Файл: Особенности раскрытия и расследования преступлений, связанных с организацией и деятельностью наркопритонов.docx
Добавлен: 23.11.2023
Просмотров: 337
Скачиваний: 3
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Одним из самых проблемных аспектов информационного взаимодействия следователя и оперативного работника, приводящих к появлению ситуаций организационно-неупорядоченного типа, по нашему мнению, является проблема легализации оперативной информации. Это особенно актуально для исследуемой категории дел, где раскрытие преступлений осуществляется исключительно оперативным путем.
Существует мнение, что оперативный работник только представляет следователю оперативную информацию, обличенную в материальную форму (рапорты, справки, меморандумы, видео- аудиокассеты и т.д.), а уже следователь, используя оперативную информацию как результат оперативно-розыскной деятельности, легализует ее, придавая ей процессуальную форму. Мы разделяем позицию В.К. Зникина, критикующего данную точку зрения авторов2.
Во-первых, кто рискнет передать секретные сведения следователю, нарушив тем самым закон о государственной тайне? Во-вторых, это невозможно, потому что в данном случае происходит подмена понятия «доказывание» понятием «использование результатов оперативно-розыскной деятельности в предварительном расследовании». Следователь, являясь лицом, самостоятельно направляющим ход расследования, в процессе расследования деятельности наркопритона использует оперативную информацию либо для формирования доказательств в общем процессе доказывания, либо в качестве ориентирующей информации. Легализацией оперативной информации занимается оперативный работник как лицо, непосредственно занимающееся сбором, получением и изучением оперативной информации, значимой для выявления, предупреждения и раскрытия деятельности наркопритона.
Таким образом, «…легализованной оперативной информацией в ходе предварительного расследования будет являться только та оперативная информация, которая закреплена в материальных носителях (справках, актах, технических средствах фиксации и т.д.) и передана в распоряжение следователя в установленном законом порядке»1.
Следующую группу следственных ситуаций, возникающих в ходе расследования деятельности наркопритонов, составляют конфликтные ситуации. Их важнейшей особенностью по исследуемой категории дел является тактическое противодействие со стороны не только обвиняемых, подозреваемых, но и свидетелей. Основная причина – жесткая корпоративность лиц, страдающих наркозависимостью.
Так, практике известен случай, когда при расследовании подобных преступлений в г. Бийске время пребывания каждого свидетеля в кабинете следователя СО при Приобском РОВД члены наркогруппировки ограничили 15 минутами. Нахождение свидетелей в кабинете более 15 минут расценивалось как нарушение требований наркосообщества и являлось поводом для последующей расправы. Понятно, что в таких условиях говорить об эффективности допросов вообще не приходится.
Еще с большим противодействием правоохранительные органы сталкиваются тогда, когда имеют дело с хорошо организованным преступным сообществом, отлаженной системой безопасности.
Так, Алтайским краевым судом в 2001 году рассматривалось уголовное дело, возбужденное в отношении бывших сотрудников ОБНОН УВД г. Барнаула по ряду статей УК РФ, в том числе по ст. 232 ч. 2 УК РФ за организацию либо содержание притонов для потребления наркотических веществ, совершенные организованной группой.
Из фабулы дела: сотрудники ОБНОН, офицеры МВД, начав свою преступную деятельность со злоупотребления должностными полномочиями, создали хорошо отлаженную сеть наркопритонов под «крышей» ночных клубов г. Барнаула. Диапазон наркотических и психотропных веществ, находившихся в распоряжении преступной группы, был очень широк: от «экстази» до кокаина. Организация имела свои службы разведки и контрразведки, которые планировали и проводили акции возмездия, устрашения и физического устранения конкурентов по наркорынку. Преступная организация действовала в течение трех лет, пока ее члены не пристрастились к наркотикам и не стали совершать ошибки, позволившие выявить и раскрыть данное преступление. Уровень противодействия достиг своего апогея в ходе судебного разбирательства. В отношении свидетелей применялись шантаж и угрозы, а также прямое физическое воздействие. Судья Алтайского краевого суда Косилов Н.В., председательствующий в суде присяжных по данному уголовному делу, в телевизионной программе «Человек и закон» отметил, что правоохранительные органы впервые столкнулись с таким хорошо организованным преступлением, где бывшие и действующие сотрудники, обладающие опытом и специальными знаниями борьбы с незаконным оборотом наркотиков, использовали их с прямо противоположным вектором действия для создания мощной наркодилерской сети в г. Барнауле, и на определенном этапе преступной деятельности практически все ночные клубы г. Барнаула находились под контролем данной преступной группировки61.
Конфликтные следственные ситуации, возникающие в ходе расследования деятельности наркопритонов, актуализируют проблему обеспечения безопасности свидетелей как на заключительном этапе расследования, так и на судебных стадиях.
В условиях продолжающегося ухудшения криминогенной ситуации в стране свидетель по большинству уголовных дел, в том числе исследуемой категории, подвергается реальной опасности психологического и физического воздействия со стороны членов преступных групп. Причем эксперты международного сообщества все чаще отмечают случаи так называемого «назидательного (устрашающего)» насилия, когда какой-либо свидетель или его родственник могут быть убиты только для того, чтобы показать будущим возможным свидетелям, с какими последствиями им придется столкнуться в случае предоставления доказательств2.
Следствием этого, как правило, является изменение в суде свидетельских показаний, ранее данных на предварительном следствии, либо отказ свидетеля от явки в судебное заседание.
Так, по данным Государственного комитета РФ по статистике, 34,8 % из 40 тысяч человек на вопрос об их предполагаемых действиях в случае, если они станут свидетелями преступления, ответили, что в правоохранительные органы об этом не сообщат3.
Исследование, проведенное Г.П. Минеевой, показывает, что воздействие на потерпевших и свидетелей имеет место чаще всего при рассмотрении уголовных дел в суде – в 62 % из числа изученных ею дел, на следствии – в 28 %, на следствии и в суде по одному и тому же уголовному делу – в 9 %, после суда – в 1 %1. Именно поэтому в настоящее время особенно актуальна проблема разработки тактической операции «обеспечение безопасности свидетеля в уголовном судопроизводстве», призванной решать эти весьма сложные судебно-следственные ситуации.
Проблемы процессуального и организационного обеспечения безопасности участников уголовного судопроизводства уже неоднократно поднимались в научной литературе. При этом авторы предлагают различные подходы к решению этой проблемы.
Так, В.И. Андреев, анализируя практику правоохранительных органов в Республике Казахстан2, отмечает, что практические работники там уже давно в отсутствие эффективной правовой базы применяют маскировку анкетных данных свидетелей в расследовании преступлений различной категории.
Например, в одном из уголовных дел были заштрихованы анкетные данные для всех свидетелей в протоколах следственных действий. Попытки подследственного и защитника узнать их данные на следствии не увенчались успехом, так как в обвинительном заключении данные этих лиц упомянуты не были.
Отмечая половинчатый характер указанных попыток обеспечить безопасность свидетелей, В.И. Андреев, в то же время, справедливо говорит о необходимости проведения комплекса мер, направленных на создание системы безопасности свидетелей, которая предполагает законодательное урегулирование данного вопроса, материально-техническое обеспечение, порядок и условия хранения секретной документации, механизм компенсации за причиненный вред свидетелю и т.д.3
Допрос свидетеля под псевдонимом в качестве одной из мер его безопасности в уголовном процессе предлагался и в отечественной литературе1. Данные предложения нашли свое отражение и в ч.9 ст.166 УПК РФ, где также есть правила, допускающие, чтобы по мотивам безопасности потерпевшие и свидетели фигурировали в деле под псевдонимами.
Эти предложения, в свое время, встретили резкую критику многих авторов.
Так, А.М. Ларин отмечал, что подобные нововведения откроют «широкий простор для использования подставных свидетелей и других фальсификаций»2. В.Н. Кудрявцев даже сравнивает дачу показаний под псевдонимом с судом инквизиции, где свидетели появлялись в масках3.
Бесспорно, маскировка анкетных данных или допрос свидетеля под псевдонимом порождают проблемы уголовно-процессуального плана. Прежде всего, такой допрос представляет собой, по сути, сокрытие источника доказательств, что даже позволило отдельным авторам говорить о существовании «тайны источника доказательств»4. Это сразу же ставит перед следователем и судьей вопрос о пригодности такого доказательства с позиции его допустимости (ст. 75 УПК РФ). Отсюда – логический вывод о необходимости внесения изменений в ст. 74 УПК РФ, предусмотрев замаскированный, в целях безопасности, допрос свидетеля в качестве источника доказательств. Необходимые корректировки придется внести и в статьи 215–222 УПК РФ, регламентирующие порядок окончания предварительного следствия. Появление на этом этапе следствия законспирированного источника доказательств неизбежно создаст проблему ознакомления обвиняемого со сведениями, полученными из него.
Для того, чтобы предложенная система защиты свидетеля эффективно заработала, необходимо обеспечить и судебное разбирательство механизмом расшифровки такого источника доказательств.
В связи с этим, считаем, что по каждому уголовному делу, особенно связанному с деятельностью организованных преступных групп, следователь и оперативный работник должны составлять секретные «литерные» дела на всех свидетелей, пожелавших остаться неизвестными. В таких делах, составленных по типу оперативно-поисковых (ОПД) в ОРД, должны указываться подлинные анкетные данные свидетеля, его псевдоним, заявление свидетеля, с просьбой законспирировать его участие в уголовном деле, отказ от участия, как в открытом, так и в закрытом судебном заседании, а также мотивы такого отказа. «Литерное» дело должно являться секретным приложением к обвинительному заключению и находиться в территориальном отделе уголовного розыска. Право знакомиться с «литерным» делом должно предоставляться только судье и прокурору, при даче последними начальнику СКМ территориального РОВД подписки о неразглашении секретных данных о законспирированном свидетеле1. Ни о каком защитнике здесь не может быть и речи. Это вполне согласуется с требованиями ч. 4 ст. 5 Федерального закона РФ «Об оперативно-розыскной деятельности», ограничивающими доступ даже судье к информации о лицах, оказывающих содействие оперативным органам на конфиденциальной основе, хотя и несколько противоречит принципу состязательности в уголовном судопроизводстве (ст. 15 УПК РФ).
Допрос законспирированного свидетеля на предварительном следствии и в судебном заседании, по нашему мнению, может производиться только с его согласия. Поэтому трудно согласиться с мнением И.В. Смольковой, сравнивающей практику оглашения показаний в судебном заседании в присутствии таких свидетелей с указанием А.Я. Вышинского 1937 года о том, чтобы не вызывать агентов-доносчиков в суд, а ограничиться прочтением показаний, данных следователю, не называя фамилии осведомителей1. Полагаем, подобная аналогия здесь неуместна, так как практика оглашения показаний того или иного участника уголовного процесса в его отсутствие или демонстрация видеозаписи такого допроса законом допускается и сейчас. И, хотя речь в данном случае идет о допросе под псевдонимом, полагаем, что право подсудимого на защиту при этом ни в коей мере не ущемляется, так как речь идет всего лишь о сокрытии источника доказательств, а не фактических данных, составляющих содержание доказательства и представляющих наибольший интерес для подсудимого, с точки зрения тактики его защиты. Гарантиями соблюдения права подсудимого на защиту при осуществлении указанной тактической операции в суде, на наш взгляд, являются прокурорский надзор и судебный контроль за законностью и качеством составляемых «литерных дел свидетелей», осуществляемые на всех стадиях уголовного процесса.
И, в заключении, необходимо сказать еще об одном классе криминалистических явлений – проблемных следственных ситуациях, возникающих в ходе расследования деятельности наркопритонов. По поводу выделения проблемных ситуаций в литературе было высказано мнение о некорректности именования их «проблемными». Авторы аргументируют свою позицию тем, что «в расследовании нет, и не может быть непроблемных следственных ситуаций: любая ситуация, с которой сталкивается следователь, вплоть до окончания расследования, может быть рассмотрена как проблемная»2. В связи с этим, предлагается называть подобные ситуации «ситуациями познавательного типа»3.
Данную позицию, на наш взгляд, справедливо критикует С.Э. Воронин. Если следовать логике этих авторов, то нет смысла в классификационной системе выделять и конфликтные ситуации, так как бесконфликтного следствия практически не существует, а имеется лишь конфликт различной степени выраженности. Точно так же не было бы смысла выделять и ситуации тактического риска, так как риск утраты доказательств существует при расследовании любого уголовного дела. Поэтому любая следственная ситуация могла бы называться ситуацией тактического риска1.