Файл: Геополитика номер 10.doc

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 19.10.2020

Просмотров: 1164

Скачиваний: 1

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

пейская цивилизация. В рамках Империи латынь была универ­сальным средством коммуникации, языком высокой культуры, литературы, философии и науки и жестко противопоставлялась прочим языкам и наречиям как варварским и непрестижным.

Подобный подход перекочевал и в средневековую Европу, где идея возрождения Римской империи оставалась одной из идео­логических доминант: на роль наследников Рима претендовали и светские феодалы, провозгласившие Священную Римскую им­перию германской нации, и римские папы, мечтавшие соединить в своем лице как светскую, так и духовную власть над Европой.

Ослабление «римской» идеи и формирование нового наци­онально-культурного ландшафта Европы связано с развитием городов и выходом на политическую арену городского сословия. Городское сословие, не будучи по своему происхождению «бла­городным», борется с наследственными правами и привилеги­ями феодальной аристократии и церкви - основных носителей «римской» традиции. Не будучи связанным с «римской» идеей и не стремясь «присвоить» имперское наследие Рима, город­ское сословие формирует новый тип культуры на основе живых разговорных языков, которые, достигнув в эпоху Возрождения высокого уровня литературной обработки, стремительно вы­тесняют мертвую латынь. Дробление единого гуманитарно­го пространства на базе латыни ведет к затуханию имперской «римской» идеи. На смену концепции универсальной панъев­ропейской империи приходит идея нации - более узкого в срав­нении с империей сообщества людей, объединенных общностью языка, культуры и гражданских интересов.

Важным представляется замечание О.Б. Неменского, что на­ционализм является феноменом принципиально городским5. Именно в городах создаются национальные язык и культура, ко­торые впоследствии распространяются на все население, вклю­чаемое в то или иное «воображаемое сообщество». Важную роль сыграли города в формировании европейских националь­ных языков. Формируясь на основе живых разговорных наречий, национальные языки превращались в унифицированные надди-алектные койне, призванные преодолеть племенное и диалект­ное разнообразие и, таким образом, сплотить национальное со­общество. Именно интенсивным межгородским связям обязаны возникновением наддиалектные итальянский и немецкий языки, интегрировавшие пестрые диалектные континуумы в единые ин­формационно-языковые пространства.


С другой стороны, политическая конкуренция двух и более точек «национально-языкового роста» могла вести к разделению диалектного континуума между несколькими национальными языками. Так, формирование двух конкурирующих политических центров на Пиренейском полуострове привело к появлению на близкородственной диалектной основе двух языков: испанского и португальского. Разделилась и нижненемецкая диалектная зона: часть ее вошла в немецкое языковое пространство на базе верхне­немецкого литературного стандарта, другая образовала самостоя­тельное языковое пространство в рамках Нидерландов.

Специфика национального генезиса в Беларуси

Беларусь является страной с давними традициями городской культуры, однако первоначальное становление городской куль­туры здесь происходило в этнокультурном контексте, выходя­щем далеко за пределы современной территории Беларуси. Куль­тура белорусских городов изначально формировалась как часть культуры древнерусской. Древняя Русь представляла собой этнополитическое пространство, по своим сущностным харак­теристикам заметно отличавшееся от современной ей средневе­ковой Европы. Наиболее очевидным отличием было то, что если средневековая европейская культура находилась под сильным влиянием культурного наследия Западной Римской империи, включая латинскую языковую традицию, то Русь, приняв право­славие, оказалась в сфере влияния «греческого» культурного влияния, идущего из Византии (неслучайно и православие не­редко позиционировалось как «греческая вера»). В то же время, греческий язык на Руси не занял то доминирующее положение, которое занимала в Западной Европе латынь.

Напротив, здесь очень рано начала развиваться самостоя­тельная культурная традиция на местной языковой основе, что, очевидно, связано с тем, что в качестве языка церкви использо­вался не греческий, а специально разработанный для славян ли­тургический язык - церковнославянский. Таким образом, Древ­няя Русь очень рано обозначилась как особое этнополитическое пространство, противопоставлявшее себя Западной Европе (по конфессиональному признаку, как «греки» «литинянам»), Ви­зантии (по признаку этноязыковому - как «славяне» «грекам») и кочевым племенам Евразии (как часть цивилизованного хри­стианского мира - варварам-язычникам). Формирование, пусть и достаточно рыхлого, династического государства Рюриковичей,


центрированного на Киев, единые церковные институты - все это способствовало становлению достаточно однородной город­ской культуры, выработке единого древнерусского письменного языка и становлению «общерусского» этнополитического само­сознания образованного городского класса.

Таким образом, закладывались сущностные предпосылки для интеграции восточных славян, включая предков белорусов, в единую национальную общность - русскую.

Монголо-татарское нашествие привело к дезинтеграции древнерусского пространства и включению отдельных частей Руси в разные политико-культурные контексты. Но и после это­го представления о Руси как об общности восточных славян, су­ществующей «поверх» актуальных государственных границ, со­храняли высокую устойчивость. Характерно, что представление о Руси как едином этнокультурном пространстве, политически разделенном между Литвой, Польшей и Московией, находили отражение и у иностранцев, бывавших в регионе (эту тему де­тально исследовал российский историк А. Мыльников6). Этно­нимы «Русь», «русский», «русин», идентификация языка как «русского» оставались доминирующими у образованного вос­точнославянского населения Великого княжества Литовского (в систематизированном виде эти свидетельства были в начале XX в. собраны Е.Ф. Карским7). Осознание восточнославянским на­селением ВКЛ своей культурно-исторической преемственности Киевской Руси признает и современная белорусская истори-ография8.

Таким образом, представления о Руси как о некой этнополи-тической целостности, объединяющей восточных славян, демон­стрировали высокую устойчивость, что создавало предпосылки для формирования национальных проектов, призванных консо­лидировать восточных славян в единое «воображаемое сообще­ство» - большой русский народ.

С другой стороны, политическое разделение Руси после мон­голо-татарского нашествия существенно осложнило и затормо­зило процесс национальной консолидации восточных славян и, кроме того, заложило предпосылки для возможной дезинтегра­ции «общерусского» пространства. В XIII-XIV вв. оформляется разделение Руси на две части - восточную и западную. Восточ­ная Русь оказывается в зависимости от Орды, западная попадает в сферу влияния Литвы и Польши. Этот период совпадает с кри­зисом и упадком православной цивилизации, вызванным геопо­


литической катастрофой Византии. Восточная и Западная Русь ответили на этот кризис неодинаково.

Восточная Русь создала «под крылом» Орды мощное цен­трализованное Московское государство и, освободившись от ордынской зависимости, удачно использовала упадок Византии, провозгласив себя наследницей последней - «Третьим Римом». Таким образом, «русская идея» обрела не присущий ей ранее имперский размах и притязания на «вселенскую» цивилизаци-онную миссию, связанную с охранением и распространением «истинной веры» - православия.

При этом в культурном отношении Московское государство, оказавшееся в относительной изоляции, пережило длительный культурный застой, который удалось преодолеть в послепетров­ский период посредством синтеза местных традиций с европей­ской культурой.

Западная Русь (будущие Беларусь и Украина) не создала соб­ственной государственности, оказавшись инкорпорированной в «чужие» государственные структуры. Так, территория Белару­си оказалась «спаянной» с Литвой при политическом лидерстве последней; большая часть украинских земель также пребывала под литовским владычеством вплоть до Люблинской унии, после которой эти земли оказались под непосредственным управлени­ем Польской короны. Политическое подчинение «западным» центрам силы усугублялось культурным превосходством - в то время как западнорусская (белорусско-украинская) традиция переживает кризис и упадок, Западная Европа находится в ста­дии культурного подъема (Возрождение и Реформация). По­этому вполне закономерно в польско-литовско-западнорусском политическом союзе вслед за политическим закрепляется и куль­турное лидерство Польши. Начинается болезненный и противо­речивый, однако достаточно устойчивый процесс инкорпорации Западной Руси в польское культурно-языковое пространство.

Это вело либо к полной ассимиляции и утрате исходной русинской идентичности, либо к преобразованию ее в регио­нальный вариант польской, с сохранением многих местных осо­бенностей. По такому пути эволюционировала идентичность литовской магнатерии и шляхты - «литвинство» превращалось в специфическую региональную разновидность общепольской идентичности по формуле «роду литовского, нации польской». В принципе, в аналогичном направлении могла эволюциони­ровать и русинская идентичность. Так, белорусский историк


И. Марзалюк указывает, что в XVII-XVIII вв. древнерусское куль­турное наследие оставалось значимым элементом идентичности белорусской полонизированной шляхты.Как представляется, формой интеграции «русскости» в польский культурный контекст было и униатство, причем уния, в отличие от католицизма, позволяла сохранить значительно боль­ший пласт древнерусского культурного наследия, одновременно интерпретируя его в кодах польской культуры. По сути, русины-униаты могли стать своего рода «поляками восточного обряда». Примечательно, что близкую по смыслу формулу - «поляк право­славного исповедания» - пытались внедрить в сознание право­славных жителей западной Украины и Беларуси в межвоенной Польше в XX в. В XVII-XVIII вв. на территории Беларуси формируется «вы­сокая» дворянская и городская польскоязычная культура; таким образом, возникает перспектива интеграции белорусов в поль­ский национальный проект, при сохранении регионального эт­нокультурного и исторического своеобразия, интерпретирован­ного в кодах польской культуры.

Однако реализация этой перспективы оказалась затруднена рядом обстоятельств. Процесс полонизации протекал достаточ­но болезненно и вызывал ожесточенное сопротивление со сто­роны православного населения. И если в Беларуси, оказавшейся под контролем пропольски настроенной шляхты и магнатерии, он протекал более «мягко», то на Украине, где развилось казачье движение, польская экспансия спровоцировала многочисленные войны и восстания, способствовавшие ослаблению польского го­сударства и снижению ассимиляторских возможностей польской культуры. Сказывалось и «возмущающее» воздействие на За­падную Русь со стороны усилившейся России, поддерживавшей православное сопротивление и стимулировавшей русофильские и антипольские настроения среди местного населения.

После окончательного крушения Речи Посполитой и присо­единения территории Беларуси к России начинается обратный процесс - «деполонизации» и «русского возрождения». Его целью было максимально ослабить и по возможности демонти­ровать польское культурное влияние, создать русскоязычную городскую культуру и сформировать слой русофильски ори­ентированной интеллигенции. Беларусь и белорусы интерпре­тировались как исконная часть исторической Руси с местными этноязыковыми особенностями, которые признавались и даже