Файл: Майкл крайтон стрела времени.pdf

СПАСИТЕ МЕНЯ
4/7/1357
– Если вы еще не слишком удивлены, – добавила Элси, – сообщаю вам,
что это почерк Профессора.
В комнате воцарилась тишина. Никто не двинулся с места, даже не пошевельнулся. Все лишь молча смотрели на кусок пергамента.
Марек лихорадочно обдумывал случившееся, перебирая в уме возможности. Благодаря своему детальному энциклопедическому знанию средневекового периода, он много лет служил внештатным экспертом по средневековым экспонатам в Метрополитен-музее искусств в Нью-Йорке и потому имел большой опыт в определении разнообразных фальшивок.
Вообще-то, ему редко попадались подделки средневековых документов;
обычно это были драгоценные камни десятилетнего возраста в старинном браслете или броневой панцирь, изготовленный на самом деле в Бруклине,
но опыт давал ему ясное представление о том, как провести проверку.
– Ладно, – сказал он. – Начнем сначала. Вы уверены, что это его почерк?
– Да, – ответила Элси. – Вне всяких сомнений.
– А откуда вы это знаете?
– Я же графолог, Андре, – фыркнула она. – Но лучше удостоверьтесь сами.
Она взяла со стола записку, которую Джонстон написал несколько дней назад: счет, в углу которого Профессор небрежно нацарапал печатными буквами: «НУЖНО ПРОВЕРИТЬ ЭТИ РАСХОДЫ». Положила ее на пергамент рядом с надписью.
– Общеизвестно, что печатные буквы легче анализировать. Например,
его буква Н имеет дополнительную диагональную перекладинку. Он проводит одну вертикальную линию, поднимает ручку, проводит вторую вертикаль, а потом, не отрывая ручки от листа, ведет ее назад, чтобы провести перекладину, оставляя при этом в нижней части буквы диагональный штрих. Или посмотрите на Р. Он проводит черту снизу вверх, затем, не отрывая ручки, ведет обратно, чтобы сделать полукруг. Или
Е, в которой он проводит вертикальную черту, а потом добавляет зигзагообразную линию, напоминающую греческую «сигму». У меня нет ни малейших сомнений: это его почерк.

– А не мог его кто-нибудь подделать?
– Нет. В подделках всегда можно заметить лишние отрывы ручки от бумаги и много других признаков. Это писал он, собственной рукой.
– А не мог он сам разыграть нас? – спросила Кейт.
– Если это шутка, то крайне дурного тона.
– А как насчет возраста этого пергамента? – поинтересовался Марек. –
Он такой же, как и у остальных листов из свертка?
– Да, – ответил Дэвид Стерн, оторвавшийся наконец от своей работы. –
Даже без углеродного анализа я могу утверждать: этот образец имеет тот же возраст, что и остальные.
Марек задумался.
– Но как это может быть? Ты уверен? Это же различные виды пергамента. Поверхность кажется мне более грубой.
– Она действительно грубее, – согласился Стерн, – потому что плохо очищена. В средневековые времена пергамент очень ценился. Обычно его использовали, потом соскребали прежнюю надпись и использовали еще и еще раз. Но если мы посмотрим на этот пергамент под ультрафиолетовым освещением… кто-нибудь, выключите свет.
Кейт повернула выключатель, и в наступившей темноте Стерн включил ультрафиолетовый светильник, установленный у него на столе.
Марек сразу же увидел, что на пергаменте проступил другой текст –
малоконтрастный, но тем не менее видный четко.
– Сначала здесь был счет за постой, – пояснила Элси. – Его удалили быстро и грубо, как будто кто-то очень спешил.
– Вы хотите сказать, что прежний текст счистил Профессор? – спросил
Крис.
– Понятия не имею, кто это сделал. Знаю только, что это был не профессиональный писец.
– Ладно, – сказал Марек. – Есть один способ, чтобы со всей определенностью решить вопрос раз и навсегда. – Он повернулся к
Стерну. – Как насчет чернил, Дэвид? Они действительно подлинные?
Стерн замялся.
– Я не уверен.
– Не уверен? Но почему?
– С точки зрения химического состава, – ответил Стерн, – все точно так, как можно было ожидать: железо в форме закиси, смешанное с настоем галлов как органическим связующим. Добавлено немного углерода для большей черноты и пять процентов сахарозы. Тогда использовали сахар,
чтобы придать чернилам больше блеска после высыхания. Так что это

обычные железо-галловые чернила, они типичны для того периода. Но это само по себе означает не так уж много.
– Правильно, – согласился Марек. Стерн говорил о том, что чернила для фальшивки не так уж трудно изготовить в любое время.
– Поэтому я провел титриметрический анализ закиси железа и галлов, – продолжал Стерн, – точно так же, как я обычно делаю в сомнительных случаях. Так устанавливается точный состав ингредиентов в чернилах. Так вот, анализ показал, что именно эти чернила подобны, но не идентичны чернилам, которыми написаны другие документы.
– Подобны, но не идентичны… – повторил Марек. – Насколько подобны?
– Как вы все знаете, средневековые чернила смешивались вручную перед использованием, потому что их нельзя было хранить. Настойка галлов – а это болезненные наросты на листьях дуба и некоторых других,
более редких, растений – органическое вещество; следовательно, чернила в конечном счете должны протухнуть. Иногда в чернила добавляли вино,
чтобы их можно было дольше хранить.
Так или иначе, концентрация галловой настойки и железа в различных документах может быть очень различна. До двадцати, а то и целых тридцати процентов. Таким образом мы можем достоверно определить документы, написанные в один и тот же день, одними и теми же чернилами. Этот конкретный образец чернил отличается от тех, которыми написаны другие документы из этой пачки, приблизительно на двадцать девять процентов.
– Чушь какая-то. – Марек даже помотал головой. – Эти данные не подтверждают ни подлинности, ни подделки документа. Ты провел спектральный анализ?
– Да. Только что закончил. Вот спектры трех документов. Тот, что,
возможно, написан Профессором, посредине. – Он показал три ломаные линии, состоявшие из пиков, торчавших вверх и вниз. – Снова схоже, но не идентично.
– Нет, это не схоже, – возразил Марек, разглядывая спектрограммы, –
потому что, помимо разницы в содержании железа, в чернилах Профессора есть и другие элементы. Вот, например, что это за пик?
– Хром.
Марек вздохнул.
– А это означает, что чернила современные.
– Вовсе не обязательно.
– Но ведь в то время, хоть раньше, хоть позже, в чернилах не было

хрома.
– Верно. И все-таки он обнаруживается в чернилах, которыми писали манускрипты. Притом довольно часто.
– В этой местности есть залежи хрома?
– Нет, – ответил Стерн, – но хром ввозили во все уголки Европы,
потому что его использовали в красителях для ткани, ну и, случалось,
добавляли в чернила.
– А что ты скажешь о прочих загрязнениях? – спросил Марек,
указывая на несколько других пиков. Он помотал головой. – Прости, но я не куплюсь на это.
– Согласен, – сказал Стерн – Скорее всего, это шутка.
– Но мы ничего не сможем сказать наверняка без углеродного анализа, – продолжал Марек. – Содержание углерода-14 позволило бы датировать и чернила и пергамент с точностью около пятидесяти лет.
Таким образом вопрос с подделкой был бы разрешен окончательно.
– Я хотел бы еще использовать термолюминисценцию и, возможно,
лазерную активацию, раз уж дело дошло до серьезного исследования, –
добавил Стерн.
– Но ты не сможешь сделать все это здесь.
– Нет, мне нужно будет отправиться в Лес-Эйзи.
В Лес-Эйзи, городе, расположенном в соседней долине, находился центр археологических исследований доисторического периода в южной
Франции. Там имелась хорошо оснащенная лаборатория, в которой было оборудование для углеродного и калийно-аргонового определения возраста образцов, а также для нейтронной активации и других сложных анализов.
Результаты, разумеется, не могли быть такими же точными, как в центрах
Парижа или Тулузы, но зато ученые могли получить ответы уже через несколько часов.
– Как ты думаешь, за ночь справишься? – спросил Марек.
– Попытаюсь.
Крис вернулся в комнату и присоединился к группе: он незаметно выходил за дверь, пытаясь связаться с Профессором по сотовому телефону.
– Нет, – ответил он на молчаливый вопрос. – Я слышал, лишь его слова на автоответчике.
– Ну, – сказал Марек, – сейчас мы не можем сделать больше ничего. Я
предполагаю, что эта записка – изощренная шутка. Не могу представить себе, кто мог так разыграть нас, но кто-то это все же сделал. Завтра мы получим углеродную датировку надписи. Я полностью уверен в том, что она сделана совсем недавно. Элси, несмотря на все мое уважение к вам,

должен сказать, что это, вероятно, подделка.
Элси что-то пробормотала себе под нос.
– Но в любом случае, – продолжал Марек, – Профессор должен позвонить завтра, и тогда мы спросим его. А пока что я предлагаю всем лечь спать и как следует отдохнуть.
Войдя в старый амбар, Марек бесшумно закрыл за собой дверь и лишь после этого включил свет. Потом окинул взглядом помещение.
В комнате, как он и ожидал, царил идеальный порядок. Строгостью обстановки она напоминала монашескую келью. Около кровати аккуратной стопкой лежало пять или шесть научных журналов, на столе справа, рядом с закрытым компьютером-ноутбуком, еще несколько. В столе имелся ящик;
Марек выдвинул его и принялся торопливо там рыться.
Но он не находил того, что искал.
Он перешел к платяному шкафу. Внутри аккуратно висела одежда
Профессора, ни один предмет не соприкасался с соседним. Марек ощупал все карманы, но и там этого не оказалось.
«Возможно, этого и не было здесь, – подумал он. – Возможно,
Профессор взял это с собой в Нью-Мексико».
Напротив двери находилось бюро. Он открыл верхний ящик: монеты в небольшом блюдце. Американские долларовые бумажки, скрепленные резинкой. Несколько личных вещей, в том числе перочинный ножик,
авторучка и запасные часы – ничего необычного.
Потом он увидел в глубине ящика пластмассовый футляр. Вынул его.
Открыл. В футляре оказались очки. Марек положил их на крышку бюро.
Линзы в очках были бифокальными, овальной формы.
Он вынул из кармана рубашки полиэтиленовый пакет и в этот момент услышал скрип двери за своей спиной. Обернувшись, он увидел, что в комнату вошла Кейт Эриксон.
– Роемся в белье Профессора? – спросила она, удивленно вздернув брови. – Я увидела свет под дверью и решила заглянуть.
– Без стука? – так же иронично осведомился Марек.
– Все-таки что ты тут делаешь? – уже серьезно спросила Кейт и в этот момент увидела пакет. – Неужели это то, о чем я подумала?
– Да.
Марек извлек пинцетом из пакета одну бифокальную линзу и положил ее на крышку бюро рядом с очками Профессора.
– Отличаются, – заметила девушка, – но я готова поспорить, что линза его.
– Я тоже.

– Неужели ты не подумал об этом с самого начала? Я хочу сказать: он
– единственный из всей экспедиции – носит бифокальные очки. И наша контаминация произошла из-за его стекла.
– Это не контаминация, – возразил Марек. – Линза старая.
– Но…
– Дэвид говорит, что белые пятна – это колонии бактерий. Нет, Кейт,
эта линза не современная. Она старая.
Девушка наклонилась поближе.
– Этого не может быть, – уверенно заявила она. – Посмотри, как обточено это стекло и стекла в очках Профессора. Оно явно современное.
– Я знаю, но Дэвид настойчиво утверждает, что линза старая.
– Какого возраста?
– Он не может сказать.
– То есть он не может датировать это стекло, точнее, плесень на нем?
Марек кивнул.
– Недостаточно органического материала.
– В таком случае получается… – начала она. – Ты пришел в его комнату потому, что… – Она умолкла, посмотрела на очки, затем на
Марека. Нахмурилась. – Но ведь я помню, Андре, ты утверждал, что надпись поддельная.
– Именно так я и говорил.
– Но тем не менее ты попросил Дэвида сделать углеродный анализ этой же ночью, не так ли?
– Да…
– А потом ты пришел сюда со стеклом, потому что встревожен… – Она помотала головой, как будто хотела отогнать муху. – Чем же? Что, по твоему мнению, происходит?
Марек посмотрел ей в лицо.
– Совершенно не представляю себе. Полная бессмыслица.
– Тем не менее ты беспокоишься.
– Да, – признался Марек, – беспокоюсь.
* * *
Следующий день оказался ярким и жарким. Палящее солнце не спеша двигалось по безоблачному небу. С утра Профессор не позвонил. Марек дважды набирал его номер, но оба раза слышал голос автоответчика:
«Оставьте ваше сообщение, и я свяжусь с вами позднее».

Никаких вестей не было и от Стерна. На звонки в лабораторию в Лес-
Эйзи отвечали, что он занят. Наконец ничего не понимающий сотрудник сказал: «Он снова перепроверяет анализы! Уже в третий раз!»
«Почему?» – непрерывно гадал Марек. Он даже собрался поехать в
Лес-Эйзи – туда было совсем недалеко, – но потом решил все-таки остаться в бывшем складе на тот случай, если Профессор позвонит. Но тот так и не позвонил.
Позже, когда утро уже было в разгаре, Элси выпрямилась за столом и громко произнесла:
– Ух!
– Что еще?
Она рассматривала другой кусок пергамента.
– В свертке он лежал прямо перед тем, где написано рукой
Профессора, – сказала она.
Марек торопливо подошел к ней.
– И что там?
– Такое впечатление, будто здесь отпечатались чернила от его надписи.
Видите, здесь, здесь и здесь?
Марек пожал плечами.
– Скорее всего он рассматривал его перед тем, как написать свою записку.
– Но эти пометки находятся на полях, – возразила Элси, – словно выделяют что-то.
– «Выделяют»… Где? – спросил Марек. – О чем этот документ?
– О природе, – ответила графолог. – Составленное одним из монахов описание подземной реки. Указано, в каких местах нужно соблюдать особую осторожность, приводятся расстояния в шагах и так далее и тому подобное.
– Подземная река… – Марек не проявил интереса. – Монахи, помимо всего прочего, порой выступали в роли ученых-краеведов и частенько составляли небольшие эссе о местной географии, особенностях плотницкого ремесла, времени подрезки плодовых деревьев, лучших способах хранения зерна зимой и на великое множество других тем. Они были любопытны, но часто ошибались.
– «У Марселлуса есть ключ», – прочла она вслух из текста. – Что бы это могло означать? Как раз там, где Профессор поставил свои пометки.
Потом… Что-то насчет… гигантских ног… нет… ног гиганта?.. Ноги какого-то гиганта?… И об этом говорит vivix, что на латыни означает…
позвольте, я посмотрю, это новое для меня слово…

Она зашуршала страницами словаря.
Марек вышел из дому и принялся расхаживать взад-вперед около двери. Он все сильнее нервничал.
– Странно, – донесся до него голос Элси, – нет слова «vivix». По крайней мере, в этом словаре. – Он увидел в открытую дверь, что она со свойственным ей педантизмом сделала пометку на листе бумаги.
Марек вздохнул.
Часы тянулись невыносим? медленно.
Профессор не звонил.
Близилось три часа; студенты все чаще поглядывали в сторону большой палатки, в ожидании обеденного перерыва. Марек, стоя невдалеке от двери, смотрел на них. Они выглядели беззаботными, то и дело смеялись, подталкивали друг друга, перешучивались.
Послышался телефонный звонок. Он зашагал к дому. Трубку сняла
Элси. Марек слышал, как она говорила: «Да, он здесь, рядом со мною, да,
сейчас…»
Он торопливо вошел, почти вбежал в ее комнату.
– Профессор?
Она помотала головой:
– Нет. Это кто-то из МТК.
Марек взял из руки графолога телефонную трубку.
– Говорит Андре Марек, – представился он.
– Пожалуйста, подождите минутку, мистер Марек. С вами очень хотел поговорить мистер Дониджер.
– Дониджер?
– Да. Мы в течение нескольких часов пытались дозвониться до вас.
Прошу вас, не кладите трубку, пока я разыщу его.
Наступила длительная пауза. В коммутаторе на противоположном конце звучала какая-то классическая музыка. Марек закрыл ладонью микрофон.
– Это Дониджер, – сказал он Элси.
– Неужели! – усмехнулась та. – Вам следует гордиться. Большая шишка собственной персоной.
– С какой стати Дониджеру понадобилось звонить мне?
Прошло пять минут. Марек все так же сидел с телефонной трубкой в руке, когда в комнату с недоуменным выражением, застывшем на усталом лице, вошел Стерн, мелко потряхивая на ходу головой.
– Ты не поверишь, – заявил он и порога.
– Да? А чему? – поинтересовался Марек, не выпуская трубку.

Вместо ответа Стерн протянул ему листок бумаги, на котором были написаны два числа:
638±47.
– И что это, по-твоему, должно значить? – рассеянно спросил Марек.
– Возраст чернил.
– Что ты несешь?!
– Чернила на этом пергаменте, – не обиделся Стерн, – имеют возраст шестьсот тридцать восемь лет плюс-минус сорок семь лет.
– Что-что? – Марек, похоже, по-настоящему опешил.
– Все верно. Дата их изготовления – тысяча триста шестьдесят первый год от Рождества Христова.
– Что-что?
– Я тебя понимаю, – спокойно сказал Стерн, – но мы повторили анализ три раза. В достоверности не может быть никаких сомнений. Если
Профессор действительно написал эти слова, то он сделал это шестьсот лет тому назад.
Марек перевернул листок. С обратной стороны было написано:
«1361±47 лет»
Музыка в телефоне со щелчком прервалась, и хорошо поставленный голос произнес:
– Говорит Боб Дониджер. Это мистер Марек?
– Да, – ответил тот.
– Вы, возможно, не помните, но мы встречались пару лет назад, когда я посещал раскопки.
– Я отлично помню ваш приезд.
– Я звоню по поводу профессора Джонстона. Мы очень опасаемся за его безопасность.
– Он исчез?
– Нет-нет. Мы точно знаем, где он находится.
В голосе Дониджера прозвучала какая-то странная интонация, из-за которой спина Марека вдруг покрылась гусиной кожей.
– Значит, я могу поговорить с ним? – спросил он.
– Боюсь, что в настоящее время это невозможно.
– Профессор находится в опасности?
– Трудно сказать. Надеюсь, что нет. Но нам, судя по всему, потребуется помощь вашей группы и ваша лично. Я уже послал самолет, чтобы доставить вас сюда.