ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 2959
Скачиваний: 1
Однако заманчивые перспективы, которыми увлеклись шведы, поворачивая к югу, оказались миражом. Под его обманчивым воздействием они пренебрегли ценностью обоза из восьми тысяч подвод, который Левенгаупт осторожно вел из Риги. Реальный шанс на спасение упустили ради фантастических грез Карла. Не подумали о том, что обремененному обозом Левенгаупту будет гораздо труднее, чем идущим налегке главным силам Карла. Но король — словно в бреду. Его не покидает радостное ощущение близкой победы, и никакие трудности для него не существуют. Во время совещаний со своими генералами в середине сентября Карл заявляет: «Мы должны дерзать, пока нам улыбается счастье». Это было счастье рокового самообмана.
Петр сразу же понял возможности, открывшиеся перед ним. Формируется специальный подвижный корпус в одиннадцать с половиной тысяч человек, который возглавлял сам царь. 28 сентября 1708 года он нападает у деревни Лесной на 16-тысячную армию Левенгаупта и в результате жестокого боя наносит ей полное поражение. Шведы потеряли десять тысяч солдат и драгоценный транспорт с провиантом и боеприпасами. Только жалкие остатки своей армии, а вернее, дрожащую от страха, голода и холода толпу и, конечно, без всякого обоза привел Левенгаупт к Карлу.
Победа под Лесной была сокрушительной и великолепной. Ее значение состояло не только в том, что шведы потеряли бесценный обоз, огромное число лучших своих солдат и т. п. Гораздо важнее, что она заставила русских поверить в себя, в свои силы, в свою способность победить. Произошел моральный перелом в сознании русских солдат, узнавших свои силы и возможности. Об этом замечательно сказал сам Петр: «Сия у нас победа может первая назваться, понеже над регулярным войском никогда такой не бывало; к тому же еще гораздо меньшим числом будучи пред неприятелем. И по истине оная виною благополучных последований России, понеже тут первая проба солдатская была, и людей конечно ободрила, и мать Полтавской баталии, как ободрением людей, так и временем, ибо но девятимесячном времени младенца счастья произвела».
Поведение, реакция Петра вполне естественны. Он трезво оценивает происшедшее, не только не преувеличивает, но невольно даже преуменьшает масштабы победы, осторожно обращаясь с цифрами. Но Петр не может скрыть радости. Отныне день сражения при Лесной будет ежегодно отмечаться праздником. Как же ведет себя его высокомерный соперник? По свидетельствам людей из его близкого окружения, Карл жестоко уязвлен случившимся. Он не спит ночами, молчит, словом, ведет себя, как всякий человек, который переживает несчастье. Генерал Гилленкрок, один из самых умных его военачальников, считал, что с этого времени Карл стал сомневаться в своей победе. Однако он ни слова не говорит об этом вслух. Напротив, в еще большей степени, чем раньше, он защищается броней грубой лжи. Его деспотия, как и любая другая, не может существовать иначе, как от победы к победе. Узнав о разгроме у Лесной, Карл пишет Левенгаупту: «До меня уже раньше дошли слухи о счастливом деле, которое вы, генерал, имели с неприятелем, хотя сначала распространились известия о том, будто вы. генерал, разбиты».
Даже когда прибыл сам разгромленный генерал и рассказал все, Карл не подумал признать поражение. Он полностью исключает возможность того, что эти варвары-московиты могут громить его, прославленного полководца. В крайнем случае если все идет и не так, как нужно, то только там, где нет самого Карла, ибо где король — там всегда победа. В это время, все девять месяцев от Лесной до Полтавы, война не прекращалась, и, хотя крупные сражения случались редко, стычки, перестрелки и другие бесчисленные эпизоды войны происходили непрерывно. Шведы «побеждали» всегда, во всех случаях без исключения, но их армия катастрофически сокращалась. Ложь становится формой существования короля Швеции. Как замечает Е. К. Тарле, «отныне Карл повел двойную жизнь, потому что на людях он продолжал бодриться и толковать о взятии Москвы...»
Но пока ему не удавалось даже приблизиться к Москве. После Лесной стало ясно, что легкая прогулка к русской столице не состоялась, ибо русское сопротивление совершенно не соответствовало старым представлениям Карла, которые он сохранил со времени поражения русских под Нарвой в 1700 году. Необходимо было пополнение людьми, оружием, боеприпасами, провиантом: Надежды на обоз Левенгаупта рухнули. Карл взывает о помощи к далекой Швеции, хотя он уже вытянул из своего королевства все, что оно могло дать. Н. Л. Долгорукий в ноябре 1708 года писал в донесении из Копенгагена о настойчивых требованиях Карла к своему государству: «Хотя как возможно во всей швецкой земле берут рекрут, и за великой скудостью людей пишут стариков, у коих от старости зубов нет, и робят, которые не без труда поднять мушкет могут, однакож собрав и таких, не чают, чтобы мочь знатного с такими людьми учинить, когда лучшие свои войска растерял, не учиня с ними ничего...»
Раньше Карл, уповая на свою непобедимость, пренебрегал поисками союзников. Теперь он мечтает получить помощь от них. Но силы Франции, так же как Англии и Голландии, были связаны войной за испанское наследство. Они оказали Карлу политическую поддержку признанием Станислава королем Полыни, гарантией Альтранштадтского договора. Теперь выяснилось, что шведский король нуждается в прямой военной помощи. Франция, переживавшая в это время тяжелые поражения, даже при желании ничего сделать не могла. Ее противники — Австрия, Англия, Голландия — считали полезным для себя длительное продолжение войны Швеции против России. Они опасались, что быстрая победа Карла развяжет ему руки, и он успеет ввязаться в испанскую войну на стороне Франции. Дипломатическая неустойчивость Карла давно внушала тревогу странам, связанным с Швецией союзными договорами. Карл дал немало свидетельств того, что они для него ничего не значат. Резидент Станислава Лещинского при шведской армии Понятовский писал, что, направляясь в Москву, Карл собирался затем вернуться в Германию, чтобы оказать помощь Франции войной против Австрии.
Дипломатическая конъюнктура начинает изменяться после того, как в Европе узнали о победе русских под Лесной, о все более трудном положении Карла XII в войне с Россией. Опасность его быстрого возвращения в Европу и участия в войне на стороне Франции тем самым исчезла. Однако в глазах морских держав, особенно Англии, нежелательно было возвышение России. Опасения по поводу такой возможности заменяют прежний страх перед могуществом Швеции с ее неуравновешенным королем. Н этих условиях шведская дипломатия ставит перед Англией и Голландией вопрос о выполнении ими прежних союзнических договоров с Швецией. Особенно активно действует шведский посол в Гааге Пальмквист. Поскольку в это время намечается близкое прекращение войны за испанское наследство, Швеция просит оказать ей помощь если не людьми, то деньгами. На полученные таким образом денежные субсидии шведы собирались нанять войска немецких государств, которые освободились бы после заключения мира. О деятельности шведских дипломатов узнает русский посол А. А. Матвеев. Он предпринимает энергичные действия в отношении Англии и Голландии, направляет мемориалы и ведет переговоры с пансионарием штатов Гейнсиусом и герцогом Мальборо. Ему удается получить от них успокоительные заверения. К тому же переговоры о мире между Францией и ее противниками сталкиваются с затруднениями, и, таким образом, шведские попытки получить помощь от союзников оканчиваются безрезультатно. А. А. Матвеев, который незадолго до этого вернулся из Англии, где его миссия оказалась неудачной и он даже подвергся оскорбительному обращению, тем более настойчиво добивается улучшения отношений с Голландией. Хотя она вместе с Англией воевала с французами, внешнеполитические интересы этих двух стран во многом различались и вступали в противоречия. Если Англия признала королем Станислава и гарантировала Альтранштадтский договор, то Голландия воздержалась от признания. Не ограничиваясь объявлением официальной благодарности за это и традиционными подарками в виде соболей и чернобурых лис, Россия старалась идти навстречу Голландии в удовлетворении ее торговых интересов. По просьбе Матвеева голландские торговые суда получили выгодные таможенные льготы в Архангельске. Голландские купцы приобрели привилегированное право на вывоз хлеба из России. А. А. Матвеев использует также заинтересованность Голландии в русской политической поддержке. Она имела острые территориальные споры с Ганновером и Пруссией. Эти страны рассчитывали решить их в свою пользу с помощью Швеции. Голландия хотела иметь в этом деле поддержку России, и такая поддержка была ей обещана в надежде на помощь Голландии при заключении в будущем мира с Швецией. Но практически в то время русские дипломаты занимались в основном подготовкой к заключению торгового договора с Голландией.
Если до 1708 года существовала надежда на сближение с морскими державами, особенно с Англией, а также с Австрией, то после Лесной, когда их опасения Швеции сменяются страхом перед усилением России, русские сами решили снять вопрос о вступлении в Великий союз. Все равно реальных шансов на это уже не было. Причем Россия проявила инициативу. Осенью 1708 года через Матвеева делается официальное заявление, что «его царское величество не соизволяет больше вступать с союзниками в общий великий союз». Тем самым Россия сохраняла достоинство, демонстрировала независимость и готовила условия для поворота своего курса в сторону борьбы за восстановление Северного союза. Это гораздо сильнее ударило бы по позициям Швеции в Европе. Такой внешнеполитический поворот сам по себе говорил, что вторжение Карла в Россию не укрепило, а ослабило его позиции в Европе.
Практически возрождение Северного союза было вероятно только при участии в нем бывших русских союзников — Дании и Саксонии. Такая задача была трудна, но реально разрешима. Ни Дания, ни Саксония не имели никаких оснований благословлять унизительные для них Травендальский и Альтранштадтскпй договоры, похоронившие Северный союз. При первой возможности они мечтали ликвидировать их. Вот почему даже сразу после заключения договоров, что можно было в обоих случаях рассматривать в качестве актов предательства, Россия не порывает с этими странами. В отношении Дании и Саксонии петровская дипломатия поднялась до уровня подлинно высокой политики, которая абстрагируется от естественных чувств возмущения и ориентируется на постоянные государственные интересы дальнего прицела.
В ноябре 1706 года князь В. Л. Долгорукий с одобрением выслушал заверения Августа II, что, как только Карл XII уйдет из Саксонии, он с 25-тысячным войском возвратится в Польшу. Русские уже хорошо знали цену Августу, но тем не менее после неудачи в подыскании новой кандидатуры на польский престол в противовес шведской марионетке Станиславу они не препятствовали Августу убеждать польских магнатов, что он не собирался отказываться от польской короны и обязательно вернется в Польшу с войском. Русские агенты при германских дворах — Урбих в Вене и Лит в Перлине — подтверждали это и содействовали бывшему союзнику. В декабре 1706 года Г. И. Головкин просил Петра принять представителя Августа — Шпигеля, чтобы «выслушать и отправить его с милостью, дабы тем Августа о склонности вашего величества к нему весьма уверить и к скорому выходу в Польшу охоты ему додать». Конечно. Август снова выпрашивал денег, но Головкин считал, что давать не надо, пока не будет явных действий Августа против Карла. Петр надеялся на такие действия, но преждевременно, ибо без решающего военного успеха русских рассчитывать на него было трудно. Дело тянулось. Август отделывался обещаниями, но не брал на себя конкретных обязательств. Петр писал Головкину: «О выходе Августове я не без сумнения, понеже все глухо обнадеживает... смотрит на наше дело что с шведом учиним — для того медлит».
Но даже после того, что «с шведом учинили» русские при Лесной. Август не торопился действовать, хотя Петр с полным основанием писал ему весной 1709 года, что шведская армия почти уничтожена и Карл уже никогда не вернется в Польшу. Самое большее, на что отважился Август,— это участие в переговорах с Данией об антишведском союзе. Что касается Дании, то возобновление ее борьбы с Швецией было для России особенно желательным. Дания имела большой флот на Балтике, а русский балтийский флот еще только зарождался. Русские дипломаты с самого начала Северной войны не переставали интересоваться позицией Дании, однако все их демарши в этом направлении оказывались напрасными: слишком велик был в Копенгагене страх перед Карлом XII. Но оттуда следили за развитием событий и выжидали. Победа при Лесной произвела большое впечатление на Данию, и Матвеев принимал датские поздравления. В ноябре 1708 года он доносил о намерении короля Фредерика IV вступить в переговоры с Августом II о возобновлении войны против Швеции. Об этом сообщал и Долгорукий из Копенгагена.
Поскольку Фредерик IV отправился в длительную поездку в Италию, туда был направлен русский посланник в Вене, саксонец барон Урбих. К сожалению, его миссия оказалась неудачной. Склонный давать от имени России невыполнимые обещания, легкомысленный, болтливый и тщеславный Урбих лишь сделал достоянием широкой публики сведения, которые надлежало хранить в тайне. А. А. Матвеев выражал возмущение «развратными поступками и помешательствами» Урбиха. Значительно более серьезны были переговоры, которые вел в Копенгагене Долгорукий. Он предложил Дании при условии возобновления войны против Швеции вспомогательные войска, субсидию в 300 тысяч ефимков на первый год и по 100 тысяч ежегодно на время войны. Но датские министры заявили, что этих денег недостаточно для снаряжения флота.
А в это время датский король встретился в Дрездене с Августом, и они договорились действовать против Швеции. Слухи об этой встрече крайне встревожили Швецию и ее союзника — Голштинию, дипломаты которых стали добиваться от Англии и Голландии противодействия попыткам возрождения Северного союза. Морские державы со своей стороны забеспокоились, поскольку 30 тысяч саксонских и датских войск участвовали на их стороне в войне против Франции. В этих условиях русские дипломаты, и прежде всего Матвеев, попытались успокоить опасения Англии и Голландии, и эти страны в конце концов согласились не препятствовать Августу выступить против Карла. В июле 1709 года (о Полтаве в Европе еще не знали) в Потсдаме подписывается антишведский договор Дании, Саксонии и Пруссии. Участники обязались содействовать Августу в его борьбе за возвращение польской короны, Дании — вернуть земли на юге Скандинавского полуострова. Договор остался на бумаге, ибо Пруссия, как всегда, хотела использовать его, чтобы без всяких усилий захватить новые земли, на что не соглашались другие участники договора. Но главное заключалось в том, что возрождение Северного союза без участия России вообще было несерьезной затеей. Во всяком случае эти дипломатические комбинации все же имели положительное значение для России. Уже тот факт, что Саксония и Дания заговорили открыто о восстановлении Северного союза, свидетельствовал об ослаблении международных позиций Швеции, о ее изоляции, о том, что пока ей не приходится ждать помощи от Европы, где еще недавно все пели дифирамбы гениальному шведскому полководцу и пресмыкались перед ним в Альтранштадте.