ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 19.10.2020
Просмотров: 1103
Скачиваний: 3
царстве пиратов, которые все дальше уводят свои корабли от суши, теряя органическую связь с землей и теллурическое сознание.
Это талассократическое отродье рождается без связи с сушей и неизбежно становится склонным разрывать эту связь у других. Именно в этом ключ к пониманию геополитики «потока», которой для покорения надо сначала размыть, растворить «теллурическое», континуальность в «текучем», подвижном и индифферентном. Англо-саксонская талассократия переносит европейскую судьбу морского господства по ту сторону океана. Гегель исследовал это грандиозное translatio imperii [перемещение власти], стоящее в основе зависимости власти и моря, моря и войны в его status nascendi [состояние зарождения]. Новый Свет, Америка, о которой мечтали все мореплаватели, лишена какого-либо якоря и пространственной стабильности, это лишь несбыточная мечта, в которую многие поколения верили и продолжают верить сейчас. Англо-саксонская талассократия, олицетворенная в Америке и Англии, обнаруживает новую форму варварской жестокости — разрушение всякой формы eGog [обычай] и оисоиреут] [земля, мир]. Для Гегеля Америка представляет собой своего рода варварское обновление старого герметичного и теллурического мира, замкнутого на самом себе. Таким образом, талассократия не восторжествует, пока будет ставить сушу и море на одном уровне. Власть достанется тому, кто займет высшее положение. Метафорический полет моря должен стать реальным.
«Веселая наука» Ницше свидетельствует о таком же разрушении суши, когда искореняется eGog [обычай] и vopog [закон]. Распространение современного сознания на запад и в США как воплощение «крайнего запада» представляет собой наступление явления, которое Эрнст Юнгер определял термином totale Mobilmachung [тотальная мобилизация], а Ницше называл moderne Unruhe [современное беспокойство] и описал в книге «Человеческое, слишком человеческое» как потерю покоя современными людьми. Этнические различия, genius loci [духи местности], социальная самобытность и плюральные объединения будут поглощены и уравнены индифференциацией, подобной поверхности воды [aequor]. На такой поверхности развивается кочевая жизнь, которая положит начало новой смешанной расе, это будут люди, ненасытно упивающиеся материальным, готовые в любой момент сорваться с места, имеющие лишь краткосрочные привычки, лишенные веры [йтасгтод Sfjpog, неверующие люди]. Для Ницше современный дух нигилизма, неизлечимая болезнь Европы, происходит от быстро распространяющегося обезличивания, которое искажает и искореняет традиционные обычаи, уничтожает границы между народами и навязывает индифференциацию времени и пространства. Под строгим
контролем неприкосновенного демократического принципа, во власти увлечения техническим творчеством и экспериментированием происходит становление индивидуальной свободы, противной всякой форме sodalitas (политическое объединение). Желание политической власти, не терпящее континентальных границ, порождает процесс демократизации. Этот процесс несет в себе зачатки разложения, гибельные для любой здоровой политики, которую воплощает £фот ттоЛитисбт [существо общественное, «политическое животное»] у Аристотеля. Этот процесс требует постоянного роста многочисленных требований и ожиданий и пропагандирует культурный и экзистенциальный номадизм, вместе с тем он гарантирует безмятежное обладание материальными благами и эгоистическую и индивидуалистическую независимость. Действие и исторический факт возведены в ранг идолов, а деятельность занимает место человека (для автора это идолопоклонство носит современное имя атеизма). Европейские ценности погрузились в сумерки от их искоренения и профанации, но Европа сама является Западом, который несет в себе сумерки внутренней энергии, воли, существовавшей реально в древней системе ценностей. Утрата ценностей смешивается с упадком воли к могуществу и геополитическому главенству. Общая тенденция нашей эпохи направлена на всеохватывающее единение, «полное единство» по Бодрийяру. Дуальность вчерашней холодной войны была лишь переходным этапом на пути к этому единению, от периода радикальной идеологической оппозиции (Пражская весна 1968 года, которая привела к «зиме», маккартизм) до разрешения этого конфликта в пользу контроля мирового рынка. Эта тенденция к глобальной унификации и является современной формой европейского нигилизма. Защитники этого нигилизма оправдывают его основанием новой формы идеального «Левиафана», способного нейтрализовать варварство идеологических конфликтов и приступившего к уравниванию ценностей и сокращению политических угроз посредством административных декретов. Но никогда раньше тирания обезличивания не была такой сильной. Логика этой тирании в том, чтобы сделать относительным все, кроме высшей цели, которой является глобальная нейтрализация ценностей. Проект «вечного мира», разработанный Эрнстом Юнгером в труде «Мир», мистическое и эсхатологическое учение Николая Кузанского («De pace fidei», о согласии веры) — это лишь иносказательная постановка вопроса о становлении Европы. Если принять за основу, что Евразия всегда была Землей вечного поиска (aeterna inquisitio), тогда для исцеления ей необходимо строить себя на принципахсообщества, основанного налюбви к различиям, разнообразия исторического опыта и экзистенциального
становления. Массимо Каччари в книге «Геофилософия Европы» использует метафору «захода солнца» как символ искупления для Евразии. Этот «заход» означает не уход от самого себя, а, наоборот, обращение вглубь себя, где можно услышать и последовать речи высшей бесконечности, на основании которой множественные элементы признают необходимость подлинной и постоянной постановки вопроса в качестве основы для размышления. Даже если подобный «заход солнца» кажется недоступным для Евразии, этот недоступный абсолют, вечная постановка вопросов о «смысле» — метаполитическом и геополитическом, — и станет единственным путем становления Европы.
Евразийская геополитика будет заключаться в динамике «смысла» онтологической территориализации (концепция Жиля Делёза и Феликса Гваттари): это «ровное пространство» необходимо заново покорить и приспособить. Открытие нового евразийского различия возможно только с помощью диалектики освобождения и детерриториализации, о которойписал Ришар Мариенштрас: «Удаляться от того, что близко, и приближаться к тому, что далеко, противоречит привычной связи человека с его социальной и естественной средой»108. Речь идет о парадигматическом русском образе «ближнего» и «дальнего» зарубежья, о восприятии других стран как неопределимые «чужие края» в противоположность преходящему «здесь».
Новое осознанное геополитическое пространство
Что общего у Хаусхофера и Делёза? Между полемологической геополитикой и геофилософскими рассуждениями Отто Поггелера, Жака Деррида, Жан-Люка Нанси, Франсуа Маковски и итальянских философов Луизы Бонезио, Алессандро Марчерано, Катерины Реста и Виченцо Виттелио? Это определенное «осознание» пространства. Хаусхофер осмыслял пространство в категориях власти, Делёз — в категориях смысла и становления. Они оба смогли вырваться из традиционной западной временной и исторической схемы, которая привела к гомогенизации реальности, к отрицанию различий. В этом плане, Делёз и Гваттари смогли преодолеть распространенную точку зрения, поставив во главу угла понятие пространства и осмысляя различие без его сведения к подобному, гомогенному, к постоянству или к простой дискретности. Геополитическая трактовка мировых событий сторонником исторического подхода Йордисом фон Лохаузеном подкрепляется этим геофилософским выходом за пределы исторического, что позволяет лучше осмыслить Событие и
Становление,
отдаляя их от исторической точки зрения
и вовлекая
в
них изменение и перестройку. Таким
образом, получается лучше
осмыслить
всю историю в целом и нашу современную
историю в
частности,
справедливо характеризуемую преобладанием
сложного,
гетерогенного,
мимолетного и дискретного. Геофилософия
Делёза
и
Гваттари позволяет вписать мысль в
пространство. Речь идет не об
отказе
от истории и от времени, но об особом
взгляде, который вводит
различие
в историю и во время, создавая новую
логику отношений. В
этом
плане, геофилософский метод точно
вписывается в концепцию
спектрального
анализа Германа Кайзерлинга109.
Это новое осознание
пространства,
«Raumsinn»
[объемное восприятие] по Хаусхоферу
есть
не что иное, как онтологический поворот
мысли к земле. Вероятно,
мысль
всегда была организована согласно
пространственным и
теллурическим
схемам. Мысль направлена на истину, и
каждое
свойство
имеет свою территорию, трудности
заключаются в путях
(метод),
границах и их преодолении или закрытии
(отношения
между
свойствами), разграничении, стратегиях
для сохранения или
подчинении
территорий. Не случайно географ Иммануил
Кант задал
вопрос:
«Что значит ориентироваться в мышлении?»
Философия всегда
была
глубоко озабочена определением своей
территории и ее границ,
разделением
своей географии на участки, возможным
движением
внутри
этого разделения. Из-за своих застав и
пунктов контроля
она
всегда интересовалась чужими краями,
всем не-философским
(и
даже антифилософским), которое волнуется
и копошится за ее
пределами.
Введение пространства в мышление именно
таким способом
позволяет
определить через необходимость связи
с внешним миром.
Детерриториалицазия
неразрывно связана с территорией и,
наоборот,
территория
появляется внутри движения
детерриториализации и
определяется
этим движением, которое заставляет ее
изменяться.
«Rimland»
Маккиндера, «зоны соприкосновения»
Коэна являются
детерриториализованным периферическим
продолжением
«Hinterland» и позволяют лучше понять континентальную динамику. Делёз в книге «Различие и повторение» показал, что репрезентация, как доминантная форма философии, предполагает определенный тип отношений с внешним миром. В геополитическом плане это — взаимодействие символических и дискурсивных репрезентаций личности и территории, предпосылок Парето, «ухронии» Франсуа
Тюаля или герменевтических «предрассудков» Гадамера. Делёз подчеркивает, что мышление предполагает, что есть изначально образ того, что осмысливается, и того, что можно помыслить. Он предлагает выйти за строгое соответствие репрезентации, утверждать внешнее, развивать линии (ризомы) дифференциальной логики. Гваттари и Делёз исследуют возможность мысли, их цель — новый способ мышления. Динамика детерриториализации и ретерриториализации позволяет обнаружить новую специфику. Осмысление современной Европы в геофилософских терминах предполагает констатацию того, что духовной сущности Европы больше не существует, что она была «конфискована», «колонизована» американоцентричным «Дальним Западом», где царят меркантилизм, финансизм и свободный рынок. Современная Европа пережила не «успение», как пишет Раймон Абеллио (книга «Успение Европы»/Assomption de l'Europe), а настоящее поглощение «низменными сущностями» «Дальнего Запада». Однако Абеллио был прав, когда пророчил образование Евразии, которое позволит миру войти в период «реинтеграции», подготовленный самыми значительными и «конвульсивными» конфликтами истории. В этом процессе реинтеграции Европа лишится своей исконной сущности, сохраняя при этом свою «парализованную» территорию, подобно трупу без души и жизни. Несомненно, Европа «детерриториализована», ее духовная сущность и ее самобытность «в другом месте». Настоящий вызов для Европы — принять свое «ризомическое» будущее и следовать своему течения. Ее платой за обретение своей духовной территории будет геополитический и онтологический траур по переодетому понятию «запада», после которого Европа обнаружит свое истинное «евразийское» призвание. Европа, расколотая постоянной «инверсией инверсии» эллинских и иудейских гнозисов в христианстве и появлением универсалистского рационализма и национализма, никогда не сможет стать для себя «полем объединения», ведь «сила сегодня объединяется в масштабах целых континентов, а не отдельных наций», — считает Абеллио. То, что он называет «успением Европы», является ее смертью в «кризисе единения» цивилизации и появлением гностического Запада, «Европы как полюса инверсии [отмеченного «фашистским» моментом] между США и Россией» при «оксидентализации северного полушария» посредством «расширения и усиления бывшей среды Северная Америка — Европа — Россия в новую среду, растянувшуюся на все северное полушарие и представленную Восток — Западная Европа — Запад, замыкающуюся китайским и калифорнийским концами на Японии». Однако схема Абеллио будет неполной, если ее не дополнить пагубными эффектами «горизонтальной» метастазы