Файл: Товстоногов_Репетирует и учит.pdf

о переходе из рук в руки.

(Лебедеву.) В рассказе о старушке, купившей лошадь, важен парадокс: ездила регулярно молиться в церковь, но секла кучера. Вот этого противопоставления не получается.

Князь принимает Мари за Матье.

(Волкову.) Две ошибки, Миша. Первая. Пока Князь не вспомнил, что это Мари, а не Матье, нет основания переходить к ней. Вы просто взяли сейчас и сняли оценку Князя. Вот он вспомнил, и переход логичен. Мари, прости этого старого идиота, он невозможен. Второе. «Тебе хочется попивать?» — сейчас звучит как-то игриво. А почему? Я не понимаю. Подтекст иной: ты что, алкоголиком стал? Это опасно, голубчик, подумай о себе.

51 1

¶Князь говорит о себе: «Размах уже не тот».

(Басилашвили.) «Размах уже кончился!» У вас не так записано? Отметьте, пожалуйста, и чтобы впредь к этому не возвращаться.

(Ковель.) Я просил вас, приглашая гостя и мужа к столу, выйти на реплику Князя. А вы опять входите со своей репликой. Это не дело.

{Волкову и Ковель.) Уходя, переглянитесь и дайте знак Фрицу: мол, займись им, мы уже больше не можем находиться в его обществе.

Холстомер и Князь положили голову друг другу на плечо.

(Лебедеву.) Погладь Князя, Женя. И, если можно, заплачь в голос! И тогда Князь очнулся: «Но, но, но, но!»

После реплик Хора про величественную, гадкую и жалкую старость.

ШВАРЦ. Сейчас получается, что бывает старость величественная, бывает гадкая — говорится Хором про Холстомера, а не про Серпуховского.

Г.А. Это должно быть сказано не про Холстомера, не про Серпуховского, а про старость вообще.

ШВАРЦ. Но Лебедев в центре сцены в позе лошади, ярко освещен?! Непроизвольно так читается.

Г.А. Олег Басилашвили, задержитесь в центре! Еще раз текст Хора.

Пусть зал решает, к кому относится старость «величественная», к кому «жалкая»...

11 ноября 1975 года

Г.А. Начнем со сцены показа лошадей старому Князю. Олег Валерьянович, можно вас на сцену? Как нога?

БАСИЛАШВИЛИ (отбивая чечетку). Чувствую себя, как Мересьев!

Г.А. Хорошо, давайте конец сцены. Встреча с Холстомером. Так. Уходите, провожаемый Фрицем. У столба остановитесь.

(Розенцвейгу.) Надо дотянуть скрипку до того момента, пока Князь с Фрицем дойдут до столба.

(Кутикову.) Место у столба, где Князь, у нас мертвое, плохо освещено, между тем оно игро-

вое.

Так. Теперь второй акт сначала. СОКОЛОВ. Готовы.

Г.А. Начинайте! Очень громко кто-то разговаривает за кулисами. СОКОЛОВ. Потише, товарищи.

Выход цыган сценического оркестра.

Г.А. Согнитесь, согнитесь в поясе, молодой ударник! Вот так.

Бега.

Миша Волков! Выходите первым! Очень важно, чтобы вы сразу же бросались зрителям в глаза, ведь вокруг вас все будет разворачиваться.

Выход победившего на скачках Холстомера. (Розенцвейгу.) Почему такая грязь в музыке?

РОЗЕНЦВЕЙГ. Общий шум, Георгий Александрович, а реплик не слышно.

Г.А. При чем тут реплики? Данилов — Управляющий заездами — махнул, — и музыка! РОЗЕНЦВЕЙГ. Не увидели.

Г.А. Семен Ефимович! Не надо оправдываться! Просто забыли, при чем тут «не увидели?»

Показ лошадей старому Князю.

512 ¶(Мироненко.) На первый же зов: «Фриц», — сразу же оказаться у Князя, а не стоять и при-

слушиваться.

(Ковель.) Опять опаздываете с выходом.

КОВЕЛЬ. Забыла, когда выходить. Простите, Христа ради! По-моему, должна быть музыка, а ее нет.

Г.А. Да, музыка должна быть. Еще раз.

(Волкову.) А почему, уходя с Мари, забыли подать сигнал Фрицу, чтобы он присмотрел за Князем? Вы же не можете оставить его одного в конюшне?

Повторение сцены. Князь в очередной раз засыпает. Волков предлагает дать знак оркестру, чтобы музыкой разбудить Князя. Г.А. отклоняет предложение, объясняя, что Басилашвили в

таком случае трудно будет начать монолог на высоком градусе. После еще нескольких предложений Волкова Г.А. повышает голос.

Что вы все выправляете, Миша? Включитесь в процесс, иначе я никак не могу понять, что происходит в сцене?

ВОЛКОВ. А я не понимаю, почему сегодня мы отказываемся от логики, обнаруженной на вчерашней репетиции.

Г.А. Покажите, что было вчера. Я хочу увидеть и прочесть хоть какую-нибудь логику вашего поведения.

Волков мрачнеет. Г.А. просит еще раз повторить сцену.

ВОЛКОВ. Да вы не нервничайте так, Георгий Александрович! Если предыдущие сцены вас устраивают, эту сцену добьем.

Сцена убийства Холстомера.

(Соколову.) С репликой Конюха: «Вот придет Конюший, он тебе покажет!» — выходит Миша Данилов. За ним закрываются три створки в заднике. С введением света на пантомиму Холстомера открывайте натюрморт.

ШТИЛЬ. Можно нам с Конюшим распрячь Холстомера? Г.А. Зачем?

ШТИЛЬ. Евгений Алексеевич просит, чтобы перед убийством его распрягли. Тогда ему гораздо легче будет играть пантомиму.

Г.А. Пожалуйста, попробуем.

ШТИЛЬ. Тогда свою реплику: «Вот тоже лошадь была», — я буду говорить, распрягая?! Г.А. Да-да-да. Сняли сбрую и бросьте ее на авансцену.

Удар ножом. Вспышка света. Музыка.

(Соколову.) А почему натюрморт не весь открылся? Он должен раскрываться сразу же, как только дается сказочный свет.

КУВАРИН. Георгий Александрович, для этого надо одиннадцать человек. У нас сегодня только шесть. Остальные на вечернем спектакле.

Г.А. Попросите помочь реквизиторов. Тут работа физически несложная. КУВАРИН. Сейчас организуем.

ГА. (Кочергину.) Прошу вас помочь высветить пантомиму воспоминаний. Пока никак не могу добиться того, чего хотелось бы. Пока вижу то, что не хотелось бы видеть: обилие бытового света.

КОЧЕРГИН. Еще раз, что необходимо по смыслу, Георгий Александрович?

Г.А. Пантомима — вспышка сознания перед смертью, мелькающие кадры жизни. У нас две крайности. Либо не вижу Лебедева, либо освещена вся сцена. Необходимо сфокусировать свет на Холстомере и натюрмортах. На Евгении Алексеевиче должен быть локальный белый свет, чтобы была видна мимика. Но ни в коем случае не залеплять сцену светом, иначе расползается зрительское внимание. Пантомима вообще не смотрится при ярком свете, не замечали? У нас много бытовых сцен, там яркий свет необходим, а здесь он мешает. Что касается натюрмортов, поищите рай. Розовая сфера. Дыхание света. Плавное, нежное. Готовы?

513

¶КУВАРИН. Нет, необходимо время для обучения реквизиторов. Г.А. Тогда перерыв.

В перерыве Г. А. корректирует установку света на пантомиму. Скрипят подъемники, раскрывающие натюрморт. Куварин обещает, что они будут смазаны. После перерыва второй акт сначала.

Бега. Матье, воспользовавшись тем, что Князь увлекся скачками, заманивает за собой неизвестного Офицера. Волков—Офицер, проходя мимо Князя, поглощенного бегами, вытирает ему платочком вспотевший лоб. Г.А. хвалит Волкова.

Рассказ Холстомера о том, как, будучи больным, он переходил из рук в руки и, наконец, вернулся туда, где родился. «И меня никто не узнал, кроме Вязопурихи», — заканчивает свой рассказ старый мерин.

(Розенцвейгу.) Сенечка, давайте сделаем так. Пусть Холстомер споет свою песню «Ай-я-я- яй!» Тем самым мы возвратимся к началу, а потом песню подхватите вы вашим музыкальным переходом.

Сцена показа лошадей старому Князю.

{Волкову.) «Ты сегодня пьешь, Князь», — вы же останавливали оркестр. Диалог с Князем невозможен на музыке.

Князь просит Бобринского показать самую резвую лошадь. {Волкову.) Крикните «Конюший», а то Миша Данилов неизвестно откуда появляется.

ВОЛКОВ. Ну вот, сегодня повезло, все остальное проскочил. Осталось запомнить «Конюший!».

Г.А. Да-да, прогресс огромный!

{Басилашвили.) Вы несколько раз повторяете: «У меня конь был, вот на этого беднягу похож». Значит, мучает сходство, значит, запал в голову, не дает покоя?

БАСИЛАШВИЛИ. Я согласен, Георгий Александрович. Г.А. Если согласны, то почему эта тема не развивается?

{Волкову.) Вы сказали: «Фриц, он невозможен». Неправильно, Миша! «Он невозможен...». А потом уже: «Фриц!» Мол, сделай что-нибудь!

{Ковелъ.) Валечка! Вам надо самой предложить руку Бобринскому и увести его, иначе старик его замучит.

{Мироненко.) Невозмутимое, а не угодливое лицо у Фрица должно быть. Вытянитесь в струнку. Князь согнут, вы согнуты. Две пластически одинаковые фигуры — это ужасно, если нет специальной задачи: подчеркнуть сходство. Но ведь вы же не Феофан, похожий на Серпуховского, а Фриц, вышколенный немец. Кстати, и вести Князя вы должны так, будто вы барин, а он слуга. Вам надо в роли Фрица сыграть императора.

КОЧЕРГИН. Может, придумать деталь костюма, подчеркивающую различие двух слуг?

Г.А. Можно, но главное, чтобы Юзеф внутренне перестроился. Тогда он и без костюма сыграет то, о чем я прошу.

Финал спектакля.

{Ковелъ.) Я бы хотел, Валечка, чтобы в конце вы успели переодеться в Вязопуриху и вышли на поклоны, встав рядом с Холстомером...

12 ноября 1975 года

Г.А. (Басилашвили.) Напомните припев романса Князя. БАСИЛАШВИЛИ.

Ах, да без Матвея и без Луки Пробка — словно птица. Лягут на глазницы пятаки Поздно будет веселиться.

514

¶Г.А. Не «пробка» словно птица, Олег. А «время»! «Время, словно птица!» Какой раз уже вам говорю, Олег, голубчик! Запомните, пожалуйста. Образ Времени лучше. Как сыграет эта фраза, когда ее вспомнит старый Серпуховской.

БАСИЛАШВИЛИ. Я понимаю, Георгий Александрович, согласен, простите меня! Год учил «пробку», теперь рефлекс!

Рассказ Холстомера о перепродаже, болезнях, о своем крахе.

Г.А. (Лебедеву.) Во фразе: «Когда Конюх плакал, то я узнал, что слезы имеют соленый вкус»,

— надо выделить слезы. Что такое «слезы», Холстомер узнал лишь тогда, когда плакал Конюх. А сколько ни били его самого, он этого не мог узнать.

Показ лошадей старому Князю.

(Басилашвили.) Сейчас не понимаю, о чем монолог? А он должен быть историей того, как вы купили Холстомера. Мне понравилась лошадь, я выбрал именно Пестрого! Угадал! Без аттестата! Без породы! Это потом узнал, кто его отец и мать! Интуиция! Понимаете? Не о достоинствах лошади идет речь, а о покупке! О том, какой вы знаток!

Предсмертная пантомима воспоминаний Холстомера.

(Хору.) Давайте, братцы, все-таки уведем вас со сцены на пантомиму. В вашем присутствии ничего со светом не получается.

СОКОЛОВ. Если Хор уходит, то надо опустить три шторки?

Г.А. Конечно, иначе задник не сыграет. Только скажите, чтобы шторки опускались непременно медленно.

(Кутикову.) Должны быть освещены только артист и вскрытая плоть! Но плоть должна дышать, чтобы в ней угадывались натюрморты.

КОЧЕРГИН. Как сердцебиение.

КУТИКОВ. У нас семь натюрмортов. На каждый установить свет?

Г.А. Да, и осветить их сначала вместе, сразу, а потом одна группа ярче, вторая еле-еле, потом вторая группа должна менять первую.

Перерыв.

К началу второго акта приготовились, товарищи!

Конец сцены скачек.

БАСИЛАШВИЛИ. Георгий Александрович, извините, что остановился, но может, когда мне сказали: «Вот вам деньги», — я пошел искать Матье, поменялся с Феофаном местами, и только тогда сказал: «Послушай, ты не видел Матье?»

Г.А. Хорошо, попробуйте...

Жора Штиль, скажите, а почему на ипподроме вы сделали Полового немым?

ШТИЛЬ. Я думал, в связи с предложением Евгения Алексеевича, решить сцену пантомимически, а текст запрещен?

Г.А. Да никто вам не запрещал говорить! Надо, чтобы обязательно звучал ваш голос: «Шампань, момпасье! Мадам, месье!» Только смело, уверенно это делайте!

Миша Данилов! От объявления через рупор текст стал слышен хуже. ДАНИЛОВ. Громче?

ГА. Разборчивее. Следите, пожалуйста, за дикцией.

Погоня за Матье.

Сто-о-о-п! (Кутикову.) А что со светом? Почему Басилашвили в темноте? Почему центральный столб не работает? Он должен так же мигать, как и в первом акте. И только когда Евгений Алексеевич замер — перестал дышать и столб.

Старый Князь в конюшне Бобринского. Выходит согнутый, поддерживаемый Фрицем. (Басилашвили.) У ближайшего столба остановитесь. Одышка. Три шага от усадьбы до ко-

нюшни, а задохнулся, как Холстомер от погони за Матье.

515

¶(Мироненко.) Прямой, как палка. Как палка, Юзеф!

Бобринский, предлагая сигары Князю, говорит, что они особенные. (Волкову.) Добавьте, «десятилетние».

(Басилашвили.) Вместо: «Ну, коли особенные», — скажите: «Ну, коли десятилетние?»

Бобринский показывает Князю белоногого жеребца. Владимир Козлов—Белоногий придумал танец, отработав движения хвоста над головой.

(Козлову.). Молодец, Володя!

(Волкову.) Миша, вы не вовремя остановили оркестр, тем самым сорвали выход Вали Ко-

вель.

Раз уж мы остановились, то сделаем вставку. Отметьте у себя, Тамара Ивановна. После того, как вы дали Князю сигару, спросите его: «Продолжать?» А Князь скажет: «Да», — хотя вы видите,

что ему все равно. Из фразы, обращенной к Фрицу: «Bringen Sie noch eine Kasten, dort zwai...», —

вымарайте все лишнее и больше не добавляйте ничего, скажите так, как написано у Толстого. ВОЛКОВ. Он плохо знал немецкий?