Файл: Дойч. Структура Реальности.doc

Кстати, доктор Джонсон тоже непосредственно не пинал камня. Че­ловек —это разум, а не тело. Доктор Джонсон, который провел этот эксперимент, был разумом, и этот разум непосредственно «воздейст­вовал» всего лишь на несколько нервов, которые передали сигнал мус­кулам, подтолкнувшим его ногу к камню. Вскоре после этого доктор Джонсон ощутил, что камень «оказал ответное воздействие», но опять лишь косвенно, после того, как удар создал давление в его ботинке, по­том в его коже, а потом привел к появлению электрических импульсов в его нервах и так далее. Разум доктора Джонсона, как и разум Галилео и разум любого другого человека, «воздействовал» на нервы, «получал от них ответное воздействие» и делал вывод о существовании и свойст­вах реальности, основываясь на одних взаимодействиях.Какойвывод относительно реальности имел право сделать доктор Джонсон, зависит от того, какое наилучшее объяснение он мог дать происшедшему. На­пример, если бы ему показалось, что ощущение зависит только от рас­тяжения ноги, а не от внешних факторов, то он, возможно, счел бы это свойством своей ноги или только своего разума. Возможно, он страдал от болезни, которая проявлялась в ощущении отдачи, когда бы он ни протягивал ногу определенным образом. Но в действительности отдача зависела от того, что делал камень: например, находился в определен­ном месте, что, в свою очередь, было связано с другими действиями, производимыми камнем, например, он был видим или воздействовал на людей, которые его пинали. Доктор Джонсон ощущал, что эти действия автономны (независимы от него) и достаточно сложны. Следовательно, объяснение реалистов, почему камень дает ощущение отдачи, вклю­чает в себя сложную историю о чем-то автономном. Но и объяснение солипсистов делает то же самое. В действительности, любое объяснение явления отдачи ноги —обязательно «сложная история о чем-то авто­номном». В сущности оно должно бы стать историей камня. Солипсист назвал бы его камнем из сна, но, не считая этого названия, истории солипсиста и реалиста имели бы один и тот же сценарий.

Мой рассказ о тенях и параллельных вселенных в главе 2был свя­зан с вопросом о том, что существует, а что нет; и неявно с тем, что считать доказательством существования, а что нет. Я воспользовался критерием доктора Джонсона. Вернемся к точке Х на экране, изобра­женном на рисунке 2.7(с. 46).Эта точка освещена только при двух открытых щелях, но становится темной, когда открывают еще две ще­ли. Я сказал, что «неизбежен» вывод о том, что через вторую пару щелей должно проходитьчто-то,что мешает свету, проходящему через пер­вую пару щелей, достигнуть точки X.Такой выводлогическинельзя назвать неизбежным, поскольку если бы мы не искали объяснений, мы просто могли бы сказать, что фотоны, которые мы видим, ведут се­бя так,словнонечто, проходящее через вторую пару щелей, отклонило траекторию их движения, но на самом деле этого нечто там нет. Точно также доктор Джонсон мог сказать, что он почувствовал отдачу в ноге,словнотам побывал камень, но на самом деле там ничего не было. Инк­визиция утверждала, что только кажется, что планеты движутся так, словно и они, и Земля находятся на орбите вокруг Солнца, но на самом деле они движутся вокруг неподвижной Земли. Но если наша цель — объяснить движение планет или движение фотонов, то мы должны сде­лать то же самое, что сделал доктор Джонсон. Мы должны принять методологическое правило, что если что-то ведет себя так, словно оно существует, оказывая ответное воздействие, то это воздействие сле­дует рассматривать как доказательство существования этого объекта. Теневые фотоны оказывают ответное воздействие на реальные фотоны, а, значит, теневые фотоны существуют.

Можем ли мы подобным образом сделать вывод из критерия док­тора Джонсона, что «планеты движутся так, словно их толкают ангелы, а, следовательно, ангелы существуют»? Нет, но только потому, что у нас есть объяснение лучше. Нельзя сказать, что ангельская теория дви­жения планет полностьюлишена достоинств. Она объясняет, почему планеты движутся независимо от небесной сферы, и это действительно поднимает ее над солипсизмом. Но она не объясняет, почему ангелы толкают планеты по данному набору орбит, а не по какому-то другому, или, в частности, почему они толкают планеты, словно их движение определяется кривизной пространства и времени, универсальными за­конами теории относительности. Вот почему теория ангелов как объ­яснение не может конкурировать с теориями современной физики.

Точно также постулировать, что ангелы проходят через вторую пару щелей и отклоняют наши фотоны, будет лучше, чем ничего. Но мы можем сделать еще лучше. Мы точно знаем, как эти ангелы долж­ны вести себя: совсем как фотоны. Таким образом, у нас есть выбор между объяснением, основанным на невидимых ангелах, притворяю­щихся фотонами, и объяснением, основанным на невидимых фотонах. При отсутствии независимого объяснения, почему ангелы должны при­творяться фотонами, последнее объяснение считаем лучше первого.

Мы не чувствуем присутствия своих двойников в других вселен­ных. Точно также инквизиторы не чувствовали, что Земля под их нога­ми вертится. И все-таки она вертится! Теперь рассмотрим, что бы мы чувствовали, если бы существовали во множестве копий, взаимодейст­вуя только через незаметные слабые воздействия квантовой интерфе­ренции. Это эквивалентно тому, что делал Галилео, когда анализировал, как бы мы почувствовали Землю, если бы она двигалась в соответствии с гелиоцентрической теорией. Он открыл, что движение было бы не­ощутимо. Но, возможно, слово «неощутимо» в данном случае не совсем уместно. Ни движение Земли, ни присутствие параллельных вселен­ных невозможно ощутить непосредственно, но тогда нельзя ощутить ничего (кроме, пожалуй, своего собственного пустого существования, если справедлив аргумент Декарта). Но и то и другое можноощутить в том смысле, что они ощутимо «оказывают ответное воздействие» на нас, если мы изучаем их с помощью научных инструментов. Мы можем видеть, как маятник Фуко раскачивается в плоскости, которая посте­пенно поворачивается, показывая этим вращение Земли, которая под ней находится. Мы можем обнаружить фотоны, которые отклонились из-за интерференции со своими двойниками из другой вселенной. И то, что чувства, с которыми мы родились, не приспособлены ощущать все это «непосредственно», —всего лишь случайность, которая произошла в результате эволюции.

Неоспоримой теорию существования делает не сила ответной ре­акции чего бы то ни было. Важна роль такой теории в объяснениях. Я уже приводил примеры из физики, когда совсем крошечная «ответная реакция» приводила нас к грандиозным выводам относительно реаль­ности, потому что других объяснений у нас не было. Может произойти и обратное: если среди конкурирующих объяснений нет определенно­го победителя, то даже очень сильная «ответная реакция» может не убедить нас в том, что предполагаемый источник имеет независимую реальность. Например, однажды вы можете увидеть, что на вас напали ужасные чудовища —а потом вы проснетесь. Даже если объяснение, которое они породили в вашем разуме, кажется адекватным, все равно нерационально делать вывод о существовании таких чудовищ в физи­ческом мире. Если идя по оживленной улице, вы почувствовали внезап­ную боль в плече, и оглянувшись, не обнаружили ничего, что объяснило бы эту боль, вы, возможно, захотели бы узнать, была ли боль вызвана подсознательной частью вашего разума, вашим телом или чем-то из­вне. Вы могли счестьвозможным,что какой-то спрятавшийся шутник выстрелил в вас из пневматического ружья, но вы не могли сделать вывод о реальном существовании этого человека. Но если бы вы уви­дели катящуюся по тротуару дробинку от пневматического ружья, вы могли бы заключить, что ни одно объяснение не решает задачу луч­ше, чем объяснение с пневматическим ружьем, и в этом случае вы бы приняли это объяснение. Другими словами, предварительно вы выска­зали бы догадку о существовании человека, которого не видели и не могли видеть из-за его роли в наилучшем (из имеющихся у вас) объ­яснении. Ясно, что теория существования такого человека не является логическим следствием результата наблюдений (в качестве которого в данном случае выступает отдельное наблюдение). Кроме того, эта те­ория не принимает форму «индуктивного обобщения», например, если вы проведете тот же самый эксперимент, вы можете получить дру­гой результат. Эту теорию также нельзя проверить экспериментально: эксперимент не может доказать отсутствие спрятавшегося шутника. Несмотря на все это, аргумент в пользу этой теории мог бы быть чрез­вычайно убедительным, если бы представлял собой лучшее объяснение.

Всякий раз, когда я пользовался критерием доктора Джонсона для приведения доводов в защиту реальности чего-либо, особенно важным всегда оказывалось одно свойство —сложность.Мы предпочитаем простые объяснения сложным. Кроме того, мы предпочитаем объяс­нения, которые способны учесть детали и сложность, объяснениям, ко­торые могут учесть только простые аспекты явлений. В соответствии с критерием доктора Джонсона следует считать реальными те сложные категории, которые, если мы не сочтем их реальными, усложнят наши объяснения. Например, мы должны считать реальными планеты, по­тому что в противном случае мы будем вынуждены принять сложные объяснения о космическом планетарии, об измененных законах физи­ки, об ангелах или о чем-то еще, что при этом допущении давало бы нам иллюзию того, что в космическом пространстве есть планеты.

Таким образом, наблюдаемая сложность структуры или поведения какого-либо объекта -это часть доказательства реальности этого объ­екта. Но это не достаточное доказательство. Мы, например, не считаем свои отражения в зеркале реальными людьми. Безусловно, сами иллю­зии —это реальные физические процессы. Но иллюзорные объекты которые они нам показывают, не нужно считать реальными, потому что их сложность проистекает из чего-то еще. Их сложность не являет­сяавтономной.Почему мы принимаем «зеркальную» теорию отраже­ний, но отвергаем теорию Солнечной системы «как планетария»? Пото­му что, имея простое объяснение действия зеркал, мы можем понять, что ничего из того, что мы видим в них, в действительности за ними не находится. В дальнейших объяснениях нет необходимости, потому что отражения, несмотря на всю свою сложность, не являются автономны­ми —всю свою сложность они просто переняли с нашей стороны зер­кала. С планетами все обстоит иначе. Теория о том, что космический планетарий реален и что за ним ничего нет, только усугубляет задачу. Поскольку, приняв эту теорию, вместо того чтобы просто узнать прин­цип действия Солнечной системы, нам сначала пришлось бы спросить о принципе действия планетария и толькопотом опринципе дейст­вия Солнечной системы, которую этот планетарий представляет. Мы не смогли бы избежать последнего вопроса, повторяющего тот вопрос на который мы пытались ответить в первую очередь. Теперь мы можем перефразировать критерий доктора Джонсона следующим образом:

Если, в соответствии с простейшим объяснением, какая-либо кате­гория является сложной и автономной, значит, эта категория реальна.

Теория сложностивычислений —это отрасль теории вычисли­тельных систем, которая связана с тем, какие ресурсы (как-то: время объем памяти или энергия) необходимы для выполнения данных клас­сов вычислений. Сложность отрезка информации определяется на ос­нове вычислительных ресурсов (как-то: длина программы, количество вычислительных этапов или объем памяти), которые понадобились бы компьютеру для воспроизведения этого отрезка информации. Исполь­зуют несколько различных определений сложности, каждое из кото­рых имеет свою область применения. В данном случае нас не волнуют точные определения, но все они основаны на идее о том, что слож­ный процесс —это процесс, который в действительности представляет нам результаты обширного вычисления. Планетарий хорошо иллюстри­рует смысл, в котором движение планет «представляет нам результа­ты обширного вычисления». Предположим, что планетарием управляет компьютер, вычисляющий точное изображение того, что прожекторы должны представить в качестве изображения ночного неба. Чтобы сде­лать это достоверно, компьютер должен использовать формулы, пре­доставленные астрономическими теориями. В действительности такое вычисление идентично тому, которое осуществили бы при определении предсказаний, куда обсерватории следует направить свои телескопы, чтобы увидеть реальные планеты и звезды. Говоря, что внешний вид планетария так же «сложен», как и вид ночного неба, которое он пред­ставляет, мы имеем в виду, что оба этих вычислительных процесса, — один из которых описывает ночное небо, а второй —модель Солнечной системы, —весьма идентичны. Таким образом, мы опять можем пере­формулировать критерий доктора Джонсона на основе гипотетических вычислений:

Если для обретения иллюзии того, что определенная категория ре­альна, потребуется значительное количество вычислений, то эта кате­гория реальна.

Если бы в ноге доктора Джонса всякий раз, когда он ее вытягивал, появлялась отдача, то источнику его иллюзий (Богу, машине виртуаль­ной реальности или чему-то еще) пришлось бы проделать всего лишь простое вычисление, чтобы определить, когда давать ему ощущение отдачи (что-то вроде «ЕСЛИ нога вытянута, ТО отдача ...»).Но чтобы воспроизвести то, что испытал доктор Джонсон, в практическом экс­перименте, необходимо принять во внимание, где находится камень, попадет ли по нему нога доктора Джонсона, насколько он тяжел, тверд и прочно ли вдавлен в землю, пинал ли его кто-то до доктора Джонсона и т.д. —огромное вычисление.

Физики, склонные к мировоззрению, подразумевающему сущест­вование одной вселенной, иногда пытаются объяснить явление кванто­вой интерференции следующим образом: «Теневых фотонов не сущест­вует, —говорят они, —а то, что переносит влияние отдаленных щелей на реальный фотон, —ничто. Некое действие на расстоянии (как в за­коне тяготения Ньютона) просто заставляет фотоны изменять траек­торию, когда открывают отдаленную щель». Но в этом предполагаемом действии на расстоянии нет ничего «простого». Соответствующий фи­зический закон не может не сказать, что отдаленные объекты воздей­ствуют на фотон так,словночто-то проходит через отдаленные щели и отскакивает от отдаленных зеркал так, чтобы остановить этот фотон в нужное время в нужном месте. Для определения реакции фотона на эти отдаленные объекты потребовался бы тот же объем вычислений, что и для создания истории о большом количестве теневых фотонов. Вычислению пришлось бы пройти через всю историю поведения каж­дого фотона: он отскакивает от этого, его останавливает то и т.д. Сле­довательно, как и в случае с камнем доктора Джонсона и с планетами Галилео, история о теневых фотонах обязательно появляется в любом объяснении наблюдаемых результатов. Минимальная сложность этой истории делает отрицание существования этих объектов неприемле­мым с философской точки зрения.

Физик Дэвид Бом создал теорию с предсказаниями, идентичными предсказаниям квантовой теории, в которой некая волна сопровожда­ет каждый фотон, переливается через всю перегородку, проходит че­рез щели и препятствует движению видимого фотона. Теорию Бома часто представляют как вариант квантовой теории, основанный на су­ществовании одной вселенной. Но эта теория ошибочна в соответствии с критерием доктора Джонсона. Отработка поведения невидимой волны Бома потребует тех же вычислений, что и отработка поведения трил­лионов теневых фотонов. Некоторые части волны описывают нас, на­блюдателей, обнаруживающих фотоны и реагирующих на них; другие части волны описывают другие варианты нас, реагирующих на фото­ны в других положениях. Скромная терминология Бома —отношение к большей части реальности как к волне —не меняет того факта, что в его теории реальность состоит из огромного набора сложных катего­рий, каждая из которых способна ощущать другие категории из своего набора, но категории из остальных наборов она может ощущать только косвенно.