ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 2957
Скачиваний: 1
Постоянным противником Толстого был французский посол в Стамбуле барон Шарль де Ферриоль. Давние союзнические отношения Франции с Турцией, обширные экономические связи двух стран предопределяли его роль, которая была столь значительна, что турки даже прозвали Ферриоля «вице-султаном». Французская политика в Турции определялась участием Франции в войне за испанское наследство. Желанным союзником для нее была Швеция, отвлеченная Северной войной против России. Поскольку прекратить эту войну оказалось невозможно, Франция помогала Карлу XII побыстрее закончить ее победой над Россией. Этому, естественно, способствовала бы одновременная война Турции против России. Франция всеми силами пытается внушить туркам необходимость такой войны, используя миф о русской опасности. Так, в марте 1706 года французский посол вручил меморандум своего правительства, в котором говорилось: «Все толкает царя на войну с Турцией: настроение у греков и валахов и его чрезвычайная амбициозность. Поэтому надо опередить царя и напасть на него, пока он не может справиться со Швецией».
Вопреки явной заинтересованности России в мире с Турцией французский посол пытается настойчиво вызвать страх перед русской угрозой, доказывая необходимость превентивной войны против северного соседа. В начале 1707 года Толстому удалось познакомиться с содержанием многочисленных писем Ферриоля высокопоставленным туркам, в которых обосновывалась целесообразность войны с русскими. Естественно, что Толстому приходилось вести постоянную «контрпропаганду», доказывая мирные намерения России. В этой напряженной дуэли двух послов решающую роль играли, впрочем, не аргументы, а деньги и другие подарки. Например, в 1707 году султан созвал очередной совет по вопросу о том, воевать ли с Россией или сохранять мир. Осторожность взяла верх, и Толстой с удовольствием сообщал, что подарки французского посла пропали даром, а ему это обошлось лишь в несколько шкурок горностая и четыре пары соболей. Но иногда русские и французские интересы совпадали, и Толстой стремился это использовать. Так было, в частности, с попытками французского посла побудить Турцию вмешаться в антиавстрийское восстание в Венгрии на стороне венгров, чтобы заставить императора ослабить свои войска, действовавшие против Франции. Правда, эти усилия французской дипломатии успеха не имели. Рассеялись также надежды Толстого на то, что удастся отвлечь Турцию войной против Австрии. Если французский посол препятствовал Толстому в решении его основной задачи, то английский посол в Стамбуле Саттон и посол Голландии Кольер, напротив, помогали ему сдерживать Османскую империю от нападения на Россию. Морские державы, опасаясь вступления Карла XII в испанскую войну на стороне Франции, стремились отвлечь его войной с Россией. Однако в их интересы не входило быстрое окончание этой войны в результате победы Швеции. Ведь после этого Карл снова мог вернуться в Европу. Англия и Голландия боялись, что вступление Турции в войну ускорит победу Швеции. Они хотели, чтобы Швеция и Россия подольше воевали друг с другом до взаимного истощения. Поэтому Саттон и Кольер помогали русскому послу в умиротворении султанского правительства.
Но важнее всего было предотвратить союз Турции и Швеции против России. Первые связи шведов с турками устанавливаются уже вскоре после начала Северной войны. В 1702 году крымский хан получил письмо шведского короля, склонявшего его к войне против русских. Шведы используют также поляков и запорожских казаков для установления контактов с Турцией. Затем в этом же направлении действует Станислав Лещинский. В 1707 году в Турции появляются его представители. Султан Ахмед III устанавливает с ними отношения, направляет дружественные послания Лещинскому и самому Карлу XII. В 1708 году в Стамбуле все больше усиливаются антирусские настроения. Крымским ханом султан назначает Девлет-Гирея, яростного поборника войны против России. Согласно донесению австрийского посла в Стамбуле, он принял ханство только при условии, что султан осуществит против Москвы такие меры, благодаря которым московиты, закрепившиеся близко от Крыма и построившие здесь свои крепости, будут удалены из них. П. А. Толстой шлет тревожные донесения в Москву, где тоже понимают растущую опасность с юга. В декабре 1708 года Г. И. Головкин писал Толстому, что необходимо действовать, «дабы Порту до зачинания войны не допустить (також бы и татарам позволения на то не давали), не жалея никаких иждивений, хотя бы превеликие оные были».
Что касается «иждивений», то, к сожалению, нет точных данных о том, сколько денег пришлось пустить в ход П. А. Толстому для удержания Турции от войны. Правда, называют приблизительные цифры. Турецкий везир Хасан, которому специально поручили следить за русским послом на протяжении нескольких лет, утверждал, что Толстой ради продления мира «роздал в различных местах около 3000 кошелей, или полтора миллиона талеров». Однако эта сумма представляется явно преувеличенной, хотя, несомненно, мир с Турцией России обошелся недешево.
Политика Турции в конечном счете определялась все же не «иждивением», а реальным соотношением сил России, Швеции и самой Турции. На нее воздействует главным образом ход военных действий в России. В совершенно непредсказуемом поведении турок ясно обнаруживается закономерность: за успехами шведов следует активизация воинствующих кругов, особенно, крымского хана. Напротив, известия о поражениях шведов вызывают проявления миролюбия. Во всяком случае за полгода до Полтавы берет верх неблагоприятная для России тенденция. В конце 1708 года турецкое правительство приступает к обширным военным приготовлениям: строятся новые корабли, заготавливаются артиллерия и боеприпасы, крымский хан получает указ о подготовке к войне. Крымские татары собирались выступить совместно с запорожцами во главе с кошевым Гордиенко. Воинственные намерения усиливались преувеличенными данными о числе тех, кто пошел за изменником Мазепой. Разгром русскими войсками Запорожской сечи весной 1709 года охладил воинственный пыл.
Каждое событие в России отражалось на поведении Турции. Весной 1709 года Петр едет в Воронеж и Азов, и в Турции сразу распространяются слухи об угрозе со стороны русского флота. Султан собирает военный совет, на котором обсуждается вопрос о намерении крымских татар воевать с русскими. По донесению Толстого, ему удалось повлиять на турок, чтобы запретить намеченные действия, «с великим труда иждивением и с немалою дачею». Великого везира убедили, что русский царь прибыл в Азов «ни для чего иного, разве ради гуляния», ибо «царское величество имеет нрав такой, что в одном месте всегда быть не изволит». Поездка Петра была не военной, а мирной демонстрацией. Он прибыл в Азов всего с двумя небольшими кораблями, а в самом Азове, осмотрев стоявшие там уже подгнившие корабли, приказал их не ремонтировать, а разобрать, что и было сделано в присутствии турецкого представителя.
Между тем Карл XII, еще недавно считавший, что и без всяких союзников он легко разделается с Россией, встретившись с внезапными для него трудностями похода, стал думать иначе. В конце марта 1709 года он начал переговоры с гурками о том, чтобы в Стамбул отправился шведский посол с целью заключения дружественного союза. Он стремился также ускорить выступление крымского хана против русских. Однако шведы столкнулись с неожиданным препятствием. Турки вдруг стали проявлять осторожность, опасаясь, что Карл заключит мир с Россией, и им придется иметь с ней дело в одиночестве. Разгадка же столь непонятного поведения турок заключалась в ловком дипломатическом маневре русских. Он был основан на использовании действительного факта переговоров со шведами об обмене пленными и о мире, проходивших в мае 1709 года. Практических последствий они не имели, но сам факт переговоров дал основание Головкину поручить П. А. Толстому сообщить туркам, что король шведский «гордость свою оставляет и уже явную склонность к миру являет». В результате в переговорах с Карлом Турция занимает сдержанную позицию. Более того, крымский хан уже выступил в поход к Полтаве, но приказ султана остановил его. Таким образом, несмотря на враждебное по своему существу отношение Турции к России, в решающий момент Северной войны она сохранила выжидательную, осторожную позицию. Заслуга русской дипломатии в этом деле несомненна.
В целом внешние дела России накануне Полтавы не внушали серьезных опасений. Европа, занятая испанской войной и уверенная в непобедимости Карла XII, была практически нейтрализована. Усилия русской дипломатии в поисках посредничества для заключения мира только укрепляли такое благоприятное положение. Наиболее неприятных сюрпризов можно было опасаться со стороны Турции. Но и их удалось в конечном итоге избежать. Тем досаднее для Петра оказались непредвиденные внутренние трудности.
Спустя полтора года после восстания в Астрахани началось восстание во главе с К. А. Булавиным на Дону. Собственно, ничего непредвиденного в этом не было. Россия не избежала действия общей закономерности, когда внешние войны, вызывая усиление социальных тягот, становятся катализатором обострения классовых противоречий. Во Франции тяжелая война за испанское наследство ускорила восстание камизаров в 1702 — 1704 годах на юге страны, в Лангедоке, заставившее короля отозвать крупные силы с фронтов войны против стран Великого союза. Подобное случилось и в России, разумеется, во всем своеобразии социальных, этнических, культурных, религиозных и других особенностей.
Булавинское восстание вошло в историю в качестве специфически казацкого. Казаки играли ведущую роль в движении, оно вспыхнуло на казацких землях. Само возникновение казачества и его длительное существование служило выражением социального протеста русского народа против феодального государства. Старое казачество уже превратилось в служилое сословие Московского государства, но постоянное пополнение беглыми сохраняло его оппозиционный, антигосударственный дух, приверженность к своим «вольностям». Петровские преобразования и резкая активизация внешней политики России не могли происходить без усиления различных тягот для русского населения. Оно отвечало самой массовой и самой опасной для государства формой протеста — побегами в южные, дикие степи. Бежали крепостные крестьяне, рекруты, солдаты, мобилизованные на строительство каналов, крепостей, Петербурга. Поимка и возвращение беглых давно стала насущной заботой государства. Петр повел это дело с присущей ему энергией и размахом, решительно посягнув на основное неписаное право казачества: с Дона беглых не выдавать.
В октябре 1707 года двести казаков во главе с атаманом Булавиным напали на отряд гвардии под командой князя Ю, В. Долгорукого, занимавшегося поимкой беглых. Отряд полностью уничтожили, включая самого князя. Атаман на этом не успокоился, ибо его атака была не случайностью. Призывы и «прелестные письма» Булавина упали на хорошо подготовленную почву широкого недовольства. В отличие от астраханских событий, мотив борьбы «за старину» здесь звучал не так сильно: ведь казаков не лишали бороды или русского платья. Тем не менее восставшие требовали «старых» порядков; среди них было немало раскольников. Вожаки движения рассчитывали, что, пока царская армия воюет против шведов (эта мысль отразилась в документах), им удастся тем временем отстоять и закрепить казацкие вольности.
Политическая программа сводилась к введению казацкого самоуправления. Стихийно она предопределялась классовым составом основной массы восставших, состоявшей из наиболее обездоленных и обиженных. Характерно, что верхушка богатого казачества не поддержала Булавина. За полтора года восстание прошло сложный путь успехов и поражений, хорошо изученный и освещенный в исторической литературе. В некоторых исследованиях отмечается его перерастание в крестьянскую войну. В данном случае мы ведем речь лишь о его внешнеполитической роли.
Масштабы восстания, распространившегося на огромную территорию и затронувшего десятки тысяч людей, не могли не сказаться на ходе войны. Для его подавления пришлось послать боевые полки армии, объявить мобилизацию дворянского ополчения. На борьбу с булавинцами потребовалось бросить свыше 30 тысяч человек. Сам Петр, крайне обеспокоенный событиями в тылу, совершенно серьезно собирался ехать на Дон, ибо казацкое выступление, по его мнению, явилось ударом в спину русской армии более тяжелым, чем неудача в крупном сражении. Весть о восстании распространилась через посредство множества иностранцев, находившихся в России, по всей Европе и, что было особенно опасно, быстро дошла до Турции, не говоря уже о Крыме, и без того рвавшемся воевать с русскими. В то время когда Петр приказал тщательно готовить Азов к отражению возможного турецкого нападения, он подвергся атаке и штурму с тыла, со стороны Булавина. И хотя штурм был отбит, возникла опасность объединения внешних, турецких и крымских, враждебных сил с казаками, тем более что Булавин, прекрасно разбираясь в сложившейся трудной внешнеполитической ситуации России, сознательно стремился использовать эту ситуацию для «устроения» государственной независимости донского казачества. С этой целью он вступил в переговоры с калмыками, ногайцами и, что особенно важно, с Крымом и Турцией. В письме к Гусейн-паше он писал, что «если государь их не пожалует против прежнего, то они от него отложатся и станут служить султану, и пусть султан государю не верит, что мир; государь и за мирным состоянием многие земли разорил, также и на султана корабли и всякий воинский снаряд готовит».
Подобного рода предостережения направлялись туркам, когда русский посол в Стамбуле П. А. Толстой прилагал отчаянные усилия, чтобы убедить султанское правительство в мирных намерениях России, что, кстати, соответствовало действительности. Сепаратистские тенденции среди руководителей булавинского восстания, в отличие от деятельности Гордиенко в Запорожской сечи или Мазепы на Левобережной Украине, серьезных последствий не имели. Восстание потерпело поражение из-за внутренних распрей среди казачества и под ударами русской армии. Только атаман Некрасов с двумя тысячами казаков ушел в турецкие земли.
Одновременно с булавинским движением на Дону происходило восстание башкир. В состав России Башкирия вошла еще в середине XVI века не в результате завоевания, а путем добровольного присоединения. Она сохранила при этом внутреннюю автономию, свои родо-племенные порядки и мусульманскую веру. Долгое время связи башкирского населения с русской администрацией были эпизодическими. Дело ограничивалось выплатой «ясака» — натурального налога мехом, лошадьми, медом и т. п. Размер «ясака» на душу был меньше тягловой подати русского крестьянина. К началу XVIII века положение меняется. Вблизи Башкирии возникают русские поселения, крепости, деревни. Начинается строительство металлургических заводов на Южном Урале. Полукочевое башкирское население пытается отстаивать свои земли, при этом возникают многочисленные конфликты. С началом Северной войны усиливается налоговый гнет. Башкирам предъявляют растущие требования в отношении поставки лошадей.