Файл: Зависть и благодарность. Исследование бессознательных источников.doc

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 10.11.2019

Просмотров: 848

Скачиваний: 4

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

На протяжении уже многих лет анализ зависти к кормящей груди как фактора, усиливающего атаки на первичный объект, составлял часть проводимого мною психоаналитического лечения. Однако лишь не так давно я сделала особый акцент на портящих и деструктивных качествах зависти, на том, как они препятствует построению стабильных отношений с хорошими внешними и внутренними объектами, подрывают чувство благодарности и разными путями размывают различия между хорошим и плохим. Во всех описанных мною случаях отношение к аналитику как к внутреннему объекту имело главное значение. Я считаю, что это справедливо во всех случаях. Когда тревога из-за зависти и ее последствий достигает максимума, пациент чувствует себя в той или иной мере преследуемым со стороны аналитика, как недовольного и завистливого объекта, который мешает его работе, жизни и деятельности. Когда это происходит, кажется, что хороший объект потерян вместе с чувством внутренней безопасности. Мои наблюдения говорят мне, что если на любом жизненном этапе отношения с хорошим объектом серьезно нарушаются - а это как раз то нарушение, в котором важную роль играет зависть, - то страдают не только внутренняя безопасность и покой, но и портится характер. Преобладание внутренних преследующих объектов подкрепляет деструктивные импульсы; тогда как, если хороший объект установлен прочно, идентификация с ним повышает способность к любви, конструктивным импульсам и благодарности. Все это соответствует гипотезе, которую я выдвинула в начале этой книги: если хороший объект укоренен глубоко, то временные нарушения становятся переносимыми, и закладывается фундамент психического здоровья, формирования характера и успешного развития Эго. По другому поводу я уже описывала значение самого раннего интернализованного преследующего объекта - мстительной, жадной и ядовитой груди. Я хочу сейчас указать, что проекция младенцем своей зависти придает особую сложность его тревоге из-за первичного и последующего внутренних сопротивлений. <Завистливое Супер-Эго> нарушает или уничтожает все попытки возмещения ущерба и творчества. Оно также предъявляет постоянные непомерные требования к благодарности индивида. Так происходит, поскольку к преследованию добавляется чувство вины за то, что преследующие внутренние объекты - это результаты собственных деструктивных и завистливых импульсов индивида, которые первоначально разрушили хороший объект. Потребность в наказании, находящая удовлетворение в растущем обесценивании себя, приводит к порочному кругу. Как все мы знаем, конечной целью психоанализа является интеграция личности пациента. Высказывание Фрейда, что там, где было Ид, должно стать Эго, - это указатель в нужном направлении. Процессы расщепления возникают на самых ранних стадиях развития. Если они чрезмерны, то они образуют неотъемлемую часть параноидных и шизоидных особенностей, которые могут стать основой для шизофрении. При нормальном развитии эти шизоидные и параноидные тенденции (параноидно-шизоидная позиция) во многом преодолеваются во время того периода, который характеризуется депрессивной позицией, и интеграция успешно развивается. Важные шаги по интеграции, которые делаются на этой стадии, подготавливают способность Эго к вытеснению, которое, как я считаю, все больше начинает действовать на втором году жизни. В <Развитии психоанализа> 53 я предположила, что маленький ребенок способен справляться с эмоциональными трудностями с помощью вытеснения, если процессы расщепления на ранних стадиях не были слишком сильны, и благодаря этому произошла консолидация сознательной и бессознательной частей психики. На самых ранних стадиях всегда преобладают расщепление и другие примитивные защитные механизмы. Уже в <Запретах, симптомах и тревоге> Фрейд предположил, что могут быть способы защиты более ранние, чем вытеснение. В данной книге я не говорила о жизненной необходимости вытеснения для нормального развития, поскольку воздействие первичной зависти и ее тесная связь с процессами расщепления были главными предметами моего изложения. Что касается техники, я попыталась показать, что посредством анализирования вновь и вновь тревог и защит, связанных с завистью и деструктивными импульсами, можно добиться успеха в интеграции. Я всегда была убеждена в важности указания Фрейда о том, что <проработка> - это одна из важнейших задач аналитической процедуры, и мой опыт работы с процессами расщепления и прослеживание их вспять к их возникновению сделали это убеждение только сильнее. Чем глубже и сложнее те трудности, которые мы анализируем, тем сильнее сопротивление, с которым мы, скорей всего, встречаемся, и это говорит о необходимости делать соответствующий акцент на <проработке>. Эта необходимость возникает, в частности, в случае зависти к первичному объекту. Пациенты могут признать свою зависть, ревность и соперничество по отношению к другим людям, даже желание причинить им вред, но только настойчивость аналитика в анализе этих враждебных чувств в переносе и предоставляемая этим пациенту возможность вновь пережить их в самых ранних отношениях могут привести к уменьшению расщепления Я. Опыт показал мне, что если анализ этих фундаментальных импульсов, фантазий и эмоций неудачен, то это частично объясняется тем, что проявившиеся боль и депрессивная тревога перевешивают у некоторых людей стремление к истине и, в конечном счете, желание, чтобы им помогли. Я считаю, что если задача пациента состоит в том, чтобы принимать и усваивать интерпретации аналитика, касающиеся ранних слоев его психики, то его сотрудничество с аналитиком должно быть основано на очень сильной тяге к раскрытию истины о себе. Это необходимо, потому что, если эти интерпретации становятся достаточно глубокими, они мобилизуют часть Я, воспринимаемую как враждебную по отношению к Эго и хорошему объекту, которую поэтому необходимо отщепить и уничтожить. Я обнаружила, что тревоги, вызванные интерпретациями ненависти и зависти по отношению к первичному объекту, и чувство преследуемое со стороны аналитика, чьи действия пробуждает эти эмоции, являются более болезненными, чем любой другой материал, который мы интерпретируем.


Эти трудности особенно часто возникают у пациентов с сильными параноидными тревогами и шизоидными механизмами, поскольку они меньше способны к переживанию, наряду с персекуторной тревогой, поднятой интерпретациями, позитивного переноса и доверия к аналитику - в конечном счете они менее способны к поддержанию чувства любви. На нынешнем уровне нашего знания я склоняюсь к тому, что это те пациенты, хотя не обязательно явно психотического типа, с которыми успех ограничен или недостижим. Если анализ доходит до самых глубин, зависть и страх зависти уменьшаются, что приводит к большей вере в конструктивные и возмещающие ущерб силы, а именно, в способность к любви. Результатом становятся также большая терпимость к собственным ограничениям, так же, как и улучшение объектных отношений и более ясное восприятие внутренней и внешней реальности. Инсайт, полученный в процессе интеграции, дает пациенту возможность осознать в ходе анализа существование потенциально опасных частей себя. Но когда любовь соединяется с отщепленными ненавистью и завистью, эти эмоции становятся выносимыми и уменьшаются, поскольку они смягчены любовью. Тревоги, различные по содержанию, о которых мы упоминали ранее, также уменьшаются, среди них - страх переполнения отщепленными, деструктивными частями себя. Этот страх, кажется, является наиболее сильным, т. к. вследствие чрезмерного раннего детского всемогущества вред, причиняемый в фантазии, кажется необратимым. Тревога из-за того, что враждебные чувства разрушат объекты любви, уменьшается, когда эти чувства становятся более знакомыми и интегрируются в личности. Боль, переживаемая пациентом в анализе, также постепенно уменьшается вместе с улучшениями, сопровождающими процесс интеграции, такими как возврат инициативы, появление способности принимать решения, к которым прежде не удавалось придти, и, в целом, более свободное использование своих талантов. Это связано с меньшей заторможенностью способности к репарации. Способность пациента получать радость в разных сферах жизни возрастает, возвращается надежда, хотя она по-прежнему может перемежаться с депрессией. Я обнаружила, что в соответствии со способностью к стабильному установлению хорошего объекта возрастает способность к творчеству, что в успешных случаях является результатом анализа зависти и деструктивное.

Подобно тому, как в младенчестве повторяющиеся счастливые переживания кормления и любви приводят к стабильному установлению хорошего объекта, так и во время анализа повторяющиеся переживания эффективности и истинности интерпретаций приводят к тому, что аналитик и, ретроспективно, первичный объект выстраиваются как хорошие фигуры. Все эти перемены приводят к обогащению личности. Вместе с ненавистью, завистью и деструктивностью в ходе анализа возвращаются другие важные части себя, которые прежде были потеряны. Большое облегчение возникает также от ощущения себя более цельным человеком, от приобретения контроля над собой и от более глубокого чувства безопасности в отношениях с миром в целом. В <Некоторых шизоидных механизмах> я предположила, что наиболее интенсивны страдания шизофреника из-за его чувства расщепленноеT на куски. Эти страдания недооцениваются, поскольку его тревога проявляется в форме, отличающейся от невротической. Даже когда мы не имеем дела с психотиками, но анализируем людей, чья интеграция нарушена и которые колеблются как в отношениях к себе, так и к другим, они переживают сходные тревоги, которые облегчаются при достижении более полной интеграции. Полная и постоянная интеграция, с моей точки зрения, невозможна никогда. Это связано с тем, что под воздействием внешних или внутренних напряжений даже хорошо интегрированные люди могут быть вовлечены в процессы расщепления, хотя бы на ограниченный отрезок времени. В статье <Об идентификации> я писала о том, насколько важно для развития психического здоровья, чтобы в ранних процессах расщепления не доминировала фрагментация. Я писала тогда: <Чувство удерживания в себе не поврежденных соска и груди - хотя и сосуществующее с фантазиями о жадно сожранной и потому разделенной на кусочки груди - приводит к тому, что расщепление и проецирование становятся связаны преимущественно не с фрагментированными частями личности, а с более согласованными частями Я. Это подразумевает, что Эго не подвергается неминуемому Ослаблению из-за распыления и по этой причине более способно к повторяющемуся преодолению расщепления и достижению интеграции и синтеза в своих отношениях с объектами>. Я считаю, что эта способность к восприятию отщепленных частей личности является необходимым условием нормального развития. Это подразумевает, что расщепление до некоторой степени преодолевается во время депрессивной позиции и что вытеснение импульсов и фантазий постепенно занимает его место. Анализ характера всегда был важной и очень трудной частью аналитической терапии.>е. И, как я считаю, через прослеживание определенных аспектов формирования характера вплоть до ранних процессов, описанных мною, мы можем в ряде случаев добиться далеко идущих изменений в характере и личности. Мы можем рассмотреть те аспекты техники, о которых я пыталась рассказать в этой книге с другой точки зрения. Сначала все эмоции привязываются к первому объекту. Если деструктивные импульсы, зависть и параноидная тревога чрезмерны, то младенец существенно искажает и преувеличивает каждую фрустрацию, исходящую извне, и материнская грудь превращается, внешне и внутренне, в, по преимуществу, преследующий объект. Поэтому даже настоящие удовлетворения не способны в достаточной мере противодействовать персекуторной тревоге. Направив анализ назад, в раннее младенчество, мы позволяем пациенту вновь пережить фундаментальные ситуации - это то переживание вновь, о котором я часто говорила как о <памяти в чувствах>. В ходе этого переживания вновь пациент получает возможность выработать иное отношение к этим ранним фрустрациям. Не вызывает сомнений, что, если младенец в действительности был подвержен влиянию очень неблагоприятных условий, ретроспективное установление хорошего объекта не ликвидирует ранние негативные переживания. Однако интроекция аналитика как хорошего объекта, если она основана на идеализации, приносит, до некоторой степени, эффект обеспечения хорошим объектом там, где его не хватает. Кроме того, ослабление проекций и, следовательно, достижение большей терпимости, связанное с меньшими обидами, позволяет пациенту найти в прошлом некоторые приятные черты и оживить приятные воспоминания, даже если ранняя ситуация была очень неблагоприятной. Средства, которыми это достигается, - это анализ негативного и позитивного переноса, возвращающий нас назад к самым ранним объектным отношениям. Все это становится возможным благодаря интеграции, произошедшей вследствие анализа, усилившего Эго, которое было слабым в начале жизни. Именно в этом направлении возможен успешный анализ психотиков. Более интегрированное Эго становится способным к переживанию вины и ответственности, которые оно не могло перенести в младенчестве; происходит синтез объекта и, следовательно, смягчение ненависти любовью; а жадность и зависть, сопутствующие деструктивным импульсам, теряют свою силу. Говоря другими словами, персекуторная тревога и шизоидные механизмы ослабевают, и пациент способен проработать депрессивную позицию. Когда его первоначальная неспособность к установлению хорошего объекта до некоторой степени преодолена, зависть уменьшается, и способности пациента к удовольствию и благодарности шаг за шагом увеличиваются. Эти изменения распространяются на многие аспекты личности пациента, от самой ранней эмоциональной жизни, до взрослого опыта и отношений. В анализе того, как ранние нарушения влияют на развитие человека, заключена, по моему мнению, Самая большая надежда на оказание помощи нашим пациентам.



ПРИМЕЧАНИЯ

<Конструкции в анализе> (1937),

Collected Papers, vol. V. To есть связанная с чувством преследования. (Прим. перев.)

Good and bad breast, good and bad mother - это широко распространенные психоаналитические термины, введенные Мелани Кляйн. В переживаниях младенца хорошая грудь или мать - это добрая, заботливая, любящая и любимая, присутствующая рядом часть матери, удовлетворяющая его потребности. Плохая грудь или мать - это злая, невнимательная, ненавидящая и ненавидимая, отсутствующая часть матери, не удовлетворяющая потребностей младенца.

Good breast, по-английски, - это не только хорошая, но и добрая, доброжелательная, милая, любезная, годная, полезная, плодородная и т. д. грудь. Также и bad breast, по-английски, - не только плохая, по и дурная, скверная, испорченная, развращенная, безнравственная, больная и т. д. грудь. Поэтому противопоставление good and bad breast, по-английски, - это не просто противопоставление оценочной <хорошееT> и <плохости>, а противопоставление добра и зла, отсылающее нас к религии, философии, искусству и намекающее на то, что уже с рождения ребенок и его мать реально и конкретно участвуют в борьбе этих двух сил, добра и зла, жизни и смерти. Русский перевод, к сожалению, не передаст этого значения, по его необходимо иметь в виду. (Прим. перев.). То есть принять вовнутрь, сделать из внешнего внутренним. (Прим. перев.). Все это ощущается младенцем гораздо более примитивным образом, чем это может выразить язык. Когда эти довербальные эмоции и фантазии оживают в ситуации переноса, они проявляются как <память в чувствах>, как я бы их назвала, и реконструируются и облекаются в слова с помощью аналитика. Сходным образом мы используем слова и при реконструкции и описании других феноменов, относящихся к ранним стадиям развития. В действительности мы поможем перевести язык бессознательного в сознание, не одалживая ему слова из области сознания.

6 В ряде моих работ - <Психоанализ детей>, <Ранние стадии Эдипова комплекса>, <Вклад в психоанализ> и <Развитие психоанализа> я ссылаюсь на зависть, исходящую из оральных, уретральных и анально-садистских источников на наиболее ранних стадиях Эдипова комплекса, связанную с желанием испортить принадлежащее матери, в частности пение отца, который, согласно фантазиям младенца, она держит в себе. Уже в моей статье <Обсессивный невроз шестилетней девочки>, написанной в 1924 г., но не опубликованной до ее появления в <Психоанализе детей>, зависть, связанная с оральными, уретральными и анально-садистскими нападками на тело матери, играет важную роль. Но я не связывала особо эту зависть с желанием отобрать и испортить материнские груди, хотя я подошла к этим выводам очень близко. В статье <Об идентификации> (<Новые направления в психоанализе>) я обсуждала зависть как фактор, очень важный для проективной идентификации. Уже очень давно, в <Психоанализе детей>, я предположила, что не только орально-садистские, но и уретральносадистские и анально-садистские наклонности действуют также и у очень маленьких младенцев. <Заметки о некоторых шизоидных механизмах> (<Развитие психоанализа>). Д-р Эллиот Жак привлек мое внимание к этимологическим корням <зависти> (envy) - латинскому invidia, которое происходит от глагола invidco - смотреть косо, злобно, недоброжелательно, класть дурной глаз, завидовать, испытывать недоброе чувство. В качестве первоначального примера его использования приводится фраза Цицерона, которая в переводе гласит: <Приносить беду своим дурным глазом>. Это подтверждает дифференциацию, которую я делала между завистью и жадностью, указывая на проективный характер зависти. В подстрочном переводе эти две цитаты, возможно, выглядят более выразительно: Но про ревнивые души так не скажешь; Они никогда не ревнуют по причине, Они ревнуют, потому что они ревнуют; это монстр, Который сам себя порождает, сам по себе возникает. * * * Берегитесь ревности, мой господин. Это зеленоглазый монстр, который издевается Над мясом, которым он питается... (Прим. перев.).


Джоан Ривьер в статье <Ревность как механизм защиты> (1932), прослеживает зависть у женщин вплоть до инфантильного желания украсть материнские груди и испортить их. Согласно ее находкам, ревность уходит корнями в эту первичную зависть. Ее статья содержит интересный материал, иллюстрирующий эту точку зрения. См. мой <Психоанализ детей>, в котором эти концепции играют роль во многих случаях. <К анализу негативной терапевтической реакции>, 1936; так же Фрейд, <Я и Оно>. Младенец может на самом деле получать слишком мало молока, не получать его, когда ему сильней всего его хочется, не получать его так, как надо, например, если молоко идет слишком быстро или слишком медленно. То, как держат ребенка, удобно или нет, отношение матери к кормлению, ее удовольствие от этого или тревога по поводу него; то, давалась ли грудь или бутылочка, - все эти факторы имеют в каждом случае большое значение. <Краткая история развития либидо> (1924). Наблюдения над младенцами показывают нам часть этих лежащих в глубине бессознательных установок. Как я уже сказала выше, некоторые младенцы, которые в ярости кричат, снова выглядят счастливыми после того, как их накормят. Это означает, что они временно потеряли, но затем снова обрели свой хороший объект. У других оставшиеся обида и тревога, даже если они в данный момент уменьшены кормлением, могут быть все же подмечены внимательным наблюдателем. Понятно, что депривация, неудовлетворительное кормление и неблагоприятные обстоятельства интенсифицируют зависть, т. к. мешают полному удовлетворению, что приводит к порочному кругу. <Развитие психоанализа>, Глава VI. <Три очерка по теории сексуальности>. <Развитие психоанализа>, Глава VII. См. также концепцию Дональда Винникота об <иллюзорной груди> и его взгляд на то, что первоначально объекты создаются Я (сслф) (<Психозы и уход за ребенком>, 1953). Фрейд утверждал, что <бессознательное, видимо, не содержит ничего, что подтверждает концепцию уничтожения жизни>(<3апреты, симптомы и тревога>, стр. 93). См. мои <Заметки о некоторых шизоидных механизмах>; также Герберт Розенфельд: <Анализ шизофренического состояния с деперсонализацией> (1947). Я говорила об этом процессе в своих предыдущих работах и только хочу здесь подчеркнуть, что я считаю его основным механизмом параноидно-шизоидной позиции.

24 Я уже ссылалась на врожденную потребность идеализировать перена-тальную ситуацию. Другая область частой идеализации - отношения младенца и матери. Идеализируют их впоследствии именно те люди, которые не могли испытывать достаточно счастья в этих отношениях.

25 В связи с этим я сошлюсь на свою статью <Траур и его отношение к маниакальнодепрессивным состояниям>(< Вклад в психоанализ>), в которой я определила нормальную проработку горя, как процесс, во время которого восстанавливается ранний хороший объект. Я предположила, что эта проработка впервые имеет место, когда младенец успешно справляется с депрессивной позицией.


26 Хотя я и не изменила моих взглядов на то, что депрессивная позиция начинается во второй четверти первого года жизни и достигает своего пика около шести месяцев, я обнаружила, что некоторые младенцы, по-видимому, переживают преходящие чувства вины и на первых месяцах жизни (см. <Развитие психоанализа>, Глава VIII). Это не подразумевает, что депрессивная позиция уже возникла. В другом месте я описала многообразие процессов и защит, характерное для депрессивной позиции, таких как отношение к целостному объекту; более четкое различение внутренней и внешней реальности; защиты против депрессии, в частности потребность в возмещении и исправлении ущерба; и расширение объектных отношений, ведущее к ранним стадиям Эдипова комплекса. Говоря о вине, периодически переживаемой на ранних стадиях жизни, я приближаюсь к взглядам, которые были у меня во время написания <Психоанализа детей>, где я описывала вину и преследование, переживаемые очень маленькими младенцами. Когда позже я ввела понятие депрессивной позиции, я более четко и, может быть, слишком схематично разделила вину, депрессию м соответствующие защиты, с одной стороны, и параноидную стадию (которую я позже назвала параноидношизоидной позицией), с другой стороны.

27 У меня есть основания считать, что эта преждевременная генитализация часто является одной из особенностей при сильно выраженных шизофренических чертах или при полностью развившейся шизофрении. См. у В. БИОСа <Заметки о теории шизофрении> (1954) и <Различение психотических и непсихотических личностей> (1955).

28 См. <Значение смыслообразования в развитии Эго> (1930) и <Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний> (1935), обе статьи во <Вкладе в психоанализ> ; также см. <Психоанализ детей>.

29 В другом месте я указывала (<Развитие психоанализа>, Глава VI) па тесную связь между фазой, на которой развивается депрессивная позиция, и ранними стадиями Эдипова комплекса.

30 <Психоанализ детей> (особенно, Глава VIII) и <Развитие психоанализа> (Глава VI). Я указывала, что эти фантазии в норме образуют часть ранних стадий Эдипова комплекса, но сейчас я хочу добавить, что все развитие Эдипова комплекса зависит от интенсивности зависти, которая определяет силу комбинированной родительской фигуры.

31 Collected Papers, Vol. V.

32 <Вклад в психоанализ>, стр. 389-90: <Зависть к пенису и комплекс кастрации играют важную роль в развитии девочки. Но они очень сильно подкрепляются фрустрацией ее негативных Эдиповых желаний. Хотя маленькая девочка на одной из стадий развития предполагает, что ее мать обладает пенисом как атрибутом мужчины, эта концепция не играет настолько важной роли в се развитии, как предполагал Фрейд. Бессознательная теория, что мать содержит в себе вызывающий восхищение и желаемый пение отца, согласно моему опыту, является подкладкой многих феноменов, которые Фрейд описал как отношения дочери с фаллической матерью. Оральные желания девочки к пенису отца смешиваются с ее первыми сексуальными желаниями получить этот пенис. Эти генитальиыс желания подразумевают желание иметь детей от отца, которое выводится из уравнения: <пение-ребенок>. Женственное желание интериализовать пение и получить ребенка от отца непременно предшествует желанию обладать собственным пенисом.