Файл: Завалова Н.Д. - Образ в системе психической регуляции.pdf

156

направлении  все  более  полного  и  адекватного  отражения  действительности,
раскрывающего все новые и новые грани предмета. Вместе с тем в нем все более
проявляются  особенности  субъекта (например, профессиональные установки — в
восприятии и оценке событий). Для общей теории было бы важно выявить законы
развития предметности и субъективности образа.

Материалы  исследования  вносят  также  вклад  в  теоретическую  концепцию

уровней  психического  отражения. В  этой  связи  особый  интерес  представляют
факты, демонстрирующие противоречия между сенсорно–перцептивным уровнем,
с одной стороны, уровнями представлений и понятийного мышления — с другой.
Возможность  таких  противоречий  теоретически  допускалась  всегда, есть
подтверждения  этому  и  в  лабораторных  экспериментах [9, 92, 100, 138]. Наше
исследование  показало, что противоречия  между разными  уровнями отражения и
связанные с этим иллюзии восприятия могут возникать и в реальной деятельности.
Здесь  имеется  в  виду  рассогласование  между  сенсорно–перцептивным  и
представленчески–понятийным  отражением  пространственного  положения.
Вместе  с  тем  вскрыты  некоторые  условия  преодоления  возникающего
рассогласования  и  предпринята  попытка  объяснить  его механизм. С нашей точки
зрения, рассогласование  между  уровнями  отражения  пространственного
положения  преодолевается  тогда, когда "самолетоцентрическая" система  отсчета
"привязывается" к "геоцентрической", т.е. происходит  изменение  начала  отсчета;
тогда–то  и  формируется  новый  функциональный  орган, осуществляющий
отражение  пространственного  положения. Эта  гипотеза, конечно, нуждается  в
специальной  проверке, которая  может  быть  полезной  для  разработки
общепсихологической проблемы отражения человеком пространства.

Как  показали  исследования, с  развитием  техники  чувственное (образное)

отражение  не  утрачивает  своей  роли  в  деятельности  человека. Но  в  то  же  время
она  все  более "инструментализируется". Это  ставит  перед  психологией
капитальную  проблему: изменяются  ли  в  условиях  инструментализации (а  если
изменяются, то  как) механизмы  и  процесс  образного  отражения. Для  разработки
этой  проблемы  могут  быть  полезны  наши  данные  о  взаимосвязи
инструментальной  и  неинструментальной  информации, а  также  понятие
"информационная среда".

В  общей  теории  психологии  сформулировано  положение  о том, что образ

не является просто некоторым фиксированным результатом отражения, застывшей
субъективной  картиной  объекта. Это  процесс, в  ходе  которого  он  непрестанно
трансформируется: результат  одной  стадии  процесса  становится  предпосылкой
новой  стадии  и  включается  в  эту  новую  стадию  и  т.д.  [22,  100].  Приведенное
положение  обосновывается  данными  лабораторных  экспериментов, в  которых
преимущественно  исследовался  процесс  развития  перцептивного  образа  в
микроинтервалах  времени [4, 9, 29, 58, 93]. Оно  подтверждается  и  нашими
данными. Однако  исследование  динамики  образа  в  реальных  условиях
деятельности  требует  использования  иного  масштаба  времени (того, в  котором
осуществляется сама деятельность). Переход к этому масштабу позволяет выявить
другие (по сравнению с микроанализом) стадии или этапы динамики образа. Здесь
она  включена  в  развертывающуюся  целесообразную  деятельность  и  в

157

значительной  мере  определяется  требованиями, а  также  условиями  этой
деятельности. Каждое  актуальное  действие  регулируется  оперативным  образом, в
котором  в  чувственной  форме  отражается  конкретная  ситуация, т.е. его  основой
являются  ощущения  и  восприятия. Но  оперативный  образ  не  просто  повторяет
текущие изменения непосредственных воздействий на органы чувств. Он вместе с
тем  выступает  как  определенный  этап  развертывания  концептуальной  модели;
процесс  перехода  от  одного  оперативного  образа  к  другому  регулируется  этой
моделью. Иначе  говоря, в  их  динамике  внешние  детерминанты  объединяются  с
внутренними. По–видимому, это  справедливо  и  для  перцептивного  процесса,
развертывающегося в микроинтервалах времени.

Проблема  взаимоотношения  внешних  и  внутренних  детерминант  в

процессах  образного  отражения, как, впрочем, и  других  его  форм, имеет  для
теории  психологии  принципиальное  значение. Как  известно, ее  крайние
объективистские  направления  признают  только  внешнюю  детерминацию,
субъективистские, напротив, только  внутреннюю. В  первом  случае  динамика
образа  трактуется  как  зеркальное  воспроизведение  изменений  внешних
воздействий. Во  втором — как  феномен  внутренней  спонтанной  активности
субъекта. Обе  крайние  позиции  являются  тупиковыми. В  формировании  и
развитии  образа, как  и  других  психических  явлений, внешняя  и  внутренняя
детерминации  неразрывно  связаны. Но  каковы  законы  этой  связи? Когда, как  и
при  каких  условиях "включается" та  или  иная  детерминанта? И  что  из  этого
проистекает? Все  эти  и  другие  подобные  вопросы  требуют  дальнейшего
теоретического исследования.

Для изучения динамики образа интересны также описанные в книге данные

о  действиях  летчика  в  нестандартных  ситуациях. При  возникновении  таких
ситуаций  процесс  трансформаций  оперативных  образов, протекающий  в  русле
логики  деятельности, внезапно  обрывается, и  начинается  новый  процесс, не
связанный  с  прежним. Что  происходит  при  таком  резком  переходе  с  процессом,
который  внезапно  прерывается? Как  сохраняется  момент  обрыва  в  памяти
человека  и  всегда  ли  сохраняется? Как  он  воспроизводится  при  возвращении
ситуации  в  норму? Какова  динамика  экстренно  развертывающегося  процесса?
Зависит  ли  она (и  если  зависит, то  как) от  того  момента  динамики  процесса, в
который он был прерван? Эти и ряд других вопросов, естественно, возникают при
изучении  действий  человека  в  нестандартных  ситуациях. Нам  думается, что  их
специальное  психологическое  исследование  может  помочь  выявлению  законов
процесса образного отражения.

Следующая  фундаментальная  проблема  психологии, с  которой  мы

столкнулись  в  своем  исследовании, — это  проблема  взаимоотношений
осознаваемого и неосознаваемого, или сознания и подсознательного. Она является
уже  многие  годы  ареной  острой  борьбы,  и  не  только  в  психологии.  Было время,
когда подсознательному приписывалась основная роль в детерминации поведения,
и  это  считалось  материалистическим  подходом, пытались  даже  найти  общее  в
марксизме  и  фрейдизме. Позднее  отрицалась  даже  самая  реальность
бессознательного, эта  проблема  выпала  из  психологии  вообще. Впрочем, в
экспериментальных  исследованиях  оставались  косвенные  намеки  на  нее

158

(например, в исследованиях непроизвольного запоминания и воспроизведения), но
только  намеки. В  последние  годы  ситуация  изменилась, проблема  вновь  стала
привлекать внимание психологов.

Нередко  сама  проблема  жестко  связывается  с  фрейдизмом (если  кто–то

утверждает  реальность  бессознательного, значит, он  фрейдист). Но  нет  никаких
оснований  считать  концепцию 3. Фрейда  единственно  возможным  вариантом
решения этой проблемы. Проблема есть проблема, а концепция есть концепция.

Иногда  проблему "сознательное—бессознательное" однозначно  связывают

с  проблемой "социальное—биологическое". То, что  в  поведении  человека
детерминируется  социально, осознается, а то, что биологически, не осознается. В
действительности взаимосвязи здесь гораздо более сложные, в них еще предстоит
разобраться.

Как  бы  там  ни  было, но  вряд  ли  можно  отрицать, что  отношение

"осознаваемое—неосознаваемое" (мы 

предпочитаем 

пользоваться 

этими

терминами) является  особым  измерением  психического  отражения  и  поведения.
Подчеркнем, что  это  измерение  определяется  именно  парой  полярных  понятий.
Правдоподобно также допустить, что отношения между "полюсами" градуальны.

Излагая  результаты  исследования, мы  подчеркивали  значение  осознания

летчиком ситуации, своих действий и своего состояния для

'64

эффективной  и  надежной  деятельности. В  то  же  время  говорилось, что

наиболее  опасны  неосознаваемые  ошибки, что  в  стрессовых  ситуациях  зона
осознаваемого сужается и т.д. Каждый раз, как только мы обращались к вопросу о
том, что и почему осознается, сразу же возникал и другой вопрос: а что и почему
не осознается?

Не осознается же, по–видимому, очень многое: и потому, что этого требует

деятельность (шире—поведение), и  условия, в  которых  она  выполняется. Здесь
допустим  аргумент  от  противного: в  самом  деле, если  бы  человек  в  каждый
момент  осознавал  все, что  он  воспринимает (припоминает  и  осмысливает) до
деталей, а  также  то, что  он  делает, и  тоже  до  деталей (до  элементарного
мышечного сокращения), тогда деятельность вряд ли могла бы состояться. Р этой
связи невольно вспоминается притча о сороконожке.

Проведенные  нами  эксперименты  и  наблюдения  дают  основание

утверждать, что  система  психической  регуляции  деятельности  включает  как
осознаваемые, так  и  неосознаваемые  компоненты. В  книге  подчеркивалась  роль
произвольного  нацеленного  контроля (осуществляемого, конечно, осознанно) в
организации адекватных действий и преодолении некоторых негативных эффектов
(например, иллюзий), а в этой связи — особая опасность неосознаваемых ошибок.
Но  мы  наблюдали  и  другое. При  определенных  условиях  неосознаваемые (или
слабо  осознаваемые) действия, если  они  были  адекватны  ситуации, оказывались
весьма надежными и эффективными, выручая летчика в трудную минуту.

Наблюдения  и  эксперименты  в  совокупности  позволяют  думать, что

соотношение  осознаваемого  и  неосознаваемого  чрезвычайно  динамично; оно
изменяется (и  иногда  довольно  резко) от  момента  к  моменту: то, что  в  данный
момент  не  осознавалось, через  краткий  интервал  времени  становится  четко

159

осознаваемым, и  наоборот. В  этой  связи  возникает  проблема  взаимоотношений
прерывного  и  непрерывного  в  динамике  психического  процесса (см. [22]).
Отметим, что  предметом  осознания  может  стать  любой  элемент  ситуации  и
деятельности, если  он, конечно, воспринимается  или  извлекается  из  памяти.
Казалось  бы, даже  сложившиеся  на  ранних  стадиях  развития  человека  и  поэтому
очень "глубоко  спрятанные" от  сознания, не  замечаемые  в  обычных  условиях
"детали поведения" при изменении этих условий  становятся предметом сознания;
примером  здесь  может  быть  изменение  соотношений  воздействий  гравитации  и
перегрузок 

в 

полете, благодаря 

которым 

обычно 

неосознаваемые

проприоцептивные  и  кинестетические  сигналы  как  бы  врываются  в "сферу
сознания". Бывает и наоборот: значимый и достаточно броский сигнал длительное
время не замечается, не осознается или долго оказывается на периферии сознания
(например, красная 'лампа, сигнализирующая об отказе двигателя).

Для рассматриваемой проблемы могут представить интерес также данные о

резком  сужении  зоны  осознаваемого  и  фиксации  сознания  на  какой–то  иногда
незначительной  детали, возникающей  при  изменении  психического  состояния.
Чтобы  понять, каким  законам  подчиняется  динамика "осознаваемого—
неосознаваемого", необходимо специальное фундаментальное исследование. Здесь
может быть полезным полученный при анализе экспериментальных данных вывод
о  том, что  в  образе, регулирующем  деятельность, в  каждый  данный  момент  есть
актуально  значимые (и  обычно  осознаваемые) и  потенциально  значимые
компоненты (обычно  неосознаваемые  или  осознаваемые  слабо). К  сожалению,
пока еще психология не располагает достаточно строгими и надежными методами,
позволяющими  вскрывать  соотношение "осознаваемое—неосознаваемое". При
разработке  методов  важно иметь  в  виду, что оно, это соотношение, принадлежит
не только к иерархии основных уровней психического отражения, но и к каждому
из них: и к восприятию, и к представлению, и к мышлению.

Иногда 

неосознаваемое, подсознательное  понимается  как  нечто

трансцендентное или как находящаяся вне опыта, не управляемая человеком сила,
давящая  на  него. На наш взгляд, ничего такого, что не поддавалось бы научному
анализу, в  подсознательном  нет. Подсознательное — это  спрессованный
индивидуальный опыт человека, накопленный им в течение жизни и извлекаемый
из  "глубин  памяти",  когда  этого  требуют  обстоятельства.  Именно  на  пути
исследования  того, как  накапливается, хранится  и  трансформируется  опыт, с
нашей  точки  зрения, и  можно  найти  подходы  к  изучению  измерения
"осознаваемое—неосознаваемое". Это, конечно, чрезвычайно  трудная  научная
задача, но  ее  все  же  можно  немного  упростить, ограничившись, например,
исследованием процесса накопления профессионального опыта.

Заканчивая  краткий  перечень  общетеоретических  проблем, к  которым  нас

привело  исследование, изложенное  в  книге, обратим  внимание  еще  на  одну. Это
— проблема  системной  детерминации  психики. Уже  отмечалось, что  в  ходе
научного  анализа  необходимо  выявить  не  только  причинно–следственные,
каузальные  связи  изучаемых  объектов, хотя  это  и  главная  задача, поскольку
именно на этом пути прежде всего раскрываются законы (подробнее см. [100]). Но
анализ  не  может  ограничиваться  только  ими. Необходимо  раскрыть  и  другие

160

связи, другие детерминанты: условия (условие и обусловленное), общие и особые
предпосылки, внешние и внутренние факторы, опосредствующие звенья и т.п.

Исследование  регулирующего  образа  в  летной  деятельности  может  быть

иллюстрацией  высказанного  положения. Основная  цепочка  каузальных  связей  в
нашем  случае — это "предмет — его  субъективный  образ — действие". Она
относится, по–видимому, к  тому  варианту  причинности, который  называют
информационным [100, 148]. Но  образ, например  пространственного  положения,
возникает не как прямой результат воздействия предмета: он формируется на базе
общей предпосылки: генетически (в  широком  смысле этого слова) сложившегося
способа  ориентации  в  земном  пространстве  и  соответствующего  механизма. Его
особой  предпосылкой  является  складывающийся  у  летчика  новый  способ
ориентации. Как было показано, динамика образа зависит от конкретных условий
в разных вариантах полета: визуального и приборного, ручного в автоматического
и  т.д. Примером  влияния  внешнего  фактора  на  процесс  образного  отражения
может быть нестандартная ситуация, которая изменяет направление развития этого
процесса, а  примером  внутреннего — изменяющееся  в  такой  ситуации
психическое  состояние. Опосредствующим  звеном  в  формировании  образа
пространственного  положения  служит  осознание  положения  при  измененной
афферентации; отметим, что, будучи  опосредствующим  звеном, необходимым  на
начальной  ступени  овладения  летной  деятельностью, оно  позднее (когда
сформирован новый способ ориентации) утрачивает свое значение.

Но  дело, конечно, не  только  в  примерах. Проведенное  исследование

позволяет  предполагать, что соотношение  разных детерминант очень динамично.
То, что  в  одних  обстоятельствах  было  следствием  или  условием, может  стать
причиной  или  компонентом, специальной (или  общей) предпосылкой, фактор —
опосредствующим  звеном  или  причиной  и  т.д. Возможное  число  переходов,
превращений и вариантов здесь велико.

Общие  суждения  о  детерминации, требующие  дальнейшей  разработки, на

наш  взгляд, очень  важны  для  изучения  системы  психической  регуляции
деятельности в целом. Мы ведь исследовали только один ее компонент — образ.
Но  эта  система  включает  и  многое  другое: потребности  и  мотивы, субъективные
отношения  и  т.д. Однако  изучение системы психической  регуляции деятельности
— это новая задача.

Сказанное  позволяет  считать, что  результаты  прикладного  исследования

могут  быть  использованы  не  только  для  решения  практических  задач, но  и  для
разработки  теоретических  проблем. Вместе  с  тем  в  психологии,

  как  и

  в  других

науках, есть  такие  проблемы, которые  в  принципе  не  могут  быть  решены  при
помощи  методов  лабораторного  эксперимента; их  решение  требует  обращения  к
изучению реальной жизни. К числу таких проблем относится и проблема образа.

На  современном  этапе  развития  психологии  все  более  отчетливым

становится  требование  взаимосвязи  теории  и  практики, фундаментальных  и
прикладных  исследований. От  того, как  оно  будет  реализовано, зависят
перспективы развития психологии — ведущей науки в системе конкретных наук о
человеке.