Файл: Товстоногов_Репетирует и учит.pdf

КАЦМАН. Почему не все показывают этапы? Вот, скажем, уже две недели я не могу посмотреть сцену из рощинской пьесы «Муж и жена снимут комнату».

ВАСИЛИЙ Б. Мы собирались, пробовали повторять, но...

ВЛАДИМИР Ш. Мы честно пытались, но все время не покидала мысль...

ВАСИЛИЙ Б. До 1 марта, то есть до встречи с Георгием Александровичем, мы много репетировали, затвердили рисунок, а он оказался неверный.

КАЦМАН. Ну и что? Поиск истины — это наша работа! Сколько раз Георгий Александрович и в театре с опытными артистами меняет решения?! Вы думаете, они упираются: вот, мол, вчера вы говорили не так? Заново ищут.

ВАСИЛИЙ Б. В «Старшем сыне» — совершенно иное видение ситуации за текстом, иные цели, задачи...

КАЦМАН. Ну и что? Не понимаю. И теперь до прихода Георгия Александровича не надо репетировать? Чушь какая-то.

ВЛАДИМИР Ш. Он все перестроил по-другому.

КАЦМАН. Идет поиск. И пока он идет, будет процесс углубленного поиска. А, бывает, что каждый раз по-другому, пока не отыщется единственное решение!

ЛАРИСА Ш. Да, нет. Мы не против поиска. Мы хотим, чтобы он был не заштампованный...

КАЦМАН. Переведите на русский язык то, что сказала Лариса.

ВАСИЛИЙ Б. Самое сложное, когда что-то входит в сознание, затем в подсознание, и вдруг надо от всего этого отказаться. Именно поэтому нам было так трудно сразу откликаться на све-

289

жие предложения Георгия Александровича. И вот, когда мы в течение этих двух недель собирались самостоятельно, мы оговорили выстроенный им процесс, но...

ВЛАДИМИР Ш. Нет, мы понимаем, что должны быть готовы к новому поиску, но тогда мешают репетиции, цель которых зафиксировать достигнутое.

ВАСИЛИЙ Б. Мы прекрасно понимали, что он придет и опять все будет перестроено поновому. И мы должны быть готовы к поиску, а фиксаж прошлого построения мешает.

КАЦМАН. Надо не просто фиксировать последнее решение. Надо пропустить его через себя! Вы еще не зажили процессом. Не свободны. Не живете этапами сквозного. Не подробны в оценках. Внутренний монолог либо поверхностный, неверный, либо отсутствует вообще. Вы думаете, все, что построил с вами Георгий Александрович, осталось в психофизической памяти? А я уверен, без систематических репетиций — улетучилось. Вы не только не углубляете процесс, а, уверен, смутно его помните...

Вошел Георгий Александрович.

ТОВСТОНОГОВ. Здравствуйте, садитесь. Чем занимаемся? КАЦМАН. Да, вот. Рассуждаем насчет процесса ...

ТОВСТОНОГОВ. На материале какого отрывка? КАЦМАН. «Муж и жена снимут комнату».

ТОВСТОНОГОВ. Вы готовы к показу? Пожалуйста, давайте посмотрим. (Прогон отрывка. На фотосъемке Товстоногов прервал.) Владимир, а почему пошли фотографировать сына?

ВЛАДИМИР Ш. Почувствовал странность в его поведении. Мелькнула догадка, и я хочу ее проверить.

ТОВСТОНОГОВ. Этого не было. Наоборот, вы откинули момент отгадывания и предложили какую-то другую игру.

ВЛАДИМИР Ш. К сожалению, это бессознательно получилось.

ТОВСТОНОГОВ. Для отца фотография — способ испытания человека. Вы правильно сказали: увидел нечто такое, что заинтересовало, и пошел при помощи фото проверять версию.

ВЛАДИМИР Ш. Я понял, можно попробовать?

ТОВСТОНОГОВ. Можно, только возьмите выше. Очень театрально, к сожалению, сыграли кусок про жену, взяв его курсивом. Вы должны максимально закрыть свои страдания, а не демонстрировать их. Тогда и нам, и сыну есть что разгадывать. Сказали про жену «больна» и не вставайте. Если встал, то попереживал — зачем? Болезнь жены — тема, о которой вообще не хотелось бы говорить, а вы встаете, тем самым подчеркиваете желание разговора на эту тему.

ВЛАДИМИР Ш. Вы запретили улыбаться, а мне бы здесь хотелось...

ТОВСТОНОГОВ. Улыбнитесь, обманите нас. Пусть нам покажется поначалу, что все исправимо. А по внутреннему монологу?

ВЛАДИМИР Ш. Тут уж ничем не поможешь.

ТОВСТОНОГОВ. Да, к несчастью. (Повторение монолога отца.) Зачем размежевываете текст? Ощущение, что заставляете себе верить при помощи размежевания. Самое важное, болезненное — пробрасывайте, скройте. Остановитесь только на «больна»... Нет, пробросом не получается. Не болтайте слова впустую, положите их на действие. Щебечете, а я не могу уследить за мыслью!.. Попробуйте о ремонте иронически: дурак какой, надо же, некстати ремонт затеял...

КАЦМАН. Не надо так влезать в сына. Играйте от партнера.

ТОВСТОНОГОВ. И оправдайте тем, что трудно сдержаться от слез. «Болея о других, перестаешь болеть сам», — и вот здесь я вообще бы ушел, потому что глаза так наполнились слезами, что сын не должен этого видеть!

Аркадий Иосифович абсолютно прав, говоря о том, что не надо влезать в партнера. А знаете, почему это происходит? И не только в этой работе, а во всех отрывках на нашем курсе? И не только на курсе и зачастую и на профессиональной сцене? Потому что, когда играются действия: объяснить, убедить, доказать, дать понять — они тянут актера на влезание в партнера!

Еще раз с ремонта. Точнее надо, нет самоиронии: нашел момент перестройку затеять!.. Гово- рил-говорил сыну и своих делах и понял, что плачет в жилетку, а это вы меньше всего хотели. Надо сбросить с себя весь этот груз... О детях получается на уровне информации почему-то.

290

ВЛАДИМИР Ш. Они растут, их надо содержать, и я оправдываю свой левый заработок. ТОВСТОНОГОВ. Не-ет, он здесь не занимается оправданием себя. Смысл иной: дети растут,

а матери не будет. Вот о чем надо думать, говоря: «Девочки растут, Оленька в этом году в школу пойдет...» Еще раз. Как плохо сказали фразу: «Болея о других, перестаешь болеть сам». Как плохо перешли.

ВЛАДИМИР Ш. Но вы же сами мне сказали встать и перейти?!

ТОВСТОНОГОВ. Да, но почему? Слезы-то не идут, вид делаете?! Еще раз повыше.

«Вот ты скажи, что нового, как дела?» — Обнимите сына. Нет, не верю, не по-отцовски обнимаете. Во-от, сейчас хорошо, так зажали сына, что и ему неловко стало, и вам.

Владимир, у сына перемены. Василий дважды повторяет «перемены». «Перемены» — важное слово. Зацепитесь за него. И фотографировать! «Я по твоему носу вижу: с тобой что-то происходит, и я тебя не выпущу».

А почему, Василий, вы так побежали фотографироваться? Это отцу нужно, а вам поперек горла. Вынужден пойти, а не ринулся с радостью по собственному желанию.

Владимир, зачем вы начали лекцию про фото? С момента, когда посадили сына фотографироваться, создайте видимость шутки: «Увидишь кривую роста за много лет», «мой фотоаппарат — душевный рентген, он все раскроет». «Не крутись, бесполезно, ты у меня, как на ладони». И все это свести к фразе: «Да, действительно что-то новенькое». А теперь облокотитесь на аппарат и изреките, как факир: «По-моему, ты влюблен или собираешься жениться». Вот что такое фотография, она все видит, она не дает соврать. Теперь ты не отвертишься.

«Я?» — субъективно сын не хотел открываться, но отец так точно угадал про женитьбу, и сын выдал себя в оценке.

«Ах нет? Ну, извини». А на самом деле остался при своем мнении. Не понимаю, Василий, а зачем вы сажаете отца сниматься? ВАСИЛИЙ Б. Способ уйти от разговора о женитьбе. ТОВСТОНОГОВ. Да? Не читается.

КАЦМАН. Все-таки странный текст у сына: «Фотография — вещь моментальная». ТОВСТОНОГОВ. Ничего странного не вижу. Сын говорит: «Фотография — вещь момен-

тальная», — то есть ты ничего не понял, папа, ты зафиксировал миг, а по одному мгновению ничего понять нельзя. Нельзя судить по секунде о том, что у меня на душе... А если сыграть продолжение ритуала? Отец фотографирует сына, а сын — отца? Если это бывает каждый раз?!

ВАСИЛИЙ Б. Но по действию: скрыть истинную причину моего прихода? КАЦМАН. Да, и поэтому фотографирую его.

ВАСИЛИЙ Б. Это выгодно. И одно с другим соединяется: и ритуал, и «скрыть».

ВЛАДИМИР Ш. Нет, теперь иное качество. Теперь по действию: закончить ритуал. ТОВСТОНОГОВ. Продолжить ритуал, чтобы уйти от серьезной темы разговора.

КАЦМАН. Ошибка в том, что фотография была раздроблена на два события. А до признания сына — событие одно.

ТОВСТОНОГОВ. За чем мы следим? Что с вами происходит в рамках ритуала. Сам процесс, как заученный. Осуществляйте его походя, но шутливо. И спор о назначении фотофафии в этом же качестве.

ВАСИЛИЙ Б. Лирики и физики. Строить мир или фотофафировать его? Я — лирик, я сочиняю мир, мне будущее представляется бесконечным. А отец, с позиции прожитой жизни, с точки зрения опыта и человеческого, и профессионального...

ТОВСТОНОГОВ. Вы, Василий, находитесь в логико-умозрительной сфере. Зачем заниматься комментированием? Рассуждать на тему обстоятельств, а не погружаться в них? И вам это ничего не прибавляет, и, смотрите, партнер остыл. Абсолютно бесплодный процесс!

А вот скажите, почему отец не стал фотофафироваться? Зачем Рощину понадобился уход отца? Вы, Володя, зная могущество своего аппарата, попали в положение сына. Сын залез под тряпку. Вот секунда, когда отец стал самим собой, и мы еще раз увидели и разгадали, что же вас действительно волнует. Если за внешним слоем я смогу различить это, если имею возможность следить за словами, тогда реализуется смысл моего прихода в театр.

291

Слова входят в сознание зрителя в момент, когда я разгадываю, что происходит между персонажами. Часто слова входят не прямым, а обратным ходом: вижу одно, слышу другое, понимаю третье. Если я слышу только слова, мне незачем покупать билеты, я могу прочесть пьесу дома или послушать радиоспектакль.

Что чаще всего происходит в театре? Оправдывание слов бытовым правдоподобием: пришел, разделся, сфотографировался. Это и есть то ремесло, с которым мы пытаемся бороться. И все же вы, как рыба на приманку, идете на текст. Не позволяйте себе соблазнительно-спасительный уход в словесную сферу. Текст есть конечное выражение процесса. А чтобы восстановить сам процесс, надо обнаружить все причины, которые дали бы вам локальный конфликт. Запомните на всю жизнь: нельзя произносить текст, не зная, на что он помножен!

Отрывками мы занимаемся сейчас для того, чтобы вы на себе, на своей собственной шкуре поняли суть действенного процесса. Умению действовать нельзя научить. Но попытаться воспитать в себе это умение — можно. Для этого надо ввергать себя в обстоятельства и воображением делать их своими.

АСПИРАНТ. Простите, Георгий Александрович, в педагогике сценической речи большое внимание уделяется внешней логике, логике текста... Значит, по-вашему, методология преподавания речи должна быть иной?

ТОВСТОНОГОВ. Не буду обсуждать содержание преподавания речи, это не тема нашего занятия. Что касается внешней логики — я ее не зачеркиваю. Она тоже присутствует, использовать надо все! Но внешняя логика на поверхности. Скажем, в этой сцене на поверхности шуточная ритуальная игра, а что за ней? Вот что и вас, и нас должно интересовать в первую очередь.

Повторите кусочек съемки, чтобы мы поняли: отцу она нужна, а сыну — как рыбе зонтик.

Повторение куска с фото и попытка двинуться дальше.

Сын готовит аппарат к съемке, и пока он там вертится, отец решил: нет, сниматься не буду. Должна быть такая логика. (Георгий Александрович вышел на площадку.) Решил не сниматься, встал, подошел к сыну: «Алеша, ты меня прости...» А дальше еще не придумал... И через паузу: «Там... женщина ищет свои фотографии».

ВЛАДИМИР Ш. «Там эта нимфа возится».

ТОВСТОНОГОВ. Да-да. И сын не понял, почему отец так странно себя ведет. Отец ушел — и дошло... Встали у аппарата и задумались. Неужели она действительно умрет? А я с мелкой проблемой денег... Пусть вот таким вас врасплох застанет отец. (Повторение куска.) Нет, Василий, не отец должен вас вытаскивать из-под тряпки. Вылезайте сами. У вас хватило времени настроить аппарат. Отец ушел и должен быть кусочек подлинной жизни сына. Посмотрел отцу вслед, повернулся к нам. Хорошо, Василий, стоите, не меняйте положения. И очнитесь, почувствовав, что отец вернулся.

«Никак не могу вспомнить, куда дел карточки», — не впрямую, посмотрите, что с сыном? Вот хорошо встретились глазами. «Садись», — уже стали привыкать друг к другу.

А почему так сникли, Василий, когда отец спросил вас: «Кто избранница»? Сын скрывал, умалчивал, изворачивался, не признавался. Теперь надо искупать вину. Сейчас был бы огромный монолог, если бы вас не прервали.

Вы, Владимир, уговариваете сына остаться приторно-фальшивым голосом: «Что ты, что ты, ты еще и пяти минут не посидел», — так уговаривают гостей, которые надоели. Или вы хотите, чтобы он ушел?

ВЛАДИМИР Ш. Нет, я чего-то сбился, текст перепутал. Раньше сын был там, а я здесь, теперь по-другому. Я еще к новому рисунку не привык.

ТОВСТОНОГОВ. Так это очень плохо, Владимир! Если вы подлинно действуете, то новое обстоятельство должно освежать вашу жизнь, и никакие прежние привыкания не должны вас сбивать!

Сын двинулся уходить, не надо бежать за ним! Не вставая: «Ты куда?» И не сразу соглашайтесь, взвесьте: нехорошо вот так взять и отпустить! Но раз они договорились о встрече, если она ждет... Законы любви — с ними ничего не поделаешь. А почему улыбка появилась?

ВЛАДИМИР Ш. У меня же есть какое-то отношение к его женитьбе.

292

ТОВСТОНОГОВ. А читается, что это отношение к уходу сына. Повторите кусок. (Кусок повторяется.) Нет, не получается, Володя. Отдельно играете оценку, отдельно говорите слова. Сейчас вы говорите текст, делаете паузу — оцениваете, потом опять говорите, и слова становятся лишними. А это тот случай, когда слова должны укладываться внутри оценки, понимаете? Опять, Василий, почему-то полезли к отцу!

ВАСИЛИЙ Б. Отец начал решать, как мне помочь, и я хочу его остановить. ТОВСТОНОГОВ. Остановить можно откуда угодно.

ВАСИЛИЙ Б. Возьмем повыше.

ТОВСТОНОГОВ. Возьмите... А почему у вас такие конвульсивно-судорожные движения? ВАСИЛИЙ Б. Потому что я сижу на стуле, а именно сейчас мне неудобно на нем сидеть. ТОВСТОНОГОВ. Нет, не поэтому. Вы не заняты процессом жизни, и вас хоть на голову по-

ставь, все равно судорога сведет. Притворяетесь, и появилась излишняя активность. Начинаете говорить — извиваетесь. Надо не делать вид, а на самом деле найти повод отказаться от денег! Вот вы меня сейчас хорошо слушаете, без судорог! Потому что думаете по-настоящему! Вот так, не прикидываясь, и скажите: «У тебя, отец, жена умирает, а решаешь, откуда мне денег достать. Неужели ты думаешь, что я их возьму?»

Жаль, Володя, что вы так дешево продаете свой текст про деньги, которые отложили для сына и истратили. Это же деньги сына! Ты так долго не приезжал, но я все равно виноват! И про жену вы почему-то говорите между прочим, а зря. По существу вы должны текст подчинить одному: придумать, как выкрутиться. Повернитесь к фотоаппарату, посмотрите: сколько за него дадут? Сколько после института зарабатывают молодые специалисты?

АСПИРАНТ. Около ста рублей.

ТОВСТОНОГОВ. Значит, неправда, что сын будет сразу зарабатывать двести? ВАСИЛИЙ Б. Ну, может быть, я, конечно, приврал, но рассчитываю на это.

АСПИРАНТ. Двести рублей сразу? Быть не может. Многие к пенсии добиваются такой зарплаты.

ВТОРОЙ АСПИРАНТ. Если в таком возрасте двести рулей зарабатывать, проблемы денег фактически нет.

ВАСИЛИЙ Б. А я знаю молодых людей, защитивших диссертацию, они под триста получа-

ют.

АСПИРАНТ. С диссертацией — да, но сын разве в аспирантуре? ВТОРОЙ АСПИРАНТ. Он выдумал двести рублей, чтобы отца успокоить.

ВАСИЛИЙ Б. Ничего не выдумал. По-разному бывает. Ставка периферийного главного режиссера — сто восемьдесят. А если учесть премиальные...

ТОВСТОНОГОВ. Стало быть, после окончания нашего института вы рассчитываете получать двести рублей? Желаю вам осуществления вашей надежды... Отдохните минут десять. (После

перерыва.) Сядьте в полукруг... Дорогие товарищи! У меня возникло ощущение, что, несмотря на настоятельное требование репетировать самостоятельно между нашими встречами, репетиций данного отрывка не было.

Вы никак не можете усвоить одну из заповедей вашей будущей профессии: вне вашей самостоятельной домашней работы, вне беспрерывного систематического поиска, в который мы, педагоги, лишь вносили бы свои коррективы, — вне всего этого вы никогда не добьетесь хороших результатов.

Сегодня пятнадцатое марта, сцену из Рощина мы репетировали две недели назад. Значит, половину месяца вы бездействовали. Почему? Вам почему-то кажется, что вся работа осуществляется на наших занятиях. Это неверно. Мы не можем принести вам реальной пользы, если нашим с вами встречам, вашим показам, не предшествует мучительный самостоятельный поиск действенного процесса. Не позволять себе приходить на занятие к педагогам в том же былом качестве!

КАЦМАН. Георгий Александрович, как я ни просил, но мне отрывок показан не был. ТОВСТОНОГОВ. Не думаю, чтобы у вас были заняты все вечера. Можно собраться, и три-

четыре часа потратить на то, чтобы пройтись по всем нашим замечаниям! И обязательно открыть для себя что-то новое! А вы своей пассивностью в самостоятельной работе убиваете

293

найденное, вместо того чтобы освоить, закрепить и развить его. Строить с вами, вместо вас отрывки — процесс нетворческий, в лучшем случае, ремесленный.

СЕМЕН Г. Я понимаю, что у нас этап самостоятельных проб. И все же мешает, что мы редко встречаемся с преподавателями.

КАЦМАН. Что вы говорите, Сеня? Как — редко?

СЕМЕН Г. Из восьми работ одну в среднем мы показываем раз в две недели.

КАЦМАН. Я когда-нибудь отказывался посмотреть? Наоборот, я прошу, требую, пожалуйста. Но бессмысленно, если вы сами отрывок не проходили.

СЕМЕН Г. Две недели мы ищем, что-то находим, развиваем, а, оказывается, это неверно. И трудно перестроиться на правильный путь, войти в новое русло.

ТОВСТОНОГОВ. К сожалению, я не вижу результатов поиска. Пусть ошибочного, но напитанного обстоятельствами, поиска углубленного процесса.

КАЦМАН. И еще одна ошибка: вы фиксируете форму, а не существо процесса.

ВАСИЛИЙ Б. Извините, а как не фиксировать форму? Помните, я остался сидеть на краю стола, не вышел вперед, как просил Георгий Александрович, и сходу справедливо получил замечание!

ТОВСТОНОГОВ. Нельзя быть в плену мизансцены. Я ругал вас за то, что вы не вышли вперед, не потому что вы обязаны догматически выполнять формальные ходы, а потому что пропустили звено процесса. Значит, ниточка внутренней жизни оборвалась. А в самостоятельной работе вы бы не только затянули в этом месте узелок, а нашли бы мотив, чтобы никогда здесь не было разрыва! Нужно вести себя по дороге поиска подлинного существования, а не закреплять внешний результат однажды прожитого. Иначе вы мертвы. Нет огонька жизни! Не слышали высказывание Кедрова о монтере и лампе? Нет? Он говорил: можно провести провод, ввернуть лампу, поставить включатель-выключатель, но лампа должна гореть сама! Вот и за вас никто гореть не будет!

Я говорил сегодня Василию: вас тянет на комментирование. Но эта претензия относится к каждому из вас, без исключения. Режиссер-комментатор даже не ремесленник. Дилетант. Словоговорения на репетиции — самое ужасное болото, которое топит нашу профессию. Дескать, давайте умственно, умозрительно порассуждаем о столкновении в этом отрывке. Если у вас симптомы подобной болезни, актеры сходу это почувствуют и вместо того, чтобы выйти на площадку и погрузиться в существование, нажмут на вашу ахиллесову пяту и спровоцируют себя уболтать.

В отрывках, с которыми нам удалось практически соприкоснуться, найдена схема, но не подлинное существование. На основании найденной с нашей помощью схемы, для того, чтобы обнаружить и воплотить ежесекундный процесс борьбы, вы должны продолжать работу в трех направлениях:

Первое. Собственный, индивидуальный поиск видений, внутреннего монолога, этапов сквозного действия.

Второе Проверка индивидуального поиска, обогащенная встречей с партнером.