Файл: Дипломная работа антологическая лирика н. Ф. Щербины выполнила студентка 5 курса очного отделения.doc
Добавлен: 22.11.2023
Просмотров: 143
Скачиваний: 3
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Я не скажу, природа, пред тобою,
Что духом я, как мощью одарен:
Ты женщина, – сильна ты надо мною,
И сердцем я покорен и влюблен!.. [Щербина, 1970, с. 173].
Любовь к природе уподобляется любви к женщине, что позволяет нам говорить о тесной взаимосвязи темы природы с темой любви.
Тема природы также связана и с темой искусства. Щербина наделяет своего лирического героя способностью творить, делает его человеком, тонко чувствующим мир, наделенным поэтическим воображением художника:
И в груди так легко и отрадно!..
Бесконечно хотел бы я ждать,
И, весной, упиваяся жадно,
Я хотел бы лишь петь и любить! [Щербина, 1970, с. 75].
По мысли Гликмана, лирическому герою стихотворений Щербины «свойственны цельность, непосредственность, избыток сил. Любовь к жизни гармонически сочетается в нем с любовью к искусству» [Гликман, 1970, с. 15].
3.2.2. Пластическое искусство поэтической мысли в лирике Щербины
Тема искусства в полной мере раскрывает читателям художественно-эстетический идеал красоты в антологической лирике Щербины. Искусство теснейшим образом связано с темой природы. Здесь следует вспомнить основной принцип, на котором основывается идеал античного искусства, а именно принцип подражания природе. Главным критерием мастерства в античном мире являлось сходство произведений искусства с действительностью (такой принцип соблюдался и в архитектуре, и в живописи). Кроме того, этот принцип находит свою реализацию и в словесном искусстве, также как и принцип калокагатии, то есть гармонии физического и духовного. С этим связано использование в словесном искусстве такого приема, как экфрасис. Русские предшественники Щербины неоднократно использовали этот прием в антологической лирике. Стихотворения, построенные по принципу экфрасиса, мы можем встретить в антологической лирике Державина, Пушкина. Щербина также обращается в своих антологических стихотворениях к элементам экфрасиса, то есть описанию произведений искусства. Неоднократно сам человек в лирике Щербины становится подобен произведению искусства, поэтому мы вправе говорить о том, что такую лирику можно отнести к дескриптивной лирике. Кибальник разделяет в поэзии Щербины пластическое и музыкальное начала, первое из которых является объективным, а второе субъективным: «Противопоставление Щербиной пластического и музыкального начал определяет два основных направления развития русской поэзии середины XIX в.: начало объективное и начало субъективное, связанное с конфликтом и рефлексией лирического героя. В антологической поэзии выражалось главным образом первое из них» [Кибальник, 1990, с. 250].
В лирике Щербины есть ряд стихотворений, в которых пульсация жизни незаметно перевоплощается в мраморное изваяние. Так что же такое мрамор в художественном восприятии Щербины? Холодная материя или воплощение идеала красоты?
К стихотворениям, в которых воплощена и прямо и косвенно идея искусства, относятся такие стихотворения Щербины, как «Свиданье» (1844), «Детская игра» (1846), «Эллада» (1846), «Гермес-привратник» (1846), «Статуе Елены» (1846), «Купанье» (1847), «Осенняя элегия» (1851), «Ложе из лилий и роз приготовил тебе я» (1851), «Дифирамбы» (1850, 1852), «Венки» (1852), «Воспоминание» (1853) и другие.
Пластическое искусство поэтической мысли в лирике Щербины теснейшим образом связано с темой остановившегося мгновения, переходящего в вечность. Очевидно, ориентируясь на стихотворение «Царскосельская статуя», Щербина использует в двух своих антологических стихотворениях, «Свиданье» и «Купанье», мотив чудесного перевоплощения живого существа, женщины, в статую. Здесь Щербина также как и Пушкин в «Царскосельской статуе» работает в жанре «экфрастической эпиграммы», согласно жанровому определению Кибальника. Грехнев определяет жанровую специфику стихотворений такого типа как «антологические миниатюры». Вспомним слова из стихотворения Пушкина «Царскосельская статуя»:
Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.
Дева печально сидит, праздный держа черепок.
Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;
Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит
[Пушкин, 1969, с. 331].
Теперь следует обратиться к поэтическому тексту стихотворений Щербины. В антологической миниатюре «Свидание» найдем следующие строки:
Страстное просил я бессмертных богов олимпийских
Дать мне минуту, одну лишь минуту свиданья
С чудно-прекрасною смертною девой. Настало
Это мгновенье. Увидев ее, у бессмертных
Начал просить я, чтоб миг вожделенный свиданью
В вечность продлили они. Красоту моей милой
Я созерцал и, как Тантал, всё жаждал и жаждал,
В очи ей глядя, лобзая, томяся и плача,
В очи глядеть ей, любзать и томится и плакать…
[Щербина, 1970, с. 101].
Стихотворение «Купанье» представляет собой своеобразную вариацию на данную тему остановившегося мгновения:
Вечером ясным она у потока стояла,
Моя прозрачные ножки в влаге жемчужной;
Струйка воды их с любовью собой обивала,
Тихо шипела и брызгала пеной воздушной…
Кто б любовался красавицей этой порою,
Как над потоком она, будто лотос, склонилась,
Змейкою стан изогнула, и белой ногою
Стала на черный обрывистый камень, и мылась,
Грудь наклонивши над зыбью зеркальной потока;
Кто б посмотрел на нее, облитую лучами,
Или увидел, как страстно, привольно, широко
Прядали на грудь ей толпами
И, как мрамор кристалл, разбивались, бледнея, –
Тот пожелал бы, клянусь я, чтоб в это мгновенье
В мрамор она превратилась, как мать – Ниобея,
Вечно б здесь мылась грядущим векам в наслажденье
[Щербина, 1970, с. 84].
Грехнев В.А. в своем труде «Болдинская лирика А.С. Пушкина. 1830 год» в главе «Анфологические эпиграммы» подробно анализирует стихотворение Пушкина «Царскосельская статуя». Поскольку в основе всех трех стихотворений находим единый тематико-содержательный план, то, следовательно, целесообразно ориентироваться на выводы, сделанные Грехневым. Все три стихотворения объединены художественным образом женского существа, превращающегося в статую, камень по своей сути. Движение замыкается в самом себе и словно замирает. Переход из одного состояния в другое осуществляется посредством поэтического слова, направленного на описание «скульптурного объекта», которому присущая «пластика поэтического слова, в изобразительной конкретности которого проступает лирическая экспрессия» [Грехнев, 1980, с. 92]. Если в стихотворении Пушкина «Царскосельская статуя» лирический образ девушки является и объектом для взора читателей, и субъектом действия, то в «Свидании» Щербины здесь мы видим только объект, воплощающий страдательное начало. Лирическое «я» является поэта непосредственным участником действия, субъектом, чудесное превращение живого существа в статую зависит здесь лишь от воли лирического героя, и в некоторой степени от согласия бессмертных. Однако финал остается открытым, читатель так и не понимает, было ли совершенно превращение, или перевоплощение существа в мрамор так и осталось желанием лирического героя:
Начал просить я, чтоб миг вожделенный свиданью
В вечность продлили они. Красоту моей милой
Я созерцал и, как Тантал, всё жаждал и жаждал,
В очи ей глядя, лобзая, томяся и плача,
В очи глядеть ей, любзать и томится и плакать…
[Щербина, 1970, с. 101].
Однако автору все же удается выйти за пределы временных рамок в абсолютное, вечное пространство, посредством использования тех же художественных средств, что и Пушкин. Словесные повторы в различных комбинациях создают эффект ретардации, то есть замедления развития сюжетного действия: «В очи ей глядя, лобзая, томяся и плача / В очи глядеть ей, любзать и томится и плакать…» [Щербина, 1970, с. 101]. Повторение речевого ряда создает также «единую мелодическую тональность» стихотворения [Грехнев, 1980, с. 92]. Однако у Щербины содержательный план становится более широким, нежели у Пушкина, однако смысловой уровень за счет расширения содержательного становится менее масштабным, пропадает универсальность целостное единство поэтического образа. Идеал красоты здесь непосредственно связан с темой любви, которая осмысливается как страдание. Об этом свидетельствует упоминание мифологического имени Тантала, пребывающего в состоянии вечного страдания жажды и голода. Таким образом, возникает ощущение недоступности, недостижимости идеала абсолютной красоты. Те же темы раскрываются и в стихотворении «Купанье». Состояние движения медленно переходит в состояние покоя, плоть становится мрамором. Об этом свидетельствуют такие поэтические слова-сигналы как «белой ногою», «черный обрывистый камень», «мрамор кристалл»:
Змейкою стан изогнула, и белой ногою
Стала на черный обрывистый камень, и мылась,
Грудь наклонивши над зыбью зеркальной потока;
Кто б посмотрел на нее, облитую лучами,
Или увидел, как страстно, привольно, широко
Прядали на грудь ей толпами
И, как мрамор кристалл, разбивались, бледнея, –
Тот пожелал бы, клянусь я, чтоб в это мгновенье
В мрамор она превратилась, как мать – Ниобея,
Вечно б здесь мылась грядущим векам в наслажденье
[Щербина, 1970, с. 84].
Поэтическое пространство здесь также расширяется за счет упоминания о Ниобее, которая, согласно легенде, от горя превратилась в скалу. Определяя временной и пространственный переход из одного состояния в другое в стихотворении «Цаскосельская статуя» Грехнев использует следующую формулу для описания такого переходного состояния: «Печаль жизненного мгновения, мимолетное, легкое чувство, не оставляющее следов в душе, перевоплотилось в «вечную печаль», во всеобъемлющую идеологически насыщенную эмоцию» [Грехнев, 1980, с. 93]. У Щербины на смену печали приходит состояние наслаждения, наслаждения прекрасным. Образ потока, воды в стихотворении «Купанье» также имеет символическое значение, как и в стихотворении «Царскосельская статуя»: «Образ потока, реки бытия, знаменующей вечное обновление и одновременно вечное постоянство неиссякающей жизненной стихии, – к этому символу не однажды прибегали античные философы, начиная с Гераклита» [Грехнев, 1980, с. 94].
Лирический герой ряда стихотворений чувствует прекрасное, воплощающееся не столько в словесном искусстве, сколько в архитектурном. В стихотворении «Венки» читатель видит признание лирического героя, заключающее, в себе с одной стороны, ощущение наслаждения красотой, а с другой, печаль, вызванную осознанием неспособности выразить свои чувства в скульптуре: «Я чувствовал тогда, что этот миг прекрасный / Лишь мрамор да резец способны передать» [Грехнев, 1980, с. 72]. Слова «мрамор», «скульптура» является словами-сигналами в ряде стихотворений Щербины:
Руки по мрамору тела скользят, красоты ощущая
Гибкого стана и груди упругой и полной [Щербина, 1970, с. 84].
Или: Стою как раб пред дивным изваяньем [Щербина, 1970, с. 91].
Или: Светлым, правдивым художника взором окинь, афинянка
Статую эту… [Щербина, 1970, с. ].
Или: Личики светлы у них и румяны, под туникой ножки
Живо бегут, и, колеблясь зефиром, по мраморной шейке
Черные кудри струятся; смеются уста их глазки
[Щербина, 1970, с. 86].
Или: Пред тобою и мысли, и чувства
Мне хотелось бы в мрамор облечь…
Я ищу для созданий искусства
Осязаемо-зримую речь… [Щербина, 1970, с. 122].
Такое видение поэтом красоты, заключенной в скульптуре, в мраморе, подобно видению прекрасного древними греками.
Гимном бессмертию, вечной жизни искусства звучит стихотворение «Эллада». С одной стороны, читатель видит печальную картину разрушенной временем красоты, испытывая при этом сильнейшее эмоциональное потрясение, с другой – она даже в своем ничтожестве остается великой. Боги не покинули землю, лирический герой чувствует их незримое присутствие. Он видит мир возвышенного искусства, поглощенного смертью, но подлинное искусство бессмертно. Материальный носитель искусства, сделанный руками человека, гибнет, в то время как вечные законы красоты, природные, естественные, остаются неизменны. В последней строфе звучат триумфальные нотки, прославляющие Природу, Искусство, Красоту:
И песнь ее носилась над могилой,
Когда уже замолкнули уста;
И всё вокруг собой животворила
Усопшая во гробе Красота [Щербина, 1970, с. 93].
3.2.3. Любовь как высшая духовная ценность. Женские образы
в лирике Щербины
Тема любви в антологической лирике Щербины тесно связана с темами искусства и природы. Женские образы, дарующие лирическому герою поэтическое вдохновение, являются и порождением природы, и воплощением идеала красоты. К стихотворениям, относящимся к данной тематической группе, следует отнести такие стихотворения как «Южная ночь» (1843), «Скрываемая страсть» (1844), «Стыдливость» (1847), «Плачущей у гробницы» (1847), «Ваятель и натурщица» (1847), «Загоревшая девушка» (1851), «Желание» (1851), «Идиллия» (1851), «Сапфо» (1852), «Тень» (1852), «Вакханка» (1852), «Женские речи» (1853), «Женщина» (1853) и другие.