ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 11.01.2024
Просмотров: 59
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
забор патрули предпочитали не пересекать, а оружия пристрелить негодяя у них не было – в Москве у патрульных были только штык ножи.
В общем, понятно, при таких раскладах все переодевались в гражданку. Для этого в окрестных домах снимали квартиры – ну ещё кого привести, чайку попить. Скидывались, получалось недорого. И вот перед распределением такая сволочь из комсомольского комитета на комсомольском собрании института выступает и открытым текстом:
- Многие курсанты ходят по городу в гражданке.
И закатывает глаза – более ужасного в жизни ничего не видел.
- И гражданку они хранят на съёмных квартирах.
Заложил так заложил. После этого какие-то рейды организовали, чтобы эти хаты вычислить. И вся малина закончилась.
Вообще, такие псведопринципиальные комсомольцы и догробили СССР. Это такая каста приспособленцев, лишённая какой-то морали и чувства локтя, но держащая нос по ветру. Они быстро перекрасились из комсомольцев в либералов и продолжают нас терзать под новыми лозунгами...
Иностранцы
Был факультет иностранцев – готовили юристов для военных структур всего нашего дружеского мира.
Это вообще люди были забавные. Монголы присылали угрюмых, с пытливыми глазами офицеров, которые ни с кем не откровенничали, жили своей жизнью, ничего обычно не нарушали и держались строго.
Кубинцы – их все любили. Курсанты – подвижные, весёлые, спортивные. На Кубе особое внимание уделяется до сих пор спорту и здоровью, и мы наглядно видели, как это происходит. Все были гимнастами. Карате тогда было запрещено в СССР, а на Кубе чуть ли не обязательно, и они устраивали спарринги. Правда, у нас рукопашку преподавал избранным знаменитый Тадеуш Касьянов, а стиль у него жёсткий. И наши каратисты говорили, что ударная техника у кубинцев никакая, это был больше балет, чем драка. Но выглядело красиво.
Учились они очень напряжённо. Не знаю, правда или нет, но поговаривали, что неуспевающих вполне могли отозвать на Родину и там отдать под трибунал за то, что нерадиво расходуют государственные деньги и позорят перед старшим братом Остров Свободы. Кто его знает. Но по ним удрученности заметно не было. Люди очень позитивные были, и общались в рамках дозволенного с ними с удовольствием.
Отдельная песня – афганцы. Они проявляли потрясающие способности в освоении русского языка. Буквально через пару месяцев они уже вполне свободно лепетали по-русски. На этом их учёба заканчивалась - они уходили в фарцовку. Постижение премудростей юриспруденции их не интересовало вообще.
Тогда в СССР дублёнки стоили по тысяче рублей при зарплате в сто пятьдесят, и тех не было. А в Афгане этих дублёнок завались. Вот они их и возили сюда, продавали, а туда увозили то, чего там нет – часы, калоши, утюги, примусы, всякую ерунду, которая у нас за товар не считалась, а там ценилась сильно. Восторг восточного человека – торговля. Остальное суета…
Практика
За четыре года службы привыкли, что мы никто – бесплатная рабочая сила на кухне и караульные, иногда почитывающие учебники по юриспруденции. Ты солдат, чья голова забита всякими ненужностями типа уголовного процесса и криминалистики, но употребить, куда многочисленные знания, не совсем понятно. Притом было полное ощущение, что так будет веки вечные. Горы сотрутся и моря высохнут, а мы все будем ходить в караулы и на кухню…
И тут практика – сначала следственная, потом прокурорско-судебная. И вот ты попадаешь в совершенно другое качество. Тебя объявляют приказом и.о. следователя, выдают прокурорское удостоверение, по которому к тебе ни один патруль докопаться не может, поскольку особый статус. И ты из чёрного раба превращаешься в белого пока ещё не господина, но так – господинчика. Офицеры, которые тебя гоняли, что ты честь не так отдаёшь, не так свистишь, не так голос подаёшь, уже смотрят с опаской – а что ты, сволочь такая, накопаешь в его части и лично на него. Конечно, он может тебе попенять, что ботинок не чищен, но сделать ничего не может без риска превышения полномочий. Красота!
И тут выясняется, что голова у тебя забита вполне востребованными знаниями. И учили тебя неплохо.
В первый же день работы следователем я расколол взяткодателя, которого безуспешно колола вся прокуратура. Включая зампрокурора. Мы с ним поплакались друг у друга на груди, и он со словами «Далеко пойдёшь, курсант» выдал мне явку с повинной, кому и за что давал взятки. Там командир автомобильной роты ВВ умудрился организовать небольшой гешефт – вместе с гаишниками от своей части сделал несколько сот левых водительских удостоверений за две сотни рублей всем желающим, кто по-другому сделать не мог – там попадались и увечные, и один дальтоник, который тут же врезался на светофоре. Вызывали мы на допрос даже секретаря райкома, что по тем временам было вообще чем-то невероятным.
В общем, поняли мы, что учили нас не зря. Что мы кое-что можем. И что у нас есть реальная власть от имени государства. Не то, чтобы нас сильно тянуло к власти, но всё же у курсантика, который ещё вчера выгребал пищевые отходы, от этого голова кружилась сладостно.
Потом прокурорская практика – там вообще ты король, потому что при должных усилиях можешь так напроверять, что все командиры вылетят. Ну, в каком-то стройбате я и накопал им несколько палок – мордобития там и прочее, командир чуть не плакал, умоляя – забудем. А я – у меня старший есть, пусть он и принимает решение.
В общем, самолюбие своё мы приподняли нормально. И работать научились немножко на практике, а не в теории. Интересной была практика в трибунале в Северо-Кавказском военном округе в Ростове. Там впервые увидел дела тридцатых годов, троек, приговоры времён войны, которыми были завалены все архивы. «А ещё он говорил, что немецкий шнапс лучше. Штрафная рота». Много интересных дел трибунал рассматривал. Так, тогда приговорили к расстрелу офицера КГБ. Он при зарплате триста рублей набрал около миллиона рублей взяток со священников, которых курировал – без его ведома ни один перевод в новый приход не мог состояться. А денег тогда уже в церкви было достаточно.
С практики мы приехали – и опять к нарядам, караулам и в столовку. В общем, опять выяснилось, что ты вовсе и не белый человек, а снова негритёнок. И можешь только первокурсникам втирать о своей нереальной крутости - они на тебя смотрят с уважением, поскольку ты был на следственной практике, а они даже не знают, доживут ли до неё.
Распределение
Распределение это было шоу. Судьями трибуналов назначали с двадцати пяти лет, а мы были в основном младше, поэтому нас сначала отправляли начальниками канцелярий. В трибунале всегда считалась работа солидная. Во-первых, трибуналов меньше, чем прокуратур, и они обычно в больших городах, а не в каких-то глухих деревнях. Во-вторых, судьи получали больше. В третьих работа гораздо спокойнее. В четвертых, была возможность уехать в загранку – в группу войск. Поэтому трибунал всегда выбирал лучших, отличников, зная, что они согласятся на это.
У нас курс был каким-то двинутым по фазе. Мы наслушались лекций по криминалистике, насмотрелись на профессора Кондратьева в Сербском. И нам всем вдруг сразу захотелось примерить на себя фраки непримиримых борцов с уголовной преступностью, которым суждено изменить мир. В результате в трибуналы вообще все идти отказались. И ихние кадровики чуть не плача умоляли идти к ним – для них это был абсурд. Но кое-как упаковались.
Несколько человек улетели в юридическую службу – юрисконсультами. По-моему кто-то даже попал военным адвокатом – такая ерунда была в группах войск, где гражданского адвоката взять неоткуда. Но основная масса - это рабочий класс, следователи прокуратуры. И вопрос главный – кто куда поедет?
Самый блатной, естественно, Московский округ. Он был зарезервирован для детей и внуков. Все расписано, и можно не надеяться и не стремиться.
С первого курса нам говорили – кто лучше учится, тот лучше распределится. Может, когда так и было. Но во время нашего выпуска прокурор Среднеазиатского округа накатал гневную бумагу в ГВП, что ему присылают из института одних двоечников – так и было, туда отправляли залётчиков. Поэтому всех наших отличников взяли и запихали в Киргизию и Казахстан. Мой друг уехал в Киргизию и несколько лет обслуживал всю Республику, не вылезая из самолётов и поездов.
Забайкальский военный округ, который переводили, как забудь вернуться обратно. Льготной зоной они не считался, в отличие от Северов, и служить там могли десятилетиями, перемещаясь из каких-то там деревень в Монголию и обратно. Его тоже решили разбавить отличниками.
Помню, один из наших крансодипломников, умница, отличник, с каменным лицом выслушивает приговор кадровика:
- В Лесогорск ЗАБВО едете. Да, климат там тяжёлый. Оперативная обстановка сложная. Квартир нет. С едой туго. Но вы не бойтесь, лет через десять мы вас заменим.
Парень не выдержал и процедил:
- Да пошёл ты на …
Кстати, теперь он зам начальника военно-следственного управления по Москве, так что у него заслуженно все сложилось отлично, человек сделал себя сам своим умом и трудолюбием.
Я попросился в Закавказье – там тепло и города большие. Меня туда и направили. Как раз приказ был – кавказцев туда не направлять. В развитие этого приказа все кавказцы вместе со мной туда и поехали – у них у всех обстоятельства были исключительные...
Военные юристы
Ну а что теперь с моим родным ВУЗом. Недавно проезжал мимо него, и меня поразило, насколько же он маленький. Для меня это был целый мир, а сейчас сего лишь небольшая площадь. И невзрачно как-то. Шикарный забор чугунный с пиками, на которых самовольщики боялись пронзёнными повиснуть и куда мы вешали стащенный с кабинета криминалистки манекен в военной форме, который дежурные принимали за обнаглевшего курсанта-самовольщика – сейчас там унылая бетонная ограда. «Хилтон» снесли, на его месте с теперь жилой дом со стеклянными окнами. Всё как-то не так. Или это старческое брюзжание?
Перемены тряхнули наш институт сильно. Когда напасть и мор навалились на нашу страну, какое-то болезненное мироощущение проникло и туда. Девяностые стали переломом. Пошло разложение. Шустрые курсантики упёрли несколько ящиков с автоматами – воришек поймали, автоматы вернули, но после этого огнестрельное оружие из института вывели и караулы кончились. В Хилтоне юристы старшекурсники со знанием дела уже начали влезать в какие-то юридические аферы, там все время изымали то наркотики, то большие суммы денег. Апофеозом стала история с гей-бригадой. Один из руководителей крупнейшей госкорпорации задвинул в институт с глаз подальше сына-гомосека. Но тот и там не пропал. Нашёл таких же - откуда, леший их забери, при нас таких не водилось вообще ним в каком виде! Создал из них шарашку для оказания интимуслуг. И развозил их по гей-клубам – говорят, хорошо зарабатывали.
Но и это пережили. Сегодня это единый Военный Университет. Туда собрали всех – теперь там и экономисты, и журналисты, и ещё Бог знает кто. Даже дирижёров готовят. Несколько военных училищ, в том числе Львовское политическое, влили. Как и все образовательные реформы прошло все бестолково, глупо и вредоносно, зато современно и эффективно. Теперь есть там платные отделения, как у людей, специальности вместо понятных юрист-правовед стали называться так, что язык сломаешь, но так и не поймёшь, о чем речь идёт. Большую часть профессорско-преподавательского состава растеряли. Уровень преподавания начал обрушиваться. Былая респектабельность, традиции – и ВКИМО, и других вузов, вошедших в Университет, растворились, будто и не было, вместе с нашим фирменным куражом и самомнением. Но худо-бедно доколдыбали до наших времён. Это уже хорошо – не все ВУЗы военные выжили.
А сейчас существование военно-юридического факультета под вопросом. Судьи военные вообще лишились погон. У прокурорских и следкомитета свои ВУЗы. Юридическая служба в Минобороны усохшая и народу много не поглотит. Дознаватели военной полиции? С ними вообще пока ничего не ясно. И кого будет готовить наш ВУЗ? Вопрос ставится об уничтожении военно-юридической специализации, и это будет очередная катастрофа.
Потому что у нас была прекрасная школа военно-юридического образования, которое само по себе достаточно специфично и отличается от обычного гражданского. У нас были научные школы. Военная администрация, уголовное право – все это сильно специфичные сферы, которые требуют отдельного подхода.
В общем, понятно, при таких раскладах все переодевались в гражданку. Для этого в окрестных домах снимали квартиры – ну ещё кого привести, чайку попить. Скидывались, получалось недорого. И вот перед распределением такая сволочь из комсомольского комитета на комсомольском собрании института выступает и открытым текстом:
- Многие курсанты ходят по городу в гражданке.
И закатывает глаза – более ужасного в жизни ничего не видел.
- И гражданку они хранят на съёмных квартирах.
Заложил так заложил. После этого какие-то рейды организовали, чтобы эти хаты вычислить. И вся малина закончилась.
Вообще, такие псведопринципиальные комсомольцы и догробили СССР. Это такая каста приспособленцев, лишённая какой-то морали и чувства локтя, но держащая нос по ветру. Они быстро перекрасились из комсомольцев в либералов и продолжают нас терзать под новыми лозунгами...
Иностранцы
Был факультет иностранцев – готовили юристов для военных структур всего нашего дружеского мира.
Это вообще люди были забавные. Монголы присылали угрюмых, с пытливыми глазами офицеров, которые ни с кем не откровенничали, жили своей жизнью, ничего обычно не нарушали и держались строго.
Кубинцы – их все любили. Курсанты – подвижные, весёлые, спортивные. На Кубе особое внимание уделяется до сих пор спорту и здоровью, и мы наглядно видели, как это происходит. Все были гимнастами. Карате тогда было запрещено в СССР, а на Кубе чуть ли не обязательно, и они устраивали спарринги. Правда, у нас рукопашку преподавал избранным знаменитый Тадеуш Касьянов, а стиль у него жёсткий. И наши каратисты говорили, что ударная техника у кубинцев никакая, это был больше балет, чем драка. Но выглядело красиво.
Учились они очень напряжённо. Не знаю, правда или нет, но поговаривали, что неуспевающих вполне могли отозвать на Родину и там отдать под трибунал за то, что нерадиво расходуют государственные деньги и позорят перед старшим братом Остров Свободы. Кто его знает. Но по ним удрученности заметно не было. Люди очень позитивные были, и общались в рамках дозволенного с ними с удовольствием.
Отдельная песня – афганцы. Они проявляли потрясающие способности в освоении русского языка. Буквально через пару месяцев они уже вполне свободно лепетали по-русски. На этом их учёба заканчивалась - они уходили в фарцовку. Постижение премудростей юриспруденции их не интересовало вообще.
Тогда в СССР дублёнки стоили по тысяче рублей при зарплате в сто пятьдесят, и тех не было. А в Афгане этих дублёнок завались. Вот они их и возили сюда, продавали, а туда увозили то, чего там нет – часы, калоши, утюги, примусы, всякую ерунду, которая у нас за товар не считалась, а там ценилась сильно. Восторг восточного человека – торговля. Остальное суета…
Практика
За четыре года службы привыкли, что мы никто – бесплатная рабочая сила на кухне и караульные, иногда почитывающие учебники по юриспруденции. Ты солдат, чья голова забита всякими ненужностями типа уголовного процесса и криминалистики, но употребить, куда многочисленные знания, не совсем понятно. Притом было полное ощущение, что так будет веки вечные. Горы сотрутся и моря высохнут, а мы все будем ходить в караулы и на кухню…
И тут практика – сначала следственная, потом прокурорско-судебная. И вот ты попадаешь в совершенно другое качество. Тебя объявляют приказом и.о. следователя, выдают прокурорское удостоверение, по которому к тебе ни один патруль докопаться не может, поскольку особый статус. И ты из чёрного раба превращаешься в белого пока ещё не господина, но так – господинчика. Офицеры, которые тебя гоняли, что ты честь не так отдаёшь, не так свистишь, не так голос подаёшь, уже смотрят с опаской – а что ты, сволочь такая, накопаешь в его части и лично на него. Конечно, он может тебе попенять, что ботинок не чищен, но сделать ничего не может без риска превышения полномочий. Красота!
И тут выясняется, что голова у тебя забита вполне востребованными знаниями. И учили тебя неплохо.
В первый же день работы следователем я расколол взяткодателя, которого безуспешно колола вся прокуратура. Включая зампрокурора. Мы с ним поплакались друг у друга на груди, и он со словами «Далеко пойдёшь, курсант» выдал мне явку с повинной, кому и за что давал взятки. Там командир автомобильной роты ВВ умудрился организовать небольшой гешефт – вместе с гаишниками от своей части сделал несколько сот левых водительских удостоверений за две сотни рублей всем желающим, кто по-другому сделать не мог – там попадались и увечные, и один дальтоник, который тут же врезался на светофоре. Вызывали мы на допрос даже секретаря райкома, что по тем временам было вообще чем-то невероятным.
В общем, поняли мы, что учили нас не зря. Что мы кое-что можем. И что у нас есть реальная власть от имени государства. Не то, чтобы нас сильно тянуло к власти, но всё же у курсантика, который ещё вчера выгребал пищевые отходы, от этого голова кружилась сладостно.
Потом прокурорская практика – там вообще ты король, потому что при должных усилиях можешь так напроверять, что все командиры вылетят. Ну, в каком-то стройбате я и накопал им несколько палок – мордобития там и прочее, командир чуть не плакал, умоляя – забудем. А я – у меня старший есть, пусть он и принимает решение.
В общем, самолюбие своё мы приподняли нормально. И работать научились немножко на практике, а не в теории. Интересной была практика в трибунале в Северо-Кавказском военном округе в Ростове. Там впервые увидел дела тридцатых годов, троек, приговоры времён войны, которыми были завалены все архивы. «А ещё он говорил, что немецкий шнапс лучше. Штрафная рота». Много интересных дел трибунал рассматривал. Так, тогда приговорили к расстрелу офицера КГБ. Он при зарплате триста рублей набрал около миллиона рублей взяток со священников, которых курировал – без его ведома ни один перевод в новый приход не мог состояться. А денег тогда уже в церкви было достаточно.
С практики мы приехали – и опять к нарядам, караулам и в столовку. В общем, опять выяснилось, что ты вовсе и не белый человек, а снова негритёнок. И можешь только первокурсникам втирать о своей нереальной крутости - они на тебя смотрят с уважением, поскольку ты был на следственной практике, а они даже не знают, доживут ли до неё.
Распределение
Распределение это было шоу. Судьями трибуналов назначали с двадцати пяти лет, а мы были в основном младше, поэтому нас сначала отправляли начальниками канцелярий. В трибунале всегда считалась работа солидная. Во-первых, трибуналов меньше, чем прокуратур, и они обычно в больших городах, а не в каких-то глухих деревнях. Во-вторых, судьи получали больше. В третьих работа гораздо спокойнее. В четвертых, была возможность уехать в загранку – в группу войск. Поэтому трибунал всегда выбирал лучших, отличников, зная, что они согласятся на это.
У нас курс был каким-то двинутым по фазе. Мы наслушались лекций по криминалистике, насмотрелись на профессора Кондратьева в Сербском. И нам всем вдруг сразу захотелось примерить на себя фраки непримиримых борцов с уголовной преступностью, которым суждено изменить мир. В результате в трибуналы вообще все идти отказались. И ихние кадровики чуть не плача умоляли идти к ним – для них это был абсурд. Но кое-как упаковались.
Несколько человек улетели в юридическую службу – юрисконсультами. По-моему кто-то даже попал военным адвокатом – такая ерунда была в группах войск, где гражданского адвоката взять неоткуда. Но основная масса - это рабочий класс, следователи прокуратуры. И вопрос главный – кто куда поедет?
Самый блатной, естественно, Московский округ. Он был зарезервирован для детей и внуков. Все расписано, и можно не надеяться и не стремиться.
С первого курса нам говорили – кто лучше учится, тот лучше распределится. Может, когда так и было. Но во время нашего выпуска прокурор Среднеазиатского округа накатал гневную бумагу в ГВП, что ему присылают из института одних двоечников – так и было, туда отправляли залётчиков. Поэтому всех наших отличников взяли и запихали в Киргизию и Казахстан. Мой друг уехал в Киргизию и несколько лет обслуживал всю Республику, не вылезая из самолётов и поездов.
Забайкальский военный округ, который переводили, как забудь вернуться обратно. Льготной зоной они не считался, в отличие от Северов, и служить там могли десятилетиями, перемещаясь из каких-то там деревень в Монголию и обратно. Его тоже решили разбавить отличниками.
Помню, один из наших крансодипломников, умница, отличник, с каменным лицом выслушивает приговор кадровика:
- В Лесогорск ЗАБВО едете. Да, климат там тяжёлый. Оперативная обстановка сложная. Квартир нет. С едой туго. Но вы не бойтесь, лет через десять мы вас заменим.
Парень не выдержал и процедил:
- Да пошёл ты на …
Кстати, теперь он зам начальника военно-следственного управления по Москве, так что у него заслуженно все сложилось отлично, человек сделал себя сам своим умом и трудолюбием.
Я попросился в Закавказье – там тепло и города большие. Меня туда и направили. Как раз приказ был – кавказцев туда не направлять. В развитие этого приказа все кавказцы вместе со мной туда и поехали – у них у всех обстоятельства были исключительные...
Военные юристы
Ну а что теперь с моим родным ВУЗом. Недавно проезжал мимо него, и меня поразило, насколько же он маленький. Для меня это был целый мир, а сейчас сего лишь небольшая площадь. И невзрачно как-то. Шикарный забор чугунный с пиками, на которых самовольщики боялись пронзёнными повиснуть и куда мы вешали стащенный с кабинета криминалистки манекен в военной форме, который дежурные принимали за обнаглевшего курсанта-самовольщика – сейчас там унылая бетонная ограда. «Хилтон» снесли, на его месте с теперь жилой дом со стеклянными окнами. Всё как-то не так. Или это старческое брюзжание?
Перемены тряхнули наш институт сильно. Когда напасть и мор навалились на нашу страну, какое-то болезненное мироощущение проникло и туда. Девяностые стали переломом. Пошло разложение. Шустрые курсантики упёрли несколько ящиков с автоматами – воришек поймали, автоматы вернули, но после этого огнестрельное оружие из института вывели и караулы кончились. В Хилтоне юристы старшекурсники со знанием дела уже начали влезать в какие-то юридические аферы, там все время изымали то наркотики, то большие суммы денег. Апофеозом стала история с гей-бригадой. Один из руководителей крупнейшей госкорпорации задвинул в институт с глаз подальше сына-гомосека. Но тот и там не пропал. Нашёл таких же - откуда, леший их забери, при нас таких не водилось вообще ним в каком виде! Создал из них шарашку для оказания интимуслуг. И развозил их по гей-клубам – говорят, хорошо зарабатывали.
Но и это пережили. Сегодня это единый Военный Университет. Туда собрали всех – теперь там и экономисты, и журналисты, и ещё Бог знает кто. Даже дирижёров готовят. Несколько военных училищ, в том числе Львовское политическое, влили. Как и все образовательные реформы прошло все бестолково, глупо и вредоносно, зато современно и эффективно. Теперь есть там платные отделения, как у людей, специальности вместо понятных юрист-правовед стали называться так, что язык сломаешь, но так и не поймёшь, о чем речь идёт. Большую часть профессорско-преподавательского состава растеряли. Уровень преподавания начал обрушиваться. Былая респектабельность, традиции – и ВКИМО, и других вузов, вошедших в Университет, растворились, будто и не было, вместе с нашим фирменным куражом и самомнением. Но худо-бедно доколдыбали до наших времён. Это уже хорошо – не все ВУЗы военные выжили.
А сейчас существование военно-юридического факультета под вопросом. Судьи военные вообще лишились погон. У прокурорских и следкомитета свои ВУЗы. Юридическая служба в Минобороны усохшая и народу много не поглотит. Дознаватели военной полиции? С ними вообще пока ничего не ясно. И кого будет готовить наш ВУЗ? Вопрос ставится об уничтожении военно-юридической специализации, и это будет очередная катастрофа.
Потому что у нас была прекрасная школа военно-юридического образования, которое само по себе достаточно специфично и отличается от обычного гражданского. У нас были научные школы. Военная администрация, уголовное право – все это сильно специфичные сферы, которые требуют отдельного подхода.