Файл: П. А. Цыганков Теория международных отношений.doc

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 25.10.2023

Просмотров: 1702

Скачиваний: 22

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.


Во-вторых, в современных условиях связь между «внутренней» и «внешней» политикой становится настолько тесной, что иногда теряет смысл само употребление этих терминов, оставляющее возможность для представлений о двух отдельных областях, между которыми существуют непреодолимые границы, в то время как в действительности речь идет об их постоянном взаимном переплетении и «перетекании» друг в друга. Так, отношение постсоветсткого политического режима к российской национал-патриотической оппозиции или же к темпам и формам приватизации госсобственности, не говоря уже о реформах, касающихся армии, ВПК, природоохранных мероприятий или же законодательных основ в области прав и свобод человека, с самого начала не могло не увязываться им с официально провозглашенными внешнеполитическими ориентирами «на партнерские и союзнические отношения на основе приверженности общим демократическим ценностям со странами Запада» (см.: О сути концепции внешней политики России. 1993). В свою очередь, приоритеты в области внешней политики диктуются необходимостью продвижения по пути объявленных режимом внутриполитических целей — политической демократии, рыночной экономики, социальной стабильности, гарантий индивидуальных прав и свобод, или, по меньшей мере, периодического декларативного подтверждения приверженности курсу реформ.

В-третьих, рост числа акторов «вне суверенитета» не означает/что государство как институт политической организации людей уже утра­тило свою роль или утратит ее в обозримом будущем. Внутренняя и внешняя политика остаются двумя неразрывно связанными и в то же время несводимыми друг к другу «сторонами одной медали», одна из которых обращена внутрь государства, другая — вовне. И, как верно подчеркивает французский политолог М. Жирар, «большинство ин­теллектуальных усилий, имеющих смелость или неосторожность либо игнорировать эту линию водораздела между внутренней и внешней политикой, либо считать ее утратившей актуальность, пытающихся отождествить указанные стороны друг с другом, неизбежно обрекают себя на декларации о намерениях или на простые символы веры» гагй. 1994. Р. 7).

В-четвертых, усложнение политических ситуаций и событий, одним из источников и проявлений которого выступает рост числа и многообразия акторов (в том числе таких, как мафиозные группировки
, преступные кланы, амбициозные и влиятельные неформальные лидеры и т. п.), имеет своим следствием то обстоятельство, что их действия не только выходят за рамки национальных границ, но и влекут за собой существенные изменения в экономических, социальных и политических отношениях и идеалах и зачастую не вписываются в привычные представления.

Все это затрудняет выяснение предмета теории международных отношений.
4. Предмет международно-политической науки

Одним из вопросов, широко обсуждаемых сегодня в научном сообществе ученых-международников, является вопрос о том, можно ли считать теорию международных отношений самостоятельной дисциплиной или же это неотъемлемая часть политологии. На первый взгляд, ответ на него вполне очевиден: международные отношения, ядром которых являются политические взаимодействия, как бы «по определению» составляют неотъемлемую часть объекта политологии. Обусловлено это тем, что международная политика как выражение, или модус существования, международных отношений, подобно любой другой разновидности политики (экономической, социальной и т. п.), представляет собой соперничество и согласование интересов, целей и ценностей, в процессе которых взаимодействующие общности используют самые различные средства — от целенаправленного влияния до прямого насилия. Здесь так же, как и во внутренней политике, речь идет о столкновениях по поводу власти и распределения ресурсов.

Задумаемся, однако, над тем, почему же в существующей учебной литературе по политологии — а она, как известно, отражает наиболее устойчивые, апробированные результаты, а также нерешенные проблемы исследовательского процесса — международные отношения либо «блистательно отсутствуют», либо наличествуют чисто формально, в виде необязательного «довеска», зачастую во многом диссонирующего или же слабо коррелирующего с основным содержанием учебников?

Одним из ответов служит утверждение о том, что политология — это наука о внутренней политике, ограниченной рамками организованного государственного общества. Тем самым вроде бы автоматически постулируется самостоятельность науки о международных отношени­ях. Однако основанная на подобном видении самостоятельность сво­дится к чисто количественному измерению. Так, например, М. Гунелль, полагающий, что предмет политологии ограничивается национальными (т.е. внутриполитическими) проблемами, не считает это препятствием для включения в него международных отношений: «Основным предметом науки о международных отношениях являются властные отношения... ее предмет совпадает с предметом политической науки... Разное только географическое поле». В качестве доказательства при­водятся факты усиливающегося взаимодействия и взаимопереплетения внутриполитических и международно-политических процессов.



Действительно, в наши дни повсеместно наблюдается феномен вза­имопроникновения внутренней и международной политики. Примерами тому служат воссоединение Германии, возрастающее влияние внешнеполитических акций правительства того или иного государства на электоральное поведение его населения. Впрочем, внутренняя и внешняя политика всегда были едины по своим источникам и ресурсам, отражая (более или менее удачно и эффективно) присущими им средствами единую линию того или иного государства. Речь идет в конечном счете о двух сторонах, двух аспектах политики как сферы и процесса деятельности, в основе которой лежит борьба интересов. Не случайно, например, наиболее распространенные методы прогнозиро­вания внешней политики основываются либо на исследовании процесса принятия решений (работы Ч. Герменна, О. Холсти, Г. Аллисона и др.), либо на факторном подходе (Дж. Розенау, Д. Фрей, Д. Рюлофф), либо на анализе других аспектов и сторон, относящихся к внутриполитической области. Эти аспекты учитываются и системным подходом. И наоборот — анализ внутриполитических процессов требует учета влияния на них изменений в международной системе.

Как известно, разработка модели принятия решений послужила отправным пунктом для создания (в конце 1960-х гг.) школы сравни­тельного внешнеполитического анализа под руководством Дж. Розенау и попыток формулирования «предтеории внешней политики», базирующейся на постулате о взаимосвязи и взаимодействии нацио­нальных (или «внутренних») политических систем и международно-политической системы. Идеи Дж. Розенау, оказавшие значительное влияние на международно-политическую теорию, получили дальнейшее развитие в начале 1990-х гг., когда им была выдвинута концепция «постмеждународной политики», основанной на тезисе о разрыве, би­фуркации между традиционным государственно-центричным миром и новым полицентричным миром «акторов вне суверенитета» и о сме­щении, вследствие такого разрыва, всей совокупности параметров, ре­гулирующих международные отношения. Изучение взаимосвязи (Цпк-

аде) между внутренней жизнью общества и международными отноше­ниями, роли социальных, психологических, культурных и иных факторов в объяснении поведения участников этих отношений, анализ «внешних» источников, которые могут иметь, на первый взгляд, «чисто внутренние» события, стало сегодня неотъемлемой частью международно -политической науки.

Учитывая вышесказанное, представляется вполне понятным и пло­дотворным стремление рассмотреть основные вопросы политической науки без разделения ее проблем на внутренние и внешние (междуна­родные). Такого рода попытки отмечаются и в зарубежной, и в отече­ственной литературе (см., например:
Мурадян. 1994; Поздняков. 1994; Байге. 1992).

Вместе с тем представления о чисто количественном характере раз­личий между внутренней и международной политикой, а тем более утверждения сторонников транснационализма о стирании в эпоху вза­имозависимости всякой грани между ними отражают не только тен­денции развития политического процесса, но и состояние самой науки о международных отношениях. Как справедливо отмечал канадский специалист, «интенсивная концептуальная и исследовательская дея­тельность может создать впечатление о том, что разработка теории международной политики находится на пути своего удачного заверше­ния, как это стремятся внушить некоторые видные представители школы сравнительной международной политики. Однако подобный оптимизм является, увы, довольно преждевременным».

В самом деле, несмотря на свой солидный возраст (одно из первых исследований в этой области — работа Фукидида «История Пелопон­несской войны» появилась еще в V в. до н.э.), наука о международных отношениях не может похвастаться крупными успехами. Даже в рамках такого теоретического течения, как политический реализм, придающий исследованию внешней политики государства центральное место, ее понимание остается слишком общим, лишенным необходимой строгости. Главное, что удалось сделать наиболее крупным представителям указанного течения — Г. Моргентау, Р. Арону, А. Уолферсу и др., — это показать сложность данного феномена, его неоднозначный характер, связанный с тем, что он имеет отношение и к внутренней, и к международной жизни, к психологии и теории организации, к эко­номической сфере и социальной структуре и т.п.

Это позволило критикам политического реализма — сторонникам модернистского направления приступить к конкретному изучению внешнеполитической деятельности государств, опираясь на возможности таких наук, как социология и психология, экономика и математика, антропология и информатика и др. С помощью методов систем­ного подхода, моделирования, ситуационного и структурно-функцио­нального анализа, теории игр и т.п. они (М. Каплан, Д. Сингер, К. Райт, К. Дойч, Т. Шеллинг и др.) подвергают проверке гипотезы, касающиеся прогнозирования внешней политики того или иного государства, основываясь на обобщении эмпирических наблюдений, дедуктивных суждений, изучении корреляций; систематизируют факторы, влияющие на международные ориентации правительств, формируют соот­ветствующие базы данных, исследуют процессы принятия внешнепо­литических решений. Однако модернизм не стал сколь-либо однород­ным теоретическим направлением. Догматизация принципа научной строгости и оперирования данными, поддающимися эмпирической ве­рификации, обрекала его на редуйционизм, фрагментарность конкрет­ных исследовательских объектов и фактическое отрицание специфики внешней политики и международных отношений.


Между представителями науки о международных отношениях пе­риодически разгораются «большие дебаты», которые ведутся факти­чески с первых шагов ее конституирования в относительно самостоя­тельную дисциплину (по общему мнению, этот процесс, продолжаю­щийся и поныне, начался в межвоенный период первой половины XX в.). Однако до сих пор у большинства из них нет неуверенности в эпистемологическом статусе своей дисциплины, особенностях ее объ­екта, специфике предметного поля и основных исследовательских ме­тодов. Более того, само продолжение таких дебатов, а главное — их содержание убеждают (непосредственно или имплицитно, целена­правленно или по существу) в оправданности подобной неуверенности.

В этой связи симптоматично, что в конце 1994 т. по обе стороны Атлантики специализированные журналы «1пегпаиопа1 Огдагпхаиоп» (в США) и «Ье Тпте81ге йи топйе» (во Франции) почти одновременно выпускают специальные издания, целиком посвященные выяснению состояния международных исследований и предмету науки о меж­дународных отношениях. Совпадает и один из главных выводов, вы­текающий из обеих дискуссий, в соответствии с которым главное препятствие автономизации науки «международных отношениях вы­текает из трудностей в идентификации ее объекта.

«Мы находимся в положении, — пишет в этой связи Б. Ланг, — когда реальность не дана исследователям в непосредственном воспри­ятии, когда они не имеют дела с объектом, который характеризовался бы четко очерченными контурами, отличающими его от не-объекта» (Ьап§. 1994. Р. 12). Еще более определенно высказывается Ф. Брайар, утверждающий, что «объект изучения международных отношений не обладает нередуцируемой спецификой по отношению к широкому полю политики... Сегодня становится все труднее утверждать, что этот объект не поддается исследованию на основе подхода и концептов по­литической науки и что необходимо развивать для этого собственную научную дисциплину» (БгаШагй. 1994. Р. 26).

Традиционно объектом теории международных отношений считалась среда, в которой господствует «предгражданское состояние» — анархическое, неупорядоченное поле, характеризующееся отсутствием центральной, или верховной, власти и, соответственно, отсутствием монополии на легитимное насилие и на безусловное принуждение. В этой связи Р. Арон считал специфической чертой международных отношений, «которая отличает их от всех других социальных отношений, то, что они развертываются в тени войны, или, употребляя более строгое выражение, отношения между государствами в самой своей сущности содержат альтернативу мира и войны»