения зубы, ампутированные конечности и удаленные аппен- диксы (отсюда и недавние фотографии ортодоксальных евреев, которые прочесывают место террористической бомбежки в поисках разбросанных частей плоти).
Еще одна причина желания вернуть тело — не для бла- гополучия мертвых, но для благополучия (духовного или иного) тех, кто этим телом располагает. В «Делах загробных», на удивление занимательной книге о кросс- культурных аспектах смерти, антрополог Найджел Барли указывает на то, что «тела мертвых принадлежат не им».
Погребальный ритуал, в центре которого тело, — несрав- ненная возможность разделить, утвердить, внушить и оживить групповые ценности, а сами похороны весь- ма подходят для того, чтобы делать политику, менять рас-
1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 22
З Ç
становку сил, оказывать внимание, а для скорбящих — возможность своим благочестием в горе заслужить ува- жение, пышностью погребальной церемонии снискать одобрение. Правильно устроенные похороны политиче- ского мученика могут побудить потенциальных кресто- носцев к жертвенному безумию убийства. Во множестве культур погребальный ритуал отражает триумф потреб- ностей группы над нуждами покойного (если таковые существуют). И мало что сравнится с государственными похоронами с точки зрения возможности для правитель- ства проявить силу и солидарность, подать сигнал «держи- тесь от нас подальше». Вспомните казалось бы странный акт, когда атеисты из Советского Союза в 1920-е забаль- замировали тело Ленина, словно какого-нибудь славян- ского святого. Но, как подчеркивает Барли, именно тако- ва была цель — послание немытым русским крестьянам:
«Мы сокрушили Церковь и заменили ее». Это и породи- ло жутковатый ритуал мумифицирования покойников из коммунистической верхушки.
Групповая ценность похорон сохраняется, даже если речь не идет о сильных мира сего. Подумайте, как мы пре- возносим покойников. Мы вынуждены говорить хорошее, славить, восхищаться и преувеличивать добрые дела чело- века. Иногда это требует довольно избирательной филь- трации воспоминаний или даже выдумок — если чело- век был негодяем или если плакальщик работает по най- му и лично не знал покойного. В нашем обществе добрые дела, восхваляемые в погребальных речах, берутся из спи- ска, в котором первые позиции занимают верность, пре-
О
данность детям и престарелым родителям, религиозность, трудолюбие и увлечение кулинарией. Если похоронные ритуалы — в каком-то смысле урок следующим поколе- ниям («вот как это делается, вспомните это, когда при- дет мой черед»), то одобряемые ценности весьма эффек- тивно поддерживают традиции и конформизм, как будто нашептывая нам на ухо от лица супер-эго : «Каким я хочу запомниться?»
Получается, похороны вынуждают изображать покой- ного практически святым. А когда хоронят кого-то, кого это общество действительно считает святым, — бере- гитесь. В этой области изречение Барли о том, что тела мертвых принадлежат не им, перестает быть просто мета- форой. Когда в Иране умер Хомейни, обезумевшие тол- пы в трауре так стремились коснуться возлюбленного аятоллы, что опрокинули гроб и разодрали саван. Бар- ли рассказывает историю смерти Елизаветы Тюрингской в 1231 году, столь благочестивой и несомненно святой, что толпа мигом расчленила ее тело на мощи. Еще более дико звучит история святого Ромуальда (XI век): в старо- сти он совершил оплошность — упомянул о своих планах переехать из родного города в Умбрии. Местные, обеспо- коенные, что какой-то другой город может завладеть его мощами, быстро сговорились его убить.
Тело может служить и для разрешения культурных кон- фликтов. Когда в 2001 году американская подводная лодка случайно потопила маленькое японское рыболовное суд- но, американское правительство организовало поисковые работы, потратив миллионы долларов, чтобы достать тела