Файл: Книга знаменитой исторической трилогиии Золотая Орда.doc

И сейчас, накануне битвы, вспомнив плененного воина, Тимур усмехнулся. Он действительно ни к кому никогда не испытывал жалости и ценил человеческую кровь не дороже простой воды из ручья. Вдруг в памяти отчетливо встало прошлое, такое далекое и, казалось бы, совсем позабытое.

Это было в Тавризе… Утопив город в крови в назидание тем, кто осмелился не покориться ему, Хромой Тимур велел на главной площади города насыпать курган из отрубленных человеческих голов. Слух о его жестокости разлетелся по ближним и дальним землям, леденя человеческую кровь и повергая души в смятение. И тогда подошел к эмиру старик Сейтшейх, известный своей мудростью и ученостью. Он случайно уцелел в резне, устроенной воинами эмира. Старик сказал:

— Пять моих сыновей погибли, поднявшись против тебя… Головы их сейчас там, на площади…

— Ты что, хочешь получить за них выкуп? — спросил Тимур.

— Нет. Мне не нужен твой выкуп. Нет такой цены, которая была бы равна бесценной человеческой жизни… Я пришел для другого… Хочу понять, что ты за человек.

— Попробуй… Я разрешаю, спроси…

Старик поднял свое морщинистое лицо. В выцветших от долгих лет глазах его были боль и печаль.


— Ответь мне… Для чего ты ведешь бесконечные войны?

— Я хочу, чтобы Мавераннахр стал могучим государством.


— Если ты думаешь о Мавераннахре, то зачем ты пришел в Иран?

— Если я не покорю сильного соседа, то наступит такое время, когда он покорит меня.


— Пусть будет так… — согласился старик. — Но какое отношение имеет величие Мавераннахра к кургану человеческих голов на площади?

— Каждого, что выступит против моих замыслов и обнажит меч, чтобы встать на моем пути, постигнет эта участь… Кто может, тот пусть увидит содеянное мною, другим об этом расскажет людская молва…

— Я понял тебя… Но ведь человек — творение бога, и его надлежит жалеть…

— Человека сотворил аллах, но жалости он недостоин… Человек человеку — волк…

— Выходит, что и ты зверь? — старик выжидательно замолчал.

Лицо Хромого Тимура окаменело, зрачки сузились. Он начал говорить тихо, но с каждой секундой голос его набирал силу

---

, становился громче, пронзительнее:

— Ты дерзок, старик! И слишком много хочешь знать! Страх движет людьми. Он толкает людей на отчаянные поступки, он же отнимает последние силы и делает их рабами… Я заставлю людей дрожать при одном упоминании моего имени!.. Человек хорошо запоминает только плохое, а потому мое имя будет жить века!..

Сейтшейх покачал головой:

— Выходит, что сам всевышний несправедлив.

Тимур перебил:


— Ты хочешь обвинить аллаха в несправедливости только за то, что он создал вас слабыми, а меня сильным?

— Нет, эмир, я думаю совсем о другом. Для чего было всевышнему делать человека глупым…

— Что ты знаешь о человеческой глупости?! — презрительно бросил эмир.

— Никому не дано знать все… Но только для чего умному помнить имя злодея? Для чего передавать это имя потомкам? Человек несет в себе жизнь, и запоминать он должен только тех, кто умел созидать, умел быть справедливым. Ни один народ не смеет возвышаться за счет гибели другого народа. Имя жестокосердого правителя должно умирать вместе с ним, чтобы другие не соблазнялись прославиться точно так же. И когда такое случится, ради славы своей люди не станут воздвигать курганы из человеческих голов, а построят новые города и дворцы… Ты можешь казнить меня, эмир, но я не боюсь сказать тебе в глаза, что зверь не вправе носить имя человека.

Нет, не к месту пришли сегодня воспоминания. Хромой Тимур поморщился. Он знал: наступит срок, и он покинет землю, как это происходит со всеми живущими и жившими на ней. Подобно Чингиз‑хану, он мечтал создать сильное, могучее государство. Ради этого он разграбил и разорил Иран и Ирак, сровнял с землею Ургенч… а через какой‑то миг отдаст приказ, и сотни тысяч воинов ринутся на золотоордынское войско, чтобы превратить когда‑то могучую Орду в своего вассала. На земле не должно быть двух правителей, равных по славе и могуществу. Только ему, Тимуру, предначертано это судьбой, и ему покровительствует всевышний. Ради этого стоило жить и не щадить тех, чьими руками он непременно покорит мир.

Странные, необъяснимые вещи происходят в жизни. Все знают, что эмир жесток, и все‑таки находятся такие люди, которые не боятся его и даже под страхом смерти говорят всю правду. Отчего это? Тимур искал ответа и не находил. Потом вдруг мелькнула спасительная мысль, и он с радостью ухватился за нее. Все дело, видимо, в том, что он недостаточно жесток. Кровь до этой поры лилась ручьями, теперь она должна литься рекою. На всей земле не должно остаться ни одного человека, который бы не боялся его. И, успокоившись, Тимур вдруг подумал, что не остановится ни перед чем, ради того чтобы осуществить задуманное…

---

Спешившись и бросив повод коня подбежавшему нукеру, Тимур подошел к своему шатру, где ждал его Саид‑Берке — главный ишан войска. Опустившись на разостланный на земле коврик, эмир совершил утренний намаз. Неторопливо поднявшись с колен, он еще раз окинул взглядом свое войско. В отдалении, на равнине, подобно грозовой туче, стояло войско Тохтамыша.

— Пора, — сказал Тимур. — Пусть шейх прочтет нам напутственную молитву.

Саид‑Берке склонился в почтительном поклоне. Потом поднял голову, и красивое смуглое лицо его с редкой седой бородой сделалось вдруг торжественным. Он вскинул к небу руки, и находящиеся у шатра военачальники и приближенные эмира опустились на одно колено, повернувшись лицом в сторону Мекки, в сторону священного камня Кааба.

— Слушайте, мусульмане! На небе аллах, на земле эмир Тимур… Коль бог захочет покарать осмелившихся поднять на вас руку, то эмир Тимур, выполняя его волю, уничтожит их своим карающим мечом. О аллах! Помоги сыновьям своим! Пусть и на этот раз победит наш повелитель эмир Тимур! Пусть без меры растет его слава! Аминь!

Шейх провел ладонями по лицу, потом, наклонившись, взял с земли горсть песка и бросил его в сторону золотоордынского войска.

— Великий эмир Тимур, ты можешь начинать битву. Враг твой рассыплется, словно брошенный мною песок, и ты победишь…

— Аминь! — сказал Хромой Тимур, и нестройными голосами повторили за ним это слово все, кто стоял рядом. — Пусть случится так, как ты сказал, шейх.

Отсюда, с вершины холма, эмиру было хорошо видно, что в войске Тохтамыша тоже возносят молитву аллаху и просят у него победы. Губы его тронула злая усмешка. Он взобрался в седло и властным жестом вскинул вверх руку. Тимур знал: за каждым его движением следят сейчас тысячи глаз и те, кому посчастливится уцелеть в нынешнем сражении, запомнят эмира навсегда. Повинуясь немому приказу Тимура, взревели карнаи, застучали барабаны. И тотчас же, словно эхо, донеслись такие же звуки из стана Тохтамыша.

Пришли в движение тумены. Живая река всадников, обтекая холм, пока еще медленно, словно копя силы, двинулась в сторону противника. Тимур хорошо знал, что, чем бы ни закончилась битва, остановить этот поток уже нельзя. Он будет сметать все на своем пути и или поглотит войско Тохтамыша, или же разобъется о него, как о скалу.

Ревели карнаи, и зеленое знамя с белой бахромой развевалось над головой Тимура, шли и шли бесчисленные тумены, посверкивая острыми жалами копий, призывно и тревожно ржали кони, храпели, пытались встать на дыбы, но сильные руки воинов усмиряли их страх. Идущие на битву подбадривали себя гортанными криками.

---

Пришло в движение и войско Тохтамыша. Насколько хватал глаз во все стороны света, земля шевелилась, как огромный муравейник, и временами казалось, что не вместит она всех, кто пришел сегодня сюда на битву. Почти полмиллиона воинов устремились в долину реки Кундурчи.

Все уже становилось полоска, разделяющая два великих войска. Тимур подал знак, и над степью прокатился страшный гул, блеснули снопы огня, и в небо поднялись белые клубы дыма — это ударили громобросающие орудия, которые эмир захватил в Иране.

Пронзительно заржали кони, но живую лавину уже ничем нельзя было остановить. Задние напирали на передних и толкали вперед, навстречу смерти.

Первыми не выдерживали напряжения золотоордынцы. Отряды Елжегиш‑оглана и Кенжанбая с диким воем бросились вперед, взметнув над головами кривые сабли.

Резко остановились пешие полки Тимура. Словно порыв ветра пронесся над ними, и лес копий наклонился в сторону скачущей конницы — полки ощетинились острыми блестящими жалами.

Но Тохтамыш не собирался бросать своих воинов на верную гибель. Его отряды, не соприкоснувшись с пешими полками, вдруг повернув коней, ударили по левому и правому крылу войска Тимура.

С треском, словно сухие ветки, ломались древки копий, звенело железо, и от его ударов сыпались искры. Желтая, удушливая пыль поднялась к небу, закрыв от глаз аллаха сражающиеся тумены. И со стороны Тимура, и со стороны Тохтамыша во главе их шли предводители и прославленные батыры, показывая своим воинам пример мужества и доблести.

Равнина, выбранная для битвы, была огромна. Здесь беспрепятственно могла маневрировать конница, легко уходить от удара и так же легко наносить его в новом месте.

Прошло совсем немного времени, и войско Тохтамыша, потеряв строй, начало сражаться так, как оно привыкло: разбившись на отдельные отряды, воины наносили короткие стремительные удары, но существенного урона туменам и пешим полкам Тимура это не приносило. Приученное к строгой дисциплине, разделенное на семь частей — кулов, войско эмира легко отражало все атаки. Медленно, но упорно продолжало оно теснить войско хана, оставляя за собой пространство, усеянное трупами.

Красный глаз солнца, едва видный в облаках пыли, остановился над головами сражающихся, а ни одна, ни другая сторона еще так и не добилась существенного перевеса. Казалось, что битве не будет конца.

---

И в это время примчался к Тимуру гонец с вестью, что воинам Тохтамыша удалось зайти в тыл Омаршейху — предводителю левого крыла.

— Пусть стоит насмерть! — коротко сказал эмир. — Я пошлю ему на помощь тумен.

Тимур знал, что после его слов ни мирза, ни один из его воинов не отступят, даже если небо упадет им на голову.

И, желая склонить чашу весов на свою сторону, Хромой Тимур отдал приказ Сулейманшаху ударить свежими конными полками по потерявшему свою монолитность центру войска Тохтамыша.

Эмир не ошибся в расчетах.

Стоило лишь центральной части войска Тохтамыша дрогнуть под ударом воинов Сейфаддина, как попятились, потянулись за ним и левое, и правое крыло.

Счастье на поле битвы изменчиво. У Тохтамыша еще не было достаточно свежих, не уставших в сражении воинов. И потому он приказал эмиру Исабеку, взяв часть из них, ударить по левому крылу войска Тимура. Сошлись две знаменитые конницы — кипчакская и туркменская, но поскольку мужество и ратное умение были у них равными, ни одна из сторон не смогла пересилить другую.

Сражению, казалось не будет конца. Если в одном месте начинало одолевать золотоордынское войско, то на другом теснили противника воины Тимура. Силы у обоих сторон были на исходе. Обезумевшие от усталости, измученные жаждой, с красными, слезящимися от едкой пыли глазами, люди продолжали убивать друг друга, моля судьбу и аллаха послать им хотя бы какое‑то избавление. Но судьба не спешила вмешиваться, а аллах, слепой от пыли, затмившей небо, обратил свой взор в иные края и земли.

И в этот миг произошло то, чего никто не ожидал.

— Великий эмир! — крикнул один из нукеров. — В нашу сторону движутся неизвестные всадники!

Тимур некоторое время еще продолжал следить за битвой, потом неохотно обернулся:

— Где?

— Вон! — нукер указал рукой назад.

С вершины холма хорошо было видно облако пыли, поднятое скачущими всадниками. Оно словно катилось по открытой степи в сторону ставки.

Тимур не ждал никого, поэтому сразу понял, что это вражеский отряд.

Лицо эмира заострилось, ноздри носа хищно затрепетали.

— Останови дерзких!

Большое облако приближалось. Уже можно было легко рассмотреть, что в отряде около пятисот всадников и впереди них на темно‑сером жеребце скачет воин богатырского сложения.

Тимур увидел, как предводитель обернулся к воинам, и вверх взметнулись, блеснув крошечными молниями, кривые клинки.

---