Файл: Ад Восточного фронта. Дневники немецкого истребителятанков. 19411943За линией фронта. Мемуары.pdf

110
Там, где мы сейчас засели, грохот разрывов равномерен. Пилоты бомбардировщиков больше не обращают на нас внимания. Вместо этого они бомбят участок у въезда в город, где дорога становится круче. Черт, уж не то ли это место, где кто-то из наших совсем недавно видел батарею? Если да, то мы в дерьме по уши!
Незадолго до полуночи ко мне в землянку является старший офицер. Командир батареи тяжелых орудий. Он взволнованно сообщает мне, что два часа угробил на то, чтобы подняться с батареей на высотку. Безрезультатно. Дорога обледенела, как каток, и орудия соскальзывают вниз. Два часа иваны бомбили то место. Половину батареи разорвало на куски, там на дороге сейчас сплошное месиво из крови и обломков металла. Вот ужас!
Офицер взбешен. У него слезы злости на глазах. Нас просят помочь – подтянуть орудия тракторами-тягачами. Очень сложно объяснить этому офицеру, что горючего у нас в обрез,
лишь на крайний случай, то есть на случай срочной эвакуации наиболее ценных вооружений.
А итальянцы нам бензина не дадут. И пусть немцы подыхают – бензин самим итальянцам позарез нужен. Чтобы сбежать отсюда поскорее.
Расстроенный и разочарованный, офицер уходит, возвращается к своей батарее, которую до сих пор бомбят русские. У нас гадостно на душе. Мы не имеем никакой возможности выручить своих товарищей-артиллеристов, и завтра на их помощь нам рассчитывать нечего.
Без их огневой поддержки из атаки ничего не выйдет. И все из-за каких-то несчастных нескольких десятков литров бензина, из-за этих вонючих итальянцев!
Все выглядит неважно. Утром мы атаковали, полк полиции был выбит начисто, не выдержав натиска превосходящих сил противника. Даже нам, немцам, и то не удержаться. В
окружении уже несколько крупных участков, другие сметены «сталинскими органами»
и русскими танками.
Незадолго до полудня в село неожиданно прорываются русские танки. Они систематически расстреливают все транспортные средства, поджигают их, а мы улепетываем,
словно кролики. Не можем мы наступать в снегу по пояс. Бойцы падают, попадают под гусеницы легких танков Т-60 и превращаются в фарш. Много слов на описание этого тратить смысла нет – ужас, ужас и еще раз ужас!
В полдень мы эвакуируем село. Нам его не удержать! Над улицами постоянно гремят разрывы шрапнели, из-за едкого дыма ничего вообще не видно. Сборный пункт – Ивановка!
Кто еще в состоянии избежать гибели, приходят сюда.
Боже праведный – что у нас за вид! Я гроша бы не поставил на свою жизнь. Через час или чуть позже танки противника будут здесь. А нам нечем их встретить! Нечем!
Около перекрестка показывается вестовой на лошади – неужели здесь еще остались вестовые?! Тр-р-р-рах! Ни вестового, ни лошади! Мы не успели и глазом моргнуть. Мой желудок начинает бастовать – даже нам, людям привычным ко всему, и то не под силу видеть такое!
Вечером получаю приказ перевезти всю секретную документацию в надежное место и попытаться пробиться в Криничное. Забираю с собой полкового помощника – ему танк переехал обе ноги. Бедняга вопит страшно при каждом толчке машины. М-да… Все прекрасно, лучше не придумаешь! На дороге нагоняю транспорт с итальянцами – десять тяжелых грузовиков. Итальянцы заняты тем, что сбрасывают так нужные фронту снаряды в придорожную канаву, чтобы машины шли побыстрее.
У меня в глазах темнеет. Меня охватывает слепая, бешеная ярость, и я намеренно чуть ли не давлю толпу этого сброда. Как мне потом рассказывали, я чуть кого-то не пристрелил. Я
толком и не помню, что тогда вытворял. И мне было наплевать тогда на падавшие и справа и слева вражеские снаряды.
Вокруг стоят сотни итальянских грузовиков, брошенных этим трусливым сбродом. За исключением нескольких машин, все они были вычислены и расстреляны русскими уже час спустя. И вспоминать не хочется. В точности так же, как они бросили корпусной склад с провиантом, рассчитанные на употребление до мая 1943 года продукты, так поступили и со своими грузовиками. Сейчас склад этот захвачен противником, русские отводят душу,

111
обжираясь тем, что по праву принадлежало нам и чего они раньше и в глаза не видели.
Свыше 80 тысяч банок консервированного мяса, тонны свиного жира, копченой колбасы, 500
мешков кофе, 20 тысяч литров коньяка и так далее. Не говоря об очень многом другом. Всего- то пару дней назад мы одним глазком заглянули в один такой склад. Так у нас слюнки потекли при виде всего, что там было. Какая досада!
Предстоит эвакуировать и Ивановку. Отступаем под интенсивным огнем противника.
Командующий серьезно ранен. Пункт сбора из Ивановки перемещен в точку восточнее
Голубой Криницы. Он располагается в Голубой Кринице у самой овцеводческой фермы. С
сегодняшнего утра значительные силы красных атакуют его. Примерно в полдень над фермой пронеслись четыре их истребителя, но, судя по всему, на нас внимания не обратили.
Десять минут спустя они вернулись. Не успели мы как следует спрятаться, как на нас обрушились бомбы. Но взрывов не последовало. Едва солдаты стали подниматься из грязи,
чтобы обсудить низкое качество советских боеприпасов, как вокруг нас прогремело четыре взрыва. И тут до меня дошло: взрыватели замедленного действия.
Вокруг все в черном, зловонном дыму. «Газ горит!» – выкрикнул кто-то. Тут из облака дыма вынырнул низкорослый русский, водитель заправщика. Объятый пламенем,
спотыкаясь, он сделал несколько шагов, потом свалился, и тут же обрушившаяся стена дома похоронила его под собой.
Обливаясь кровью, упал и Гейнц Штихель, Айхлер лежит рядом со своей машиной с разбитыми ногами. Из воронок от бомб поднимаются клубы желтого дыма. Там же лежат тела разорванных на куски Мюллера и Фрица Кнолля. Как жаль беднягу Фрица, хороший был парень! Нольте, наш начмед, сидит у разрушенной стены какой-то хатенки и смотрит куда-то вдаль, как будто впал в дрему, ни на что не обращая внимания. Видимо, вспомнил о своем чуть больше недели назад появившемся на свет малыше. По его мальчишескому лицу тоненькой струйкой стекает кровь, а на макушке я различаю белую массу – мозг!
Непривычно низким голосом он произносит одно-единственное слово: «Жаль!»
Последние несколько дней мы оставались в Россоши, 18–20 километров за новой линией фронта. Противостояла врагу лишь одна, да и то сильно поредевшая рота (выбыло 50
процентов личного состава). За считаные дни вновь сформированная сильная дивизия была разгромлена, сотни пропали без вести. Сколько еще остается в живых за позициями противника?

112
Красный поток вроде бы замер, остановился перед дамбой из бравых немецких солдат,
сумевших удержаться на позициях. На юге другая история: там враг пробился на юго-запад,
овладел Миллеровом и теперь грозно стоит под Ростовом-на-Дону.
Несмотря на гордость нашими последними успехами, нас не может не беспокоить каша,
которая заваривается на юге. Наш следующий вопрос: а где венгры и будут ли они удерживать позиции севернее от нас?
Дни в Россоши проходят беззаботно. Ежедневные авианалеты русских не омрачают настроения. Мы спокойно дожидаемся Нового года с припасенной к этому случаю бутылочкой шампанского, позабыв обо всех перипетиях и невзгодах года 1942-го. Что ждет нас в наступающем 1943 году? Мы крепко выдохлись на востоке и на западе, и сейчас одни только русские способны мобилизовать все имеющиеся у них резервы.
15 января 1943 г.
В это утро небо ясное. Температура – около минус 30 градусов. Туман белой пеленой покрыл болотистые берега Черной Калитвы. Наш товарищ Герберт вышел по нужде в 5 утра
(у него нелады с мочевым пузырем) и хлопнул дверью. Вскоре он возвратился белее мела,
крича: «Русские танки! Русские танки!» Сон как рукой сняло, и я тоже выскочил на улицу. Я
ясно услышал лязг танков и тут же взрыв. Черт, они успели подобраться вплотную! Теперь танки показываются на другой стороне улицы, один за другим сминают сады и огороды.
Потом вдруг замирают на месте, стреляют и ползут к центру города. 10, 15, 18, 20 тяжелых машин – стальные громадины Т-34 и КВ-1. Танки доезжают до моста. С них соскакивают пехотинцы и убегают. Танки же, развернувшись, возвращаются. Так и не заметив нас, они направляются к железнодорожной станции.
Иваны хотят отрезать наши войска. Самое время для нас очнуться.
У нас ни гранат, ни пушек. И в городе почти нет войск. Бросаем пожитки на тележки и медленно бредем к главной улице, держась поближе стен домов безопасности ради. Над городом повсюду черные клубы дыма. Пикирующие бомбардировщики бомбят русские танки и тем самым отвлекают от нас русских. Час спустя мы выходим из кольца окружения. Теперь горящая Россошь осталась позади. Последние из группы танков посылают несколько снарядов по нашей колонне. Бегом!
Каждому солдату Восточного фронта хорошо известна зимняя спешка в России:
повсеместный хаос и ужас – брошенные танки, горящие грузовики вдоль дорог, постоянные бомбежки русской авиации, горящие колонны войскового подвоза, снег по пояс,
обмороженные руки, ноги, лица. Самое пустяковое ранение превращается в проблему, ибо медицинской помощи нет в принципе. Никто тебе не поможет, каждый сам за себя. Слабый остается лежать помирать в придорожной канаве или замерзает в буран.
Десять, а может, двадцать перепуганных солдат гроздью повисли на грузовике и, когда машина перевернулась, погибли. Некоторые потеряли или забыли надеть в суматохе рукавицы и обморозили пальцы. Ослабевшие, они падают в обморок, и тут же их переезжают грузовики колонны. Они умоляют, бранятся, стонут, скулят и даже стреляют… Разве можно забыть подобные сцены?
Ужас все же не заставил себя ждать: венгры отступают на севере, точнее, их армия в панике бежит.
Николаевка! Ночью светло как днем из-за многочисленных пожаров. Бомбы падают постоянно. Грохот разрывов, рушащихся зданий, вспышки загоревшихся автозаправщиков и куда-то бегущие солдаты. Объятые паникой лошади галопом несутся по пылающим улицам,
сшибая все и всех на своем пути.
Куда нам идти? Присоединиться к колонне беженцев, направляющихся в Валуйки? Или повернуть на Буденный
[50]
, который ближе к фронту. Использую всю остающуюся у меня силу убеждения, пытаясь уговорить своих товарищей все же идти в сторону Буденного.

113
Русские танки прорываются везде. После Буденного я уже прекрасно ориентируюсь на местности, что немаловажно на случай возникновения непредвиденных обстоятельств. На следующее утро получаю донесение: вблизи Валуек русские танки атаковали и уничтожили всю колонну полностью. Боже, помоги нам!
Буденный оставлен! Валуйки отданы врагу! Отходим в Волоконовку. И Волоконовка тоже на грани потери после атаки русских танков! Бежишь или отступаешь, и больше ничего. Тут есть от чего впасть в отчаяние.
В Белгород мы добрались, едва держась на ногах от усталости. Если кто-то еще три месяца назад сказал бы мне, что я снова окажусь в Белгороде, я бы во всеуслышание объявил бы его сумасшедшим. Если бы кто-то сказал, что линия фронта вернется сюда, я бы ему все кости переломал.
Тем не менее все здесь выглядит так, как и год назад. Стало быть, все кровавые жертвы были напрасны?! Боже, дай нам силы выдержать это все и не утратить веру
[51]
КУРСК
Прибыли в Курск. Армейское командование приказало нам собрать всю остающуюся тяжелую артиллерию и отправить ее как можно скорее. Две роты придали остающимся войскам и солдат-отпускников, дожидавшихся поезда на железнодорожной станции.
Воронеж сдан (25 января), Касторное пало (28 января), Щигры под угрозой. Поток красных лавиной катит на запад, сокрушая все на своем пути. Очень скоро будет занят Курск (8
февраля).
Случайно я повстречал старых товарищей, пробившихся к нашей позиции. На их бледных лицах застыли страх и отчаяние. Они рассказали нам об ужасе, который им довелось пережить. Хайнц Шеле из Латвии подошел и рассказал об атаке русских танков на санитарный поезд: партизаны взорвали железнодорожный мост у села Касторное. Два поезда, полные беспомощными ранеными солдатами, застряли на путях. В этот момент подошли русские танки и открыли огонь по вагонам. Они были для них легкой мишенью.
Через полчаса на рельсах остались лишь дымящиеся каркасы. Последние крики и стоны давно затихли. Закончилась одна из тысяч катастроф этих дней.
Русские взяли Поныри, перекрыв важную железнодорожную линию на Орел, нам пришлось оставить Щигры. Теперь опасность нависла и над Курском. Верховное командование приказало оборонять город, но солдаты и унтер-офицеры понимали, что это бессмысленно, потому что уже слишком поздно. Моральный дух армий, дивизий и сотен тысяч солдат упал до самой низкой отметки. Это было следствием того, что пришлось вынести большинству солдат, сражавшихся на кровавом фронте на протяжении 41 дня и ночи без перерыва, в то время как их товарищи неплохо проводили время во Франции. Вытерпеть это можно лишь до известного предела. И да поможет нам Бог в случае непредвиденной чрезвычайной ситуации!
Мы чертовски устали, наш дух сломлен! Видит Бог, мы всем сердцем преданные солдаты на передовой! Мы верим нашим вождям и несем тяжкое бремя без жалоб и с открытой душой, но пусть по-солдатски ведут себя и избалованные солдаты на Западе. И не говорите мне об английском вторжении. Пусть «томми» приходят. Им ни за что не вернуться, если за них возьмемся мы, бойцы Восточного фронта.
Теперь враг у Курской дуги. Запасы со складов продовольствия, вооружения и запасных частей вывезены, и последний госпиталь эвакуирован. На дома днем и ночью дождем падают бомбы. Вокзал сожжен и разрушен до основания. Больше ни одного поезда под парами для многочисленных будущих счастливых отпускников.
Железнодорожный вокзал Курска – это известное место для сотен тысяч немецких солдат! Именно здесь началось блаженство моего неописуемого четырехнедельного отпуска,
именно здесь я сел на поезд с сердцем, бешено бьющимся от тоски по моему дому,

114
Германии! Теперь все здесь изрыто воронками от бомб, казармы, где нам выдавали паек,
сожжены дотла, указатель с надписью «Поезда отпускников в Германию» разбит в щепки.
Разве это не символ или не предупреждение выбросить из головы все слащавые мысли об отпуске, родине, жене и детях и открыть душу ужасной битве за само наше существование?
В этой битве не будет ни победителей, ни побежденных, только выжившие и навеки изуродованные человеческие существа!
Положение серьезное. Я снова получаю приказ эвакуировать все оставшиеся секретные документы и бумаги. Оставшееся важное оборудование связи перевозят во втором грузовике.
За ночь через Льгов приезжаем в Суджу.
7 февраля
На следующее утро мы продолжили марш в направлении города Сумы. Улицы повсюду завалены снегом и запружены отступающими венграми. Тянется бесконечный караван саней и танков. Что за жалкое сборище! Они ковыляют по снегу, апатичные и мрачные, ноги обмотаны в лохмотья, кулаки сжимают тяжелые палки, а у многих на плечах только чехлы от винтовок – сами винтовки они давным-давно бросили или продали. Да, да, они продали свои винтовки! Сани нагружены добычей или товаром, которым они торгуют. Они больше не солдаты, а сброд. И виноваты в своем падении только они сами.
К полудню до Сум остается всего 14 километров. Мы голодны и замерзли. Ледяной ветер пронизывает до костей. Еще 14 километров – и мы насладимся теплым пристанищем.
Справа от нас – селение Шевченково, впереди и слева – лес. Багрово-красное солнце садится за верхушки деревьев. Мирная картина, напоминающая нам о доме, хотя леса в наших местах редкость, но мы уже так успели к ним привыкнуть. Никто не может упрекнуть меня за то, что я тоскую по дому. Я дорожу своими прекрасными воспоминаниями.
Внезапно мы снова сталкиваемся с суровой реальностью, над нами раздается мощный одиночный взрыв. Постоянные вспышки света видны на опушке леса, а теперь и в деревнях,
расположенных далеко впереди. Три пули попадают нам в ветровое стекло, несколько осколков шрапнели падают справа и слева. Немедленно выбраться из машины! Мы упираемся в последние автомобили венгров. Перед нами немецкая машина и грузовик.
Повсюду в панике разбегаются венгры. Никто из них не стреляет – у них все равно нет оружия! Все, что мы слышим, – пронзительные крики, стоны, пение и чириканье пулеметного огня, глухое уханье минометов и вой противотанковых орудий.
Два наших грузовика застревают на заснеженной дороге. Сани венгров загораживают проезд. Мы укрощаем брошенных лошадей, сверхчеловеческими усилиями убираем сани с дороги. Теперь мы – единственная мишень для противника! Мы в ступоре. Нам надо запустить двигатели грузовиков! Запускаем. Первый грузовик поехал. Капот грузовика срывает пулеметной очередью. В руках моего товарища, Дойчле, надвое разлетается карабин.
Но грузовик едет. Огонь разрывов сверкает на снегу прямо перед нами, 20-мм снаряды ложатся вдоль обочины дороги!
Чертовы ублюдки! Я стою на подножке моего грузовика и оглядываюсь. Черный дым клубами поднимается над капотом грузовика, горит бензин! Мы уже почти добрались, но это – конец! Второй грузовик тоже потерян, горящий «форд»
[52]
перекрывает дорогу.
Теперь нам приходится бежать ради спасения жизни! Бежим по колено в снегу, со всех сторон нас обстреливают из винтовок. Совершенно обессиленные, к вечеру мы добираемся в
Юнаковку. Невероятно: никто из нас шестерых не получил ни царапины. Господи, помоги нам в будущем!
Село зачистили и сровняли с землей. В лесу следы примерно двухсот партизан или оставшихся красноармейцев. Выяснять это – не наше дело. Место атаки ужасно даже после того, как снег присыпал обезображенные трупы. Разбитые сани, грузовики, машины, мертвые лошади и около 80 убитых венгров лежат на земле. Немецкий автомобиль изрешечен пулями,