Стыд таким актерам! Постарайтесь не походить на них и учитесь беречь и любить театральные костюмы, платья, пари­ки и вещи, ставшие реликвией. Каждой такой вещи должно быть свое определенное место в уборной, откуда артист ее берет и куда он ее кладет.

Не надо забывать, что среди таких вещей существует немало музейных предметов, повторить которые невозможно. Утеря или порча их оставляют пробел, так как не так-то легко хорошо под­делать древнюю вещь, обладающую трудно передаваемой прелестью старины. Кроме того, у подлинного артиста и люби­теля антикварных редкостей они вызывают особое настроение. Простая бутафорская вещь лишена этого свойства.

С таким же и еще большим почтением, любовью и вниманием должен относиться артист к своему гриму, что надо накладывать на лицо не механически, а, так сказать, психологически, думая о душе и жизни роли. Тогда ничтожная морщина получает свое внутреннее обоснование от самой жизни, которая наложила на лицо этот след человеческого стра­дания.

Станиславский б своей книге говорит об ошибке, которую часто делают актеры. Они тщательно гримируют, костюмируют свое тело, но при этом совершенно забывают о душе, которая требует несравненно более тщательной подготовки к творчеству и спектаклю.

Поэтому артист, прежде всего, должен помнить о своей душе и заготовить для нее как предрабочее состояние, так и самое сценическое самочувствие. Нужно ли говорить, что об этом следует позаботиться в первую очередь как до, так и после прихода в театр на спектакль.

Подлинный артист, занятый вечером в спектакле, помнит и волнуется этим с самого утра, а нередко и накануне каждого сценического выступления.

Допустимо ли, чтоб артист, участвующий в хорошо и стара­тельно срепетированном ансамбле спектакля по верной внутрен­ней линии, отошел бы от нее по лени, нерадению или невнима­нию и перевел бы исполнение своей роли на простую ремеслен­ную механичность?

Имеет ли он на это право? Ведь он не один творил пьесу. Не ему одному принадлежит общая, коллективная работа. В ней один отвечает за всех, а все за одного. Нужна круговая порука, и тот, кто изменяет общему делу, становится преда­телем.

Несмотря на мое восхищение отдельными крупными талан­тами, я не признаю гастрольной системы. Коллективное творче­ство, на котором основано наше искусство, обязательно требует ансамбля, и те, кто нарушают его, совершают преступление не только против своих товарищей, но и против самого искусства, которому они служат.

---

Нашумевший скандал артиста нашего театра Z. и строгий выговор с предупреждением об его исключении в случае повто­рения такого же недопустимого случая вызвал много толков в школе.

— Извините, пожалуйста, — разглагольствовал Говорков, — дирекция не вправе входить в частную жизнь, понимаете ли, артиста!

По этому вопросу просили разъяснения у Ивана Платоновича, и вот что он сказал по этому поводу.

— Не кажется ли вам бессмысленным одной рукой созда­вать, а другой — разрушать созданное?

Между тем большинство актеров поступают именно так.

На сцене они стараются создавать красивые, художественные впечатления. Но, сойдя с подмостков, точно смеясь над зрителя­ми, только что любовавшимися ими, они усердно стараются их разочаровать. Не могу забыть горькой обиды, которую во вре­мена моей юности доставил мне один талантливый и знамени­тый гастролер. Не буду называть его имени, чтоб не омрачать памяти о нем.

Я смотрел незабываемый спектакль. Впечатление было так велико, что я не мог ехать один домой. Мне необходимо было говорить о только что пережитом в театре. Вдвоем с моим дру­гом мы отправились в ресторан. В самом разгаре наших воспо­минаний, к нашему полному восторгу, вошел он, наш гений. Мы не удержались, бросились к нему, рассыпались в восторгах. Знаменитость пригласила нас отужинать с ним в отдельной ком­нате и после на наших глазах постепенно напивалась до звери­ного образа. В этом виде вся прикрытая лоском человеческая и актерская гниль вскрывалась и выходила из него в форме отвратительного хвастовства, мелкого самолюбия, интриги, сплетни и прочих атрибутов каботинства. В довершение всего, он отказался платить по счету за вино, которое почти один уничтожил. Долго после нам пришлось зарабатывать неожидан­но свалившийся на нас расход. За это мы имели удовольствие отвозить рыгающего и ругающегося, дошедшего до звероподо­бия нашего кумира в его отель, куда его не хотели даже впус­кать в таком неприличном виде.

Перемешайте все хорошие и плохие впечатления, которые мы получили от чтения, и постарайтесь определить полученное.

— Что-то вроде отрыжки с шампанским,— сострил Шустов.

— Так будьте же осторожны, чтоб и с вами не случилось того же, когда вы станете известными артистами, — заключил Рахманов.

Только запершись у себя дома, в самом тесном кругу артист может распоясываться. Потому что его роль не кончается с опусканием занавеса. Он обязан и в жизни быть носителем и проводником прекрасного. В противном случае он одной рукой будет творить, а другой — разрушать создаваемое. Поймите это с первых же лет вашего служения искусству и готовьтесь к этой миссии. Вырабатывайте в себе необходимую выдержку, этику и дисциплину общественного деятеля, несущего в мир прекрасное, возвышенное и благородное.

---

Актер по самой природе того искусства, которому он слу­жит, является членом большой и сложной корпорации — труп­пы театра. От имени и под фирмой их он ежедневно выступает перед тысячами зрителей. Миллионы людей чуть не ежедневно читают о его работе и деятельности в том учреждении, в кото­ром он служит. Его имя настолько тесно сливается с последним, что отделить их нельзя, как невозможно этого сделать по отно­шению Щепкина, Садовских, Ермоловой и Малого театра, Лилиной, Москвина, Качалова, Леонидова и Художественного театра. Рядом со своей фамилией артисты постоянно носят и название, кличку своего театра. С ним неразъединимо слиты в представлениях людей как их артистическая, так и частная жизнь. Поэтому, если артист Малого, Художественного или дру­гого театра совершил предосудительный поступок, скандал, пре­ступление, то какими бы он словами ни отговаривался, какие бы опровержения или объяснения пи печатал в газетах, он не смо­жет стереть пятна или тени, наброшенной им на всю труппу, на весь театр, в котором он служит. Это тоже обязывает артиста с достоинством вести себя вне стен театра и оберегать его имя не только на подмостках, но и в своей частной жизни.

Ввиду вашего первого выступления на сцене, которое со­стоится в скором будущем, я хочу объяснить, как актер должен готовиться к своему выходу. Он должен создать в себе сцени­ческое самочувствие.

Всякий, кто портит нам жизнь в театре, должен быть либо удален, либо обезврежен. А мы сами должны заботиться о том, чтоб сносить сюда со всех сторон только хорошие, бодрящие, радостные чувства. Здесь все должны улыбаться, так как здесь делается любимое дело. Пусть об этом помнят не только сами актеры, но и администрация с ее конторами, складами и проч. Они должны понимать, что здесь не амбар, не лавка, не банк, где люди из-за наживы готовы перегрызть друг другу горло. Последний конторщик и счетовод должен быть артистом и по­нимать сущность того, чему он служит.

Скажут: «А как же бюджет, расходы, убытки, жалованье?»

Говорю по опыту, что материальная сторона только' вы­играет от чистоты атмосферы. Атмосфера передается зрителям. Она помимо сознания тянет их к себе, очищает, вызывает по­требность дышать художественным воздухом театра. Если б вы знали, как зритель чувствует все, что делается за закрытым занавесом! Беспорядок, шум, крик, стук во время антракта, пот рабочих, сутолока на сцене передаются в зрительный зал и тя­желят самый спектакль. Напротив, порядок, стройность, тишина там, за закрытым занавесом, делают спектакль легким.

---

Мне скажут дальше: а как же актерская зависть, интриги, жажда ролей, успеха, первенства? Я отвечу: интриганов, завист­ников беспощадно удалять из театра. Актеров без ролей — тоже. Если же они недовольны размерами их, пусть помнят, что нет маленьких ролей, а есть маленькие артисты.

Кто любит не театр в себе, а себя в театре — тоже удалять.

• А интриги, сплетни, которыми так славится театр?

• Нельзя же исключить талантливого человека потому, что у него дурной характер, потому, что он мешает благоденствовать другим.

• Согласен. Таланту все прощается, но его недостатки должны быть обезврежены другими артистами. Когда в театре появляется такая опасная для общего организма бацилла, надо сделать всему коллективу прививку, для того чтобы развить обезвреживающие токсины, иммунитет, при которых интригигения не нарушают общего благополучия жизни театра.

• Таким образом, знаете ли, придется собрать всех святых, чтоб составить труппу и создать, понимаете ли, такой театр, о котором вы изволите говорить,— возражал Говорков.

• А как же вы думали? - горячо вступился Торцов. Вы хотите, чтоб пошляк и каботин бросал человечеству со сце­ны возвышающие, облагораживающие людей чувства и мысли? Вы хотите за кулисами жить маленькой жизнью мещанина, а выйдя на сцену, сразу сравняться и встать на одну плоскость с Шекспиром?!

Правда, мы знаем случаи, когда актеры, которые продались антрепренеру и маммоне⁸, потрясают и восхищают нас, выйдя на сцену.

Но ведь эти актеры — гении, опустившиеся в жизни до про­стых мещан. Их талант настолько велик, что он в момент твор­чества заставляет их забыть все мелкое.

Но разве может это сделать всякий? Гений добивается этого «наитиями свыше», а нам приходится отдавать для той же цели всю свою жизнь. Сделали ли эти актеры все, что им дано сде­лать, все, что они могут?

Кроме того, условимся однажды и навсегда не брать себе в пример гениев. Они особенные люди и все у них творится по-особому.

Про гениев рассказывают немало небылиц. Говорят, что они целый день пьянствуют и развратничают, вроде Кина из фран­цузской мелодрамы, а по вечерам ведут за собой толпу...

Но это не совсем так. По рассказам людей, знающих близко жизнь великих артистов, вроде Щепкина, Ермоловой, Дузе, Сальвини, Росси и прочих, они вели совсем иную жизнь, кото­рую не мешало бы у них заимствовать тем гениям домашнего производства, которые на них сносятся. Мочалов... да, говорят, он был другой в частной жизни... Но зачем же брать с него пример только в этом смысле? У него было много другого поважнее, наиценнейшего и наиинтереснейшего.

---

Насколько миссия подлинного артиста — создателя, носителя и проповедника прекрасного — возвышенна и благородна, на­столько ремесло актера, продавшегося за деньги, карьериста и каботина, недостойно и унизительно.

Сцена, как книга, как белый лист бумаги, может служить и возвышенному, и низменному, смотря по тому, что на ней показывают, кто и как на ней играет. Чего только и как ни выносили перед освещенной рампой! И прекрасные, незабывае­мые спектакли Сальвини, Ермоловой или Дузе, и кафешантан с неприличными номерами, и фарсы с порнографией, и мюзикхолл со всякой смесью искусства, искусности, гимнастики, шутовства и гнусной рекламы. Как провести линию, где кончается прекрас­ное и начинается отвратительное? Недаром же Уайльд сказал, что «артист — или священнослужитель, или паяц».

Всю вашу жизнь ищите демаркационную линию, отделяющую плохое от хорошего в нашем искусстве. Сколько людей среди нас отдают свою жизнь служению плохому и не ведая об этом, так как они не умеют правильно учесть воздействия своей игры на зрителя. Не все то золото, что блестит со сцены. Эта неразборчивость и беспринципность в нашем искусстве привела театр к полному упадку как у нас, так и за границей. Те же причины мешают театру занять то высокое положение и то важное значение в общественной жизни, на которые он имеет право.

Я не пуританин и не педант в нашем искусстве. Нет. Я очень широко смотрю на те горизонты, которые отведены театру. Я люблю веселое, шутку...

Обыкновенно при создании атмосферы и дисциплины хотят добиться ее сразу во всей труппе, во всех частях сложного аппа­рата театра. Для этого издают строгие правила, постановления, взыскания. В результате добиваются внешней, формальной дис­циплины и порядка. Все довольны, все хвастаются образцовым порядком. Однако самое главное в театре — художественная дисциплина и этика не создаются внешними средствами. Поэто­му скоро организаторы порядка теряют энергию, веру и припи­сывают неудачу другим или находят причины, оправдывающие их и переносящие вину на товарища по корпорации, «С этими людьми ничего не поделаешь»,— говорится в таких случаях.

Попробуйте подойти к задаче совсем с другого конца, то есть начните не со своих товарищей по делу, а с себя самого.

Все то, что вы бы хотели провести в жизнь, все то, что нуж­но для водворения атмосферы дисциплины и порядка (а это нужно знать и решить), пропускайте прежде всего через се­бя. Воздействуйте и убеждайте других собственным примером. Тогда у вас в руках будет большой козырь и вам не скажут: «Врачу! Исцелися сам!» или «Чем других учить, на себя обернись!»

---

Смотрите также файлы

• Stanislavskiy_etika.doc

• READING.doc

• Prakticheskie_zanyatia англ.doc

• prakticheskaya-missiologiya.pdf

• Otvety_Po_Istorii.docx