Файл: Риккерт_ ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ (Киев 1998).pdf

учила  нас,  как это думает  Гёффдинг*, тому,  что даже  и  ценное 
необходимо должно бороться для того, чтобы устоять в борьбе 
за существование, и что понятия ценности должны претвориться 

в плоть и кровь, раз они хотят обладать действительным влияни­

ем? Или,может быть,истины, столь неопределенные, столь общие 

и,  в конце концов, столь очевидные, не были известны уже и до 

Дарвина?  Мы  не  можем  здесь  решать  всех этих  вопросов.  Нас 

интересует теперь лишь стремление искать в дарвинизме истори­

ческие принципы, и в особенности попытка придать понятию исто­

рического развития чисто натуралистический характер посредст­
вом того доказательства, что именно 

естественный закон раз­

вития гарантирует также и необходимое 

возрастание ценности 

последнего.

Всякий прогресс от низшего к высшему, как говорят дарвинис­

ты, обусловлен законом подбора, имеющим повсеместную значи­

мость.  Согласно  ему,  побор  постепенно  устраняет  все  плохое, 
помогая  хорошему  в его  победе.  Поэтому закон этот  и должен 

быть  вместе с тем  и  принципом исторического  развития  и прог­

ресса.  С  виду это  кажется  весьма вероятным,  но  вряд ли даже 

нужно  входить  в особенно  подробный  разбор этих  мыслей,  на 

основании  которых  найден  был  целый  ряд  самых  различных 

понятий прогресса, Чтобы показать, что они являются  результатом 

явного  непонимания  биологической  теории  Дарвина.  Если  бы 
эта теория действительно хотела дать чисто натуралистическое 
объяснение явлений, то она должна была бы отказаться от вся­

кой телеологии, связанной с понятиями ценности, и потому также 

совершенно избегать употребления таких понятий  ценности, как 

«высший»  и  «низший».  Естественный  подбор не устраняет  пло­

хого, сохраняя хорошее; он лишь помогает при известных усло­

виях победе более жизнеспособного, и процесс этот можно на­

зывать прогрессом лишь в том случае, если в 

жизни, как таковой, 

в  каком  бы  виде  она  ни  проявлялась,  видеть  абсолютную  цен­
ность.  Но  это  не  имеет  решительно  никакого  смысла,  ибо 

вся­

кая жизнь  уже  одним  простым  фактом  своего  существования 

доказала свою жизнеспособность, и потому с этой точки зрения 

всякое отличие  в ценности  отпадает.  На основании дарвиновс­
кой теории  недозволительно даже  человеческую жизнь оцени­
вать выше животной, называя таким образом развитие к человеку 
прогрессом.  И  наконец,  с чисто естественнонаучной точки зре­
ния  совсем  уже  невозможно  проводить  какие  бы  то  ни  было 
различия в ценности внутри человеческой жизни. Лишь 

предва­

рительно,  на основании какого-нибудь критерия ценности,  сочтя

'

  В  упомянутой  выше  рецензии. — 

Прим.  перев.

233

ценным определенное сочетание явлений, можно называть прог­

рессом развитие, к нему ведущее. Никоим образом, однако, нель­

зя 

вывести принципа прогресса из естественных законов эволю­

ционного процесса, которые, раз они хотят быть общими закона­
ми,  необходимо должны  быть одинаковыми  для  любой  стадии 
развития.  То обстоятельство,  что  некоторые явления  природы, 
как например человек,  «очевидно»  ценятся  выше других форм, 

объясняет нам, правда, возможность индивидуализирующей исто­

рии происхождения организмов; оно содействует также тому, что 
приверженцы естественнонаучной философии истории не веда­
ют,  что  творят,  употребляя  постоянно  принципы  ценности;  но 

оно  ничего  решительно  не  меняет в том  факте,  что  из действи­

тельно естественнонаучных  понятий невозможно вывести ника­
ких ценностей.

В этом отношении обманывают себя, наконец, также и те, кото­

рые,  находясь опять-таки  под влиянием дарвиновского понятия 
«рас, благоприятствуемых в борьбе за существование», хотят пос­

троить  философию  истории  на  понятии 

расы.  Они  забывают, 

что для того, чтобы  вообще создать  какую-нибудь философию 

истории,  им  нужно употреблять это  понятие в  качестве понятия 

ценности,  что они  и делают самым  некритическим  и  необосно­
ванным образом; подобный метод представляется тем более сом­
нительным, что он дискредитирует одно крайне важное для фи­

лософии истории понятие, именно понятие нации, которое, явля­
ясь понятием культурного целого, означает народную индивиду­

альность. Понятие культурной нации  ничего не имеет общего с 

естественнонаучным понятием расы, которое, будучи и с естест­

веннонаучной точки зрения не вполне безукоризненным, дает ныне 

столько пищи дилетантскому философствованию. Das Deutschtum 

steckt nicht im GeblUte, sondern im Gemtlte, — немцев объединяет не 

общая  кровь, а дух, —  сказал Лагард6, человек,  который стоит 

выше  всякого  подозрения  в  том,  что  касается  недооценивания 

национального  момента;  и  в основании  этих его слов  лежит та 

же самая мысль, возбраняющая из естественнонаучных понятий, 

как понятие расы, делать философско-исторические принципы.

Доказав,  что  мнимые  исторические законы  суть  не  что  иное, 

как 

формулы ценности, мы вместе с тем нашли путь, на котором 

действительно-таки нужно искать принципы исторической жизни; 
решающим моментом при этом является опять-таки проникновение 

в  логическую  сущность  исторической  науки.  Исторический  уни­
версум есть не что иное, как самое обширное, какое только воз­
можно мыслить, историческое целое, понятое индивидуализирую­
щим образом — а так как отнесение к ценности есть conditio sine 

qua non7 всякого вообще индивидуализирующего понимания дей­

234

ствительности, то, конечно, лишь понятия ценности могут конститу­

ировать понятие исторического универсума. Название историчес­
кого 

принципа и  заслуживает  именно только  то,  что  выполняет 

эту функцию конституирования исторического универсума, делая 

возможным объединение всех частей  последнего,  как индивиду­

альных членов,  в единство исторического целого.  Поэтому, если 
философия  истории как наука о принципах,  вообще имеет raison 
d’etre, то  она должна быть учением  о 

ценностях,  сообщающих 

единство  историческому  универсуму  и  вместе  с тем  расчленяю­

щих его. В отношении к этим ценностям становится также возмож­
ным истолковать и единый 

смысл всего  исторического  развития. 

К истолкованию  этого смысла  и  стремилась  действительно-таки 
всегда философия истории, даже там и тогда, когда она будто бы 

хотела искать законы, ибо главной ошибкой всех этих философов 

было смешение таких понятий,  как закона и  ценности,  неизбеж­
ности и долженствования, бытия и смысла, вследствие чего они и 
забывали, что то, что нельзя отнести к ценностям, не имеет абсо­
лютно  никакого  смысла.  От  истолкования  смысла  истории  не 
отказывался даже и натурализм, да и  вряд ли  вообще возможно 
закрывать глаза на эту проблему. Вся культурная жизнь есть исто­
рическая жизнь, и культурные люди, к которым принадлежат также 

и натуралисты, не могут, будучи культурными людьми, не стремить­
ся к тому, чтобы дать себе отчет относительно смысла культуры и 

тем самым  относительно смысла истории.  Мы  наталкиваемся та­

ким образом здесь на задачу,  которую не в состоянии разрешить 
ни натурализм, порывающий всякую связь между действительнос­

тью и ценностями, ни эмпирическая историческая наука, изобража­

ющая ход исторической жизни лишь посредством теоретического 

отнесения к ценности.  Поэтому разрешение этой необходимой  и 

неизбежной задачи является уделом философии истории как уче­
ния  о  принципах  исторической жизни.

Мы  ответили  таким  образом  на  вопрос  о  том,  что  является 

предметом этой философии истории.  Гораздо сложнее, однако, 

ответить на вопрос о том, каким образом она должна его тракто­

вать.  Мы можем указать здесь лишь на 

одну задачу,  возможность 

разрешения которой вряд ли возбудит серьезные сомнения. Она 
заключается в том, чтобы, примыкая к фактически существующим 

трудам  историков и философов истории, вскрыть руководящие 

культурные ценности, которые, определяя данные научные труды, 

служили  принципами  'изложения.  По  отношению  к  некоторым 

историческим трудам задача эта, по крайней мере отчасти, предс­

тавляется до того легкой, что для  разрешения ее вряд ли требу­
ется дюке особое исследование.  В какой-нибудь истории искусств 

или религии объекты должны,  конечно, относиться  к художест­

235

венным или религиозным ценностям. Но далеко не всегда обстоит 
дело таким  образом,  чтобы  сразу  можно  было  сказать,  какая 

точка зрения ценности является в данном случае руководящей. В 

особенности в более обширных трудах,  предметом которых слу­

жит развитие  целых  народов  или  какая-нибудь  большая  эпоха, 

мы  можем  натолкнуться  на самые разнообразные точки зрения 
ценности.  И  иногда представляется  весьма интересным уяснить 
себе, почему тот или иной известный историк одни события раз­

бирает подробно, другие же совсем вкратце, некоторые же столь 
же действительные происшествия совершенно оставляет в сторо­

не. Сами историки далеко не всегда сознают, на каких основани­

ях  они  это  делают.  Да  и  не  могут  этого  сознавать,  ибо  часто 
они совершенно не знакомы  с логической структурой своей  на­
уки,  сплошь  и  рядом  будучи  уверены  в  том,  что  они  далеки  от 

всякого отнесения к ценности. Тем более важным представляет­

ся  вскрыть  и  самым  явным  образом  показать,  какими  именно 

предпосылками руководились они при обработке своего матери­

ала.  Мы увидим при этом, что у всякого историка, в особенности 
если он не ограничивается уже очень специальными исследова­
ниями,  имеется  своего  рода философия  истории,  на основании 
которой он одни явления считает важными, другие — нет.  Вскрыть 
подобные философии истории отдельных великих историков пред­
ставляется, конечно, весьма благодарной задачей. Даже у такого 
«объективного» историка, каким считается, например, Ранке, бе­

зусловно  имеется  целый  ряд  вполне  определенных  философс­

ких предпосылок относительно смысла истории, да и необходи­
мо должен иметься,  ибо Ранке всегда ведь хотел рассматривать 
все с точки зрения всемирной истории. Дове справедливо заме­

тил, что Ранке спасла o t односторонности не нейтральность,  но 
универсальность его исторического чутья.  В скрытом виде этим 

однако уже признано отнесение к ценности,  и если дело дейст­
вительно обстоит так, то  мы не  можем  на этом остановиться.  В 

чем состоит универсальность чутья у такого великого историка, 
его универсум?  Подобного рода исследование  пролило бы,  по­

жалуй, больще света в вопрос, что же такое собственно представ­

ляют  из  себя  «идеи»  Ранке,  подавшие  повод  к  столь  многим 
разговорам.  Мы бы увидели, что философия истории Ранке под­
вергалась изменениям, причем наиболее важную роль всегда игра­

ли  руководящие точки  зрения  ценности  в  его  понимании  исто­

рии  и  ни  в  коем  случае  не  простые  идеи.  В  подобного  рода 
исследованиях  философия  и  история  должны  тесно  соприка­

саться друг с другом.

С философской точки зрения, однако, еще более возможным 

представляется анализ тех попыток, которые, открыто выставляя

236

принципы  исторической  жизни,  тем  самым  выходят  за  пределы 

эмпирической  исторической  науки.  При этом они хотят служить 

пониманию  всего  человеческого  развития  и  истолкованию  его 

смысла.  Ввиду этого они  требуют  не  только  анализа,  но  и 

кри­

тики,  т.  е.  в  данном  случае  нельзя  ограничиться  одним  лишь 

установлением того, в какой степени принципы исторической жизни 
являются  ценностями,  и  в  чем  эти  ценности  состоят,  но  нужно 
затем  еще  и  исследовать,  по  какому  праву  именно  этим,  а  не 
другим точкам зрения ценности приписывается  решающее значе­

ние при  истолковании общего смысла всего исторического раз­
вития.  При  этом опять-таки,  конечно,  мы должны здесь ограни­

читься указанием на два-три примера.

Особенно характерным в этом отношении является так назы­

ваемое 

материалистическое понимание истории,  и  притом  в 

своем  первоначальном виде, в том виде,  в каком оно вылилось в 

«Коммунистический  манифест»8,  и  поскольку оно,  совершенно 
независимо  от  теоретического  или  метафизического  материа­

лизма, ограничивается  истолкованием эмпирической  историчес­

кой жизни. Уже то обстоятельство, что по происхождению свое­
му  оно  тесно  связано  с  определенной  политической  програм­
мой, составной частью которой оно является, указывает нам,  где 
мы должны  искать для  него руководящие точки  зрения  ценнос­

ти.  Для  того,  чтобы  понять  его,  необходимо  иметь  в  виду,  что 

интересы его творцов  вращались  исключительно вокруг борьбы 
пролетариата с буржуазией, и что победа пролетариата была цен­

тральной  абсолютной 

ценностью.  И  если  в  настоящую  эпоху 

существенным по отношению к этой ценности является  взаимная 
борьба двух классов, то и  вся  история,  согласно материалисти­
ческому  пониманию,  есть  не  что  иное,  как  история  классовой 
борьбы,  что  и  сообщает  ей  ценность  и  единство.  Имена  борю­

щихся  партий  меняются:  свободные и рабы,  патриции и  плебеи, 

феодал  и  крепостной,  цеховой  мастер  и  подмастерье являются 

враждующими  классами.  Но  наиболее  существенным  и  собст­
венно  важным  —  опять-таки  по отношению  к  руководящей точ­
ке зрения  ценности  —  является  то,  что  повсюду —  на всех раз­

личных ступенях исторического развития  притесняемые борются 
с притеснителями,  эксплуатируемые с эксплуататорами. Таким пу­
тем материалистическое понимание истории  находит общие прин­
ципы  исторической  жизни,  но  точно  также  и  всю  теорию  со 
всеми  подробностями  вполне определяет абсолютная  ценность, 
ожидаемая победа пролетариата. В настоящей борьбе самым глав­

ным  моментом,  вследствие его решающего значения, представля­

ется  борьба  за  экономические  блага.  Ввиду  этого  в  истории 

повсюду самая  главная  роль отводится экономической жизни, а

237