ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 25.10.2023
Просмотров: 1666
Скачиваний: 20
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Стремление России закрепиться на восточных, пространственных рубежах объясняется, как пишет Б.В. Межуев, тем, что «для политического сознания России характерно представление, будто сакральный центр империи находится не внутри, а вне ее» (Межуев. 1999. С. 37). А, например, В.Л. Ларин пишет, что для китайцев главная угроза безопасности всегда исходила с Севера: «существующая на уровне подсознания, эта идея нашла отражение в китайской концепции размежевания с северным соседом («утраченные в результате агрессии царской России территории») и во многом определяет отношение китайцев к современной России» (Ларин. 1999. С. 163). Подобную мысль высказывал и известный русский исследователь Л.Н. Гумилев, когда говорил об «отрицательной комплементарности» русских и западноевропейцев. Не ею ли объясняется (разумеется, лишь наряду с целым рядом других, материальных и вполне осознаваемых факторов) плохо поддающееся рациональному осмыслению (при том, что рационализм, картезианский дух, всегда считался отличительной чертой европейского менталитета) стремление депутатов ПАСЕ исключить Россию из Совета Европы в марте 2000 г.?
Иными словами, идея «бессознательного» обогащает понимание «национального интереса», помогая прояснить явления, трудно объяснимые с позиций прямолинейного, подхода и рассматривающие «национальный интерес» только в терминах «выгода» и «потеря» государства и/или циничной борьбы бюрократии за завоевание и удержание власти.
Однако существует очень важная эпистемологическая проблема. Интерес — это всегда осознанные потребности. Может ли осознанное содержать элемент бессознательного? По всей видимости, данная проблема может быть решена путем переопределения понятия «национальный интерес», указанием на его отличие, например, от экономического интереса (состоящее в том, что он включает в себя не только . осознанные потребности, но и скрытые от непосредственного восприятия самого субъекта и потому опосредованные мотивы). Вот что об этом пишет С.С. Митрохин: «Само понятие «интерес» в данном контексте — это, скорее всего, метафора, поскольку речь идет не только об осознанной, но, что особенно важно, о неосознанной способности народа и/или государства к самосохранению, самовосстановлению. Во всяком случае, национальные интересы включают в себя вечные ценности, не подвластные политической конъюнктуре» (Полис. 2000. № 1. С. 57). Другой путь решения данной проблемы — «рационализация» «бессознательного» пласта, его «десакрализация». Действительно, если мы вводим его в аналитический оборот, то оно продолжает оставаться «иррациональным» лишь для его носителя, но не для исследователя или политического деятеля, который вполне осознанно руководствуется (должен руководствоваться) им в своем профессиональном подходе.
В. Ларин (в практически-политическом плане) и Д. Сандерс (в теории) обращают внимание на еще один важный аспект проблемы «национального интереса». Речь идет о соотношении национальных интересов с транснациональными, субнациональными и наднациональными интересами, а в более широком плане — об изменении содержания национальных интересов в эпоху глобализации мирового развития.
3. Глобализация и национальный интерес
Как уже говорилось, международная политика представляет собой процесс столкновений и борьбы, переговоров и компромиссов различных типов власти, которые стремятся навязать друг другу свои предПочтения. Сегодня в эту борьбу все чаще вторгается, привнося в нее свои отличительные особенности и преодолевая сопротивление традиционных акторов, многообразная и пестрая совокупность безличных рыночных сил. Рост движения капиталов и инвестиций создает условия для все более глубокого взаимопроникновения национальных экономик и более прямолинейной конкуренции между предприятиями Расширение межгосударственных торговых обменов сопровождается существенным увеличением числа и объема трансграничных финансовых потоков. То, что мировая экономика приобретает общую основу, становится все очевиднее. Формирующиеся глобальная финансовая система и единое информационное пространство, транснациональное производство и сеть мировой торговли влекут за собой стирание национальных границ и трансформацию государственного суверенитета. В мире произошли кардинальные перемены, среди которых выделяется процесс экономизации политики, продолжающий набирать силу (Стратегия для России. 2.4). Все это не может не оказывать существенного влияния на содержание национальных интересов. Каков характер этого влияния? Единого мнения по данному' вопросу нет.
Одни считают, что, по существу, ничего принципиально нового не происходит. Государства остаются главными участниками международных отношений, и по-прежнему, как во времена Фукидида, им необходимо уметь выживать и развиваться. Усложнение мира, появление новых глобальных вызовов ведет не к солидарности и единству человечества, а к обострению межгосударственных противоречий. Следствием сокращения мировых сырьевых ресурсов становится борьба за доступ к ним с применением все более изощренных средств и технологий, борьба, в которой неминуемо сталкиваются национальные интересы различных стран. Причиной столкновений остается и продолжающееся перераспределение мировых рынков сбыта, которое сопровождается гонкой вооружений и продолжающейся политикой военно-политических союзов и коалиций. Понятия «жизненные интересы», «зоны влияния», «принципы государственного суверенитета» и т.п. остаются центральными понятиями, отражающими суть мировой политики в эпоху глобализации (см., например:
Громыко Ан. и Громыко Ал. 2000).
Другие исследователи, напротив, говорят о полном размывании содержания национальных интересов, поскольку «новые субъекты мировой политики уже идут на смену государствам-нациям» (см.: Полис 2000. № 1. С. 95). По их мнению, глобализация не оставляет места для национальных интересов, заменяет их интересами мирового гражданского общества. Главным элементом этих интересов становится ооес-печение прав и свобод личности, до сих пор подавляемых государством, особенно в странах с авторитарными политическими режимами-При этом некоторые представители данной точки зрения настолько «разводят» национальные и государственные интересы, что даже пред
лагают отказаться от части государственных интересов в пользу национальных, утверждая, например, что «политика удержания суверенитета и территориальной целостности в долгосрочной перспективе никаких шансов не оставляет» (см. там же. С. 96).
Однако реальность намного сложнее. Под влиянием глобализации государственные структуры, так же как и традиционные социальные институты действительно испытывают разрушительные потрясения. Новые акторы подрывают традиционные приоритеты государственного суверенитета. Некоторые исследователи говорят о «детерриторизации» или о «конце территорий», чтобы подчеркнуть обесценивание национального государственного правительства (см., например: ВасИе е1 8тои1$. 1992; ВаЛе. 1996; Могеаи Бе/аг§е$. 1995). Кризис государства — объективная данность. Государство испытывает давление «сверху», «снизу» и «извне».
«Сверху» 'государственный суверенитет подрывается наднациональными организациями и институтами, которые все чаще вмешиваются в его прерогативы. Миротворческие операции под эгидой ООН в самых различных частях света — «война в Заливе» в 1991 г., интернационализация югославского конфликта в 1991 — 1995 гг., операция «Вернуть надежду» в Сомали в 1992—1993 гг., операция «Восстановить демократию» в Гаити в 1994 г., операция «Тищшнке» в Руанде в 1994 г., рейд в Восточный Тимор в 1999 г., а также «гуманитарная интервенция» НАТО в Югославии в 1999 г., совершенная без санкции ООН и в нарушение действующих норм международного права, — это явления подобного рода. Добавим к ним деятельность МВФ, диктующего государствам свои «правила игры»; ВТО, в рамках которой государства должны вести переговоры не только друг с другом, но и с национальными группами давления, а также с партиями и другими институтами национальных гражданских обществ; Международный суд в Гааге, который выносит приговоры политическим деятелям независимых государств. Кроме того, встречается и добровольное ограничение своего суверенитета государствами. Это так называемый трансферт суверенитета, т.е. передача его части в распоряжение ком-мунитарных структур интегрирующихся государств. Наиболее показательный пример в этой области — Европейский союз. «Снизу»государственный суверенитет подвергается эрозии со стороны внутригосударственных структур и структур гражданского общества. В развитых странах в сфере политики это выражается, в частности, в описанном канадским специалистом Пьером Сольдатосом феномене «парадипломатии», т.е. параллельной (по отношению к госуарственной) дипломатии
(8о1с1а1о5. 1997). Происходит эрозия национальной монополии в области внешней политики. Она проявляется главным образом на функциональном, а не конституционном уровне. Государства же предпринимают усилия по гармонизации, т.е. усилия с целью нового распределения ролей в этой сфере. С этой целью федеративное государство усиливает горизонтальную и вводит вертикальную сегментацию, что воспроизводится и на региональном уровне-не только регионы (к примеру, республики в составе Российской Федерации), но и каждое их ведомство (например, то или иное министерство Татарстана или Чувашии) проводит свою внешнюю политику. Государство соглашается и с некоторыми решениями регионов в области внешней политики в рамках субсидиарности (образование, экология...). Однако дело не ограничивается добровольным отчуждением государства части своих внешнеполитических функций в пользу регионов. Последние нередко самовольно присваивают себе некоторые из таких функций. П. Сольдатос называет пять причин подобного поведения. Первая причина прагматическая: потребности внутренних дел ведут к выходу за их рамки. Вторая причина — асимметрия субнациональных акторов и, соответственно, их статусов и интересов. Третья причина — несовершенство конституционных систем, т.е. ситуация, когда «центр» подавляет и блокирует региональные политики, что вызывает центробежные тенденции. Четвертая причина — финансовая незаинтересованность субнациональных акторов по отношению к государству. И, наконец, пятая причина — неизбежная в условиях глобализации административная децентрализация управления (см.: 8о1ёа-1о&. 1997).
Объективные причины размывания суверенитета «снизу» заключаются в том, что государство является слишком маленьким субъектом по отношению к глобальной экономике, но оно — слишком тяжелый груз для экономики регионов и тем более частных предприятий и фирм. Данный феномен редко относят к высокой политике, ведь-он чаще затрагивает сферы экономики, культуры, технологий и т.п. Но иногда он касается и Ы§Ь роШск: антивоенные демарши, организованные частными структурами, различными институтами гражданского общества, или же «бунты» частных СМИ против государства, например выступления НТВ по поводу «дела Бабицкого» и «дела Гусинского» и т.п.
«Извне» ущерб суверенитету наносит активизация неправительственных групп и организаций, таких, как Международная Амнистия, Нитап \уа1сЬ, правозащитные и экологические объединения. Еше больше государство теряет свою монополию (как в международных. так и во внутренних делах) под напором транснациональных корпораций, фирм, банков и предприятий. Производственная деятельность во всех секторах национальной экономики все чаще осуществляется помимо государства. Распределение богатств в мире зависит теперь не столько от государственных политик, сколько от трансфертов, осуществляемых МВФ и Всемирным банком. ТНК играют все большую роль в фискальной сфере. Частные фирмы и ТНК «конфискуют» у государств социальное управление, политику в области занятости, условий труда и заработной платы. Все это регулируется уже не столько государственным законодательством, сколько внутренними регламен-тациями самих фирм.
Особенно драматично выглядит кризис государства в странах, наименее развитых в экономическом и нестабильных в политическом отношении. Он проявляется здесь в возникновении и расширении зон, выпадающих из правового пространства, распространении неуправляемых государственным законодательством хаотических групп и кланов, населенных пунктов и регионов, впадающих в состояние варварства, в котором действуют только «законы», навязываемые населению криминальными группировками, которые грабят людей, делают их заложниками собственного стяжательства, а иногда и своих политических амбиций, направленных против государства (см. об этом: Фергю-сон. 1998; Катопе!. 2000).
Таким образом, динамика глобализации действительно вовлекает в себя все государства, игнорируя их независимость, типы политических режимов и уровень экономического развития. Современный мир переживает новую эпоху завоеваний, в чем-то подобную эпохе колонизации. Но если главными действующими лицами предшествующих экспансий выступали государства, то на этот раз господствовать над миром стремятся крупные частные предприятия и корпорации, финансовые и индустриальные группы. Новые акторы все больше подрывают роль государства в политике безопасности, в сферах экономики, коммуникаций, затрагивая даже «святая святых» государственного суверенитета, его монополию на насилие. Все это не может не отражаться на содержании национального интереса, на его основных приоритетах и на самом его существовании.
И все же выдвижение тезиса о вытеснении государства новыми субъектами, об исчезновении его суверенитета и утрате значения национальных интересов по мере развития глобализации выглядит явно преждевременным. Сторонники идеи отказа от суверенитета справедливо подчеркивают, что основным действующим лицом и главной движущей силой глобализации выступает транснациональный капитал — Иржевые фирмы, финансовые объединения, крупнейшие мультина-циональные банки, медиа-корпорации, производственные объединения и торговые группы.