Файл: Соотношение системы права и системы законодательства ( Общие понятие системы права и системы законодательства, и их соотношение ).pdf

Во-вторых, «моральная модернизация», которую, как представляется, в современных условиях следовало бы не столько понимать, сколько принимать — причем не только и не столько как «замену традиционных ценностей, препятствующих социальному изменению и экономическому росту», но скорее как основывающуюся в т.н. «диалоге культур» прежде всего. Соответствующим образом, в правовой сфере потребности «моральной модернизации» также нуждаются в самобытном осмыслении и интеграции в контекст правовой системы страны в целом — говоря в данном случае в самом общем виде.

Наконец, в-третьих, «техническая модернизация» собственно юридической деятельности, а именно необходимость оценки применимости, а также конкретных возможных, с одной стороны, и допустимых, с другой стороны, форм применения современных технологических решений как непосредственно в ходе юридической практики, так и в обучении по юридическим специальностям.

Так, если понимать модернизацию в наиболее общем виде, т.е., скажем, неком повседневном представлении — к примеру, как «изменение, усовершенствование, отвечающее современным требованиям», — суть обозначенной проблемы сводима к следующему: насколько адекватно современное российское право отражает текущий характер общественных отношений и ожидания общества в связи с их регулированием — с одной стороны, и, далее, соответственно, в чем видится необходимость его собственного «усовершенствования, отвечающего современным требованиям», с другой.

Собственно говоря, таким образом, проблема «правовой модернизации» сводима к проблеме оценки качества и эффективности законодательства — по крайней мере, говоря применительно к правовой системе России как относящейся к романо-германской правовой семье, а также, следовательно, к проблеме повышения качества и эффективности законодательства — сообразно текущему моменту и наличествующим либо «желательным» тенденциям общественного развития.^[19]

Постольку, поскольку о проблемах качества и эффективности законодательства в российской юридической науке уже было сказано немало, в некотором роде в дополнение отметим лишь, что «правовая модернизация», реформы в правовой сфере не должны носить «революционный характер» — скорее следует акцентировать внимание на проблеме роста согласованности действующих правовых институтов, качестве собственно правовых институтов с точки зрения их полноты и определенности, внутренней непротиворечивости. В основание «правовой модернизации» должны быть, очевидно, положены такого рода данные, как качественные, а равно статистические исследования в сфере правоприменения, специальные социологические опросы с привлечением научного и экспертного сообществ страны в том числе. Еще одним направлением «правовой модернизации» можно признать необходимость роста «специализации» и сопутствующего ей уточнения и разграничения сфер действия различных правовых норм, институтов, отраслей права — в том числе на фоне анализа их общей социальной, а также экономической, с одной стороны, и морально-нравственной, с другой стороны, обусловленности и обоснованности.

В таком представлении «правовая модернизация» позволит сформировать некий адекватный обстоятельствам современного общественного развития «фундамент» для последующей интеграции прочих аспектов процессов модернизации в правовую сферу по мере необходимости.

3.2. «Правовая модернизация» - основа правового развития страны

И, переходя далее к иным аспектам модернизации как фактора правового развития страны, отметим следующие существенные, с нашей точки зрения, моменты.

Модернизация в экономической сфере — вне зависимости от того, каким конкретно содержанием она будет наполняться, — в сфере права всегда будет базироваться и развиваться из института собственности прежде всего, с одной стороны, и, с другой стороны, до определенной степени задавать его (института собственности) динамику, тенденции которой должны своевременно и адекватно учитываться в ходе развития законодательства и правоприменительной практики страны. ^[20]

При этом, с другой стороны, в современных обстоятельствах, с учетом запроса на формирование «инновационной экономики», очевидно, требуются соответствующие дополнительные и специальные «настройки» бюджетного и налогового законодательства, вопросов охраны интеллектуальной собственности и правового регулирования передачи технологий, а также законодательства об образовании и др.

Однако, тем не менее, работы в направлении построения инновационной экономики, очевидно, не могут быть вполне успешными в условиях традиционного для российского права недоразвития института собственности — с одной стороны, а также, с другой стороны — изъянов и, скажем, «дефектов», существующих на сегодняшний день в правовом регулировании хозяйственной деятельности и отношений, форм государственного участия в хозяйственной деятельности, неопределенностей в разграничении гражданского и уголовного, права, в том числе гражданско-правовой и уголовной ответственности, юрисдикции гражданского и арбитражного судопроизводства и целый ряд других, подтверждения чему регулярно представляет современная российская юридическая практика — в особенности в делах с участием представителей «крупного бизнеса».^[21]

Но, даже с учетом сказанного, намного сложнее и более остро, стоит проблема «моральной модернизации» российского общества и ее воздействия на развитие российского права — с одной стороны, а с другой стороны — соответственно, необходимость ее трансформации в те или иные правовые формы, интеграции в существующий формат правовой системы.

В данном случае речь, с нашей точки зрения, идет о том, что на сегодняшний день все более рельефно проявляет себя такой процесс, который можно в целом обозначить как «гуманизация права» — процесс интеграции морали и права, а точнее говоря — интеграции морали в право. И, несмотря на то, что гуманизация права — можно сказать, процесс исторический, протекавший с различной интенсивностью и в различных формах — но практически повсеместно, затрагивая так или иначе любое общество, в современных условиях гуманизация права, как представляется, существенно набирает вес в качестве фактора правового развития и имеет в ряду прочих аспектов такое во многом ключевое проявление, как расширение «состава» права на такие объекты, как жизнь, здоровье, мораль, «право на свободное развитие», которые в последнее время складывается тенденция обозначать через понятие «социальный капитал». И ключевая проблема последнего состоит в том, что для реализации человеком своего права в «расширенном составе», на базе «социального капитала», его «объекты» нуждаются в некоем обеспечивающем их материальном ресурсе, которым располагают не все. Так, помимо того, что гуманизация права в указанном аспекте проявляет себя во многом через развитие права социального обеспечения, ключевым ее «индикатором», как можно утверждать, становится разрыв — а точнее рост разрыва — объемов правоспособности и дееспособности субъекта (причем первая все более существенно превышает в своем объеме вторую).^[22]

С другой стороны, существует и обратная тенденция, а именно та, что нормы, традиционно относящиеся, скажем, в российском праве к нормам морали, на поверку не просто носят правовой характер, но «вытесняют» из обращения нормы действующего позитивного права, замещают их собой, формально оставаясь не включенными в сферу права, правовую систему и, тем более, в массив действующего законодательства и (государственную) правоприменительную практику, и при этом, тем не менее, получающие самобытное признание со стороны государства.

В качестве примера, весь марельефно, иллюстрирующего эту тенденцию — во многом новую и малоисследованную в отличие от прочих, обозначенных выше, — сошлемся на решение Конференции мусульман Ингушетии, проходившей в Назрани в июле 2010 г.⁶, постановлением которой были определены, во-первых, «размер материальной компенсации, на основе норм Шариата, за гибель человека в размере 1000 000 рублей»; во-вторых, «Обсудив вопрос выплаты калыма (махр) за невесту, исходя из норм Шариата, учитывая демографическую ситуацию, складывающуюся в Республике Ингушетия, и возможности молодых людей начать совместную жизнь, Конференция мусульман рекомендует установить размер калыма в сумме 40 000 рублей» и ряд других⁷. Показательно также и то, что согласно разъяснениям о сфере действия постановления Конгресса его «нормы» безусловно действуют в отношении ингушей вне зависимости от места их нахождения (проживания), а также, судя по всему, гражданства.

При этом, по сообщению Российской газеты в связи с Конгрессом и по его результатам, «На встрече с президентом Республики Ингушетия Евкуровым российский премьер Владимир Путин, комментируя решения конференции мусульман Ингушетии, заметил, что рост национальных тарифов на калым опережает инфляцию. Также премьер обратил внимание на то, что «калым — это даже не совсем исламская традиция. С этим еще нужно внимательно разобраться».

Президент Евкуров заступился за традицию, сообщив, что калым, который получают ингушские невесты, становится совсем не лишним подарком для девушек и их семей. Затем Евкуров сообщил, что одним из главных достижений мусульманской конференции считает обсуждение вопроса кровной мести и резкое повышение стоимости откупа. По мнению ингушского президента, «сейчас, когда (ставку) подняли, люди, конечно, ^[23]задумаются, прежде чем совершать преступление».

Владимир Путин пытался настаивать на том, что «нужно переходить на современное урегулирование отношений и лучше вообще не доводить до совершения правонарушений подобного рода». В свою очередь, президент Ингушетии заверил российского премьера, что его правительство стремится сделать так, чтобы подобные вопросы решались согласно законодательству РФ. Но признал, что на сегодняшний момент это невозможно».

Так, в связи с ситуацией вокруг Конгресса мусульман Ингушетии нельзя, таким образом, не обратить внимания на то, что реакция федеральной государственной власти, фактическим представителем которой в данной ситуации выступил Председатель Правительства РФ В. Путин, во многом сама по себе оказалась «сродни», своего рода аналогом факта признания, известного международному праву, и, что нельзя опять же не отметить, факта, порождающего определенные, в том числе самобытные, пусть пока не до конца отрефлексированные, юридические последствия, которые вполне, тем не менее, осознаются как ее участниками, так и органами государственной власти страны.^[24]

Воздерживаясь от собственных дальнейших оценок по представленной в примере ситуации и останавливаясь, таким образом, на констатации некой. существенной тенденции в развитии российского права как таковой, отметим еще один существенный момент, касающийся проблемы модернизации, — в том числе связи со сказанным выше.

Так, необходимо учитывать, что Российская Федерация и ее граждане — часть мирового сообщества, и запрос модернизации созрел в условиях более или мех нее интенсивно протекающих процессов глобализации. которые невозможно ни отрицать, ни игнорировать, с этой точки зрения проблемы развития российского права, в связи с проблемами модернизации следует, помещать помимо прочего в контекст международных, в том числе межгосударственных отношений. Кроме того пристального внимания и оценки требует российский федерализм — как в его существующем формате, так и в плане его перспектив, в том числе и сущностного характера. Роль правового развития в этой связи усматривается помимо прочего также и в том, что полнота и слаженность правовой системы страны — как на организационном уровне, так и на уровне нормативного массива, адекватность юридической практики, а кроме того правомерность действий РФ в международных отношениях, добросовестность исполнения своих международно-правовых обязательств государством, а равно обязательств перед гражданами страны, если и не будут прямо стимулировать процессы модернизации в стране, во всяком случае, послужат важной основой ее развития. Вместе с тем надо отметить, актуализируется проблема поиска, возможно, каких-то новых форм и/или дополнений структуры законодательства и организационного компонента правовой системы в связи с наличествующими тенденциями в общем развитии общественных отношений на современном этапе, общественным запросом к развитию правового регулирования.

В заключение вкратце коснемся проблем и перспектив еще одного обозначенного нами направления модернизации в правовой сфере — обозначенной нами как «техническая модернизация» собственно юридической деятельности. Речь в данном случае идет о том, что развитие современных технологий позволяет поставить вопрос о возможностях и формах применения тех или иных технологических решений, как это принято говорить, в «поддержку принятия решений», принимаемых в ходе и в связи с юридической деятельностью в различных ее «ипостасях», а также в обучении по юридическим специальностям.

Как уже неоднократно было отмечено учеными и практиками, правовое развитие идет на основаниях преемственности, с одной стороны, с другой стороны, новые социальные обстоятельства, будучи интегрируемы в правовую сферу в том или ином виде, ложатся в основу принятия (или непринятия) некой конкретной правовой формы их интеграции в правовую жизнь и/или их «адаптации» к формату правовой системы в ее существующем виде, т.е. в конечном счете, ложатся в основу последующих принимающихся решений.^[25]

Один из прочих выводов, который из этого вытекает, состоит в том, что как собственно, скажем, «юридический дискурс», так и «семантика права» динамичны — этого требует нормальное течение правовой жизни для данного общества, и, соответственно, норма права, будучи формализована в том или ином виде, даже полностью сохраняясь «символически», неизбежно так или иначе обновляется в своем социальном содержании сообразно потребностям развития социальных отношений и социальной практики момента.

В этой связи одной из основных задач юридического сообщества становится, прежде всего, рефлексия собственно процесса динамики правовых институтов, их «составов» и сущностных «атрибутов» в условиях динамики социального контекста, а также, соответственно, и находящийся с ними в тесной связи в числе прочих юридического дискурса и семантики права.

Кроме того, по этим же причинам, не будет преувеличением утверждать, что во все времена ключевой фигурой в правовой системе, в сфере права, в правовой жизни вообще реально остается судья, а в современных условиях, скажем, «судейское сообщество», символизирующие в своих решениях текущее и соответствующее моменту понимание нормы и закона, их, говоря в терминах когнитивной психологии, «ситуативную обусловленность».^[26]

С этой точки зрения как юридическая деятельность в целом, так и обучение юриста профессии в частности в основном могут быть сведены к развитию в профессиональном юристе — по сути, вне зависимости от конкретной сферы его работы — способности к своего рода «диагностике» — сродни — позволим себе здесь такую «аналогию» — «научению» медика по наличию тех или иных симптомов у пациента ставить ему тот или иной диагноз". И в этом плане большие перспективы на современном этапе, открываются в связи с возможностями применения в обучении студентов-юристов, в качестве систем поддержки принятия решений, а также, скажем, повышении квалификации практикующих юристов вообще и ряде других сфер в связи с юридической деятельностью технологий и методов нейронных сетей и латентного семантического анализа.