Файл: Место и роль общей теории права и государства в системе социальных и юридических наук (Система методов теории государства и права).pdf

И сегодня некоторые отечественные юристы-теоретики охотно заимствуют социологические знания и парадигмы. Поскольку предметом интереса многих социологов остаются законодательство, судебная деятельность, и они фактически признают основные постулаты юриспруденции (значение текстуального выражения нормы, связи права с государством), возникает мысль о том, что дистанция между дисциплинами явно меньше той, которая декларируется интересами научных мундиров. Конечно, всегда будут присутствовать юридический позитивизм в духе Дж. Остина, Г. Кельзена, А.Я. Вышинского, «узкосоциологические» взгляды на право, но подлинная социология права возникает путем теоретического и эмпирического освоения «промежутка между «правом в книгах» и «правом в жизни», а значит, только через сотворчество юристов и социологов. Попробуем привести к общему знаменателю, в частности, взгляды относительно субстрата и признаков права.

1. Субстрат права. Формальные правила и социальные институты. Упрощая позиции сторон, можно зафиксировать, что многие юристы сводят право к формальным правилам (содержанию законодательства и иных официальных источников), т.е. к должному, значительная часть социологов  к фактически применяемым нормам (социальным институтам), т.е. к сущему [6, с. 26].

Разумеется, общественная практика ставит перед таким правопониманием ряд вопросов конкретного соотношения должного и сущего в праве. К их числу относятся, например, следующие:

1. Можно ли считать частью права только что принятый и вступивший в юридическую силу закон, если он ни разу не был реализован, или такой закон, который давно имеет юридическую силу, но фактически полностью не используется? С точки зрения социологов такие законы правом не являются. В этой логике получится, что в момент первой реализации закона судья не применяет право, а участвует в его социализации, завершении процесса правообразования. Не всякий юрист сможет принять такой вывод.

2. Можно ли считать аспектом юридического права такой обычай, который реализуется в обществе, регулирует значимые отношения, но внятно не санкционирован ни в законе, ни в практике? С точки зрения юриста правовой обычай здесь не возник, он не гарантирован государством. Редкий социолог признает этот факт.

3. Какой масштаб реализации закона позволяет говорить о том, что это правовой закон, а не закон на бумаге? Где грань уровня правонарушаемости, которая превращает господствующие правоотношения, нормы закона в фикцию, или та грань, с которой можно смириться, продолжая называть правило правом?

4. Как быть с тем, что нормативные правовые тексты воплощаются на практике приблизительно? Что является содержанием права  формально-определенное правило, которое отражается в тексте закона, или реально используемое «вульгарное» правило? Эти вопросы приводят некоторых исследователей к мысли, что нормы законов, практика и принципы правоприменителя, поведение и взгляды обывателя не могут быть вовсе соотнесены друг с другом, признаны идентичными. Отсюда делается вывод, что это не разные грани права, а «обозначение в качестве «права»… разных объектов», что, в частности, абстрактное правило, воплощенное в законе, и реально используемое правило  различные правила, и только первое (или только второе) есть право [18, с. 33].

Большинство юристов никогда не согласятся свести право только к совокупности правовых отношений, хотя иногда такие воззрения встречаются. Этому противоречат реальное значение, которое имеют в сфере права нормативные тексты, роль юристов как их знатоков и толкователей. Вместе с тем для юриста более чем привычна мысль, что правоотношения связаны с реализацией правовых норм, являются их инобытием.

Остается признать, что фактические правовые нормы (социальные институты) почти никогда полностью не совпадают с текстом предписания, могут формироваться по типу «закон+обычай», «закон+договор», «закон+прецедент» и т.д. К этому признанию сводится, например, американская школа правового реализма. Большинство социологов не рассматривают право исключительно как содержание законодательства. Вместе с тем они вполне согласятся с тем, что фактические правила могут отражаться в тексте закона, что текст позволяет норме быть устойчивой, самовоспроизводиться без непосредственного общения, переходить из одного поколения в другое, преодолевать расстояния, что текст сам по себе есть отражение общества и может быть подвергнут социологоправовому анализу. Остается признать юридический статус лишь за теми социальными институтами, которые так или иначе соотносятся с официальными текстами, поддерживаются государственной властью. Это признание характерно для значительного числа социологических работ.

Не только функционирование права, но и само правообразование большинство юристов связывают с государством (правотворчество как деятельность органов государства и уполномоченных им субъектов, санкционированность государством как необходимый признак правового обычая и правовой доктрины). Для юриста-практика право  и тексты норм, и их реализация, бытийствование в судебных и административных актах, договорах, поведении людей. Поэтому эта позиция соотносится как с классическим юридическим позитивизмом, так и с социологическим подходом к праву. Так понимаемая сфера права и является предметом социолого-правовых исследований в рамках большей части юридической науки. Здесь весьма характерны многие юридические учебники по социологии права. Своеобразной частью юридического взгляда на право является естественно-правовая школа, она позволяет считать правом не все нормы, исходящие от государства, а лишь те из них, которые отвечают определенным принципам. Продолжатель ее традиций, автор юридико-либеральной концепции В.С. Нерсесянц утверждал, что правовыми нормами (законами) являются лишь такие нормы (законы), которые закрепляют формальное равенство, всеобщую и необходимую свободу, всеобщую справедливость. [5, с. 28]

Отыскать точное соответствие всех норм, фактически считающихся правовыми, с этими идеями затруднительно. Это можно сделать только искусственно, отграничивая одну часть права как подлинное право от другой как не права. Поэтому вряд ли указанный критерий позволяет всегда, в любом обществе эмпирически отграничить юридические нормы от других норм.

Многие люди называют правом и такие правила, и практики, в отношении которых отсутствуют видимое государственное принуждение, государственный суд, государственная гарантированность. Используя историческую и современную общественную практику, можно выделить случаи, в которых имеет (имело) место более широкое употребление слов «право», «правовой» [22, с. 10].

Такими случаями при разных прочтениях оказывались (оказываются):

1) конституционное право, в той части, в которой оно ограничивает деятельность органов государственной власти по отношению к населению. В XIX  начале XX в. оно уже называлось «правом», хотя многие юристы не считали тогда его таковым (в силу того, что государство, трактуемое как государственный аппарат, не может принуждать само себя);

2) международное право. Устойчиво считается правом, несмотря на то, что часто реализуется в силу добровольного признания или международных, а не собственно государственных санкций;

3) право догосударственного общества. Его наличие широко признается антропологами, социологами, историками, хотя многие юристы по очевидным причинам соотносят эти институты лишь с мононормами, «предправом»;

4) церковное право, правила различных организаций, клубов. Признаются правом многими антропологами, историками, социологами, теологами даже при условии обособления таких институтов от государства;

5) правила совместной жизни людей, взаимные обязательства, реально существующие в семьях, общинах, трудовых коллективах, иных стабильных образованиях. Часто считаются правом в антропологии, социологии, культурологии вне всякой привязки к их государственной гарантированности;

6) «неправовые» практики (теневое право), отклоняющиеся от юридического права в регулируемых им ситуациях. Являются чем-то вроде права (по крайней мере, в значительной своей части) для отдельных представителей неюридических наук и криминологов, несмотря на то, что с юридической точки зрения это, безусловно, не право, а социальные, племенные, этнические, буржуазные и прочие пережитки, вновь возникшие отклонения [3, с. 56].

В связи с этим в рамках традиции, к которой тяготеет и социология, возникает представление о праве вообще, праве в социальном смысле. Стоит обратить внимание на то, что это не другое определение одного объекта исследования, это выделение более широкого объекта в качестве права. Данный подход предполагает поиск альтернативного (по сравнению с возможностью государственного принуждения), более общего критерия (критериев) права.

Право всегда типично (нормативно), общеобязательно в рамках определенной социально-культурной среды, предполагает процедуры разрешения споров, социального контроля с привлечением внешнего арбитра. Не всегда такой средой является все государственным образом организованное общество, а таким арбитром  государственный суд. Это может быть первобытное общество или часть современного общества. Иногда этот признак сводят к социальному принуждению, иногда  к юстициабельности, но все это грани одного явления. Получается, что право связывается с социальным господством, но не обязательно с политическим господством государственного аппарата. Другая точка зрения, в рамках которой сделана попытка определить право по его содержанию, может быть сведена к тому, что право, во-первых, регулирует только внешнее поведение человека по отношению к другому человеку, а не феномены сознания или отношение к Богу и, во-вторых, носит представительно-обязывающий характер. Правовые нормы, в отличие от морали, нравственности, религии, устанавливают не только должное, но и возможное поведение, измеряют свободу. Обязанность одного лица обусловлена в праве субъективным правом, свободой другого лица, которое понимает возможность притязания на эту свободу.

Отсюда же можно вновь прийти к выводу, что право регулирует такие отношения, в которых субъекты сопоставимы, формально равны, свободны. Очевидно, что не всякую правовую норму можно представить, как представительно-обязывающую. Так, даже если вернуться к юридическому праву, то многие публично-правовые нормы, регулирующие исполнение обязанностей, привлечение к юридической ответственности, не связаны напрямую с каким-либо субъективным правом (в этих правоотношениях обязанность гражданина соотносится с обязанностью (полномочием) государственного органа) [13, с. 56].

Другое дело, что проведение полной аналогии иного социального и юридического права методологически ущербно (характеристика более развитого явления на основе анализа «примитивных» практик невозможна). Подводя итог кратким размышлениям о консенсусе юриспруденции и социологии относительно понятия права, можно зафиксировать, что промежуток между «правом в книгах» и «правом в жизни» может быть заполнен с помощью системы координат (формальные нормы (должное)  социальные институты (сущее); юридическое право  иное социальное право).

Такая схема отвечает как предмету интересов социологов, так и практическим потребностям юристов. Она соответствует стремлению к пониманию родства, взаимозависимости различных регуляторов (социальных институтов), выявлению социальных аспектов юридической деятельности, степени эффективности права, взаимосвязи юриспруденции с другими гуманитарными науками. Эту схему в порядке дискуссии о сущности права можно дополнить еще одной координатой, в рамках которой отражается степень достижения формального равенства субъектов правоотношений.

3.2 Место теории государства и права в системе социальных норм

Место права в системе социальных норм, его роль в системе нормативного регулирования определяются свойствами, отличающими право от иных социальных норм.

С этой точки зрения значимы следующие признаки права:

• связь права с государством ‒ от государства исходит формальное закрепление норм права, государство обеспечивает выполнение норм;
• общеобязательность правовых норм ‒ никакие другие социальные нормы не обладают этим свойством, распространенность и степень императивности всех иных норм значительно меньше;
• формальная определенность ‒ нормы права четко описывают поведение человека, они строго разграничивают права и обязанности лиц, все их предписания закреплены в официальных источниках. Всех этих свойств лишены иные виды социальных норм;
• системность права ‒ нормы права регулируют поведение комплексно; все социально значимые сферы охватываются правовым регулированием.

Право ‒ единственная нормативная система, стремящаяся преодолеть противоречивость отдельных предписаний. Все иные социальные нормы, несмотря на их очевидную взаимосвязь, часто носят противоречивый характер, не способны единообразно урегулировать какой-либо вид общественных отношений.

Соотношение права с другими социальными нормами определяется тремя моментами: их единством, различием и взаимодействием.

Единство заключается в том, что право, обычаи, мораль, корпоративные нормы ‒ все они относятся к социальным нормам. Признаки социальных норм, о которых мы говорили выше, в полной мере относятся к нормам права. Все эти явления относятся к социальным регуляторам, выполняя сходные социальные функции; они вызываются к жизни аналогичными причинами и обусловлены условиями жизни данного общества. Кроме того, у социальных норм есть общие черты и с точки зрения средств обеспечения. Все они выполняются в большей мере добровольно, под влиянием убежденности людей в их полезности. Меры общественного воздействия, прежде всего сила общественного мнения, поддерживают все виды социальных норм, в том числе и правовые. Другое дело, что для правовых норм эти меры не являются единственным средством обеспечения [12, с. 90].

Различия социальных норм многоплановы. Они определяются прежде всего свойствами правовых норм, указанных выше. Основными критериями разграничения правовых и иных социальных норм являются способы их формирования и обеспечения, о чем уже говорилось. Помимо этого, нормы права отличаются от других социальных норм по: