ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 29.11.2021

Просмотров: 205

Скачиваний: 1

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

Фортунато Бернарделли (?-1830), который вскоре завоевал общее признание

москвичей. Воспитанник неаполитанского балета, он был последователем

Вигано. Проработав некоторое время в Вене и Варшаве, Бернарделли по

собственному почину приехал в Россию, выступал в Петербурге и осел

окончательно в Москве. Замечательный артист пантомимы и прекрасный

комический танцовщик, он оказался и хорошим постановщиком. Уже в первый год своей работы в Москве Бернарделли поставил четыре спектакля, среди которых был его знаменитый балет «Волшебная флейта», продержавшийся на русской сцене около ста лет и шедший с одинаковым успехом во всех балетных театрах России.

В этот период Глушковский в основном ограничивался тем, что

переносил из Петербургского театра на московскую сцену балеты Дидло. В

1817 году он перенес в Москву два балета Дидло-«Венгерскую хижину» и

петербургскую редакцию новерровского балета «Медея и Язон». Оба эти

спектакля как по своему построению, так и по значительности содержания

заметно отличались от других произведений Дидло, появлявшихся до этого в

Москве, и прошли с гораздо большим успехом.

Однако тогда Глушковский еще не учитывал ограниченных

возможностей неокрепшей московской труппы. Так, например, он перенес сюда некоторые анакреонтические балеты Дидло и даже сам сочинил и поставил анакреонтический балет «Сильвий и Аминта, или Наказанный Циклоп», не понимая, что эти спектакли не под силу исполнителям. В результате они не имели успеха. Ставил Глушковский на московской сцене и балеты Дидло дивертисментного характера с незначительным содержанием («Праздник на морской .пристани», «Маскарад, или Вечер в саду»). Постановка этих спектаклей объяснялась тем, что сразу определить верную репертуарную линию балета в Москве было делом очень сложным для малоопытного и молодого тогда балетмейстера, воспитанного на петербургских вкусах. Помимо этого, Глушковский при всей его преданности делу, недюжинных административно-организаторских способностях и большом искреннем желании работать не был, по выражению современника, «рожден поэтом в балете». Он был скорее ученым, чем балетмейстером.

В 1817-1818 годах с Глушковским произошли два несчастных случая,

вызванные плохим состоянием сцены и навсегда лишившие его возможности

танцевать (повреждение спины при падении на сцене, а затем перелом ноги во время танцев). После этого он всецело посвятил себя балетмейстерской и

административной деятельности, изредка появляясь в пантомимных ролях.

Событием исключительного значения была постановка Глушковским в

1821 году «Руслана и Людмилы». Это был не только первый большой балет (в пяти действиях) на тему современного русского писателя, основанный на

подлинно народном сюжете, но и смелое напоминание обществу о Пушкине

через год после ссылки поэта на юг России. Несмотря на то, что спектакль


страдал обычными недостатками, свойственными балетам Глушковского, -

отсутствием четкой драматургической основы, запутанностью и непонятностью пантомимных сцен, вынуждавших прибегать к пояснительным надписям, спускавшимся по ходу действия сверху, - он вызвал необычайный интерес у зрителя.

Эта постановка повлияла и на репертуар петербургского театра, где в

1823 году был дан балет «Кавказский пленник». Хотя во избежание

недоразумений с правительством действие его было перенесено в эпоху

древней Руси и конец произведения был переделан Дидло, имя Пушкина,

стоявшее на афише, сыграло свою положительную роль. И зрители, и сам поэт поняли намерения постановщика и приветствовали этот спектакль, пренебрегая тем, что он в результате переделок в значительной степени потерял свою злободневность. Из своего изгнания Пушкин живо интересовался постановкой и просил брата: «Пиши мне о Дидло, об Черкешенке Истоминой...». Через год после этого в Петербург из Москвы был перенесен балет «Руслан и Людмила». Постановка пушкинских балетов, предпринятая по инициативе Москвы, была в те годы прямым вызовом правительству со стороны демократической дворянской интеллигенции.

Требования, предъявляемые к балету передовым зрителем, его новые

эстетические установки оказали значительное воздействие не только на

репертуар, но и на характер сценического танца. В своих спектаклях Дидло признавал только танец, связанный с действием. Если у Анжиолини танец вытекал из действия (бал, сельский праздник и т. п.), то у Дидло он был непосредственной частью действия (танец для отвлечения внимания одного из действующих лиц от происходящего на сцене, танец как средство раскрытия достоинств героя, его ловкости и изящества и т. д.). Дивертисментный танец Дидло отвергал и, если дирекция театра требовала сделать его балет «танцевальное», передавал постановку добавочных танцев одному из своих помощников.

Женский классический танец в этот период достиг большого расцвета.

Решающим моментом в этом отношении было появление «положения на

пальцах». Эту позу ввел Дидло, и первой танцовщицей, исполнившей ее, была, вероятно, Данилова в балете «Зефир и Флора» в 1808 году (все первые

изображения стояния на пальцах относятся именно к спектаклю «Зефир и

Флора»). Авторство Дидло в создании этой позы подтверждается как

зарубежной иконографией, так и немногими упоминаниями в литературе.

Пушкин, описывая балет «Ацис и Галатея», свидетельствовал, что Истомина

стояла, «одной ногой касаясь пола». Еще более определенно высказался

французский историк балета Кастиль Блаз. Вспоминая спектакль «Зефир и

Флора», поставленный Дидло в Париже в 1815 году, он писал: «Мы узнаем из газет, что старшая мадемуазель Госселен в течение нескольких мгновений

стояла на пальцах, sur les pointes des pieds - вещь доселе невиданная». Стояние на пальцах в то время, по-видимому, не было обязательным и всецело зависело от природной силы исполнительницы, обутой в мягкую обувь или в сандалии.


Появление позиции на пальцах имело огромное значение для развития

женского классического танца в русском балете. Оно не только обогатило

технику танцовщицы, но и позволило ей занять главенствующее положение в

балете.

За эти же годы под влиянием интереса романтиков к народному искусству значительно расширилось использование народно-сценических танцев в балетных спектаклях, а не только в дивертисментах, как это было раньше.

За рубежом был широко распространен казачий танец. Впервые французские балетмейстеры познакомились с ним в 1814 году, когда русские казачьи части стояли на бивуаках на бульварах занятого Парижа. Пленившись

экзотикой исполнения танца, они перенесли его на сцену. Из Парижа он

возвратился в Россию и как память о 1814 годе некоторое время сохранял на

афишах свое французское название-ala Kozak . Все большее проникновение на сцену народных танцев также не могло не оказывать влияния на манеру

исполнения танца балетного.

Несмотря на то что лучшими, пользовавшимися неизменным успехом у

зрителя, постановками были действенные пантомимные балеты, в которых роль чистого танца была подчиненной, русские артисты силой своей

исключительной танцевальной выразительности уравновешивали значение

танца и пантомимы в спектакле. Русский балет в те годы в своих лучших

постановках достиг той художественной гармонии, которая определяет

совершенство произведения. Все эти достижения свидетельствовали об

окончательном самоопределении русского балета и появлении русской

национальной школы сценического танца.

Разумеется, этот важнейший шаг в развитии балета не мог быть

осуществлен, если бы не наличие ряда талантливых исполнителей, с именами

которых связано начало расцвета русского национального балета. Так как

балеты делились на жанры, танцовщицы также подразделялись на

исполнительниц пантомимных ролей, на пантомимных танцовщиц и просто

танцовщиц.

Пантомимной танцовщицей, а затем первой пантомимной i актрисой

петербургской балетной труппы была в то время уже упоминавшаяся ранее

Евгения Ивановна Колосова (1780-1869). Дочь скромного балетного фигуранта Неелова, она с ранних лет познала нужду и тяжелый труд, что впоследствии выработало в ней серьезное отношение к жизни и упорство в преодолении препятствий. В минуты сомнений она воодушевляла себя фразой: «Я хочу быть хорошей танцовщицей и буду ею». Редкая одаренность, исключительное трудолюбие, горячая любовь к своему искусству и большой кругозор позволили Колосовой преодолеть все преграды и достигнуть желаемой цели.

Первые же выступления Колосовой на сцене в полной мере обнаружили ее

необыкновенные возможности танцовщицы и актрисы. Но окончательно она

нашла себя в балетах своего учителя Вальберха и в постановках Дидло. Силой своего яркого актерского дарования Колосова с невиданной убедительностью раскрывала образы, намеченные балетмейстером, и зачастую придавала им неожиданное толкование. Дидло считал, что «дарования, ей подобные, не имеют пределов».


Одна из культурнейших актрис своего времени, популярнейшая

исполнительница русской пляски, Колосова была близка к кругам передовой

дворянской интеллигенции и своими советами и указаниями принимала живое участие в формировании талантов Даниловой, Истоминой и Гольца.

Амплуа первой пантомимной танцовщицы занимала и Авдотья

Ильинична Истомина (1799-1848). Еще до выпуска из школы в 1815 году она

выступала в ответственных партиях в балетах, но расцвет ее таланта наступил в 20-х годах XIX века. Истомина считалась полухарактерной танцовщицей, что, однако, не мешало ей исполнять и чистоклассические, в нашем понимании, танцы. Техника ее была безупречна и сочеталась с большой грацией и непринужденностью исполнения. Помимо этого, танец Истоминой отличался особой эмоциональностью и выразительностью - этими замечательными свойствами русского хореографического искусства. Самобытный талант Истоминой и тонкое художественное чутье неизменно направляли ее на верный путь и помогали создавать яркие и запоминающиеся образы. Редкое сценическое обаяние усиливало впечатление от исполнения Истоминой своих ролей. Ее творчество высоко ценилось современниками. Пушкин посвятил ей знаменитые строки в «Евгении Онегине».

Блистательна, полувоздушна,

Смычку волшебному послушна,

Толпою нимф окружена,

Стоит Истомина; она,

Одной ногой касаясь пола,

Другою медленно кружит,

И вдруг прыжок, и вдруг летит,

Летит, как пух от уст Эола;

То стан совьет, то разовьет,

И быстрой ножкой ножку бьет.

Среди первых танцовщиц ведущая роль принадлежала Екатерине

Александровне Телешовой (1804-1857) и Вере Андреевне Зубовой (1806-1853), окончившим школу в 1823 году. Обе танцовщицы отличались совершенством танцевальной техники и прекрасными актерскими данными, что позволяло им, так же как Колосовой и Истоминой, зачастую выступать в драматических спектаклях.

Из мужского состава труппы выделялся Николай Осипович Гольц (1800-

1880). Богато одаренный, он уже в школе вызывал удивление педагогов. Редкая трудоспособность позволила Гольцу одновременно специализироваться в самых разнообразных отраслях сценического искусства.

К моменту его выпуска руководители драмы, оперы, балета и оркестра

настаивали на определении Гольца каждый в свой коллектив. Ввиду

невозможности достигнуть соглашения вопрос был передан на рассмотрение

министра, после чего Гольца назначили в балетную труппу на партии первого танцовщика. Он полностью оправдал возложенные на него надежды и работал в петербургской балетной труппе 73 года (считая пребывание в школе), последовательно занимая амплуа классического, затем характерного

танцовщика, а потом мимического актера.

В 1823 году, в связи с готовившимся открытием Большого Петровского

театра, воздвигаемого на месте сгоревшего театра Меддокса на Петровской


площади (ныне площади Свердлова), из Парижа в Москву были выписаны

французская танцовщица Фелисите Гюллен-Сор и французский танцовщик

Жозеф Ришар.

Фелисите Гюллен-Сор, или, как ее звали в Москве, Фелицата Ивановна

Гюллен (1805-ок. 1860), родилась в Париже. Ее отец, ученик Новерра, был в

свое время хорошим танцовщиком и довольно известным провинциальным

балетмейстером.

Гюллен была маловыразительна и не отличалась актерским дарованием,

но прекрасно владела техникой танца, которую постоянно совершенствовала.

После своего первого удачного дебюта в Москве Гюллен была привлечена

дирекцией к педагогической деятельности в школе. Одновременно она

предложила театру безвозмездно исполнять обязанности балетмейстера.

Поставленный ею балет «Сандрильона» имел выдающийся успех и сразу

определил ее дальнейшую творческую судьбу.

Жозеф Ришар, или, как его называли москвичи. Осип Яковлевич Ришард

(1788-1867) был грамотным и опытным танцовщиком, отличавшимся большим прыжком. В Москве он, как и Гюллен, немедленно приступил к педагогической работе в школе. Оба эти артиста вскоре после прибытия в Россию приняли русское подданство.

Московская балетная труппа к моменту приезда Гюллен и Ришарда

располагала уже несколькими выдающимися артистами, воспитанными

собственной балетной школой. Выпущенная в 1816 году ученица Лефевра

Татьяна Ивановна Иванова (1799-1857) (впоследствии Глушковская), была

московской Колосовой. Прекрасная пантомимная актриса и постоянная

исполнительница русских плясок, обладавшая хорошей фигурой и

привлекательной наружностью, она вскоре стала любимицей московского

зрителя. Дебютировала Иванова за два года до своего выпуска и с того времени стала исполнять первые роли в балетах.

Иван Карпович Лобанов (1797-1840) окончил московскую школу

одновременно с Ивановой и был выпущен «в дансеры для соло». Обладая

яркой индивидуальностью, редким сценическим темпераментом и большой

выразительностью, он стяжал себе славу как непревзойденный исполнитель

русских плясок. Его жена Екатерина Ивановна Лобанова была выпущена в 17

году также на сольное положение и считалась одной из лучших московских

танцовщиц своего времени. Лобановы получили широкую известность в

первые годы по окончании войны 1812 года. Дирекция театров

свидетельствовала, что «ими единственно поддерживались тогдашние

спектакли». Кроме своей исполнительской деятельности, Лобанов прославился и как замечательный учитель бальных танцев со своеобразной методой преподавания.

В 1821 году из школы была выпущена Дарья Сергеевна Лопухина (1804-

1855). Она отличалась очень хорошей школой танца и после окончания службы в Москве долгое время преподавала в Петербургском балетном училище.

Наконец, в 1822 году окончила московскую школу Александра Ивановна

Воронина-Иванова (1806-1850), известная темпераментностью и особым