По статистике МВД России, в 1994 г. зарегистрировано 18 актов терроризма. До 1994 г. в УК РСФСР не было даже состава терроризма, если не считать ст. 66 и 67, предусматривающие ответственность за террористические акты по политическим мотивам против государственного или общественного деятеля либо представителя иностранного государства. В 1995 г. было учтено 46 террористических актов, в 1996 г.— 36, в 1997 г.— 32, в 1998 г. — 21, в 1999 г. — 20. После начала второго этапа вооруженных столкновений с чеченскими сепаратистами число актов терроризма стало интенсивно расти. В 2000 г. было учтено уже 135 террористических актов, 2001 г. — 327, в 2002 г. — 360, 2003 г. — 561. Есть основания полагать, что значительная часть терактов совершается совместно чеченскими и международными террористами, которые действуют по глубинным политическим мотивам. Во всяком случае, именно ими руководствуются организаторы терроризма и международные террористические структуры, которые их финансируют.

Политическая мотивация террористических актов может просматриваться лишь как конкретно доказанный факт. А если учесть, что раскрываемость терроризма не превышает 15—20%, то статистически уловить политическую мотивацию терроризма непросто. Кроме непосредственно терроризма к преступлениям террористической направленности относятся по действующему законодательству еще восемь видов террористической деятельности, которые подробно будут рассмотрены в главе 13.

Более или менее уверенно можно говорить о политической (сепаратистской, националистической) мотивации при совершении террористических актов в Буденновске, Кизляре, Махачкале, при покушении на жизнь генерала А. Романова, убийстве Д. Дудаева, захвате турецкими террористами российского теплохода «Аврасия» (в политических интересах Чечни), в театральном центре на Дубровке, при взрыве автомобиля «Москвич» у Спасских ворот Кремля в Москве, в средней школе в Беслане и т.д. Российские власти склонны считать политически мотивированными преступлениями и акты вандализма в отношении памятника Николаю II, синагоги в Марьиной роще и некоторые другие.

Еще в 1992 г. Ельцин, выступая на Конгрессе интеллигенции России, пугал его участников: «Угроза фашизма реальна». Если он имел в виду оппозиционеров его антинародной и неправомерной деятельности, то такая угроза для него была. Серьезной же социальной базы для фашизма в России, которая от него пострадала, но победила, не было и нет. Тем не менее в 1995 г. он и его обеспокоенное вороватое окружение предложили проект закона о внесении изменений и дополнений в УК РСФСР и КоАП РСФСР. УК РСФСР предполагалось дополнить ст. 64² (мятеж), 74² (организация фашистских объединений и групп), 74³ (пропаганда фашизма) и изменить ст. 229 (надругательство над памятником или могилой), включив в ее диспозицию «осквернение их фашистской символикой и атрибутикой», а КоАП РСФСР дополнить ст. 193³ (демонстрирование фашистской атрибутики и символики). Однако этот проект не стал законом. Данные предложения не были реализованы и в УК РФ 1996 г. Научные юридические учреждения не смогли выработать адекватные правовые признаки термина «фашизм». Это можно было сделать лишь при его политизации. О нем не говорится даже в УК ФРГ в редакции 1987 г. с изменениями и дополнениями последних лет. В нем есть гл. 3 «Угроза демократическому правовому государству» со ст. 84 (продолжение деятельности партии, объявленной противоречащей Конституции), ст. 85 (нарушение запрета на объединение), ст. 86 (распространение пропагандистских материалов организаций, являющихся неконституционными), ст. 86а (использование знаков неконституционных органов) и ст. 166 (оскорбление вероисповедания, религиозных обществ и мировоззренческих объединений). Германия не допустила политизации и фашизации уголовного законодательства. Она установила четкий конституционный порядок, и к ответственности привлекаются лица, которые его нарушают. При Ельцине же делались попытки внести в УК политические формулировки оценочного характера.

---

23 марта 1995 г. Президент РФ издал Указ «О мерах по обеспечению согласованных действий органов государственной власти в борьбе с проявлениями фашизма и иных форм политического экстремизма в Российской Федерации». В рамках действующего законодательства после появления этого указа в плане борьбы с политическим экстремизмом было возбуждено 45 уголовных дел. Суд выдержали единицы. Законодательные возможности борьбы с таким политически мотивированными действиями были недостаточными. Правоохранительные органы ныне, к счастью, не имеют Особого совещания. Поэтому основные недостатки борьбы с рассматриваемыми формами деятельности лежат в противоречиях различных политических сил, которые не могут быть решены в рамках политически оценочных дефиниций. Это было бы возвратом к прошлому.

В целях преодоления этого ИНДЕМ подготовил доклад о противодействии политическому экстремизму, в котором говорится, что в действующем российском законодательстве нет понятия «экстремизм». И это хорошо, пишут аналитики. Одно дело — социологическое применение данного понятия, и другое — использование его в целях принуждения. Из-за сложности юридической квалификации будет трудно доказать экстремизм. Поэтому авторы против прямого законодательного употребления терминов «фашизм», «большевизм», «сепаратизм», «экстремизм». Они полагают, что «если при расследовании насильственных преступлений правосознание следователя или судьи играет минимальную роль (главную роль играет доказательство вины), то в юридической оценке (выделено автором. — ВЛ.) правонарушений экстремистского характера именно правосознание — решающий фактор»⁷⁸. Нетрудно заметить, что эти новые «демократические» идеи ИНДЕМ списаны с практики политических репрессий 20—30-х гг. Видимо, есть между теми и нынешними авторами какая-то общность, подогреваемая яростным стремлением определенных политических сил во что бы то ни стало осудить политическое инакомыслие вопреки Федеральному закону. Но подобные действия являются ничем иным как политическими злоупотреблениями. Правовое государство на такой путь встать не может. Нужны обоснованные недвусмысленные и неполитизированные правовые нормы.

В целях обоснования таковых была предпринята разработка федеральной программы по противодействию политическому и религиозному экстремизму на 1999—2000 гг. В ней «под политическим экстремизмом понимается деятельность общественных объединений, иных организаций, должностных лиц и граждан, направленная на насильственное изменение конституционного строя РФ, нарушение прав и свобод граждан в политических целях, насильственный захват и насильственное удержание власти, посягательство на суверенитет и территориальную целостность РФ, иное применение насилия для достижения политических целей, а также публичные призывы к совершению противоправных деяний в политических целях». В одно определение вписали все, что только можно и что характеризует объективную сторону целого ряда преступлений против основ конституционного строя и против основ общественной безопасности. Но авторы этой программы ломились в открытые двери. Перечисленные действия уже были определены в УК РФ (ст. 205, 277—282 и др.). Однако политический страх не давал покоя. Вынашиваемые с первой половины 90-х гг. идеи были наконец-то реализованы в федеральном законодательстве.

---

В 2002 г. были приняты Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности» и дополнения в УК РФ — ст. 282¹ (организация экстремистского сообщества) и ст. 282² (организация деятельности экстремистской организации). В них употреблен еще более неопределенный термин «экстремизм».

Вряд ли у ответственных криминологов и криминалистов есть сомнения в том, что подобные общественно опасные действия, облеченные в четкую юридическую форму, могут быть уголовно наказуемы. У автора тоже их нет. Они давно криминализированы, но зачем-то нужно было действующие нормы УК РФ безгранично расширять и политизировать. Сепаратизм, публичные призывы к игнорированию федеральных законов, отделению от государства, национальная, религиозная вражда, унижение национального достоинства, а равно пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по национальному и религиозному признаку в отечественном законодательстве всегда были уголовно наказуемы. В многонациональной стране жизненным может быть лишь один подход: соблюдение равных прав всех народов при их широкой культурно-национальной автономии, где есть место для здорового патриотизма любой нации. Но ныне особо распространены и общественно опасны антисемитизм и русофобия с их взаимными обвинениями, которые лишь нагнетают и русофобию, и антисемитизм. Антисемитские высказывания связаны с клеймением евреев и сионизма (к слову сказать, это разновидность патриотизма), а русофобские — с клеймением русских и русского патриотизма⁷⁹. Но отношение к ним со стороны некоторых владельцев средств массовой информации неоднозначное. Первое вызывает обоснованный гнев, второе — необоснованное одобрение. А. Солженицын цитирует самарского рабочего: «Русских кругом притесняют. А чуть русские за себя застаивают — сразу: фашизм!»⁸⁰

Со времен последних лет перестройки особо модным и политически продуманным для некоторых сил стало хулить патриотизм вообще и русский патриотизм в особенности. Нередко это делается с мошеннической ссылкой на русских писателей, приписывая одни и те же (нарочито извращенно толкуемые) слова, то Л.Н. Толстому, то Ф.М. Достоевскому. Русский патриотизм часто употребляется с добавлениями «социал» или «национал» и ставится рядом с фашизмом. Это не заблуждение. Опошлить русский патриотизм для этих сил является одной из важных задач. Это означает окончательно растворить «социальный клей» нации, который и так никогда не был сильным в русском народе (в отличие, например, от мусульман, евреев и других народов). «Клеймо «фашизма», как в свое время «классовый враг», «враг народа», действует как успешный прием, чтобы сбить, заткнуть оппонента, навлечь на него репрессии. А припечатывать по обстановке»,— отмечает А. Солженицын⁸¹. Но это и прямая провокация к межнациональным политическим конфликтам. Поношение русского патриотизма лишь укрепляет такие праворадикальные движения как Русское национальное единство (РНЕ), особенно при глубоком экономическом и политическом унижении большей части народа. А может быть, существование таких организаций, как РНЕ, в первую очередь нужно тем же самым силам? Ведь для собственного укрепления нужен враг. Благодаря ему укрепляются и они.

---

А. Солженицын в книге «Россия в обвале» обоснованно пишет: «Патриотизм — достояние многих стран, в том числе всех европейских, патриотизм — начало, объединяющее народ и никак не отделяющее от человечества... Приняв понятие гражданского патриотизма, нельзя упустить патриотизма национального. В странах однонациональных тот и другой едины. В странах многонациональных, как наша, национальный патриотизм есть составная и подкрепляющая часть общегражданского... В Соединенных Штатах патриотизм стоит высоко. Не только никто его не стыдится, но Америка дышит своим патриотизмом, гордится им — и разные народные группы сливаются в нем едино»⁸². Но самый высокий уровень патриотизма у евреев. Он заключен в сионизме. И если в советское время сионизм приравнивали к международному терроризму, то сейчас он обретает гражданственность. Почему же так ненавистен русский патриотизм⁸³? А ведь «патриотизм, — это всего лишь порядочность по отношению к собственной стране»⁸⁴.

Нельзя не напомнить и о том, что до 2002—2003 гг. в УК РФ, а также в УК РСФСР была уголовная ответственность за пропаганду исключительности или неполноценности граждан по религиозному, национальному или расовому признаку. В новых неоправданных изменениях и дополнениях этого нет. Пропагандировать такую исключительность или неполноценность ныне дозволено, и они явно и чаще всего имплицитно проявляются в средствах массовой информации. О русских, например, нередко можно слышать на всю страну обобщающие оценки: совок, пьянь, «дураки и дороги» и т.д. Есть ли факты для этого? Есть. Вместе с тем автор мог бы на большом криминологическом материале национального и транснационального характера показать и другие значимые и устойчивые статистические тенденции: представители одних народов, например, особо отличаются в крупных аферах и мошенничествах, другие — в вымогательствах, третьи — в торговле людьми, четвертые — в грабежах и разбоях и т.д. Но эти ярлыки навешивать на народы не только необоснованно и неправомерно, но и криминогенно. Именно криминогенностью мы и озабочены. В криминологии на этот счет есть целая теория стигматизации.

Наличие более 140 общероссийских общественных объединений⁸⁵ существенно затрудняет борьбу с политической криминальностью различных мастей не только в правоприменительном плане, но и в их законодательном определении. Между борьбой с политическими общественно опасными отклонениями и преследованием по политическим мотивам — легко уязвимая грань, особенно в условиях политической нестабильности. Переступив эту границу, можно нарушить шаткое равновесие в обществе. С другой стороны, попустительство реальному политическому криминалу таит в себе серьезную опасность. Именно этими обстоятельствами обусловлена неопределенность такой борьбы в нынешние годы реформирования общества. Нельзя игнорировать и другую трудность: доказать политическую мотивацию преступлений не так просто. Поэтому в западных странах в уголовных кодексах нет оценочных политических мотиваций.

---

Было бы очень важно подкрепить приведенные суждения реальной статистикой политически мотивированных преступлений, совершаемых в России или других странах. Однако автору не известно ни одной страны, где был бы системный официальный учет «политической преступности», хотя, как уже говорилось, она свойственна практически всем странам мира с самых древних времен. В российской системе первичного учета преступности мотивы преступлений регистрируются. Статистические карточки на лицо, совершившее преступление (Ф. 2), и на преступление, по которому лицо, его совершившее, установлено (Ф. 1.2), отражают более 200 признаков личности правонарушителя, в том числе и мотивы. Но эти данные не выходят за пределы региона, не обобщаются в федеральном масштабе. Приведем некоторые сведения о преступлениях, о которых говорилось выше и которые чаще всего могут совершаться по политическим мотивам. (Табл. 4.)

Таблица 4

Преступления с возможной политической мотивацией против основ конституционного строя

Статья УК РФ	Число дел в производстве			Зарегистрировано преступлений			Преступления, по которым закончено расследование			Преступления, следствие по которым приостановлено			Выявлено лиц
	2000 г .	2002 г.	2003 г .	2000 г.	2002 г .	2003 г.	2000 г .	2002 г.	2003 г .	2000 г .	2002 г.	2003 г.	2000 г.	2002 г.	2003 г.
277	5	5	6	4	5	2	2	-	2	2	1	2	10	-	3
278	2	8	1	1	8	1	-	8	1	2	-	-	4	3	-
279	5	4	2	3	2	1	1	3	1	3	-	1	17	2	-
280	5	6	1	2	5	1	2	5	1	3	-	-	-	1	1
282	24	85	88	17	79	72	8	31	40	7	31	23	8	16	15
2821	Статья включена в УК РФ Федеральным законом от 25 июля 2002 г. Преступлений в 2002-2003 гг. не зарегистрировано
2822	Статья включена в УК РФ Федеральным законом от 25 июля 2002 г. Преступлений в 2002-2003 гг. не зарегистрировано
Итого:	41	108	98	27	99	77	13	47	45	17	32	26	39	22	19

Примечания:

Статья 277 — «Посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля»

Статья 278 — Насильственный захват власти или насильственное удержание власти».

Статья 279 — «Вооруженный мятеж».

Статья 280 —«"Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности».

Статья 282 — Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства».

---

Смотрите также файлы

• Государственное и муниципальное управление_Чиркин В.Е_Учебник_2003 -320с.doc

• Кутафин_Муниципальное право.doc

• Галяшина Е. И. - Основы судебного речеведения - 2003.pdf

• Залевская А.А. - Введение в психолингвистику.doc

• Герасимова И.А. (ред.) - Мысль и искусство аргументации - 2003.pdf