Файл: Захаров А.И. - Психотерапия неврозов у детей и подростков.pdf

76

возможность выразить себя  в безопасной  игровой  ситуации, где ребенок находится в согласии с
самим собой и своими чувствами. Принятие врачом его чувств и отсутствие осуждения действуют
успокаивающе, развивают доверие к себе и способность к принятию решения. Взаимопонимание с
врачом  представляет  для  ребенка  желаемую  модель  общения, улучшает  его  самочувствие  и
восприятие  себя, выполняя, таким  образом, положительную  регулирующую  роль  в  системе  его
ценностных ориентации.

Некоторые  дети, особенно  дошкольники, сопровождают  спонтанную  игру  репликами  игровых

персонажей, что еще больше способствует ослаблению эмоционального напряжения. Незаметное
(невключенное) наблюдение врача за поведением и репликами игровых персонажей дает ценную
информацию об особенностях темперамента, характера и отношений детей, включая отношения в
семье. Так, в игре «дочки-матери» девочки в роли матери  могут насильно заставлять  куклу есть,
спать, кричать на нее, наказывать и читать нравоучения. Если дети изображают мир зверей, то в
нем  царит  атмосфера  доброжелательности, понимания  и  спокойствия  или  проявляются
доминирующие и агрессивные тенденции. В этом нетрудно увидеть отражение желаний детей или
воспроизведение реальных жизненных коллизий. Например, мальчик 6 лет часто изображал в игре
Бармалея, который  набрасывался  на  зверей  со  словами: «Нужно  раздавить  каблуком». Его
агрессивность  была  откликом  на  частые  физические  наказания, исходящие  от  матери, крепко
державшей его (сдавливающей) при этом.

В ряде случаев в спонтанных играх участвует и врач в роли, назначаемой детьми. Оставаясь в

ее границах, он уступает во всем главному действующему лицу, проявляя у него отрицательные
тенденции (чрезмерную  обидчивость, настороженность, страхи, избегание  или  доминирование,
агрессивность). Обнажение  этих  тенденций  до  степени  гротеска  ведет  к  осознанию  больным  их
нежелательного  характера. Возможности  других  игровых  персонажей  позволяют  в  непрямой
форме  воспроизвести  некоторые  черты  характера  и  поведения  больного. Это  зеркальное
отражение также помогает осознанию неадекватных реакций.

При  направляемых  врачом  играх  для  каждого  больного  подбирается  индивидуальный  темп

посредством  постепенного  увеличения  длительности, разной  продолжительности  игровых пауз  и
чередования игровых сюжетов. Оптимальный темп устраняет монотонность игры и штамп. В то же
время нецелесообразна частая смена сюжетов, так как они требуют определенного времени для
разыгрывания и получения терапевтических результатов.

Создание  в  игре  направления  означает  не  только  руководство  ею  со  стороны  врача, но  и

принятие  им  переживаний  больного  как  условия  совместной  игры. В  ней  действуют  правила
игровой реальности и игрового равенства. Последнее подразумевает разделение ответственности
за  принятие  решений  и  исполнение  главных  и  подчиненных  ролей  как  врачом, так  и  больным.
Паритетное  участие  врача  повышает  игровую  инициативу  детей, которым  предлагается  выбрать
любую  из  действующих  ролей. Цель  игры  не  объясняется, а  характер  роли  определяется  ее
общепринятым  значением  в  сказках, например, роль  волка  подразумевает  агрессивность  и
жадность, зайца — непосредственность и страх, лисы — хитрость и коварство, медведя — силу и
глупость, петуха — воинственность, кота — бескорыстную дружбу и т. д.

В  импровизационной  игре  создаются  специальные  стрессовые  ситуации  испуга, обвинения,

спора, и  ребенку  предоставляется  возможность  их  самостоятельного  разрешения. Если  он  не
может сделать это приемлемым образом, ему подсказываются пути разрешения конфликта, но не
прямо, а  через  соответствующее  поведение  персонажа, изображаемого  врачом. Подобное
поведение  подразумевает  уверенность, кооперацию, ролевую  гибкость, отсутствие  страха  и
агрессивности. Воспроизведение врачом терапевтически направленных моделей воспринимается
больным  не  как  специальный  показ  требуемого  поведения, а  как  наиболее  приемлемый  способ
игрового  общения  и  решения  возникающих  трудностей. Во  время  игры  больному  не  говорится  о
том, как  нужно  играть, что  именно  он  должен  изображать  в  каждый  конкретный  момент  и  какие
реплики  произносят  игровые  персонажи. Отсутствие  жесткого  режиссерского  контроля  и
обязательств  объяснять  поведение  персонажей  игры  позволяет  сохранить  принцип  игровой
реальности  и  облегчает  вживание  в  роль. В  противном  случае  ребенок  обязан  контролировать
свою игру, что затрудняет перевоплощение и импровизацию.

Кроме  показа  моделей  решения  конфликтных  ситуаций, в  направленной  игре  устраняются

некоторые  страхи  и  корригируются  неблагоприятные  черты  характера  и  поведения  больного.
Вначале  рассмотрим  игровую  методику  устранения  страхов. Страхи  перед  реальными  и
сказочными животными (собакой, медведем, волком и т. д.) обычно устраняются в течение одного
сеанса, состоящего из трех фаз игрового взаимодействия. В первой фазе устанавливают характер
страха и тип реагирования больного в виде избегания пугающего объекта, показываемого врачом.
По  существу, это  означает  воспроизведение  ситуации, вызывающей  страх. Во  второй  фазе
проводится  десенсибилизация  к  страху  посредством  перемены  ролей. Врач  поведением  своего
персонажа (например, зайца) изображает страх больного, последний воспроизводит угрожающий

77

образ (изображая, например, волка). При  этом  дети  проявляют  агрессивность, обычно
выраженную  в  такой  же  степени, в  какой  они  испытывают  чувство  страха. Терапевтический
эффект  обусловлен  глубиной  вживания  в  угрожающий  образ, его  эмоциональным
отреагированием  и  десенсибилизацией  в  сознании  больного. В  третьей  фазе  используются
обучающие  модели  поведения  посредством  повторной  перемены  ролей. Изображение  врачом
угрожающего образа уже не сопровождается реакциями страха у больного.

Таким  образом, боязнь  животных  устраняется  в  течение  трех  фаз  игрового  действия:

актуализации страха, его отреагирования и закрепления достигнутых результатов.

На  дальнейших  приемах  детям  предоставляются  роли  бесстрашного  командира, летчика,

моряка, пожарного и т. д., развивающие уверенность в себе и способность к принятию решения.

Краткой  иллюстрацией  игровой  методики  устранения  страха  может  служить  игровая  терапия

девочки 2,5 лет, у  которой  появились  заикание  и  боязнь  темноты  после  ночного  испуга, причину
которого она не могла объяснить. Прием проходил спустя несколько дней после ночного эпизода.
В  спонтанной  игре  с  куклами  было  заметно  избегание «волка». В  то  же  время  больная  охотно
играла  с  другими  игрушками. Мы  обратили  на  это  внимание  родителей, которые  вспомнили, что
незадолго  до  заболевания  они  читали  дочери  сказку «Красная  Шапочка». Возникло
предположение  об  отражении  сказки  в  кошмарном  сновидении. По  ее  сюжету  была  проведена
игра, в  которой  мать  изображала  посредством  управляемой  куклы  доброго  волка. При  этом
девочка  уже  не  обнаруживала  прежней  остроты  страха, что  явилось  результатом  совмещения
угрожающего образа с эмоционально близким для нее лицом. В дальнейшем роль волка исполнял
врач, постепенно наделяя его соответствующими атрибутами поведения. Как и в игре с матерью, у
девочки  отмечалась  лишь  незначительная  ответная  реакция  страха. При  перемене  ролей, когда
больная  изображала  волка, надев  на  руку  тряпичную  куклу, она  кричала  и  угрожала  Красной
Шапочке, роль  которой  исполнял  врач. При  обратном  изменении  ролей  у  девочки  отсутствовали
реакции страха. Она стала лучше засыпать дома, прекратились страхи темноты, в течение недели
полностью нормализовалась речь. Рецидива не было, по данным десятилетнего катамнеза.

Показательна  и  игровая  терапия  страхов  у  мальчика 3 лет  с  невротическим  заиканием. На

приеме он боялся волка, который, по его словам, «всех бьет». Видел его во сне, при рассказе об
этом  сильно  заикался. Жесткий  по  характеру  и  импульсивный  отец  мальчика  крайне
непоследовательно  относился  к  сыну  и  часто  наказывал  его  физически. В  противовес  отцу  мать
была мягкой по характеру, но ограничивала подвижность  сына. Мальчик боялся  не только волка,
но и отчасти лисы: «У нее зубы острые». На приеме сам взял роль волка, надев тряпичную куклу
на  руку, мать  сделал  лисичкой. Волк  вел  себя  агрессивно  и  нападал  на  лису. Страх  был  снят  и
перестал звучать в дальнейшем. Одновременно удалось быстро купировать заикание.

У  других  детей  в  случае  страха  темноты, обусловленного  страхом  одиночества, хорошо  себя

зарекомендовала  игра «в  прятки» и «жмурки» в  постепенно  затемняемом  кабинете, вначале  в
присутствии  родителей  и  врача, затем  при  участии  только  врача  и  больного. У  стеничных детей
страх  темноты  может  быть  также  устранен  с  помощью  игры «кошки-мышки». Врач  и  больной
поочередно прячутся в постепенно затемняемом кабинете. При эмоциональном вовлечении в игру
дети обычно полностью «изживают» свой страх.

Нередко  страхи  темноты  мотивированы  страхом  неожиданного  воздействия, нападения, что

находит свое отражение в кошмарных сновидениях. В этом случае терапевтически эффективным
является  следующее  построение  игрового  сеанса. Вначале  больной  прячется  в  кабинете  без
света, и  его, надев  маски, поочередно  ищут  мать, отец, врач  и  незнакомые  взрослые, которые
сопровождают  свои  действия  соответствующими «агрессивными» репликами, что, однако, не
увеличивает, а уменьшает страх детей. Затем роли меняются, и в кабинете поочередно прячутся
взрослые. Больной  в «страшной» маске  находит  их, проявляя  при  этом  больше  интереса  и
игрового  азарта, чем  скованности  и  страха. Этот  прием  устранения  страхов  обычно  не  требует
обратной  перемены  ролей  при  условии  выраженного  эмоционального  отреагирования  страха.
Если ребенок по собственному желанию сразу изображает объект своего страха, это указывает на
его большую решимость преодолеть этот страх.

Страх  темноты, особенно  если  он  носит  конкретный  характер, является  одним  из  выражений

страха  изменения «я», осложняющим  принятие  новых  ролей, развитие  эмпатии  и  адекватной
социальной отзывчивости. При наличии выраженного страха изменения, обычно коррелирующего
с общей тревожностью, показана игровая  терапия, направленная на улучшение самого процесса
принятия  и  играния  ролей. Подобным  коммуникативным  тренингом  удается  устранить  страх
изменения «я» вне  зависимости  от  конкретной  формы  его  выражения. Тогда  описанные  выше
психотерапевтические  приемы  устранения  страхов  могут  выступать  в  качестве  его
предварительного  этапа. На  следующем  этапе  совместно  с  родителями  проигрываются
несложные  истории, сочиненные  больным  дома. Здесь  главными  являются  импровизация  и
изображение не себя, а других, т. е. вхождение в их образ. Само по себе ролевое перевоплощение

78

по ходу инсценировок — желательное, но не обязательное условие игры. Не менее существенны
изображение  других  по  принципу «если  бы...» и  весь  эмоциональный  настрой  игры, ее
жизнеутверждающая, созидательная активность. В дальнейшем используются сюжеты некоторых
сказок, где  происходят  волшебные  превращения, например: «Красная  Шапочка», «Сказка  о
потерянном  времени», сказка  о «Василисе  Премудрой», которая  умеет  оборачиваться  в  птиц  и
творить  чудеса, делая  человека  необыкновенно  сильным, сказка  о «Царевне-лягушке», которой
также все покорно в области чудесных превращений. Разыгрывание этих сказок ребенком, врачом
и  родителем  уменьшает  страх  изменения «я» при  постепенном  усложнении  сюжетов,
импровизации  и  чередовании  ролей, т. е. изменения  игры, придания  ей  каждый  раз  элементов
новизны. На  последних  занятиях моделируется  общение  в  экстремальных  жизненных ситуациях.
Ребенок при этом  изображает себя как уверенного в своих силах и возможностях, в то время как
врач  и  родители  подкрепляют  это  изображением  других. В  итоге  достигается  ролевая  гибкость
поведения, подразумевающая безболезненное и полностью контролируемое вхождение в тот или
иной образ, проигрывание его при условиях сохранения цельности «я» и уверенности в себе, т. е.
без страха изменения «я».

Участие  родителей  в  игровой  терапии  и  перестройка  их  отношений  закрепляют  полученные

результаты. Если же речь идет о необходимости дальнейшего изменения  отношений больного  и
его  неблагоприятно  сложившихся  черт  характера, то  показана  ролевая  коррекция  поведения. В
своей  элементарной  форме  она  состоит  из  трех  игровых  этапов, осуществляемых  на  одном  или
нескольких  сеансах. На  первом  этапе  больному  назначаются  роли, отображающие
неблагоприятные  черты  его  характера. Дается  их  краткая  характеристика, например  плаксивый
ежик, капризный  мишка, боязливый  зайчик  и  т. д. Врач  изображает  персонажей  с
противоположными, положительными  чертами  характера, показывая  тем  самым  модель
приемлемого  поведения. На  вторым  этапе  роли  меняются. Больной  показывает  желательную
модель  поведения, в  то  время  как  врач  контрастно  отражает  особенности  его  поведения. На
третьем этапе они оба воспроизводят адекватную модель игрового взаимодействия.

Описываемая  игровая  методика  применима  не  только  к  младшим  школьникам  и  старшим

дошкольникам, но  и  к  детям 2,5—4 лет, у  которых  практически  невозможны  другие  методики
психотерапии. В  последнем  случае  не  требуется  вхождения  в  игровой  образ, а  используется
выраженная в этом возрасте тенденция к подражанию, т. е. больший акцент делается на процессе
обучения посредством имитации и внушения.

Ролевую  коррекцию  поведения  можно  проиллюстрировать  на  примере  девочки 5,5 лет  с

невротическим  заиканием. Будучи  активной, энергичной  и  самостоятельной, она  находилась  в
условиях  чрезмерной  опеки, излишне  строгого, принципиального  отношения  родителей  и
полностью разрешающего отношения двух бабушек. Поэтому она становилась все более упрямой
и  в  то  же  время  эмоционально  неустойчивой  и  капризной. К  этому  следует  добавить  частые
наказания со стороны отца-педагога за проявление упрямства и своеволия у дочери. Ее младший
брат  сосредоточивал  на  себе  все  внимание  родителей, что  вызывало  у  нее  чувство  обиды  и
обращенные  к  родителям  навязчивые  вопросы: «Вы  меня  любите?» Эти  вопросы  указывали  на
появление сомнений в искренности родительских чувств и связанное с этим чувство беспокойства.
Психическое  состояние  девочки  улучшилось  после  того, как  родители, по  советы  врача, стали
дома поочередно играть с ней, позволяя выразить в игре фантазии, обиды и раздражения, в том
числе и в отношении к ним. На приеме девочка, подготовившись дома, рассказывала содержание
сказки и сама распределяла роли. В дальнейшем темы для  игры выбирали поочередно девочка,
родители  и  врач. Игра  начиналась  в  поликлинике  и  продолжалась  дома. В  своих  инсценировках
больная  была  храбрым  зайцем, который  нападал  на  волка, изображаемого  поочередно
родителями  и  врачом, и  одерживал  над  ним  победу. Так  в  символической  форме  были
отреагированы недовольство и обида. При перемене ролей волк был миролюбивым. Дальнейшее
улучшение в состоянии больной, включая ее речь, произошло после использования регрессивной
игровой тактики. Родителям было рекомендовано относиться к дочери, как к маленькому ребенку,
подобно  годовалому  брату  сажать  ее  на  колени, качать, петь  песни, дать  возможность
пользоваться  рожком, соской  и  т. д. Девочка  с  восторгом  приняла  смягчение  отношения
родителей, компенсирующее  недостаток  душевной  отзывчивости  и  тепла  с  их  стороны. Кроме
того, она таким образом уравнивалась в правах с братом, что устраняло ее обиду на родителей.

Через  некоторое  время  девочка  и  ее  родители  стали  лучше  осознавать  крайности  своих

отношений, что  способствовало их перестройке  и  сделало ненужным продолжение регрессивной
игровой тактики.

Конфликт  между  сибсами, начиная  с 5—6 лет, может  быть  устранен  не  только  изменением

отношений  родителей, но  и  их  проигрыванием  совместно  с  врачом. Детям  рекомендуется
запоминать или записывать возникающие между ними конфликтные ситуации, с тем чтобы вместе
обсудить  и  проиграть  на  приеме. При  ревности  к  одному  из  родителей  он  изображается

79

поочередно  каждым  из  участников  конфликта, а  врач  представляет  отсутствующего  родителя.
Сбалансированного  отношения  между  сибсами  удается  достичь  и  посредством  проигрывания
сказочных сюжетов, где драматизированы отношения между персонажами.

Приведем  еще  ряд  примеров  ролевой  коррекции  поведения. В  первом  случае  речь  шла  о

мальчике 3 лет  с  невротическим  заиканием, возникшим  в  результате  перенапряжения
возможностей  развития (раннее  интенсивное  обучение) и  блокирования  эмоционального
самовыражения (гиперопека  в  сочетании  с  излишне  строгим  и  морализующим  отношением
родителей  и  двух  бабушек). Потребность  в  эмоциональной  разрядке  у  стеничного  по  природе
мальчика  была  настолько  велика, что  временами  он  сам  непроизвольно  создавал  поводы  для
плача, после чего заметно успокаивался, т. е. плач являлся средством разрядки эмоций. Мальчик
осознавал  затруднения  в  речи  и переживал  их. После  корригирующих  бесед с  родителями  было
проведено несколько игровых сеансов. На первом сеансе врач был слоненком, который, минуя все
препятствия, пробирался  в  Африку  к  доктору  Айболиту, изображаемому  больным, как  и  врачом,
соответствующей  игрушкой. Представ  перед  Айболитом, слоненок, заикаясь, сказал, что  ему
мешает  говорить  заноза  во  рту  и  если  она  будет  удалена, то  он  сможет  говорить  легко  и  чисто
(косвенное внушение со стороны врача). Айболит согласился с этим и удалил занозу — маленькую
палочку, которую  слоненок (врач) держал  во  рту. Слоненок  поблагодарил  доктора  и, сказав (с
внушающим  акцентам), что  теперь  ему  ничто  не  мешает  говорить, продемонстрировал  свою
чистую  речь, постоянно  восклицая, какой  сильный  доктор  Айболит, он  все  может. Айболит
воспринял  все  это  очень  эмоционально  и  стал, радостно  жестикулируя, кричать  вместе  со
слоненком, что  ему теперь  ничто  не мешает говорить, слова идут сами, легко и свободно. После
приема  мальчик  торжественно  выбросил «занозу» в  мусорное  ведро. Его  речь  значительно
улучшилась, но, как  это  часто  бывает  при  невротическом  заикании, он  стал  более  возбудимым,
капризным, упрямым  и  агрессивным, поскольку  заикание  как  психомоторная  форма  разрядки  в
какой-то  мере  предотвращало  эти  реакции. По  совету  врача  родители  не  стали  противиться
шумным играм мальчика, в которых он хотя и перевозбуждался, но активно выражал свои чувства
и  настроение. После  уменьшения  возбудимости  заострилось  беспокойство, т. е. обнажился
базальный  уровень  невротического  реагирования. На  очередном  сеансе  врач  вместе  с  больным
ползал  по  игровой  комнате, имитируя  опасность  и  ее  активное  преодоление  с  громогласными
утверждениями: «Нам  не  страшен  серый  волк, прогоним  все  плохое». После  игры  мальчик  стал
заметно  спокойнее. В  последующих  игровых  сеансах  он, как  и  раньше, выступал  в  роли
всемогущего доктора Айболита, который успешно лечил всякие болезни у зверят, представляемых
врачом. Звери постоянно подчеркивали чистую речь «доктора» и его уверенность, как пример для
них (суггестивное  закрепление  достигнутых  результатов  у  мальчика). В  приведенном  случае  мы
видим  успешное  сочетание  игры  с  косвенным  внушением  врача  и  перестройкой  отношений
родителей.

Во  втором  случае  мы  наблюдали  девочку 4 лет  с  невротическими  тиками, возникшими

несколько месяцев назад на юге во время летнего отдыха. Девочка с трудом перенесла перемену
обстановки  и  не  ела  так, как  хотели  родители, несмотря  на  насильное  кормление  с  их  стороны.
Еще  на  юге  она  стала  капризной  и  раздражительной, на  что  родители  отреагировали  резким
усилением  строгости  и  наказаниями. В  ответ  на  это  девочка  стала  плаксивой, и  вскоре  у  нее
появились  разнообразные  чередующиеся  тики. Основным  было «зевание» — непроизвольное
открывание рта, которое напоминало гримасу отвращения. Так девочка бессознательно выражала
протест  против  насильного  кормления. По  мере  нарастания  тиков  у  нее  уменьшилась
эмоциональная  напряженность. Это  говорит  о  том, что  тики  как  психомоторная  форма  разрядки
выполняют в некотором роде защитную функцию для организма. Одновременно они указывают на
конституциональную  дефицитарность  психомоторной  сферы (у  отца  девочки  глазной  тик). На
первом  приеме  больная  с  трудом  входила  в  контакт  с  врачом, оставаясь  эмоционально
напряженной  и  скованной. Она  предпочитала  разрушать  сделанные  ею  же  постройки,
эмоционально  бурно  реагируя  при  этом. На  втором  приеме  заявила, что  хочет  накормить  всех
зверюшек, но, в  отличие  от  матери, при  осуществлении  этого  была  терпеливой, никого  не
уговаривала  и  не  принуждала. Полностью  вошла  в  контакт  с  врачом. На  третьем  приеме
попросила мать выйти из кабинета и стала играть с врачом «в гости». Пригласив его к себе, стала
угощать, но без уговоров  и давления. Затем  она стала звонить врачу по  игрушечному телефону.
При этом врач выступал от имени ежика (просунув руку в тряпичную куклу), а девочка — от имени
различных  зверюшек, которых  она, как  и  врач, поочередно  держала  в  руках. Ежику  сообщалось,
что зверюшки все делают быстро, едят без уговоров, слушаются родителей и не дергаются. Ежик
все  это  внимательно  выслушивал, радовался  вместе  с  девочкой  и  хвалил  ее, сообщая  новость
всем  сидящим  рядом  куклам. Мотивом  таких  заверений  были  положительный  эмоциональный
контакт с врачом и его авторитет в глазах девочки. Она дорожила этим и старалась понравиться
врачу, оправдывая  его  ожидания  в  отношении  изменения  своего  поведения. В  следующий  раз  к
игре была подключена  мать, которую дочь, поменявшись с ней ролями, кормила без уговоров  и,

80

главное, хвалила ее. Вместе с перестройкой отношений родителей состояние девочки постепенно
пришло в норму.

В  третьем  случае  стеничная  и  внешне  похожая  на  отца  девочка 6 лет  из  неполной  семьи

конфликтовала  с  гиперсоциализированной  и  истеричной  матерью, испытывавшей  много
собственных  проблем  и  живущей  в  своем, закрытом  от  дочери, внутреннем  мире. Мать
пунктуально заставляла дочь учить стихи, два раза в день чистить  зубы, делать  зарядку, делала
ей  бесчисленные  замечания, постоянно  одергивая  и  физически  жестоко  наказывая  при
непослушании. В первые годы жизни девочки мать воевала с ней из-за плохого, с ее точки зрения,
аппетита  и  нежелания  спать  днем. В  результате  дочь, будучи  упрямой  и  негативной  к  матери,
постоянно «закатывала» истерики и неоднократно обмачивалась в течение дня. На первом сеансе
мать  и  дочь  долго  не  могли  наладить  контакт  в  игре, в  то  время  как  при  участии  в  ней  врача
девочка была полностью контактной и некапризной. Она выбрала роль зайчика, назначила на роль
волка  врача  и  сделала  мать лисой, что  вполне  соответствовало  ее  льстиво-вкрадчивому  голосу.
Волк и лиса гонялись за зайцем и не могли его поймать, т. е. дочь хотела, чтобы мать не настигла
ее хотя бы в игре. Затем девочка превратила себя в медведя, а мать в косулю, которую медведь
сразу  же  загрыз. Так  в  символической  форме  она выразила  ответную  агрессию  к  матери. Далее
дочь  стала  охотником, а  мать  снова  сделала  лисой. Агрессивного  волка (врача) охотник  сразу
подстрелил, лиса  же  спряталась  и, когда  охотник  сел  отдохнуть, незаметно  подкралась  сзади  и
пыталась  схватить  ружье, но  была  сразу  же  застрелена. Подобным  действием  девочка  как  бы
устраняла  травмирующий  образ «не  матери», как  символ  неискренности, обмана  и  коварства.
После  этого  драматического  эпизода  она  захотела  поиграть  с  матерью  сама. Врач  вышел  из
кабинета. Игра происходила без ссор. Поведение девочки отличалось мягкостью и уступчивостью.
В последующие дни мать отметила, что дочь была как никогда спокойной, без капризов, истерик и
упрямства. Прекратилось  дневное  недержание  мочи, девочка  стала  более  внимательной  и
критичной  к  себе. На  следующем  приеме  мать  впервые  опустилась  на  коврик  и  стала  играть  с
дочерью «лицом к лицу». Пришедшего врача девочка сделала папой, а себя мамой. Дочерью она
обозначила  куклу, сказав  про  нее, что  она  не  только  капризничает, писается, но  и  какается.
Отстранив  таким  образом  от  себя  все  плохое, девочка  в  роли  матери  и  врач  в  роли
реабилитированного отца начали воспитывать дочь. «Мать» доминировала в игре, ставила «дочь»
в угол, шлепала, читала нравоучения и утверждала, что она ни на что не способна, что она плохая,
грязная, никого не любит и т. д. Мать не принимала непосредственного участия в игре, но видела и
слышала, как дочь, увлекшись  игрой, изображала ее отношение. Наконец, «неисправимую дочь»
девочка  в  роли  матери  повела  в  больницу, где  их  принял  доктор — мать  девочки. Доктор  дал
советы по воспитанию и выписал различные лекарства. В отличие от поведения дома мать в роли
доктора давала уже  более адекватные  советы, в том  числе предлагала играть  с дочерью. Затем
снова  мать  и  дочь  дружно  играли  вместе  без  врача. Между  приемами  девочка  была  спокойной.
Мать и дочь стали лучше понимать друг друга и дорожить этим. На третьем приеме через неделю
девочка опять выступала в роли матери, а мать в роли дочери. В отличие от предыдущей игры в
их  взаимодействии  были  большая  гибкость  и  спонтанность. У  девочки  по-прежнему  не  было
случаев недержания мочи. В последующем она хорошо адаптировалась в школе.

Следует  сказать и о мальчике 5 лет из неполной  семьи, имеющем  чрезмерно его опекающую

авторитарную  бабушку  и  эмоционально-неустойчивую  мать  с  истерическими  чертами  характера.
Мать  практически  не  занималась  сыном, отдавая  все  время  работе. В  то  же  время  она  была
подчеркнуто  строгой  и  принципиальной  и  не  допускала  его  встреч  с  отцом. Неудовлетворенная
потребность  соответствующей  по  полу  идентификации  оборачивалась  страхами, капризами,
упрямством  и  одновременно  тревожной  зависимостью  от  матери, протестом  против  посещения
детского  сада. При  первом  визите  мать  и  ребенок  были  оставлены  в  игровой  комнате  с
предложением начать игру. Возвратившись, врач увидел, что мать вместо игры с ребенком читала
ему нравоучения. В ее присутствии врач  начал игру с мальчиком, косвенно отражая поведением
персонажей  его  проблемы  общения  в  детском  саду. Мать  по  совету  врача  незаметно  вышла,
чтобы не сковывать игровую инициативу сына. После совместной игры врач предложил мальчику
поиграть в кегли и вышел к матери, чтобы прокомментировать  игру. При втором  визите через 10
дней  мать  отметила  отсутствие  плача  и  капризов  при  посещении  детского  сада. Как  и  в  первый
раз, она  не  смогла  играть  с  сыном. Он  же  по  собственной  инициативе  изобразил  различные
проблемные ситуации в детском саду, сказав, что это относится не к нему, а к другому мальчику.
По секрету признался врачу, что он солдат, т. е. утвердил себя в соответствующей полу роли. При
третьем  визите  через 10 дней  рассказал  придуманное  им  стихотворение: «Небо  синее, море
сильное, папа  сильный, мама  красивая». На  рисунке «семья» включил  отца  в  состав  семьи. В
детский сад ходил с желанием. Прекратились конфликты с ребятами, стал участвовать в игре, а не
стоять, как раньше, в стороне. Дома после просмотра телефильма на военную тему впервые все
воспроизвел  в  лицах. Готовился  с  нетерпением  к  празднику  в  детском  саду, сам  сделал  костюм
«Чиполлино». По  этому поводу  возник  конфликт  с  матерью, которой  не  понравился  выбор  сына.