Файл: Бехтерев В.М. - Внушение и его роль в общественной жизни.pdf

прямо  и  непосредственно на  психическую  сферу  другого  лица  путем  приказа  или  уговора,
путем увлекательной и взволнованной речи, путем жестов и мимики.

Легко  видеть  отсюда, что  пути  для  передачи  психических  состояний  с  помощью

внушения гораздо более многочисленны и разнообразны, нежели пути для передачи мыслей
путем  убеждения. Вот  почему  внушение  в  общем  представляет  собою  более
распространенный фактор, нежели убеждение.

Последнее  может  действовать  преимущественно  на  лиц, обладающих  здравой  и

сильной логикой, тогда как внушение действует не только на лиц со здравой логикой, но еще
в  большей  мере  и  на  лиц, обладающих  недостаточной  логикой, как  например  детей  и
простолюдинов.

Несомненно  поэтому, что  внушение  или  прививание  психических  состояний  играет

особо  видную  речь  в  нашем  воспитании,  по  крайней  мере  до  тех  пор,  пока  логический
аппарат  ребенка  не  достигнет  известной  степени  своего  развития, позволяющего  ему
усваивать  логические  выводы  не  менее, нежели  готовые  продукты  умственной  работы
других, усваиваемые с помощью так называемого механического заучивания и подражания,
в  которых  немалую  роль  играет  внушение, или  психическая  прививка  со  стороны
воспитателей и окружающих лиц.

Равным образом  и  в  простом  классе  населения  внушение, или  прививка  идей, играет

немаловажную роль, как фактор, существенно влияющий на мировоззрение отдельных лиц и
даже целых обществ.

Всякий, обращавшийся  с  народом, знает  это  хорошо  по  собственному  опыту  и  знает

цену  логических  убеждений, которые, если  и  имеют  успех, то  лишь  путем  медленного
усваивания  их, тогда  как  внушение  в  форме  уговора  или  приказания  здесь  почти  всегда
действуют  быстро  и  верно, в  случае  конечно, если  они  не  противоречат  вкоренившимся
убеждениям народа.

Влияние команды в войсках, как мы уже упоминали, сводится также преимущественно

к  внушению, которое  действует  сильнее  всякого  убеждения. Но  и  на  интеллигентных  лиц,
обладающих  вполне  развитой  логикой, внушение  действует  в  известных  случаях  вряд  ли
менее  сильно, нежели  на  детей  и  простолюдинов, по  крайней  мере, в  таких  случаях, когда
оно не противоречит установившемуся мировоззрению.

Если  внушение, как  было  выяснено  выше, есть  ничто  иное, как  воздействие  одного

лица  на  другое  путем  непосредственного  прививания  идеи, чувства, эмоции  и  других
психофизических  состояний  без  участия  личного  сознания  внушаемого  лица, то  очевидно,
что  оно  может  проявляться  легче  всего  в  том  случае, когда  оно  проникает  в  психическую
сферу незаметно, вкрадчиво, при отсутствии сопротивления со стороны «я» субъекта, или, по
крайней  мере, при  пассивном  отношении  последнего  к  предмету  внушения, или  же, когда
оно  сразу  подавляет  психическое «я», устраняя  всякое  сопротивление  со  стороны
последнего. Опыт действительно подтверждает это, так как внушение может быть вводимо в
психическую сферу или мало-помалу путем постоянных заявлений одного и того же рода и
уговора, или же сразу наподобие повелительного приказа.

ВНУШЕНИЕ В ГИПНОЗЕ

Хотя  все  вышеуказанное  достаточно  точно  определяет  самый  предмет, тем  не  менее

нельзя не упомянуть, что о действии внушения и о распространении психической инфекции
или заразы мы не могли составить себе ясного представления до тех пор, пока не были ближе
выяснены  условия, необходимые  для  осуществления  внушения  и  распространения
психической заразы.

Эти  условия  мы  получили  возможность  выяснить  лишь в  позднейшее  время  вместе  с

развитием учения о намеренном внушении, производимом в гипнозе. Как о распространении
физической  заразы  еще  так  недавно  господствовали  самые  смутные  представления  до  тех
пор, пока не явилась возможность производить чистые культуры микробов и с помощью их

производить  искусственные  прививки  болезней, так  точно  и  в  вопросе  о  внушении  и
психической заразе существовало множество самых сбивчивых и неясных представлений до
тех  пор, пока  не  явилась  возможность  ближе  изучить  условия  прививания  тех  или  других
психических состояний с помощью намеренного внушения.

Опыт  показывает, что  такое  намеренное  прививание  тех  или  других  психических

состояний большею частью удается  лучше  всего  в особом состоянии сознания, которое мы
называем  гипнозом  и  которое, на  мой  взгляд, есть  ни  что  иное, как  вызванное
определенными приемами видоизменение обыкновенного сна. См.

В.Бехтерев.

 Гипноз и его

значение  как  врачебного  средства. Нервные  болезни  в  отдельных  наблюдениях, 1894;
Лечебное значение гипноза. СПб., 1900.

Как известно, в гипнозе легко удаются самые разнородные внушения. Впрочем, вопрос,

можем ли мы внушить в гипнозе все, что мы пожелаем, до сих пор еще остается не вполне
выясненным. По  некоторым  авторам, нет  вообще  никаких  границ  для  внушения, другие,
напротив  того, держатся  взгляда, что  в  гипнозе  может  быть  внушаемо  только  то, что
отвечает  психической  природе  человека. Практически  вопрос  сводится  главным  образом  к
возможности  внушать  те  или  другие  преступления, причем  одни  авторы  были  склонны
утверждать, что  гипнотик  способен  под  влиянием  внушения  выполнить  какое  угодно
преступление, тогда как другие авторы видели в этих утверждениях лишь простое увлечение
лабораторными  преступлениями, совершаемыми  в  гипнозе, справедливо  замечая, что
гипнотик  не  лишен  вполне  сознания  и  потому, когда  ему  внушают  то  или  другое
преступление, то он отлично осознает, что  это преступление  дело не  серьезное, что оно  на
самом  деле  есть  только  воображаемое  преступление  и  что  все  это  делается  только  для  его
испытания и потому он выполняет его без большого сопротивления, как невинную шутку.

Что  касается  меня, то, руководствуясь  своим  опытом, я  ничуть  не  становлюсь  на

сторону тех авторов, которые приписывают внушению в гипнозе роль всесильного фактора,
могущего из гипнотика сделать все, что угодно. Сила его внушения в этом, как и в других
случаях, зависит бесспорно не от одного лишь умения внушить и поддержать внушение, но
еще и от той почвы, на которую действует внушение, иначе говоря, от психической натуры
лица, подвергаемого  внушению. Таким  образом, психическое  противодействие  внушению,
производимому  в  гипнозе, в  значительной  мере  зависит  как  от  большей  или  меньшей
глубины  гипноза, так  и  от  того, в  какой  мере  это  внушение  находится  в  противоречии  с
идеями, склонностями  и  убеждениями  лица, подвергающегося  внушению. При  отсутствии
такого  противоречия  внушение  действует  сильно  и  верно; напротив  того, при  встрече  в
сильной  натурой, держащейся  противоположных  взглядов, внушение  может  оказаться
бессильным.

Но  умаляется  ли  отсюда  значение  внушения  как  важного  психического  фактора?

Ничуть. Ведь людей с сильным характером и стойкими идеями далеко немного. Да и мало ли
есть  людей  настолько  нравственно  невоспитанных, что  они  не  делают  некоторых
преступлений, например, против  нравственности  и имущественной  собственности только  в
силу  страха  за  ответственность  перед  законом. Не  достаточно  ли  поэтому  тем  или  другим
способом усыпить в них путем внушения в гипнозе этот страх и вселить веру в возможность
избегнуть ответственности пред законом, усилив в то же время в их воображении выгодные
последствия преступления, чтобы склонить их на совершение этого преступления, которого
при других условиях они никогда бы не сделали?

Но  мы  отвлеклись  бы  очень  далеко, если  бы  подробно  стали  развивать  этот  вопрос.

Поэтому, не  касаясь  более  чисто практической стороны вопроса о значении  гипнотических
преступлений, мы  заметим  здесь, что  гипноз  представляет  для  нас  глубокий  интерес  не  с
одной  только  практической  стороны, но  и  в  отношении  изучения  вопроса  о  наиболее
благоприятных условиях внушения. Чем в самом деле объясняется то обстоятельство, что в
гипнозе хорошо удаются внушения? Можно думать, что гипноз как состояние близкое или
родственное  нормальному  сну  сам  по  себе  уже  составляет  благоприятное  условие  для
внушения. Но опыт показывает нам, что не всегда степень внушаемости идет рука об руку с

глубиною  сна. Есть  очень  глубокие  степени  гипноза, как, например, летаргическая  фаза
Charcot, которые  совершенно недоступны внушению. Напротив того, в  других случаях  уже
слабые степени гипноза отличаются необычайною внушаемостью.

Известно  также, что  и  обыкновенный  сон  большею  частью  не  составляет

благоприятного  условия  для  внушения, хотя  в  некоторых  состояниях  естественного  сна
имеются условия, столь же благоприятные для внушения, как и в гипнозе.

Отсюда  ясно, что  степень внушаемости определяется  не  самим  гипнозом  или  сном, а

тем  особым  состоянием  сознания  или  психической  деятельности, которое  мы  имеем  в
гипнозе, а иногда и в обыкновенном сне.

Эти  условия,  благоприятствующие  внушению  в  гипнозе,  заключаются  в  том,  что  при

изменении нормального сознания, выражающемся большим или меньшим засыпанием «я» и
не  исключающем  общения  с  внешним  миром  или, по  крайней  мере, не  исключающем
общения с гипнотизером, производимые последним внушения входят в психическую сферу
непосредственно  и  независимо  от  личного  сознания  гипнотизируемого  субъекта, иначе
говоря,  помимо  его  «я».  Закрепляясь  в  тех  глубинах  души,  которые  нередко  называли  и
называют бессознательными или подсознательными и которые правильнее называть сферой
общего сознания, эти внушения впоследствии входят сами собой в сферу личного сознания
и, не  будучи  распознанными, как  посторонние  внушения, так  как  первоисточник  их  для
личного  сознания  остается  скрытым, подчиняют  себе  личное  сознание  в  более  или  менее
значительной мере.

Таким  образом, вся  сущность  гипнотических  внушений  заключается  в  том, что  у

загипнотизированного  наступает  особое  состояние  пассивности, в  силу  чего  внушения  и
действуют на него столь подавляющим образом.

Не  подлежит однако сомнению, что  состояние пассивности представляет собою лишь

одно из благоприятнейших  условий  для введения внушения в  бессознательную  сферу. Оно
составляет лишь подходящую обстановку для внушения, устраняя в большей или меньшей
мере  вмешательство  личного  сознания. Так  как, однако, это  состояние  пассивности  ничуть
не  идет  рука  об  руку  с  глубиною  сна, а  зависит  в  значительной  степени  также  от
индивидуальных условий, то отсюда очевидно, что и степень восприимчивости к внушениям
не стоит в прямом соотношении с глубиною гипноза.

ВНУШЕНИЕ В БОДРСТВЕННОМ СОСТОЯНИИ

Опыт показывает далее, что есть лица, для которых бодрственное состояние сознания

представляет почти столь  же  благоприятное условие для  внушения, как и  гипноз. У такого
рода  лиц  удается  всякое  вообще  внушение  и  в  совершенно  бодрственном  состоянии,
следовательно, при наличности воли. Словом, у этих лиц внушения могут быть производимы
в бодрственном состоянии так же легко и просто, как у других в состоянии гипноза.

Для действительности внушения от такого лица не требуется ничего кроме того, чтобы

он  слушал  и  не  противодействовал. Если  он  начинает  противодействовать  внушению,
достаточно  усилить  последнее, а  если  этого  недостаточно, то  стоит  только  внушить, что
сопротивление невозможно, и внушению открывается полный простор.

Вся  особенность  этих  лиц  сводится  к  тому, что  они  допускают  в  свое  сознание

вторгнуться посторонней  идее  пассивно, не вмешиваясь  своим «я» в  сущность и  в критику
этой идеи, иначе говоря, пропуская ее в свое сознание без активного внимания подобно тому,
как человек воспринимает что-либо в рассеянности.

Всякий  знает, что, будучи  рассеянными  и  невнимательными, мы  можем  давать  на

задаваемые вопросы совершенно не подходящие для нас ответы; можем признавать то, что
мы  несомненно  отвергнули  бы, если  бы  отнеслись  к  вопросу  с  вниманием, нередко  мы  не
знаем  даже, что  данный  вопрос  был  нам  задаваем, иначе  говоря, мы  имеем  настоящую
амнезию. С  другой  стороны, при  отвлечении  внимания  мы  не  замечаем  нередко  своих
ощущений, можем  даже  заглушить  резкие  болезненные  ощущения. В  других  случаях  мы

испытываем  без  всякой  видимой  причины  безотчетную  тоску  или  душевную  боль, или  же
нам  незаметно  для  нас  самих  может  быть  навязан  тот  или  другой  мотив, привита  та  или
другая идея и т. п.

Словом, в состоянии рассеянности, когда наше «я» чем-нибудь занято или отвлечено в

известном  направлении, мы  получаем  состояние, благоприятствующее  внушению,
вследствие  чего, будучи  введено  в  психическую  сферу, оно  проникает  в  него  помимо «я»
или, по  крайней  мере, без  его  активного  участия  и  не  может  быть  подвергнуто
соответствующей критике и переработке.

Таким образом, не подлежит никакому сомнению, что облегченная восприимчивость к

внушениям наблюдается иногда и в нормальном психическом состоянии. Но суть в том, что
в  таком  случае  внушаемые  лица  по  отношению  к  производимым  внушениям, веря  в  их
магическую  силу, не  в  состоянии  обнаружить  никакого  психического  проти-водействия  и
подчиняются им совершенно пассивно.

Благодаря  этому, внушения  легко  входят  в  их  психическую  сферу  помимо  их «я»,

точнее говоря, помимо  их  личного  сознания, следовательно прививаются  непосредственно,
так  сказать, в  самые  недра  психической  сферы, помимо  всякого  участия  воли  и  действуют
так же неотразимо на субъекта, как и внушения, производимые в гипнозе.

Само  собой  разумеется, что  у  такого  рода  лиц  внушением  в  бодрственном  состоянии

можно пользоваться для лечения так же легко, как и внушениями, производимыми в гипнозе.

Примером действительности подобного рода внушений, производимых в бодрственном

состоянии, может свидетельствовать следующий случай.

Осенью 1896 г. мы приняли в клинику молодого человека, который страдал тяжелыми

судорожными  истерическими  приступами  и  полным  параличом  нижних  конечностей,
развившимся в одном из истерических приступов.

Этот  паралич  длился  уже  более 1,5 месяцев, не  поддаваясь  никаким  вообще

терапевтическим  приемам, и  грозил  таким  образом  перейти  в  те  хронические  параличи,
которые длятся годами, не поддаваясь излечению.

Но  во  время  исследования  этого  больного  совместно  с  врачами  клиники  ему  были

закрыты глаза и затем путем внушения он был тотчас же совершенно излечен от паралича и
уже в гипнозе начал ходить. Когда он был разбужен, то к удивлению своему убедился, что он
стоит на ногах и может свободно ходить.

Больной  в  восторге  отправился  сам  в  свою  палату  и  привел  в  изумление  всех  тех,

которые  за  несколько  минут  перед  тем  видели  его  в  кресле-коляске  в  состоянии  полного
паралича нижних конечностей.

С  этих  пор  у  больного  оставались  одни  истеро-эпилептические  припадки, которые

случались  с  больным  довольно  часто  и  продолжались  нередко  весьма  продолжительное
время, если они своевременно не были останавливаемы соответствующими внушениями.

Перед тем, как демонстрировать больного на лекции пред студентами, я исследовал его

вновь  и  убедился, что  внушения  можно  свободно  производить  ему  в  бодрственном
состоянии. Тотчас  же  ему  было  произведено  внушение  о  прекращении  судорожных
приступов и о его выздоровлении.

Внушение подействовало на больного так, что он совершенно поправился и припадки

прекратились.

На  другой  день  на  лекции  можно  было  больному  в  совершенно  бодрственном

состоянии  внушать  разнообразные  судороги, контрактуры, параличи, иллюзии  и
галлюцинации, словом, все что угодно.

Я  много  раз  спрашивал  больного, как  он  может  объяснить  себе  действие  внушения

наяву, но  он  на  это  выражал  только  удивление  вместе  с  другими  присутствовавшими
лицами. У  этого  больного  со  временем, правда, проявились  еще  два  или  три  слабых
истерических  припадка  под  влиянием  особых  поводов, но  это  были  лишь  изолированные
припадки, которые затем после новых внушений более уже не повторялись.

В  другом  случае  у  наборщика, страдавшего  ясными  признаками  свинцового

отравления, имелось наряду с правосторонней гемианестезией и болями левой части головы
гемихорея  правой  же  стороны  тела, особенно  резко  выраженная  в  правой  руке. Больной
должен  был  постоянно  придерживать  эту  руку  левой  рукой,  так  как  она  его  сильно
беспокоила  постоянными  судорожными  движениями, еще  более  усиливавшимися  при
всяком волнении и исследовании. Больной, будучи человеком несостоятельным, уже много
месяцев, оставался без всякой работы, будучи в полном смысле беспомощным человеком. Но
достаточно  было  ему  однажды  внушить,  не  прибегая  к  гипнозу,  что  судороги  его
прекратились  и  он  снова  владеет  рукой  свободно, и  оказалось, что  судороги  сразу  исчезли
совершенно. С  тех  пор  у  больного  в  любое  время  можно  было  вызывать  судорогу  по
произволу,  благодаря  простому  внушению,  и  также  просто  ее  уничтожить.  То  же  самое
оказалось возможным сделать с его болями и с гемианестезией, которые исчезли по одному
слову внушения и могли быть вызываемы вновь в бодрственном состоянии любое число раз.
Субъект этот по выздоровлении воспроизвел под влиянием внушения все свои болезненные
расстройства, между прочим, и на лекции студентам и по внушению на той же лекции был от
них избавлен.

Нет надобности говорить, что мы имели в клинике и в ее амбулатории много и других

больных, у которых в бодрственном состоянии также легко осуществляются разнообразные
внушения, как  например  иллюзии, галлюцинации  и  пр., и  которые  этими  внушениями  в
бодрственном  состоянии  легко  излечивались  от  разнообразных  нервных  припадков.
Обыкновенно  ежегодно на  лекциях, читаемых мною о гипнозе, я  демонстрирую целый  ряд
больных с прекрасной внушаемостью в бодрственном состоянии.

Выше  приведенные  примеры,  подобных  которым  можно  было  бы  привести  многое

множество, не  оставляют  сомнения  в  том, что  внушения  в  бодрственном  состоянии  в
известных случаях могут быть столь же просто осуществляемы и столь же действительными,
как и внушения в состоянии гипноза. Но даже и в тех случаях, когда не имеется подобной
внушаемости в бодрственном состоянии, для воздействия внушения часто нет существенной
необходимости  во  сне. Нужна  лишь  вера  в  силу  производимого  внушения  и  возможно
полное  сосредоточение  мысли на  содержании этого внушения, иначе говоря, нужно, чтобы
субъект  отдался  действию  этого  внушения  вполне. Когда  врач  достигнет  этих  условий  в
бодрственном состоянии, тогда он свободно может обходиться при лечении внушением без
гипнотического сна, который в некоторых случаях даже мешает внушению, если, например,
больной, веря  в  магическую  силу  лишь  внушений, производимых  в  гипнозе, не  засыпает  в
достаточной мере глубоко.

Таким  образом,  для  внушения  в  сущности  не  нужно  сна,  не  нужно  даже  никакого

подчинения воли внушаемого лица, все может оставаться, как обыкновенно, и тем не менее
внушение, входящее  в  психическую сферу помимо  личного сознания, или  так  называемого
«я», действует на последнего как бы магически, подчиняя его внушенной идее.

Для  доказательства  этой  истины  нет  надобности  даже  обращаться  к  тем  или  другим

патологическим  примерам,  так  как  подобные  же  и  притом  не  менее  яркие  примеры  мы
можем  почерпнуть  и  вне  клиник. Известно, какую  магическую  силу  имеют  в  некоторых
случаях  заговоры  знахарей, сразу  останавливающие  кровотечения, не  менее  известно  и
целительное  значение  так  называемых  симпатических  средств, к  которым  так  охотно
прибегали в особенности в старое время при сильном распространении веры в эти средства.
На  этом  внушении  в  бодрственном  состоянии  основано  известное  целебное  значение
королевской  руки, магическое  действие  хлебных  пилюль, лечение  желтым  и  красным
электричеством  Маттея, известное  некогда  в  Петербурге  лечение  барона  В. с  помощью
простой невской  воды  и  других индифферентных средств, магическое слово аббата Фариа,
одним повелением исцелявшего больных, известное в Париже лечение параличных больных
одним зуавом, пользовавшимся для этой цели лишь повелительным внушением и т. п.

Одним  из хороших примеров внушения в бодрствован-ном состоянии, производимого

на массу лиц одновременно, представляют известные сеансы месмеризма в период славы его
основателя  Месмера. Последний  устроил  особую  лохань, вокруг  которой  одновременно