ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 3101
Скачиваний: 7
310
Т.С. Макашина
№ 119). В своем смятении невеста опять обращалась к жениху,
укоряя его за хитрость и коварство: «Уж ты, чуж чужанин,/Умеешь
к людям приступитися…» (текст № 120; в этом причете дано по-
этичное описание «княжьего поезда» и его чинов).
Когда переговоры дружки с подругами, являвшие красочное дра-
матическое действие, приходили к благоприятному для жениха концу,
девушки выводили невесту. Теперь невеста укоряла своих подруг
и родственников «Девушки-разбойницы,/Дядья-братья ‒ пьяницы…»
(текст № 121). По завершению этого действия начинали составлять
поезд для невестиной стороны (поезд невесты). Эти сборы так же
разворачивались в монументальное театральное действо. Невеста
опять обращалась с причетом к отцу и просила его сходить на ко-
нюшню: «Обратай мне коня ворона, закладай колясочку, отвези меня
молоду к суду Божьему» (текст № 122). Так же в причетах (тексты
№ 123, 124) она просила подруг помочь ей одеться к венцу: «Вы,
подруженьки, голубушки, помогайте мне одеватися, к венцу чéстному
собиратися» (текст № 124). Во время одевания невесты дружка же-
ниха приносил ключ от ларца ‒ подарка жениха. Отдавая ключ, он
опять требовал выкуп, при этом разыгрывалось новое действие. Как
замечал Фарфоровский, этот обряд более распространен у богатых
крестьян. Ключ оказывался не подходящим, дружку вновь угощали
вином, и тогда он вручал настоящий ключ.
Одевшись, невеста просила свою мать оценить ее вид: «Погляди,
матушка, как я нарядилася» (текст № 125), ‒ пела она в причете.
После этого все чинно садились за стол. Невеста, сидя между
женихом и его родственниками, пела: «Что по праву мою стóрону
/ Морозы крещенские, лютые…» (текст № 126). Пропев эти непри-
ятные оценки, она как бы спохватывалась и запевала песню с из-
винениями за сказанное: «Не прогневайтесь, родимые, / Что такое
слово молвила…» (текст № 127). Выслушав извинения невесты,
дружка вставал и просил родственников девушки: «Благословить
ее на Божий суд ехати, с молодым князем венчаться, кольцами
обручаться», а гостей «честных» просил «на свадьбу, на веселую,
пить питья медовыя, есть яства сахарныя, к молодому князю с кня-
гинею». Драматизм расставания нарастал. Невеста, прощаясь, снова
обращалась с причетом к родителям: «Родимый мой батюшка, / Раз-
родная моя матушка, / Отпила я у вас, откушала, за столом дубовым
отсидела, во девичьей красе нагулялася» (текст № 128). Потом про-
сила их благословить ее, кланяясь в ноги, целовала икону и пела:
«Поднимаюсь из-за стола-то дубового, / Со скатертями шитыми,
311
Материалы С.В. Фарфоровского «Свадьба и ея обычаи…»
бранными, / Вы берите-ка, родимые, иконы новыя, / Благословите,
родимые, меня молоду, / Под злат венец, под Божью милость, / Что
в остатные, во первые» (текст № 129). Окончив пение, невеста
прощалась со всеми (текст № 131), кто в это время был в ее доме.
После этого она направлялась к своему свадебному поезду. Невесту
вели под руки подруги, а она не прекращала причитать, отмечая
в причете все этапы своего продвижения. Ее спуск по лестнице
приобретал символический смысл. Каждая ступень, на которую
становилась невеста, означала новый этап в расставании с девичьей
волей. На первой ступени она оставляла «негу девичью у матушки,
на второй забывала волю девичью у батюшки, а на третьей ‒ теряла
«красоту свою». Так же причитая, невеста проходила двор, выходила
за ворота и садилась в сани (тексты № 133, 134), а выехав на улицу,
просила остановить лошадь и кланялась на все четыре стороны, про-
щаясь с «подружками милыми, суседями приближенными и всеми
православными людьми». Она просила простить ее и «не помнить
злом» (текст № 135). Так же она прощалась с широкой улицей, «где
гуляла я молода» (
Фарфоровский
1903а: 44–53).
В дополнение к очерку С. Фарфоровский приводил тексты вось-
ми прощальных песен, которые исполнялись в доме невесты перед
отъездом к жениху (тексты № 168–175). Они разнообразны по содер-
жанию, эмоциональному настрою и адресованы разным персонажам.
Но все они в совокупности передают то крайнее напряжение, которое
отличало этот переходный, судьбоносный момент обряда. В одной
песне (текст № 168) невеста обращалась к отцу с благодарностью
за его заботу: «Спасибо тебе, батюшка, / Спасибо великое на хлебе,
на соли…». Она благодарила его за то, что он баловал ее: «Меня
всячески украшал во платьица во цветныя, башмаки сафьянные,
чулочки шерстяные, бусы янтарныя». В этих словах благодарности
передан идеальный образ ‒ эталон одежды девушки-невесты. В другой
песне, которую пели девушки вместе с невестой: «За рекою трубы
трубят…» (текст № 169), отражена печаль матери по поводу отъезда
дочери: «Вы трубите, трубы, жалостно, / От меня-то дочь везут…».
В песне говорится и о причине этой печали ‒ о трудной судьбе за-
мужней женщины. Дочь увозят «в чужедальную сторонушку. / На
горе, на печаль, не на радость ведь». Обращаясь к жениху, девушки
просили его: «Сбереги нам подруженьку голубушку, / От чужих,
от злых людей, / Не дай на нее ветру дунути…». Они выражали
свою заботу о подруге и как бы вразумляли жениха, призывая его
заботиться и беречь жену. В песне «Приезжайте в гости, матушка,
312
Т.С. Макашина
/ Приезжайте в гости, батюшка…» (текст № 171) отразились тревоги
и переживания самой невесты. В описании трех вариантов встречи
с родителями, приехавшими в гости, невеста рассказывала о своих
опасениях перед предстоящей замужней жизнью: «… Коли житье
мое будет хорошее, / Я встречу вас у калиточки; / Коли житье будет
среднее, / Выйду я за деревнюшку; / Коли плохое житье будет мне,
/ Побегу встречать во чисто поле, / Во луга зеленые, не промолвлю
я ни словечушка». С помощью поэтического параллелизма в песне «Уж
не стой ты, ивушка, над рекою» (текст № 172) девушки советовали
невесте не очень тужить «о родной сторонке», «не крушить» серд-
ца своего. Выразительными метафорами, поэтическими символами
украшена песня «Разлилася, разлилася по лугам вода вешняя» (текст
№ 173), исполнявшаяся матерью невесты. В ней описывается отъезд
невесты из родительского дома. В конце застолья, исполняя благодар-
ственную песню «И спасибо тебе, свет Михайла» (текст № 175), гости
благодарили хозяев «за радушие» (
Фарфоровский
1903а: 65–67 об.).
дорога на венчание
По дороге в церковь дружка продолжал свою игру. Он оста-
навливал лошадь, якобы «вожжа оборвалась», и просил «нет ли
привязать чем?», а затем прибавлял другие просьбы: «да колеса
скрипят, надо смазать». Невеста давала ему полотенце «подвя-
зать вожжу и водки ‒ смазать колеса». Такие остановки по пути
следования под разными предлогами («оглобли вывернулись»,
«хомуты лопнули») происходили два-три раза. Мужики из соседних
деревень также «запирали дорогу» поезду кольями и веревками
и требовали угостить их вином.
Перед церковью дружка вновь останавливал поезд и, пройдя
с женихом к невесте, проводил опрос, обращаясь ко всем прово-
жатым: «Кто вас охраняет?». Ему отвечали ‒ «Бог», «Сговарива-
лись ли вы с ним (женихом ‒
Т. М.
) к венцу ехать, на Божий суд? ‒
Да». Так в обряд вплелись религиозные мотивы.
Далее происходило венчание. Его Фарфоровский не описал. Он
лишь заметил, что после него священник заставлял молодых три раза
поцеловаться. Молодая кланялась мужу в ноги, а он отвечал ей по-
ясным поклоном. После венчания весь поезд уезжал в дом молодого.
На обратном пути молодые ехали вместе, на одной подводе. По пути
дружка опять несколько раз останавливал поезд, якобы «коней по-
поить, людей покормить», все его уловки были направлены на то,
чтобы получить вознаграждение (
Фарфоровский
1903а: 53–53 об.).
313
Материалы С.В. Фарфоровского «Свадьба и ея обычаи…»
в доме молодого после венчания
В доме молодого под песню девушек «Не светел месяц в небе
катится…» (текст № 136) происходила торжественная встреча ново-
брачных. В обряде встречи сочетались черты православия и дохристи-
анские магические приемы. Молодые вставали около отца с матерью
на вывернутую мехом вверх шубу и целовали икону, кланялись в ноги,
целовали хлеб, соль и родителей. Перед ними обметали пол, а их
обсыпали житом, хмелем, овсом и рожью. В связи с этим обрядовым
действием в песнях девушек упоминался еще один особый свадебный
чин ‒ «посыпальщики» (текст № 137). В зависимости от того, чем
обсыпали, добавлялись добрые пожелания: «от жита ‒ доброе житье,
от ржи ‒ хлеба много, от хмеля ‒ голова весела, от овса ‒ лошади
сыты». Когда все входили в избу, сваха с приговорами совершала
обряд «чесания кудрей» молодому. Приступая к этому обряду, она
говорила: «Благословите русы кудри чесать, маслом мазать, маком
окатывать, хмелем осыпать». Ей отвечали: «Бог благословит». Тог-
да она мазала маслом кудри молодого и осыпала их маком. После
этого начиналась церемония расплетания косы молодой и перемена
девичьей прически на бабью. Крестная мать молодой брала за руку
новобрачную, а та пела: «Уж ты, крестная моя матушка, не бери
меня за рученьку.» (текст № 137), а когда начинали расплетать косу,
молодая просила: «Уж ты, милая крёснушка, да еще чужая свахонька,
не расплетайте косу длинную…» (текст № 139). В этом причете ново-
брачная объясняла ценность «ленты алой» ‒ символа девичьей воли:
«Лента алая для вас дёшева, для меня дороже золота, не продала б
ее, не отдала б ее я во веки вечныя. Я носила ее, да кичилася, перед
всеми людьми похвалялася» (текст № 139). О своей девичьей косе
молодая пела и в причете № 141 и 142.
После того, как молодой сделают «бабью» прическу, ее под-
руги пели песню «Не в трубу трубят рано на заре» (текст № 143).
Убранную «по-бабьи» молодую муж сажал за стол в красный угол.
В это время для молодого девушки пели: «Черные кудри за стол
пошли, / Русую косу за собой повели» (текст № 144). Начинался
«брачный обед». За столом дружки молодых производили различ-
ные магические действия. Например, состязались друг с другом
кто выше поднимет хлеб. При этом говорили: «моя выше». Если
дружке жениха удавалось поднять хлеб выше, это означало, что
«молодой князь» будет властвовать над своей женой. Дружки так-
же связывали полотенцем руки молодых, «чтобы (они) дружней
жили, не разбегались», т. е. магически соединяли их. Кроме того,
314
Т.С. Макашина
произнося разные присловья, вроде: «Ех, ко мне в рюмку таракан
попал…» или «Горько!», гости заставляли молодых целоваться. Как
известно, эти обряды были рудиментами соединительной магии. По-
сле обеда молодых отводили в спальню. Провожая их, девушки пели:
«Не кладите молодую на солому яровую». Дружка давал молодому
кнут и наставлял: «учи кнутом жену, да не при людях, бей по стене,
а люди скажут по жене (по спине), бей по подушке, а люди скажут,
что бьешь по женушке».
В то время, когда молодые спали, в избе продолжалось веселье.
Пели веселые песни «под пляску» мужиков и парней. Молодежь
танцевала «чижика», «танец вроде кадрели, и водили кадрелю».
С. Фарфоровский приводит тексты нескольких свадебных песен,
приноровленных под пляску «русского», и отмечал: «Эти песни поют
очень весело, быстро…». В песне о семейной жизни «Как за нашим
за двором» (текст № 145) есть строки, ярко характеризующие бес-
правное положение замужней женщины: «А тебя-то, девица, / Тебя
замуж выдали, / Всё равно, что продали, / Нет у тебя ни матушки,
/ Ни родима батюшки, / Один только муж-то твой, / Что хочу, то сде-
лаю с тобой» и «От города, да города / Всё, брусья тесовыя». Эта
песня отличается «нарядностью» и особенно яркой поэтической
палитрой: «По тем-то брусьям / Атласы, да бархаты, / По атласам
да по бархатам / Шла прошла красна девица…» (текст № 147).
В разгар веселья будили молодых и начинался «обряд даренья».
Молодая выносила заготовленные для новых ‒ «богоданных» ‒ род-
ственников дары, и под песню: «По горенке звоны пошли,/По терему
дары понесли…» дружка вместе с молодыми раздавал их. Эта песня
интересна тем, что в ней определяли нормы, кому и какие дары надо
дарить, чтобы «Аннушку не забижали». А именно: «свекру-батюш-
ке ‒ пояс широкий, / Свекрови-матушке да на платьице, / Дружкам,
сватушкам ‒ по платочку, / Золовушкам по шали,.. / Деверьям
по опоясочке, / Милому Серёженьке рубашечку шелковую» (текст
№ 148). Раздача происходила по специальному ритуалу с угощением
водкой, поклонами и благодарностями.
Вскоре молодые уходили спать. Молодая должна была раздеть
и разуть мужа. Муж же куражился и требовал его поцеловать.
В сапогах мужа молодая находила деньги и брала их себе за труды.
Пир подходил к концу, ближе к утру гости собирались по домам.
На улице им пели: «Пора гостям со двора, да не едут, знать хозяин
добр не пускает, хозяйка добра в избе оставляет» (
Фарфоровский
1903а: 54–59.).