ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 19.10.2020
Просмотров: 1107
Скачиваний: 3
будет доминировать в регионе, вытеснив из него влияние ряда западных стран и КНР. В частности, американское разведовательно-аналитическое агентство Stratfor выражает единое мнение, что Россия рассматривает среднеазиатские республики в качестве защиты от исламского мира и Азии, а также в качестве энергетических и экономических партнеров95.
Исходя из такого позиционирования, в числе ключевых геополитических факторов актуализации вопроса о создании ЕАС можно назвать американскую стратегию «Нового Шелкового пути» — проект США в отношении Средней Азии. В первую очередь, он призван реализовать широкие стратегические цели США: зафиксировать присутствие экономических интересов США в регионе, утвердить успех противоповстанческой кампании в Афганистане, предотвратить обратное развитие событий, а также переформатировать северный транзит (северную распределительную сеть — СРС), играющую роль канала для снабжения войск США и НАТО в Афганистане 96. При этом для России данный проект выглядит как некий геополитический маневр с целью ослабить влияние США в борьбе за контроль над Центральной Азией. В этом свете создание ЕАС может быть расценено как «мягкое» возвращение России в Центральную Азию.
О наличии противостояния между США и Россией в данном регионе открыто говорят идеологи американской внешнеполитической концепции. Один из крупных американских стратегов современности Збигнев Бжезинский, последовательно развивая концепцию Хартленда Макиндера, прямо заявляет: «В будущем ни одно государство или же коалиция не должны консолидироваться в геополитическую силу, которая могла бы вытеснить США из Евразии»97. В очередной раз свою позицию в отношении Евразии подтверждает Збигнев Бжезинский. В своей публикации в издании Foreign Afairs он подчеркивает, что Евразия становится центральным и критически важным элементом всей политики США на ближайшее будущее 98. Кроме того, рассматривая Россию как ключевое государство региона, автор выражает уверенность, что единственным верным путем для Москвы станет ее вовлечение в западную орбиту: «Россия сейчас оказалась в ситуации, когда с Путиным или без Путина, у нее нет иного выбора, кроме движения в западном направлении»99. Речь идет о европейском векторе
внешнеполитического курса России. Таким образом, Бжезинский пытается противопоставить ЕАС Европейскому Союзу, позиционируя при этом Россию как государство, пребывающее на разломе между Востоком и Западом. Вместе с тем задача Бжезинского — представить Россию как врага Китая, склоняя первую к интеграции с Европой, сближению с Западом.
Обращает на себя внимание особая настороженность, с которой западная пресса отреагировала на активизацию процессов евразийской экономической интеграции, пытаясь буквально сразу выстроить у своего читателя стойкий ассоциативный ряд: интеграционные инициативы России обусловлены ее «имперскими амбициями». В публикациях ведущих американских и британских изданий как Financial Times100, he Guardian101, he National Interest102 и мн. др. инициативы В. Путина по активизации евразийской интеграции были восприняты как «завуалированная форма воссоздания СССР», со ссылкой на то, что распад последнего Путин назвал «крупнейшей геополитической катастрофой».
Между тем, в статьях В. Путина, Н. Назарбаева и А. Лукашенко особо подчеркивается отсутствие какого-либо политического заговора при создании ЕАС: «Интеграция Беларуси, России и Казахстана — не против кого-то. В создании Евразийского союза не следует усматривать попытку некоего раздела Европы» 103. Президент Республики Казахстан опровергает все «фобии» внешнеполитических противников евразийской интеграции: «Сегодня надо преодолеть страхи от слова «союз» и пресловутого «наступления империи... Некоторые западные эксперты поторопились заявить, что Евразийский Союз призван стать защитой от так называемой китайской экономической экспансии. Нет ничего более далекого от истины, чем такое утверждение» 104.
Вместе с тем следует отметить, что интеграция Казахстана с Россией стало фактором активизации и политизации национал-патриотических сил внутри Казахстана. В частности, уже в 2010 году отдельными общественными акторами были инициированы заявления против участия Казахстана в Таможенном Союзе и формирования
Единого экономического пространства, в которых отмечалось, что «решение об участии Казахстана в ТС было односторонним, без учета мнения народа, и означает начало конца независимого существования нашей страны»105.
Следует признать наличие экономических несистемных «издержек» на первоначальном этапе формирования Единого экономического пространства, которые можно устранить по мере развития механизмов функционирования ЕЭП и создания Евразийского экономического союза. Вместе с тем антиинтеграционные выступления национал-патриотов характеризуются своей конъюнктурностью и непоследовательностью, поскольку высказанная Н.Назарбаевым еще в 1994 году идея о создании ЕАС до сих пор не предавалась какой-либо критике с их стороны.
Однако необходимо отметить достаточно слабую информационную сопровождающую в освещении процессов интеграции для широких слоев населения, что негативно сказывается на общественной поддержке проекта. Совершенно справедливо замечание Нурсултана Назарбаева в отношении учета поддержки интеграции «снизу»: «Создание Евразийского Союза возможно только на основе широкой общественной поддержки. Интеграция — слишком важное дело, чтобы доверять его только политикам» 106. Очевидно, что создание эффективного и работоспособного Евразийского Союза невозможно без участия широких заинтересованных в интеграции масс, без привлечения экспертного сообщества. Нельзя оставлять без популяризированного и вместе с тем научно обоснованного комплексного подхода в вопросе соизмерения евразийской интеграции с национальными интересами Республики Казахстан.
В целом, в настоящее время ответить однозначно невозможно: каким он будет в итоге, евразийский интеграционный проект. Одно остается понятным, что эффективность проекта во многом будет обусловлена тем, насколько учтены и сбалансированы национальные интересы всех участвующих сторон, и тем, насколько широко проект поддержан в общественной среде.
Евразия: новое осознанное геополитическое пространство
Юре Вуич
Когда речь заходит о геополитике, мы думаем, прежде всего, о расстановке сил и диалектике конфликта применительно к определенной территории. Однако геополитика не является точной и замкнутой научной дисциплиной. Она объясняет не только динамику пространства, но и связанные с этим пространством скрытые символические представления, которые образуют систему понятий геополитики, связывая ее с метаполитикой, философией и герменевтикой. В таком случае, геополитика является также осознанием пространства. Несмотря на то, что «онтологический» подход в геополитике (как и праксиологический и полемологический подходы) еще недостаточно исследован, уже появились выдающиеся работы о связи геополитики и философии. Австрийский генерал Йордис фон Лохаузен определяет геополитику как «географический разум государства». Еще в V веке до н.э. древнегреческий историк Геродот говорит, что способность к синтезу предполагает умение обобщать. А философ Аристотель (IV век до н.э.) включает географию в политический анализ. Связь геополитики с философией заключается, в частности, в фундаментальном понятии власти, могущества. «Умение осмыслять пространство необходимо для понимания власти». Это понятие встречается также в названиях трудов, посвященных геостратегии: «Геополитика: пути могущества» генерала Пьер-Мари Галлуа или, например, «Империи и могущество» Йордиса фон Лохаузена. Особое место в геополитике занимает миф как средство понимания мира, которое вписывается в традицию и служит, таким образом, для передачи определенной системы ценностей. Миф — это отражение конкретного порядка по отношению к мировому хаосу. За фактами и вымыслом стоит видение мира в целом. «Мифы любого народа органически связаны с его видением мира и его историей». Однако мифы могут передавать и ложные идеи (по Платону). Следовательно, тот, кто создает и контролирует мифы, обладает властью. О силе предрассудков писал основатель философской герменевтики Гадамер: такие идеи, часто неосознанные, управляют механизмами идентификации (о них пишет и французский геополитик Франсуа Тюаль), которые обуславливают и формируют различные формы пространственных представлений. Нельзя отрицать, что геополитика — это особый способ мышления и представления пространства путем его организации и особой проекции в окружающую действительность. В философии пространство обрекает человечество на разрозненность, но, вместе с тем, дарит ему различия, индивидуальность,
самобытность и избавляет его от бесформенного и однообразного существования, при котором невозможно появление личности.
Движение, изменение и мобильность в геополитике
Стоит напомнить, что первым философским движением была борьба против движения, сопротивление восхищению движением, что обусловлено не столько этическими или психологическими причинами, сколько логикой. Вспомним спор Платона и Гераклита. Гераклит говорил: «Нельзя войти дважды в одну и ту же реку», — это было утверждением вечной мобильности и факта того, что время все превращает в ничто. На это Платон метко ответил, что непостоянство само по себе — это чистый вымысел. Ведь чтобы осознать непостоянное, нужно, чтобы это непостоянное само себе соответствовало, а его нестабильность была относительно стабильна. Различие и мобильность могут существовать только на фоне идентичности и постоянства. Схожая философская полемика была у Юма и Декарта. Согласно концепции Юма, человек вечно меняется, а значит, не может оставаться одинаковым. Человек не является ни ребенком, которым он был, ни стариком, которым он станет. Наша личность меняется. В социальной и политической истории кто-то может сказать, что мы имеем дело лишь с последовательностью потрясений, вселенским хаосом. Гегель ответит Паскалю, что мы воспринимаем историю как нечто хаотичное только потому, что есть некоторая сущность, которая сохраняется в ходе истории, то есть коллективные различия обретают форму в государстве с определенной пространственной, географической, исторической и политической организацией.
Континуальность / консервация / дискретность
Геополитика является динамикой мобильности, движения и, одновременно, — консервации и континуальности. Если сопоставить дуальную геополитику Евразии (теллурократия и континентализм) с талассократической геополитикой атлантизма, можно заметить, что их фундаментальное и эпистемологическое различие заключается в разнице на концептуальном и философском уровне смысла, который они дают пространству. Чтобы понять концепт мобильности, необходимо понять философскую ситуацию, в которой мы находимся. С одной стороны, мы имеем дело с позицией консерватизма, при которой мобильность представляется как падение и деградация. Действительно, у Платона, даив так называемом «сакральном» мировоззрении,