ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 19.10.2020
Просмотров: 1161
Скачиваний: 1
Внешняя политика малых стран: Геополитическая мифология Армении и Нагорного-Карабахской республики1
Лурье С. В.
Образ врага в армянской политической мифологии
На представлении армян об образе врага неизгладимый след наложил геноцид армян в Османской империи, начавшийся в крупных масштабах с девяностых годов XIX в. и закончившийся в планомерном и почти тотальном уничтожением армян в 1915 - 22 гг. От обширной некогда территории, населенной армянами и украшенной их церквями и хачкарами остался небольшой клочок. Однако проблему образа врага не следует упрощать. Отношения между народами могут быть столь же сложны как отношения между людьми.
...Существует такая армянская народная песня-предание. Начинается она с речитатива. Говориться о деревне на берегу озера Ван, пережившей турецкий погром и об армянине, потерявшем семью, израненном, пытающемся бежать. Его нагоняет турецкий аскер и собирается расстрелять. Армянин просит об одном: разрешить ему на прощанье спеть песню. Далее следует замечательно красивая песня об озере Ван. Потом опять речитатив. Турок слушает и опускает ружье. Он не может убить человека, который так поет об их родных местах и он говорит армянину: иди. Армянин поворачивается и начинает медленно удаляться. И тогда, сам не понимая как это случилось, турок стреляет ему в спину. Но акцент вовсе не на подлом выстреле в спину. Акцент - на словах «сам не понимая как это случилось». Происходит нечто, что не поддается разуму, логическому уразумению. В песне не злость, не жажда мщения, а недоумение. Притчей во языцех стала армяно-турецкая вражда. Но и в ней есть неожиданный для внешних оттенок. «Не ведают, что творят», «злые дети».
Еще более отчетливо образ «злых детей» выражается по отношению к курдам.
Поскольку за последнее столетие Армения перенесла неимоверное множество бед, успев и пережить тотальный геноцид в Турции, и разделить трагическую судьбу России, неудивительно, что по от
ношению к целому ряду стран до сих пор сохраняется обида. Германия, союзница Османской империи в Первой Мировой войне, принимала косвенное участие в геноциде. Англия в конце XIX в. спровоцировала армян на крупное восстание, а затем отказала в своей поддержке - пролились реки крови. С тех пор Англию называют коварным Альбионом. Есть одна серьезная обида и на Россию - за то, что Ленин отдал Турции, то ли в надежде на революцию народов Востока, то ли в надежде получить наконец свободный проход через злополучные проливы, часть армянской территории.
Несмотря на более или менее конфликтные отношения армян с теми или иными странами, ни одна из них не может быть вполне вписана в образ врага. Враг - абстрактно-безличен. Это «державы», это клуб сильных мира сего, тех самых геополитических сил, который вершит судьбы народов.
Здесь интересен следующий нюанс. За геноцид армяне были более обижены на «державы», чем на турок. И большем потрясением для армян были не турецкие зверства, а равнодушие к ним всего мира. Зло не было наказано. В тот краткий период с 1918 по 1921 годы, когда существовала Армянская республика, считавшаяся независимой, рассматривался вопрос о приеме армян в Лигу Наций, и было решено отказать. В противном случае, за армян пришлось бы заступаться.
На Лозанской мирной конференции армянам было отказано даже в праве на «национальный очаг» и даже в моральной поддержке. После этого, как выразился лорд Керзон, «больной армянский вопрос скончался».
Армяне жили разбросанные по разным странам убежденные в тотальной несправедливости мира. Те, кто остался жить на территории принадлежавшей ранее Российской империи, предпочли сдаться на милость большевикам, в уповании на то, что они все-таки русские и добивать армян не будут.
Но одна конкретная из держав как враг не воспринимается. Однако сформировался некий абстрактный образ «держав», которому и приписывается роль «источника зла». В различных частных ситуациях он может переноситься на ту или другую страну, но ни за какой из них конкретно не закреплен. Было бы правильнее сказать, что в данном контексте под словом «державы» понимаются не сами по себе страны и народы, а некая обезличенная сущность мирового арбитра, который вершит судьбами народов по своему произволу, прикрываясь маской справедливости, а между тем стремится по-своему, в зависимости от
своего удобства переустроить, переструктурировать мир. «Держава» в этом понимании и является субъектом геополитики, той силой, которая стремиться низвести народы к функциям.
Становления народа, как внешнеполитического субъекта, происходит во внутреннем противодействии «державам» и состоит в переходе из состояния геополитической функции к состоянию «роли», самостоятельного игрока на геополитическом поле.
В некоем смысле понятие «державы» можно рассматривать как фантом. Оно безлично. «Держава» не субъект как таковой, а образ действия в мире. Образ покорения мира и мироуправления, который можно было бы условно назвать «технологическим». Последнее очень важно. Тот субъект, который понимается под словом «держава», действует не силой, не обычной хитростью даже, а как бы некоей «магической» завораживающей силой. Эта сила - источник зла. Ей и необходимо противостоять.
Способ внешнего действия ни одной из стран не сводится к «технологичности». Поэтому с народами этих стран можно строить субъектные «межличностные» отношения.
Парадигмы способа и условия действия в политической мифологии армян
Если признается, что существует определенная логика в процессе соперничества держав и переструктурирования в его ходе геополитического пространства, как пространства функционального, то следует признать, что и существует своя специфическая логика и в поведении субъекта, стремящегося к обретению свое роли во внешней политики. Обретение собственной роли ведет к созданию определенного субъективного поля, где перестают действовать закономерности глобальной геополитики, а в действие вступают закономерности «межличностных» отношений. Условно эту логику можно назвать логикой метафоры или логикой переносного смысла, которая определяет соотношение «текста» и «подтекста» политического действия.
Она основывается на том, что во внешнеполитическом взаимодействии между его субъектами происходит постоянный обмен «репликами», в которые вкладывается существенно значимый для них смысл и которые иногда преднамеренно, а чаще неосознанно, являются провоцированием друг друга. Внешнеполитическое взаимодействие может быть описано как диалог «провокаций», если убрать из этого слова однозначно негативный оттенок и рассматривать провокацию как элемент коммуникации.
Механизм такой провокации состоит в том, что в ходе коммуникации один предмет реальности принимается за другой и с ним связывается весь комплекс ассоциаций, закрепленный за этим другим. Между текстом и подтекстом действия возникает разрыв: тот смысл действия, который «прочитывает» провоцируемый (исходя из своих представлений) отличается от того смысла, который вкладывает в свое действие партнер, так что параллельно начинают существовать как бы две реальности, соотношения между которыми не определено, причем для обоих партнеров. Они балансируют на той грани, на которой происходит кратковременная стыковка двух различных психологических реальностей. Внешнеполитическое действие, строящееся по законам логики переносного смысла, «метафорической логики», у армян может быть очень неожиданным по своему выражению и не вписываться в обычные представления о действиях в политике. Дело в том, что внешнеполитическое действие у армян относится к сфере фактически «межличностных» отношений субъектов и взаимное провоцирование происходит в тех точках, где возможно ценностное пересечение.
Этот способ действия является крайне рискованным и большинстве случаев ведет к расшибанию лба. Но только оно способно вызвать у той силы, которая стоит за геополитическим субъектом, точнее, того народа, который выступает в образе геополитического субъекта, не технологическую, а человеческую реакцию, заставить в ответ совершить также непосредственное раскрывающее его суть действие. А последнее дает, в свою очередь, уникальный шанс - подружиться с ним. Это, в свою очередь, имеет целью перенос политических отношений на другой уровень, а значит, избавление от состояние функции и приобретение своей адекватной роли. Но можно сказать и так: желание подружиться является и просто самоцелью, психологической потребностью, удовлетворение которой делает народ способным к активным действиям в мире.
Категория «союзничества» играет такую важную роль в сознании армян и в их политической мифологии, что ее вполне можно интерпретировать в качестве парадигмы «условия действия» в армянской картине мира. Укрепление в армянском сознании стереотипа обеспечения условий деятельности путем внешнего покровительства определяло всю систему построения взаимоотношений с миром.
Идея союзничества в сознание армян связана с представлением о некоем «сакральном поле» действия, не обязательно ассоциирующегося с конкретной территорией, а скорее с конкретными условиями, обеспечивающими осуществление деятельности - а именно быть покровительствуемы некой силой. Армянская этническая философия не обладает иным пониманием условий деятельности, кроме союза с той или иной внешней силой. Такой союз ставит обязательным условием покровительство над полем своей деятельности. И самое главное, подобный союз воспринимается не как нечто вынужденное, а как наиболее ценный компонент всей системы жизнедеятельности. Любой внутренний конфликт вызывается, в основном, различным пониманием той или иной внутриармянской гуппой идей и характера внешнего союза.
При этом союзничество является не игрой интересов, а жизнью. Армяне могут сколько угодно рассуждать о прагматическим союзничестве, на практике оно менее всего прагматично. В него вкладывается приблизительно то содержание, которое на «межличностном» уровне вкладывается в понятие «дружба». Союзничество без дружбы, без личной приязни и даже привязанности для армян не осуществимо. Они просто не умеют вступать в отношения, которые в международной политики принято называть партнерскими. Для них реальна либо глубокая и длительная преданность союзнику, порой в ущерб собственным интересам, либо отношения сиюминутной выгоды.
Кроме того, само представление о наличии у народа миссии предполагает и наличии представления о союзничестве за идею, которое строится на общем представление о добре и зле, на общем идеале.
Получается, что одно и тоже пространство является и полем деятельности «злых» держав, и территорией, которая находится под покровительством «доброго» союзника. Объективно этот «союзник» неминуемо должен являться одновременно и одной из «держав», иначе необъяснимо, каким образом некая территория может находиться под его покровительством. Можно предположить, что здесь мы имеем дело с определенным разрывом в логической цепочке. Субъект союзничества как бы расщепляется. Он одновременно и включается в число «держав» и исключается из него. Совокупность держав включает его, но он сам по себе в качестве державы не мыслится. Более того, мир воспринимается в качестве враждебно настроенного к «союзнику», стремящегося к его уничтожению.