Файл: Исполнение обязательств, связанных с осуществлением предпринимательской деятельности».pdf
Добавлен: 04.04.2023
Просмотров: 89
Скачиваний: 2
Таким образом, кредитор может самостоятельно заменить должника в обязательстве, отыскав нового, согласного возложить на себя такой долг (так называемая «пассивная интерцессия» [26]). При этом по общему правилу первоначальный и новый должник отвечают перед кредитором солидарно, однако в отношении первоначального должника возможно установить правило о его субсидиарной ответственности или вообще освободить его от исполнения по обязательству (пункт 3 статьи 391 ГК РФ). Если новый должник исполнит такое предпринимательское обязательство, он приобретает права кредитора по этому обязательству (суброгация), т.е. обязательство исполнением не прекратиться и «старый» должник вернется в обязательство [17]. Такое последствие не согласуется с нормами о солидарных и субсидиарных обязательствах, по которым, исполнивший обязательство со-должник приобретает самостоятельное регрессное требование к другим со-должникам (пункт 2 статьи 325, пункт 3 статьи 399 ГК РФ), и больше напоминает последствия исполнения поручителем обеспеченного обязательства (статья 365 ГК РФ). Следовательно, в данном случае не возникает обязательства со множественностью лиц на стороне должника [16].
Согласие кредитора является предпосылкой, необходимой для наступления действия договора и лежащей за пределами его фактического состава. В связи с этим интересно отметить, что при отсутствии согласия кредитора в силу взаимосвязанных предписаний п. 2 ст. 391 и ст. 173.1 ГК РФ перевод долга является ничтожной сделкой. Вместе с тем ст. 173.1 ГК РФ допускает иные последствия отсутствия необходимого в силу закона согласия на совершение сделки: оспоримость сделки и отсутствие правовых последствий для лица, уполномоченного давать согласие. Нам представляется, что законодателю в целях обеспечения интересов кредитора следовало бы указать, что при отсутствии согласия кредитора договор перевода долга не влечет для него юридических последствий. Не удалось избежать смешения понятий «перевод долга» и «переход долга» В.А. Белову. Сравнивая нормы ст. 391 и 392.2 ГК РФ, он приходит к выводу, что п. 2 ст. 391 ГК РФ говорит о переводе долга по соглашению, а п. 2 ст. 392 ГК РФ – о переходе долга в силу иных обстоятельств.
Представляется, что автор допустил отождествление перевода долга и перехода долга, рассматривая их как правовое последствие (перемену должника), а различие провел по лежащим в их основании юридическим фактам. Данная терминологическая подмена привела автора к постановке вопроса о том, как следует понимать упомянутую в п. 2 ст. 391 ГК РФ ничтожность перевода долга. По его мнению, вопрос не возник бы, если бы речь шла о соглашении, то есть о ничтожности сделки, но п. 2 ст. 391 ГК РФ говорит о ничтожности намеченного им эффекта – замены должника. Ничтожность же понимается им в том смысле, что перевод долга без согласия кредитора не влечет «главного последствия», намеченного сторонами этого соглашения – замены должника. По нашему мнению, с предложенным подходом согласиться невозможно. Правовые последствия влекут юридические факты, в гражданском праве – преимущественно сделки. Каким образом при отсутствии согласия кредитора перевод долга, который понимается В.А. Беловым как правовой эффект, не влечет замену должника? Мы полагаем, что только в том случае, когда мы понимаем под ним сделку. Согласно действующему гражданскому законодательству ничтожными могут быть признаны сделки и решения собраний (ст. 12, п. 1 ст. 166, п. 1 ст. 181.3 ГК РФ). Кроме того, п. 4 ст. 391 ГК РФ распространяет действие нормы ст. 389 ГК РФ, регламентирующей форму уступки требования, на перевод долга. Статья 392.3 ГК РФ рассматривает уступку требования и перевод долга как однородные явления. Несостоятельность утверждений В. А. Белова можно также доказать, обратившись к разъяснениям руководящей судебной практики.
Так, Верховный Суд Российской Федерации (далее – Верховный Суд РФ) указал, что в силу прямого указания закона к ничтожным сделкам, в частности, относится соглашение о переводе должником своего долга на другое лицо при отсутствии согласия кредитора (п. 2 ст. 391 ГК РФ).
Данный подход подтверждается и текущей практикой Верховного Суда РФ. Так, в одном из дел соглашение о передаче третьему лицу прав и обязанностей по договору аренды, заключенное без согласия арендодателя, было признано недействительной сделкой в силу п. 2 ст. 391 ГК РФ [10].
Кроме того, В.А. Белов утверждает, что соглашение о переводе долга вступает в силу, как и всякий договор, с момента своего заключения и производит все намеченные им последствия безотносительно к согласию кредитора, но только между своими сторонами. Очевидно, что автор основывает свою позицию на предписании п. 1 ст. 425 ГК РФ. По нашему мнению, данная норма содержит общее правило, из которого гражданским законодательством предусмотрен ряд исключений. Например, действие сделки, совершенной под отлагательным условием, наступает в момент наступления условия (п. 1 ст. 157 ГК РФ) [22], договор поручительства – при неисполнении или ненадлежащем исполнении должником основного обязательства (п. 1 ст. 363 ГК РФ), независимая гарантия – в момент неисполнения принципалом основного обязательства. Помимо этого, В.А. Белов ошибочно полагает, что договор перевода долга производит намеченные им правовые последствия между его сторонами. Вследствие своего распорядительного характера перевод долга направлен на достижение единственного юридического последствия, то есть перемену должника в обязательстве. Небезынтересно отметить, что сам автор ранее утверждал, что до момента принятия кредитором решения намеченное сторонами последствие в виде замены должника не наступает. Относительно характеристики договора перевода долга мы присоединяемся к позиции тех ученых, которые рассматривают перевод долга как распорядительный договор. Так, А.А. Павлов пишет, что договор перевода долга представляет собой соглашение между должником (первоначальным должником) и другим лицом (новым должником); является абстрактной распорядительной сделкой, заключаемой во исполнение существующего между сторонами. Для перевода долга по действующему российскому законодательству необходимо выражение волеизъявлений: должника – перевести долг, кредитора – на замену должника, а также нового лица – на принятие долга.
На наш взгляд, указанные волеизъявления необходимы для перехода долга, а равно перемены должника в обязательстве, но никак не для договора перевода долга, фактический состав которого исчерпывается волеизъявлениями его сторон. Согласие кредитора направлено исключительно на приведение перевода долга в действие. Кроме того, автор утверждает, что новый и первоначальный должники вправе отказаться от совершения сделки перевода долга на этапе вступления правопреемника ответчика в процесс, поскольку статус ответчика приобретается после вынесения судом определения о процессуальном правопреемстве. В отличие от перевода долга в материальных правоотношениях перевод долга, совершаемый в ходе процесса, имеет иной характер заинтересованности. В связи с этим процессуальное оформление перевода долга является необходимым условием передачи материально-правовой обязанности, совершенной в процессе рассмотрения дела [27].
Нам представляется, что данная характеристика перевода долга также противоречит общепризнанному в науке воззрению, что процессуальное правопреемство является следствием правопреемства материального. Основой процессуального правопреемства является правопреемство, предусмотренное нормами материального права, в частности нормами ГК РФ. Процессуальное правопреемство предполагает замену одной стороны или третьего лица другим лицом (правопреемником) в связи с их выбытием из процесса, в частности, когда материальные права и обязанности переходят к правопреемнику. Каким образом возможен отказ от сделки перевода долга до совершения процессуального правопреемства? Если стороны договора достигли соглашения и было получено согласие кредитора, то договор перевода долга вступает в силу и происходит перемена должника в обязательстве. Обратная перемена должника возможна на основании нового фактического состава, включающего в себя перевод долга и согласие кредитора, но никак не зависит от факта вынесения определения суда. В процессуальных отношениях имеет место не перевод долга, как утверждает автор, не перемена должника, а замена стороны, то есть субъекта процессуальных отношений.
Наконец, если согласиться с тем, что для перемены должника в обязательственном правоотношении, спор по которому передан на рассмотрение в суд, необходимо определение суда (ч. 3 ст. 44 ГПК РФ), то мы придем к выводу, что процессуальное и материальное правопреемство должны совершаться одновременно. Причем процессуальное превалирует над материальным, и последнее невозможно без первого. Позиция О.Ю. Фоминой не соответствует ни действующему российскому законодательству, ни практике его применения. Так, по одному из дел арбитражный апелляционный суд указал, что основанием процессуального правопреемства является правопреемство в материальном правоотношении, а доказательством выбытия стороны из спорных отношений может быть, в частности, договор перевода долга [15]. Поэтому данный подход должен быть отвергнут как несостоятельный. Следовательно, перемена должника по сделке возможна без определения суда о замене стороны в деле и последнее не является необходимым условием совершения перевода долга.
Таким образом, правовая регламентация обязательств, связанных с осуществлением предпринимательской деятельности становится более детализированной.
Во-первых, в законодательстве увеличивается количество диспозитивных положений, которые дают сторонам большее количество вариантов для конструирования условий согласованных действий.
Во-вторых, законодательство устанавливает механизмы, которые препятствуют злоупотреблению правом со стороны субъекта предпринимательской деятельности, следовательно, повышенные требования к последнему остаются.
Таким образом, при исполнении предпринимателями договорных обязательств важное значение имеет соблюдение договорной дисциплины, точного и неуклонного выполнения обязанностей, предусмотренных сторонами в договоре, в нормативных правовых актах, а также обычаях делового оборота. Экономические знания, лишенные правовой формы, опоры на юридический фактор, внутренне не связанные с правом, регулирующим экономические отношения, дают не много пользы их обладателям.
Равным образом малоэффективны и правовые знания, не обоснованные экономически. В этом смысле экономические знания, несомненно, имеют приоритет над правовыми. Но следует подчеркнуть: в непосредственной практической деятельности участники экономических отношений должны руководствоваться, согласовывать свое поведение не с экономическими теориями и моделями, а при урегулированности конкретного экономического отношения нормами права исходить только из них. И в указанном смысле правовые знания не могут не иметь приоритета над экономическими.
2.2. Гражданско-правовая ответственность за нарушение обязательств, связанных с осуществлением предпринимательской деятельности
Если должник ничего не предоставил кредитору (например, поставщик не передал заказанные покупателем товары хотя бы частично), то обязательство считается не исполненым.
Если должник исполняет обязательство (договор), но при этом нарушает отдельные его условия, например условия договора, такое исполнение не является надлежащим (ст. 309 ГК РФ). Так, ненадлежащей будет передача товара позднее согласованного срока или поставка товара не в том ассортименте и количестве, которые указаны в договоре.
Для обязательств, связанных с осуществлением предпринимательской деятельности, ненадлежащим по общему правилу будет не только просрочка, но и досрочное исполнение (ст. 315 ГК РФ).
Исполнение будет ненадлежащим также при нарушении должником требований, установленных законом и иными правовыми актами или обычаями, которые применяются при отсутствии иных требований. Например, если должник исполнит обязательство не в том месте, которое определено ст. 316 ГК РФ, или продавец, передавая вещь покупателю, не передаст ее принадлежности и относящиеся к ней документы (п. 2 ст. 456 ГК РФ).
За неисполнение и ненадлежащее исполнение обязательства можно привлечь должника к ответственности, в частности, взыскать убытки и (или) неустойку.
Уплата должником неустойки, возмещение убытков при ненадлежащем исполнении обязательства по общему правилу не лишает права требовать от него дальнейшего исполнения обязательства (п. 1 ст. 396 ГК РФ). Напротив, если должник возместит убытки и выплатит неустойку за неисполнение обязательства, нельзя потребовать от него исполнения обязательства в натуре, если иное не предусмотрено законом или договором (п. 2 ст. 396 ГК РФ).
За нарушение договорных обязательств от контрагента можно потребовать:
- возмещения убытков;
- уплаты процентов за пользование чужими денежными средствами (ст. 395 ГК РФ);
- уплаты неустойки (штрафа, пеней).
Данные меры ответственности предусмотрены общими положениями Гражданского кодекса РФ об обязательствах (п. 1 ст. 330, п. 1 ст. 393, п. 1 ст. 395 ГК РФ). По общему правилу они применяются и к договорным обязательствам (п. 1 ст. 307.1 ГК РФ).
Не все меры ответственности можно применить одновременно (или одновременно в полном объеме):
- по общему правилу убытки возмещаются в части, не покрытой неустойкой. Кроме того, законом или договором может быть предусмотрена, в частности, исключительная неустойка. В этом случае взыскивается только неустойка, без убытков (п. 1 ст. 394 ГК РФ);
- если требуется уплаты процентов по ст. 395 ГК РФ, убытки можно взыскивать лишь в части, превышающей сумму процентов (п. 2 ст. 395 ГК РФ);
- по общему правилу нельзя требовать уплаты процентов, если за нарушение установлена зачетная неустойка (п. 4 ст. 395 ГК РФ, п. 42 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24.03.2016 № 7 [9]).
Нарушение договорных обязательств может повлечь и другие последствия. Например, в определенных случаях можно удержать имущество контрагента, не возвратить ему задаток, отказаться от договора с ним (ст. 359, п. 2 ст. 381, ст. 523 ГК РФ).
Размер ответственности может быть ограничен:
- законом. В частности, суд может уменьшить размер ответственности должника при наличии вины обеих сторон (п. 1 ст. 404 ГК РФ).
Кроме того, по отдельным видам обязательств закон ограничивает право на полное возмещение убытков (п. 1 ст. 400 ГК РФ). В частности, ограничена ответственность перевозчика за утрату или повреждение груза (п. 2 ст. 796 ГК РФ). Если ответственность ограничена по ст. 400 ГК РФ, убытки и/или неустойку можно взыскать до пределов, установленных таким ограничением (п. 2 ст. 394 ГК РФ);