Файл: О вере, неверии и сомнении Часть I. Детская вера Часть ii. Разумная вера.pdf

ВУЗ: Не указан

Категория: Реферат

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 04.12.2023

Просмотров: 72

Скачиваний: 3

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Д) Тождество путей веры и знания познание чрез откровение Теперь нам остается устранить самое главное и наиболее серьезное возражение против веры со стороны ума защитники и поклонники последнего утверждают, будто все и всякое знание приобретается умом, тогда как вера — сердцем. Атак как сердце уже заранее осуждено,
как темное и неразумное, ум же считается светлыми авторитетным, то отсюда делалось заключение в пользу знания против веры. И это предубеждение стоит твердо до наших дней, как нечто бесспорное. И даже в православном Катехизисе нашем говорится, что знание есть дело преимущественно ума, хотя влияет и на сердце а вера есть плод сердца, хотя влияет и на знания.
Я позволяю себе не соглашаться ни стем, ни с другим. Мои наблюдения, а отчасти и философия XVIII и ХIХ века, привели меня к иным выводам, не унижающим ни пути веры, ни знания, а объединяющим их обоих в общем методе познания вещей. Здесь мне придется коснуться выяснения способа познания предметов веры и знания, что относится к специальной науке философской гносеологии (науке о знании. Об этом я очень кратко сказал раньше, а теперь остановлюсь подробнее.
Насколько я понимаю, доселе поэтому вопросу существовало два главных течения. Одно противоположение веры и знания, как различных путей познания, при этом верующие мыслители устанавливали свое право веры на специальный путь (сердцем, опытом),
параллельный уму, как пути знания, а неверующие отрицали всякое достоинство и ценность за этим религиозным способом познания, признавая лишь одно рациональное знание.
Другое течение и среди богословия требовало подчинения веры знанию, требуя все доказать и объяснить. И этот способ ввели в религиозные науки, как мы уже неоднократно говорили, считая в лучшем случае ум слугою веры, философию служанкой богословия, как выражались схоластики богословы.
Всматриваясь внимательнее в оба эти течения, я в томи другом вижу часть правды, но еще больше замечаю все тот же неизжитый испуг перед умом, знаниями, наукой и проч. Бесспорно,
что и ум может послужить вере. Все предыдущие наши рассуждения доказывают это. Но вопрос в объеме и способностях или границах, какие доступны уму в деле веры. Я с решительностью утверждаю, что ум совершенно и нисколько не может понять или объяснить предметы веры по их природе или по существу. Вера — сверхрассудочна целиком. Ум же может лишь делать подготовительную работу к вере или после нее устанавливать логические выводы. Поэтому не
только госпожей над верою, но даже и служанкой ей, ее догматам, ум быть не может. И если схоластическое богословие, используя его, думало, что ив самом деле предметы веры от этого стали понятными, то тут происходила огромная ошибка с самообманом истины веры и после этого (и слава Богу) оставались и остаются все равно непостижимыми естественному уму. Ни
Бог, ни Троичность, ни Дух Святой, ни благодать Таинств, ни воплощение, ни воскресение
Христово, ни загробная жизнь, ни небожители, ни рай, ни ад, ничто другое в вере — нив какой степени не подлежит ведению ума. В акафисте Божией Матери сказаны, между прочим,
глубокие слова о Ней Ты — Свет (Христа) неизреченно родившая, а еже како (а как, ни единаго же (никого) не научившая. Почему Потому, что и для Нее Самой это было фактом истины — но превышающим даже ее познание, или ум. Вся паче смысла, – поет Церковь о
Богородичне. И это есть основа учения Церкви о предметах веры все выше смысла»,
разумения. Схоластическое же богословие еще боялось (и доселе, увы, боится) ума и потому притянуло его насильно к несвойственной ему роли помогать вере, а правильнее бы сказать,
защищать, по мнению схоластов, такую слабосильную и беззащитную младшую сестру свою — веру Но от этой услуги получился великий ущерб защитник (ум) почел себя господином над своей сестрой — верой. Атак как он по-настоящему защитить ее не мог и не может, а только делал фальшивые попытки к этому, то умные противники веры скоро увидели несостоятельность доводов незаконного адвоката — ума и стали разоблачать его неосновательные, преувеличенные выводы. Известно, например, что Кант показал логическую несостоятельность так называемых доказательств бытия Божия. А ведь нас в семинариях и после учили им, как непреложными неотразимым истинам.
Подобным образом я рассуждаю и о другом течении о противоположности знания и веры.
Здесь — больше правды. Эти мыслители видели несостоятельность ума в деле веры, точнее — в объяснении им догматов ее потому и отвели его в сторону, защищая право веры на свои особые пути познания. И наш Катехизис в этом случае более прав, чем схоластика. Однако и тут проглядывает боязнь ума ему отводится свое почтенное, особе место, непохожее на путь веры;
а вера намеренно отгораживается от этого опасного соседа специальным забором — (теорией)
параллелизма путей ты-де к нам не вмешивайся, а мы — о преимуществах наших, а станем уважать друг друга, и тогда все будет благополучно между нами. Свобода веры при свободе знания.
Наши пути — разны!
По-видимому, это представляется правильным по существу и практические выгодным для веры.
Но не таков наш ум, чтобы легко смиряться и сдавать свои позиции Тем более, что вековые привычки к господству над всем познаваемым материалом слишком убедили его в своей мнимой силе. И потому неверующие умники никак не соглашались с таким ограничением и разделением сфер ума и веры, а по-прежнему требовали подчинения ее уму. В
противоположном же случае — основание к чему давали сами защитники параллелизма,
признававшие неподсудность веры уму — вся религиозная область объявлялась ничтожной,
недействительной. А параллельная богословская наука обзывалась темной мистикой»,
«средневековьем», даже мракобесием. Умные же нигилисты воображали себя победителями.
На самом же деле они не имеют решительно никакого преимущества над верой — в путях познания и наоборот — вере решительно нечего смущаться перед знанием и боязнью отгораживаться от него теорией параллелизма. Дело в том, что, по моему суждению, пути так называемого знания и пути веры совершенно одинаковы по способу знания они тождественны. Лишь предметы познания и органы его — различны. Это вот и нужно мне показать сейчас — тем же самым умом нашим. Если мне удастся показать истинность этого
третьего течения — гносеологического тождества путей веры и знания, тогда уму уже совсем не придется возноситься над верою, а ей унижаться и отгораживаться от ума.
Что такое знание вообще Обычно думают, что под этим словом разумеется лишь умственный багаж, на самом деле — не так. Под знанием вообще нужно разуметь всякого рода познания, каких бы вопросов они ни касались и какими бы путями ни приобретались. Красота мира и человека приобретается не умом, а непосредственным восприятием ее, — есть наше знание о ней. Запахи, вкусы и прочие познания, приобретаемые органами чувств, — тоже знание. И предметы веры, принимаемые нами, увеличивают объем наших знаний, познаний,
истин. С этой стороны, так сказать, со стороны содержания, материала, вошедших в нашу душу,
в наш опыт, вера есть знание. И совершенно напрасно рационалисты считают знанием только рассудочно доказанные положения.
Но мы сейчас говорим о всяких знаниях сточки зрения именно гносеологической способа приобретения их. Вот тут прежние рационалисты и гордились над верою они-де все понимают и принимают умом, а вера — неразумна. Такое мнение об уме ложно.
Я утверждаю, что большая и основная часть наших познаний приобретается непутем ума, а чрез непосредственное восприятие. Теперь есть целая философская школа реал-интуитивизма
(Лосский, Франк, ноне вдаваясь в сложные рассуждения ее, подойдем к вопросу проще,
анализируя наш собственный опытна коем стоят, в конце концов, и самые сложные философские системы.
Огромнейшее количество наших познаний об окружающем нас мире человечество получало и получает непосредственно, помимо ума пространство, время, свет, цвета, вкусы,
звуки, твердость, тяжесть и проч. и проч. — все это дано нам ничуть не рассудочным путем, а через соответствующие органы чувств. И если бы мы не имели какого-нибудь органа, или он был бы испорчен, или сами лично не получили бы восприятия предмета, то мы не могли бы иметь никакого познания о нем, хотя бы тот существовал несомненно. Возьмем пример, всем известный с детства. Слепому рассказывают о белом цвете, а он спрашивает, что это такое.
Говорят: как снег. Значит, он — холодный — и проч. И сколько ни объясняли слепому о цветах, он совсем своим умом ничего таки не мог понять, потому что сам не видел, сам непосредственно не воспринял цвета за отсутствием органа зрения.
А у некоторых органы испорчены — и тогда никакой ум не может помочь. В физиологии известен недостаток зрения под именем дальтонизма. Эти люди не видят каких-нибудь отдельных цветов. Я лично знал одного фельдшера, который не различал зеленого цвета он ему казался серым, как и каменная мостовая. И ничто не могло помочь ему.
Или я имею и отличное зрение, или вкусно пока еще не воспринял им чего-нибудь. Ум не поможет тут нисколько. Например, если я не вкушал меду, то совершенно нельзя объяснить мне этот вкус никакими словами и понятиями.
Так же точно нельзя объяснить никому ни запаха цветов, ни звуков певчих птиц, ничего иного, чего не воспринимали мысами лично. А что восприняли или чему поверили от опыта других — то является материалом в нашей душе, над которым потом уже оперирует ум:
сопоставляет, сравнивает, делает выводы, предположения и проч.
И с этой стороны ум уже является не источником знания, а утилизатором его. Его задача,
так сказать, больше формальная, служебная. Это — машина, которая перерабатывает готовый уже материал, полученный нами совсем другими путями, непосредственно. Такова скромная роль ума. Они в этом естественном мире не дает нам знаний, а лишь комбинирует их и делает выводы, иногда гениальные...
Знания же приобретаются опытом или интуицией, или непосредственным восприятием.
Теперь всмотримся немного подробнее в процесс этого источника знания — опыта. Что он
такое Что это за непосредственное восприятие?
Возьмем опять простой пример. Я вижу зеленый цвет дерева. Что это означает Я имею орган зрения, или восприятия, — око. Око — открыто, те. готово к восприятию. В него попадает зеленый цвет от предмета (дерева, краски) — не самый предмета его свойство,
действующее на воспринимающий орган поэтому можно сказать, что предмет познается через непосредственное действие свое на воспринимателя. Или еще иначе выражусь предмет открывает себя через действие совне. Не покажись, не откройся дерево на поле нашего органа восприятия, то, сколько бы мы ни смотрели, ничего не увидели бы, ибо ничто не действовало
(бы) на нас.
Итак, сущность познания есть непосредственное действие на нас бытия, или самооткровение, откровение, открытие, показание, обнаружение, явление его нам. Мне наиболее подходящим для целей моих рассуждений представляется термин откровение, его я и буду употреблять дальше.
Что же важнее из этих двух сторон познания действие откровения предмета или восприятие этого действия нашими органами Конечно, важны они обе без одной из них не будет познания. Но сравнительно важнее — откровение объекта, а не восприятие субъектом.
Воспринимающий является больше пассивной стороной, а активной, действующей является предмет, открывающийся нам. Поэтому можно сказать, что познание есть не столько интуиция или непосредственное восприятие, сколько самооткровение бытия, вызывающее в нас ответное ощущение, или восприятие.
Таков общий закон познания естественного мира непосредственное откровение.
Следовательно, ив познании мира действует совсем не наш ума действует сам мири притом — помимо ума — непосредственно на органы восприятия.
И значит, уму совсем не приходится величаться он уступает даже перед естественными чувствами в деле познания мира еще более отходит на задний план перед самим бытием,
которое само открывает себя, а не по исканию ума. Не будь предмета, не было бы и познания его. Сколько ни напрягай око зрения, но если звездочка не откроется ему, не воздействует своим светом на него, все равно ничего око не увидит.
Можно еще иначе сказать познание есть опыт, те. опять-таки — не рациональное,
умственное представление, а непосредственное ощущение бытия. И собственно только такое, те. внутреннее, нутровое, восприятие и есть настоящее познание или понятие. Люди очень часто под понятием разумеют умовой процесс но это не есть настоящее подлинное понятие, — это есть лишь мысль, память, представление, суждение о понятии, ноне самое понятие. Понятие дело внутреннее, опытное. Это показывает даже самое слово понятие. Что такое понять?
Понять — поять (буква н вставлена для благозвучия) значит — ять, взять, «по-н-имать»,
схватить, воспринять, принять в себя то есть. Совершенно очевидно, что этим именем обозначается внутренний процесс приобретения, получения чего-то: предмет дает сам себя нашему восприятию. Я вкусил меда он дал себя мне, и я чувством своим принял его, и тогда только — понял.
Ум неспособен делать это, потому он сам по себе в сущности ничего и не понимает по- настоящему. Роль его совсем не первичная, неосновная. И потому совершенно напрасно умники так ценят его это — огромная переоценка, ложная и зловредная!
Таковы мои суждения опознании вообще в этом мире познание есть непосредственное откровение бытия нашим органом восприятия. Кратко путь познания — откровение.
И я не одинок в таком выводе. Иностранные философы в своих сочинениях говорят об инстинкте вопреки предшествующему рационалистическому философствованию. Я считаю более авторитетными достоверным свидетелем такого направления в философии нашего
русского ученого, философа Николая Онуфриевича Лосского. (Из него) я и приведу соответствующие выдержки, чтобы мои суждения не показались кому-либо любительским,
поверхностным дилетантством. В своей книге Обоснование интуитивизма (1 — 372 сон пишет так опознании Субъективный идеализм.
Люди, задумывающиеся над вопросами теории знания, нередко склонны утверждать в
наше время, что непосредственный опыт складывается только из личных индивидуальных
состояний познающего субъекта (курсив везде автора. Но философ Лосский несогласен с этим нам душно в узкой сфере ямы хотим выйти в безбрежное море действительности, как она существует независимо от свойств нашего я (с. Для всякого, кто уверен в том, что знание проникает в сущность вещей, возникает мучительный вопрос почему же философия в своем многовековом развитии не только не доказала этого, но даже, наоборот, широко развила в нас склонность к субъективному идеализму (ст. е. что познаваемый нами мир есть только мир наших представлений
ЧТО ТАКОЕ ИНТУИТИВИЗМ Рассматривая эти процессы так называемого внутреннего восприятия, нельзя не заметить,
что они характеризуются присутствием объекта в самом процессе знания и что без этого условия никакого знания о нашей душевной деятельности у нас не было бы. объект знания —
имманентен процессу знания. Это — первое положение интуитивизма (Второе. ... знание есть переживание, сравненное с другими переживаниями (66); и, как таковой, (объект знания, как сознаваемый объект) должен находиться в самом этом процессе сравнивания (Если. объектом знания служит само сравниваемое переживание, то это значит, что объект познается именно так, как он есть, сама эта вещь в оригинале (Признак этого различения также прости неописуем, как краснота или зеленость» (Здесь две стороны «не-я» и я, — или чувствование субъективности и переживание транссубъективности...» (69). Я инея глубоко отличаются друг от друга, обособление этих двух сфер и сознательно, и безотчетно руководит всем нашим поведением (Эти мои переживания являются данными мне от мира не-я (И сложный, хотя и не дифференцированный клубок идей сразу появляется в поле сознания, как бы по наитию свыше имеет характер данности мне. Таковы религиозные экстазы и молитвенное погружение в божественный мир. Таковы переживания, входящие в состав нравственной и правовой жизни (Состояний, окрашенных переживанием данности, и, следовательно, составляющих мир
«не-я», оказывается так много, что возникает вопрос, осталось что-либо на долю — я (Мир «не-я» познается также непосредственно, как и миря. Разница только в том, что в случае знания о внутреннем мире и объект знания и процесс сравнивания его находятся в сфере
«я; а при познании внешнего мира объект находится вне я, а сравнивание его происходит в
«я» (76).
... Жизнь внешнего мира дана познающему я также непосредственно, как и процесс его собственной внутренней жизни (77). Мы будем называть это непосредственное сознавание»
(я сказал бы, восприятие. — МВ) внешнего мира термином интуиция, а также термином мистическое восприятие (Устанавливается важное, сточки зрения познающего субъекта, различение (я бы сказал здесь лишь. — МВ) двух сфер транссубъективности» (я бы сказал предметов. — МВ) (Весь мир «не-я», включая и Бога ... познается также непосредственно, как миря (В конце XIX века появилось довольно много философских направлений, утверждающих одинаковую непосредственность (курсив мой. — МВ) знания о я инея (Знание никогда не бывает трансцендентным, но из этого вовсе не следует, будто оно ограничивается сферою жизни познающего субъекта (Опыт заключает в себе также и нечувственные элементы. Противоречие (я бы сказал:
противоположность, различие — МВ) между нечувственным и опытным знанием оказывается предрассудком сверхчувственное не есть сверхопытное» (На этом мы и остановимся в выписках. Как легко увидеть и читателю, мы видим — в существе наших взаимных воззрений и даже терминологии — не только полное сходство, но и тождество. Между темя шел собственным наблюдением, и лишь после прочитал Обоснование интуитивизма профессора.
Я намеренно распространился такими большими извлечениями. Теперь и критикам инстинктов и чувств нельзя сказать, что интуитивизм, или по моему формулированию —
самооткровение бытия, есть подделка необразованного человека нет, это есть и целая философия специалиста своего предмета, б. профессора СПб университета.
А вот и другой свидетель интуиции, неправославный человек. Его статью Научные заметки печатаем здесь полностью.
«Научные заметки
Бессознательное творчество
Известный французский математик Жак Адамар недавно, перед своим возвращением из
Америки в Париж, выпустил книгу под названием Психология изобретения в области математики (на английском языке. Значительная часть этой книги посвящена главным образом вопросу о роли бессознательного творчества в математических открытиях. Ряд фактов и соображений, приводимых в данной книге, представляет интерес для выяснения механизма бессознательной душевной работы вообще.
Ныне должно считать установленным, что рядом с сознательной работой психического аппарата существует также и бессознательная деятельность мысли. Дело обстоит так, как если бы душа работала то сознательно, то бессознательно и как если бы существовало общение между процессами сознательными и бессознательными из области сознания мысль переходит в область бессознательного, где продолжает работать, чтобы потом вернуться в область сознаваемого, ассоциируя продукты той и другой мысли, и наоборот. Или же можно проектировать процессы душевной деятельности в образе сотрудничества двух душ,
сознательной и бессознательной, совокупная работа которых наполняет нашу жизнь.
В многочисленных, в том числе самых банальных, случаях сознательная работа мысли находит свое продолжение в работе бессознательной. Школьники знают, что, когда им приходится, например, заучивать наизусть стихотворение, они прочитывают его несколько раз,
без особого напряжения, перед тем как ложиться спать наследующий день утром они в состоянии, без лишнего усилия, повторить на память, как заученное, все стихотворение. Во сне,
бессознательным образом, продолжалась работа заучивания.
В других случаях, более замечательных и достаточно загадочных, происходит наяву, а иногда во сне, работа творчества и совершаются открытия, либо возникают идеи оригинальных изобретений.
То — после долгих, утомительных и безуспешных исканий, — решение проблемы, когда вовсе о ней не думают, приходит внезапно, словно в озарении молниею. То — истина открывается, как бы угадываемая, без видимого доказательства и невидимого логического процесса и потом в течение многих лет длятся искания доказательства открытой несомненной истины. То — открытие совершается в результате умозаключений, которые признаются потом ложными. То — решение проблемы, в процессе работы над важным открытием или изобретением, дается в сновидении, притом в драматизированном облике. То — различные продукты творчества созидаются интуитивно, без осознанных логических операций.
Вот некоторые примеры, могущие служить иллюстрацией механизма бессознательного творчества.
Знаменитый французский математик Анри Пуанкаре рассказывал, как он был приведен к открытию важной математической теоремы о «Фуксовых функциях. Дело здесь не в самой теореме, а в условиях, в которых он ее открыл. В течение двух недель он безуспешно бился над своею проблемою и пришел к заключениям, которые потом оказались ложными. В один вечер он, противно своему обыкновению, пил черный кофе и долго не мог уснуть. Идеи роились в его голове. Он постиг начало решения. Но это был лишь первый шаг. Случилось, что он должен был поехать из Кана, где он жил, в Кутаис, где участвовал водной геологической экскурсии. Вовремя переезда Пуанкаре совершенно позабыло своей математической работе. Прибыв в

Кутаис, он вошел в омнибус, чтобы занять там место. Когда он стал на подножку омнибуса, то совершенно внезапно, без всякого предварительного размышления, он был озарен мыслью об оригинальном методе решения вопроса. И это было замечательное открытие. Пуанкаре не имел времени проверить результат ив омнибусе продолжал прерванный разговор. Но он был уверен,
что он — у цели. Проверка это подтвердила. Ученый продолжал свои искания. Опять безуспешная работа. Обескураженный Пуанкаре отдался другой работе. И вот водно утро, вовремя прогулки, идея решения пришла к нему сразу, стем же характером мгновенности,
внезапности и твердой уверенности. Говоря о возбужденном состоянии, испытанном в бессонную ночь после выпитого кофе, Пуанкаре добавляет Мне представляется в подобных случаях, что тот, кто творит, присутствует при собственной бессознательной работе, которая стала отчасти ощутимою сверхвозбужденному состоянию, хотя ив неизменной природе».
Другой знаменитый математик, Гаусс, рассказывает, как он, в течение ряда лет,
безуспешно силился доказать одну арифметическую теорему. В конце концов, — писал он, я нашел решение два дня тому назад, не в результате собственных усилий, а по Божьей милости.
Загадка была мною разрешена, как во внезапном проблеске молнии. Я сам не в состоянии сказать, какая путеводная нить сделала для меня возможным успех».
Гельмгольц в речи, произнесенной им [...], тоже признает факты внезапных и самовозникших актов творчества и серьезных открытий. Гельмгольцу принадлежит изречение:
в кассах типографских наборщиков хранится вся возможная мудрость человечества надо только уметь комбинировать из букв слова и фразы. Как теперь согласуется с этою идеею факт бессознательного творчества?
Ряд физиков и химиков находит в истории собственно творчества подобные же случаи внезапных откровений. Согласно психологам, это — явление общее во всякого рода открытиях и изобретениях. Грухам Уоллес определяет внезапный приступ вдохновенного состояния, как
«иллюминацию», или просияние; ему обычно предшествует период инкубации, в котором сознательная работа прервана и сюжет как бы забыт.
Данное явление наблюдается не только в области научного творчества, но ив искусстве, ив идейном творчестве вообще. В некий привилегированный момент сразу и неизвестным образом возрастает перед мысленным взором волшебное богатство идеи. Это моменты вдохновения.
Руссо рассказывает, что он шел с визитом к Дидро, который тогда находился в заключении в Венсеннском форту. Это было летом. По дороге он остановился в лесу поддеревом и присел отдохнуть. Тут он сразу был охвачен необычайным множеством идей, в таком обилии, что он
«мог бы наполнить изложением их целые томы». Длилось это, вероятно, лишь несколько секунд. Он схватил записную книжку, но успел занести на бумагу лишь незначительную часть урожая мыслей в момент вдохновения.
В одном письме Моцарта описывается, как у этого великого композитора возникали внезапно ив чрезвычайном изобилии музыкальные идеи в бессонную ночь или вовремя прогулки. Композиция мгновенно раскрывается перед художественным взором во всей полноте картины и во всем блеске.
Поэтическое вдохновение у Ламартина поражало приступами творчества, в которых он сочинял стихи мгновенно, без минуты размышления.
Французский поэт Поль Валери, с своей стороны, описывает моменты, когда вдохновение озаряет, подобно молнии, работу творчества, производя надлежащий эффект.
Здесь может возникнуть вопрос о том, в какой мере приступы творчества наступают, хотя и внезапно, но лишь как разряд предшествующей длительной бессознательной работы Ив какой мере здесь имеется сознательная работа, но чрезвычайно интенсивная в быстроте производительности творчества, благодаря которой не воспринимается последовательность
ступеней творчества?
Известны парадоксальные на первый взгляд случаи, когда истины, требующие сложной логической работы, открываются, как бы угаданные, без доказательства, или когда истина открывается в результате неверных доказательств или ложных предпосылок. Подобные факты отводятся в области интуиции.
Французский математик Фермат (или Ферма) открыл одну важную арифметическую теорему, которую формулировал на полях рукописного перевода произведения греческого математика Диофанта. Формулировку теоремы Фермат сопровождает указанием, что недостаток места на полях рукописи не позволяет дать доказательство теоремы.
Фермат жил в XVII веке. После его смерти была найдена его рукопись. С тех пор продолжают еще искать полного доказательства его теоремы. По-видимому, теорема Фермата верна, так как частичность ее применимости была доказана. Но как открыл теорему сам
Фермат?
Чистая математика не допускает гипотез. Но бывает, что математики чувствуют истинность какого-либо своего заключения, угадывают его, не будучи в состоянии его доказать.
Тогда, в некоторых случаях, открытие становится гипотезою. Подобный случай имел место в математическом творчестве Бернхарда Римана, когда он формулировал, без доказательства,
одну арифметическую теорему. При этом он достиг некоторых важных результатов, ноне дал их доказательств. После смерти ученого математики долго трудились над проблемой Римана и,
после ряда открытий, нашли некоторые доказательства, ноне все. Считается вероятным, что гипотеза Римана правильна. Факт тот, что Риман формулировал некоторые математические истины, установление которых требовало знания фактов, ему неизвестных и совершенно вообще неизвестных в его время.
Знаменитый русский математик Чебышев, исследуя вопрос о географических картах, тоже опубликовал одну интересную теорему без доказательства. Через много лет доказательство было дано одним немецким математиком.
Франция — классическая страна выдающихся математиков с мировым именем. Среди них числится Эварист Галуа, судьба которого в высшей степени трагична. Горячий республиканец,
он, в возрасте 20 лет, погиб на несчастной дуэли по политическому поводу. До того он представил оригинальный мемуар Академии наук, которая его отвергла, ввиду непонятности. В
ночь перед дуэлью, за несколько часов до смерти, в письме, торопливо написанном, Галуа упоминает об открытой им новой теореме, причем на полях он прибавил У меня больше нет времени. Идеи Галуа были совершенно забыты, и лишь через пятнадцать лет после его смерти ученые ознакомились сего мемуаром, отвергнутым Академиею, и с удивлением констатировали всю глубину новых идей, которые этот мемуар содержали которые означали целую революцию в высшей алгебре. Но что в особенности замечательно, это то, что новая теорема, сформулированная молодым Галуа в его предсмертном письме, ныне ясная для математиков, не могла быть понята учеными, жившими вовремя Галуа. Лишь четверть века спустя были установлены принципы, служащие базою для его теоремы. Знал ли уже эти принципы Галуа, в сущности, тогда еще подросток Или, что не менее чудесно, открытие самих принципов было у него актом бессознательного творчества, ибо оно них не упоминает?
Нам остается еще отметить другие загадочные явления, входящие в область бессознательного творчества, как открытия и изобретения в переживаниях сновидений,
открытие истины, как видимого результата ложных выводов, и возможные последствия внушения. И мы увидим, в какой мере дозволительно связывать их с некоторыми данными физиологии и психологии в исканиях, относящихся к исследованию механизма бессознательного творчества
Теперь перейдем к рассмотрению способа религиозного познания, или веры. Многократно выяснялось нами, что ум в вере, в познании или в восприятии предметов того мира не имеет места и силы. А после выяснения природы познания естественного мира мы увидели, что даже и здесь он не является источником познания, а имеет случайное значение. Мы видели, что вещи и этого мира познаются внутренне, интуицией, или, скажем, чувством. Таким образом, тов чем умники привыкли обвинять веру, будто она одна живет сердцем или чувством, это же самое относится и к познанию естественного мира. И вере поэтому нет оснований унижаться перед умом оба идут одинаковым способом непосредственным восприятием или внутренним ощущением опыта, или, как про веру говорится обычно, сердцем. Всматриваясь далее в процесс религиозного познания, мы увидим полное тождество (в способе познания) веры с знанием.
Если мы так узрели основную форму познания — откровение, то также точно — ни более ни менее — познается и мир сверхъестественный. Именно.
Откуда и как мы знаем что-нибудь о Боге На это в вере и богословии давно установятся ответ из Откровения. Что это значит Это значит прежде всего, что не сам человек измыслил предметы веры, а они даны ему извне, от сверхъестественного бытия и затем не своим умом он знает и понимает этот другой мира воспринимает его тоже опытом, непосредственным чувством, воспринимающим действие открывающегося ему иного бытия.
Оговорюсь сначала, что не всякий из людей в равной степени получает это восприятие;
допустим, что на это способны лишь вожди религиозные, посредники. Это все равно. Нам важен процесс их познания, о котором они потом поведали и другим. Каков же этот процесс, или способ Читаем ли мы Ветхий Завет, мы слышим явился Бог Аврааму; показал Себя, хотя и прикровенно, Моисею Исайя и Даниил — видели Бога и славу Его ап. Павел слышал неизреченные глаголы при восхищении на третье небо. Значит не умом все это было постигнуто, а только непосредственным, опытом. Что же это такое опыт Не сам человек проник в тот мира ему было дано откровение о нем. То есть Сам Бог открывал Себя людям,
достойным того. Человек имеет некий орган восприятия сверхъестественного бытия, который обычно называется сердцем, а точнее, следует назвать его духом, разумом (не умом, по- гречески — pneuma, — этот высший вид, или часть человеческого существа (выше души) yuch и тела swma. И этому органу открывается Божество. Как Сам Себя или Свой Божественный мир показывает человеку, или открывает ему. И тогда получается подлинное познание, или понятие, восприятие того мира. В этом смысле в Писании и говорится Бог явился, «увидел
Бога». Так получали откровение пророки и апостолы. Так даже Сам Богочеловек Господь Иисус
Христос говорит о Своем познании Я говорю то, что видел у Отца Моего (
Ин.

8:38
) . «Я
слышал от Него (
Ин. 8:26
). Что Я слышал от Него, то и говорю миру (
Ин. 8:26
) . Я говорю то, что видел у Отца Моего а вы (иудеи) делаете то, что видели у отца вашего Ваш отец диавол» (
Ин. 8:38, 44
). Ивы не познали Его, а Я знаю Его и если скажу, что не знаю его, то буду подобный вам лжец но Я знаю Его (
Ин. А уж потом Господь Иисус Христос открывает Отца другим Я открыл имя Твое человекам» (
Ин. 17:6
). Я открыл им (ученикам) имя Твое и (еще) открою (
Ин. 17:26
) . Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть (М ф . 11:27
). Сам Христос уже открывали Себя, и знание Свое о том мире ученикам. И те сначала принимали на веру, те. по доверию к Спасителю, асами своим умом ничего не могли понять до глубины сути, подлинно воспринять. И мы не раз читаем в Евангелии они не разумели (М к . 9:32
; Л к . 18:34
). В
частности, не понимали, что значит воскреснуть из мертвых (
Мк. 9:10
). Не понимали смысла
Писаний о Христе. И потому потребовался некий дополнительный способ, чтобы они могли что-нибудь подлинно воспринять или понять. Что же именно Внутреннее озарение некое, или само откровение Бога и сверхъестественного мира чрез Духа Святого или непосредственно
Самим Иисусом Христом или Отцем. Например, когда Спаситель спросил апостолов За кого же почитаете Меня вы, то Петр ответил Ты — Сын Бога Живаго». Христос подтвердил это и похвалил его, но при этом добавил, что не плоть и кровь, те. неестественный ум, не плотские чувства, дали возможность усмотреть и понять эту истину, а Отец Мой, Сущий на небесах (М ф . 16:17
). И еще Никто не может придти ко Мне (даже уверовать, если не привлечет его Отец (
Ин. 6:44
). Когда придет Утешитель, Дух истины, Он откроет ученикам все и будет свидетельствовать и о Божестве Христа (
Ин. 15:26
). Потому и апостол говорит:
«Никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым (
1 Кор. 12:3
). И когда ученики не понимали Писания, то Христос каким-то таинственным способом «отверз им ум к уразумению Писаний (
Лк. 24:45
). А когда преобразился пред тремя избранными апостолами на
Фаворской горе, то открыл им некую Зарю Божества Своего, как поет Церковь. Все это разные виды откровения. Это необычное узрение и видение естественными глазами это внутреннее озарение, внутренне и воспринимавшееся. Ведь и другие видели Спасителя глазами,
но не узрели Божества Его и даже распяли потом. И на Фаворе, если бы кто посторонний случился с апостолами, тоне узрел бы славы Преобразившегося Господа. И спутникам апостола
Павла, тогда еще Савла, был слышен голос говорившего Павла, ноне слышали они слов
Христовых, впрочем, свет дано было уже узрет и им а он был неестественный (
Деян.9:7,
22:9
).
Итак, и религиозный мир также непосредственно открывался людям, как и этот мир. Там и здесь — путь познания опыт. И тут уж еще более ясно, что этот опыт не зависел от человека, а был плодом откровения Бога. Дал Он Себя познать, и познают не дает — и люди не знают Его.
Поэтому можно сказать, что вера — это в последней основе есть Сам Бог, действующий на дух человека или открывающийся ему не только Своими действиями и явлениями, но и лично, сколько можно человеку. И тогда наш духи может иметь веру настоящую, те. внутренне воспринимающую открывающееся бытие Бога.
Без этого внутреннего озарения, или самооткровения, познание сверхъестественного мира будет лишь словесным, умовым, можно сказать, как бы пустым. Это даже не есть познание, а лишь принятие по доверию. Конечно, и это называется верою, но лишь в первичной, начальной форме ее. Подлинная же вера уже переходит в видение или созерцание. Но и это — постольку,
поскольку каждому дается мера откровения.
Больше и сильнее всего сверхъестественный мир открылся нам в явлении Сына Божия,
воплотившегося в человеческом естестве и жившего с людьми на земле. О Нем очевидцы апостолы говорили мы Его видели, слышали, руками нашими осязали. Ноне столько это видение — в сущности все же человеческое — убеждало веровать в него, как Сына Божия, как,
помимо прямого откровения, дела и сила Его, и само свидетельство Его о Себе. ... когда не верите Мне, — говорил Он евреям, — верьте делам Моим, чтобы узнать и поверить, что Отец во
Мне и Я в Нем (И н . 10:38
) . Столько чудес сотворил Он им, — говорит ев. Иоанн с удивлением, — и они не веровали в Него, те. орган восприятия у них был плох (
Ин. Впрочем, даже эти необычайнейшие дела, каковы чудеса над больными, власть над природой и самой смертью, изгнание бесов и, больше всего, власть прощать грехи — даже они не могли принудительно заставить всех веровать в Божество Его. Ко всему этому нужно было еще внутреннее действие на человеческую душу, чтобы она раскрыла свои духовные очи и поверила или узрела Божество Христово. Здесь мы уже наталкиваемся на затруднение со стороны воспринимающих людей. Всех равно учил Христос и открывал Себя ноне равно они воспринимали это отсюда ясно, что это уже зависело от какой-то порчи духовного органа их. В
чем же эта порча — вскроется дальше. Пока женам выяснилось, что основной способ познания религиозных вещей — тот же самый, что ив восприятии естественного мира откровение бытия
воспринимающему субъекту.
Следовательно, должно утверждать, что способы познания обоих миров — с гносеологической точки зрения — тождественны. Разны лишь самые миры по содержанию своему, но путь познания один откровение. Так уравнялись в достоинстве познания и вера, и знание. Следовательно, если уж естественный мир познается опытом или открывается, тотем более должно признавать, что и сверхъестественный мир может познаваться не умом, а только открываться непосредственно.
С этой точки зрения чрезвычайно важно было религиозное движение XIV века, известное под именем споров о «Фаворском свете. Православно-мудрствовавший святой Григорий
Палама защищал ту точку зрения, что сверхъестественный мири познается только сверхъестественным путем, чрез благодатное просвещение, или — что тоже благодатное откровение. А еретик Варлаам, каламбрийский монах, находившийся под влиянием рационалистического и схоластического своего времени (и воспитатель Петрарки), учил, что свет Фаворский был естественными вообще, что познание того мира совершается обычным естественным способом — умом и обычными чувствами. Какое заблуждение. Поэтому вопросу Церковь собирала четыре Собора ив конце концов признала правильным учение св.
Григория
Паламы; сверхъестественный мир сверхъестественно и познается, или самооткрывается благодатно.
Так и доселе Церковь говорит в конце утрени Христе, Свете истинный, просвещаяй и освещаяй всякого человека, да знаменается (напечатлеется, осияет, найдет) на нас светлица Твоего, — и тогда в нем (посредством него) узрим свет неприступный (непостижимый обычным путем, без этого осияния). И потому истинно говорит ап. Павел Вы спасаетесь
«верою, но и сие не от вас, Божий дар (
Еф. 2:8
), откровение Самого Бога нашему духу. Такое определение не только истинно но оно дальше многое разъяснит нам о процессе веры и неверия. Чтобы закончить этот отдел, мы рассмотрим еще одночастное недоумение о возможности получения непосредственного откровения. Неверующий может легко согласиться стем положением, что большинство знаний естественного мира получается опытом, через откровение, потому что всякий опыт есть реальное ощущение познаваемого. Между тем, скажут они, между этими опытами знания и веры есть немалое различие естественные опыты каждый может повторить и сам убедиться в реальности их а про мир сверхъестественный этого нельзя сказать не всякий может опытно узреть его, получить непосредственное откровение его. На это нужно ответить так, что никогда количество не решает вопроса один ли человек видел что- нибудь или множество один ли раз получилось познание чего-нибудь или многократно. Вопрос тут будет не в количестве откровений, а в качестве свидетелей достойны ли они веры по нравственному своему состоянию. Если — да, то и одному человеку должно поверить если нетто и стократное свидетельство будет сомнительно. Так бывает ив этом мире. Колумб один раз открыл Америку, и ему поверили, как лицу достоверному а потоми сами проверили это опытно. И большинство научных открытий совершается одним человеком а мир — даже и не проверяя после — принимает открытое на веру. И вообще большинство наших знаний воспринято нами от родителей и учителей на веру, и лишь кое-что потом проверяется нашим опытом.
То же нужно сказать и о посредниках сверхъестественных откровений. Даже еще больше.
Их нравственные достоинства были настолько высоки и бесспорны, что им невозможно не веровать пророки, апостолы, мученики, пустынники были столь святы, что их совершенно невозможно заподозрить в фальши. Тем более, что они свои слова подтвердили потоми подвигами жизни, а многие — и мученическою смертью. И если мы верим Колумбам, тотем паче обязаны верить Павлу, Петру, Иоанну, сонмам мучеников, подвижникам. Подобным
образом можно сказать и об опытной проверке. Она бывает двояка: или каждый может убедиться через повторное исследование открытия, или через восприятие действий открытого предмета. Лишь отдельные единицы идут первым путем, большинство же из нас познает через действия. Например, почти никто из нас сам не видел радиоволна действие их все знаем:
слышим пение, говорим за десять тысяч верст, видим картины того, что происходит в другом полушарии.
Подобно этому — ив вере мы невидим Бога явно но действия Его каждый может испытать и на себе еще в этой жизни. Об этом мы будем особо говорить в следующей главе,
потому здесь лишь упоминаем кратко. Я, например, совершенно удовлетворяюсь откровением,
полученным другими достоверными свидетелями. И больше всех верою доверился Иисусу
Христу, в мир пришедшему. Его истинность засвидетельствована не только Им Самим ( Я есмь истина) и не только его святостью и чудесами, но и самими врагами. Он Сам дерзновенно задал им вопрос Кто из вас обличит Меня в неправде Если же Я говорю истину, почему вы не верите Мне (
Ин. 8:46
). Никто из людей не мог бы так сказать о Себе. И следовательно, Христу невозможно не верить. Говорит ли Оно Себе, что Он — Сын Божий верю Ему. Открывает ли
Он, что у Него есть Единственный Отец — приемлю. Свидетельствует ли Оно Святом Духе, от
Отца исходящем — это для меня несомненно. Уверяет ли Он, что у Отца Его на небе
«обители многи суть — истинно. Заявляет ли Он на кресте сораспятому разбойнику «днесь со мною будешь в раю — радуюсь. Свидетель — выше всяких сомнений!
Помню одно переживание и о святых людях. Под праздник Троицы, стоя на клиросе, я пел стихиры о Ней. Непостижимая истина эта. Но вдруг читаю и пою Тако пророцы и апостолы с мучениками проповедаша!
И блеснула ярко мысль какие свидетели у нас о Троице Великаны, гиганты духа Кровью своей запечатлевшие проповедь свою Им не только можно верить им нельзя не верить И
твердо, и радостно стало на душе моей.
Вот таким образом постепенно оправдалась моя вера уже не на почве детской доверчивости и внутреннего влечения к ней от младенчества до академических занятий, аи от разум. Но как видели мы, ум мой не объяснил мне веры, не дал познать сущность догматов они остались непостижимыми а только устранил с пути к вере препятствия, ложно приписываемые ему самому. И лишь с этой точки зрения можно говорить о разумной вере, как озаглавлена эта часть моих записок. А по существу все предметы веры остались вне и выше разума, но и это показал мне тот же самый ум и опыт.
Е) Прагматизм веры целесообразность ее Вскрытые выше разумные достижения мои росли постепенно но суть их была узрена мною впервые два года академии. А еще раньше, в семинарии, мне представляется весьма убедительным, даже будто неотразимым довод о пользе от веры. Я разумел, главным образом,
тот смысл жизни, который дается верою. Это рассуждение всякому интеллигентному человеку давно известно. Именно.
Если признавать лишь один этот естественный мир, то смысл жизни почти гибнет стоит ли жить, если все кончается с могилой Жизнь оказывается пустой, как ни заполняй ее делами и удовольствиями. А сколько при этом еще скорбей, забот, болезней, мук, недоумений, страстей!
Зачем, для чего все это терпеть Не лучше ли все сразу оборвать самоубийством Одно мгновение — и нет ничего!
Совсем иное мировоззрение и ощущение бывает у верующего человека есть еще другая жизнь, загробная, бесконечная и — для удостоившихся — блаженная, прекрасная. Есть Бог
Которыми для которого можно и должно жить. Тогда и эта кратковременная жизнь получает полновесный смысл. Такие рассуждения, лучше сказать, — живые чувства — переживались и мною лично. Мне совершенно ощутительным, осязаемым казалось переживание бессмыслицы жизни, если все кончается здесь. Помню, еще одного товарища по семинарии, С. Щ-ва, я спрашивал Ну что же будет, если не признавать Бога и загробной жизни?
Он с хладнокровной усмешкой ответил Закопают в землю. Лопух вырастет. Корова его слопает. Вот и все.
Ему это казалось хоть и не очень утешительными приятным, но и не очень мучило — быть лопухом для коровы (правду сказать лопухи-то у нас в России даже и коровы не «лопали»
почему-то).
Но мне мучительно было даже допустить такой бессмысленный конец. И жуткий холод овладевал мною при одной мысли об этом И тогда я почувствовал почему люди кончают самоубийством от неверия Нечем жить, — писали иногда самоубийцы перед смертью.
И жизнь показывает, что многие самоубийцы кончали расчеты с жизнью именно от неверия и бессмыслицы жизни. И это делали не только мальчики и девочки влет, но сознавали и большие ученые. В России была переведена и издана в сокращении Исповедь безбожника»,
члена французской Академии бессмертных (какая ирония, Ле-Дантека. Там он с большой логичностью и откровенностью вскрывает эту бессмыслицу жизни неверующих. И утверждает ясно, это было и по уму, и по собственному опыту, — что самым умным для них было бы именно самоубийство. Если же, пишет он, мы не делаем этого, то вопреки всякому здравому смыслу, по тупому инстинкту и по трусости своей.
После в Париже мне пришлось слышать от одного профессора, будто бы тот закончил свою жизнь верой. Не знаю, насколько это верно но при его воззрении — правдоподобно.
В русской жизни и литературе такой конец безбожия, как самоубийство, известен довольно широко.
В Дневнике своем Достоевский приводит несколько случаев самоубийства, по разным мотивам. Но никто из покончивших с собой не был верующим. Есть дневник Дьяконовой, где она подробно описывает свою жизнь, как она дошла до самоубийства.
И наоборот, вера спасает от самоубийства. Расскажу два случая из моего опыта.
Один бывший богатый человек, приехавший эмигрантом в Америку, рассказывал мне про себя следующее. Тяжелая жизнь в бедности, лишение богатства часто приводили его к мысли о смерти. Однажды вечером он направился к реке, чтобы потонуть. И вдруг он видит во тьме светящееся приглашение такого рода Прежде самоубийства зайдите сюда!
Он зашел. Пастор стал беседовать с ним. Ив результате — он остался живи нашел себе место.
А вот другой случай.
За границей я был законоучителем и духовником в Донском кадетском корпусе. Пришел годичный срок смерти б. атамана К, застрелившего себя из револьвера. Назначена была всенощная, а завтра — литургия и военный парад. Да и самый корпус был назначен во имя самоубийцы атамана.
Я решительно отказался молиться церковно за него и служить службы. Директор обещался жаловаться на меня высшему духовному начальству моему. Яне возражал. Так служб и не было.
Парад провели.
После обеда приходит ко мне высокого роста офицер (кажется, подполковник, в шинели нараспашку, и задает вопрос

— Почему вы не служили ни вчера, ни ныне по нашем атамане?
Я объясняю ему, что так учит наша Церковь — за самоубийц нельзя молиться — если только они не покончили с собой в ненормальном состоянии. И сослался ему на каноническое правило св. Тимофея, патриарха Александрийского. Он выслушал меня внимательно и говорит Ну, благодарю вас За что — спрашиваю я его удивленно Значит, Церковь строго смотрит на это Как видите А я ныне хотел застрелиться. Но ваше (мое) поведение остановило меня.
И он остался жив, — слава Богу.
Почему это так — понятно. Если человек знает, что есть другая жизнь, и если за наше поведение придется еще и давать ответ пред Господом, то невольно задумаешься пред таким решением.
А еще более важно, что тогда жизнь — даже со всеми ее скорбями и неудачами — получает смысл над нами есть Промысел Отца нашего небесного. Это всякий из нас знает.
А если Бога нет для нас, нет и смысла жизни — Но если бы кто-нибудь счел переживания
Кириллова и других людей лишь литературным вымыслом Достоевского или недоумием самоубийц, то вот нам открытое признание о себе самом другого писателя — Толстого. В своей
«Исповеди» он рассказывает о своих мучительных переживаниях, когда он попадал в полосу неверия. Там он описывает свои шатания. Когда, пишет он про себя, была у него вера, он чувствовал себя спокойным, удовлетворенным. Но стоило ему лишиться ее, как его охватывала мысль о самоубийстве ион думал покончить с своей жизнью, только не знал пулей или петлей Ион сам говорит, что некоторое время носил в кармане веревочку, чтобы повеситься.
(См.: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона под словом «Толстой».)
Приведу, — правда, по памяти, но верно, — следующую заметку Горького о встрече с
Толстым... Крым. Ялта. Толстой едет верхом. Догоняет Горького. Тот идет около стремени.
Начинается разговор.
Горький: В Ялту приезжает Владимир Галактионович (Короленко).
Толстой: А он в Бога верует?
Горький: Не знаю.
Толстой: Главного-то и не знаете!
Горький молчит.
Толстой: Он верит, да только боится атеистов. И Андреев ваш тоже верует, но ион тоже боится атеистов. И Богему странен.
Дальше Толстой продолжает разговор о Боге, о душе, о вере, об уме и пр.
Кстати, хотя это лишь отчасти имеет отношение к данной теме о неверии и самоубийстве выпишу из той же заметки из записной книжки Горького.
Встречается Горький с грубым партийцем рабочим. Тот говорит А ежели всмотришься-вглядишься, то иной раздумаешь вот мы затеяли дело и к чему оно клонит?
Рабочий при этом рассказал Горькому какую-то невероятную похабщину (это подлинные слова Горького Ведь, как ты ни говори, а умирать придется. А-а?!
Дальше в записках не написано ответил ли ему Горький или нет — неизвестно.
Но, как видим, и у простого человека вопрос об ответственности связан со смертью...
А вопреки этим несчастным примерам, обычно и совершенно справедливо указывают на тот душевный мир, которым обладают люди верующие, знающие смысл своей жизни. Один из
иностранных проповедников остроумно заметил Сколько примеров знает история, как неверующие каялись, хоть перед смертью, в своем неверии. Но еще не было ни одного случая, чтобы верующий раскаивался за веру свою.
И особенно ярко это различие проявляется именно перед смертью, этим экзаменом жизни и всего мировоззрения человека. Мы все знаем, как спокойно относится к смерти верующий,
простой крестьянин. Мне пришлось слышать от одного архиерея рассказ про своего отца иерея. Позвали его напутствовать умирающего старца. Исповедал его батюшка, причастил. А
потом, ввиду явного конца, стал успокаивать его — мирно встретить смерть. Немало старался отец духовный, убеждая чадо свое не бояться смерти. А когда он кончил, то умирающий совершенно спокойно сказал Да я, батюшка, и не боюсь.
Растерялся от такого ответа наставник...
Прекрасную и мирную кончину описывает и Толстой — о своей няне в Детстве и
«Отрочестве». А между тем сам он, при спутанной вере своей, умирал крайне мучительно:
ужасался, кричал, недоумевал А мужики-то, мужики как умирают — говорил он с завистью.
И в своей Исповеди открыто признается в этом (пишу по памяти, но верно Поскольку среди нас, людей богатых и аристократов, мирная смерть есть явление редкое постольку она среди простых крестьян — явление обычное.
И действительно, всем известно, как умирает русский солдат и вообще православный человек.
Замечательна смерть раздавленного деревом приказчика — из Записок охотника»
Тургенева (Смерть, можно сказать, святая смерть. Или там же описывается неизлечимая болезнь и тихий конец Лукерьи (Живые мощи»).
Известны, правда, случаи, что и безбожники умирали мужественно, — особенно из революционеров. Но полагаю, тут мы имеем дело больше с твердостью характера и с упорством материалиста, чем с ясным убеждением об осмысленности смерти. При этом таких борцов за общественные идеалы утешает сознание, что они работали на пользу другими даже смертью своею продолжают служить человечеству этот моральный смысл давал им силу.
Но при последовательном рассуждении и это утешение оказывается непрочным.
Мораль без религии не имеет основания. Если все кончается этой жизнью, если нет для меня и никаких нравственных обязательств и норм, кроме одного беспринципного желания удовлетворять свои собственные случайные стремления и прихоти. Никакого долга пред другими, хотя бы пред родным отцом и матерью или перед детьми, нет. Есть лишь один звериный принцип делаю, что хочу. Если Бога нетто мне все возможно Ведь тогда человек сам себе Бог. Никакой морали, никакой общественной солидарности, никаких государственных законов ненужно признавать я сам себе непогрешимый закон.
И человек, потерявший Бога, обычно становится на путь аморализма, нравственного безразличия. Образно, хоть и вульгарно, высказал эту идею капитан Лебядкин у Достоевского Ежели Бога нетто какой же я после этого и капитан?!
Конечно, это грубо сказано, но — логично если никакой ответственности у неверующего нет, тогда нет нужды признавать и какой бы тони было авторитет вообще. Кроме лишь страха террора перед временно имущими власть тюрьмы, ссылки, смертной казни и пр. Проф. СПб университета Петражицкий, автор сочинения О мотивах человеческих поступков, говорил, что основой всякого права, в конце концов, служит или наша совесть, или более сознательная норма — вера, те. оба источника религиозного происхождения. Без этого без Бога — нет и права, хотя бы самого минимального.
Это — только иными словами — в сущности подтверждает сентенцию капитана

Лебядкина. И один из главных вождей русской революции К, лично мне говорил, что он, как с.
р., не может принять безбожия атеистов, потому что тогда, при отсутствии абсолютных оснований, нельзя утвердить самый основной принцип их партии уважение к личности. Без
Бога и бессмертия человек — вещь, вошь, раздавить которую не составляет никакого препятствия. Потому он сам всегда был верующим неверие же отвратно мне».
Сознавая эту аморальную бессмыслицу неверия, руководители общества и считают необходимым, целесообразным, полезным поддерживать веру, как фундамент нравственных устоев мирной общественной жизни.
И что поучительно иногда эти вожди сами остаются безбожниками (и теоретическими и практическими но веру поддерживают. Иногда (и нечасто ли) равнодушные к религии капиталисты жертвуют на храмы, на священников, на богословские школы, через которые они надеются держать народ в Божьем страхе а это выгодно и для их капиталистической деятельности.
Вера, таким образом, является для них одним из видов бизнеса, легче держать в повиновении религиозно-моральную толщу народа.
Какое издевательство над религией, над Богом!
Ал. Павел такой взгляд на благочестие называет резким словом — сумасшествием,
поврежденностью ума Пустые споры между людьми поврежденного ума, чуждыми истины, которые думают,
будто благочестие (вера) служит для прибытка» (
1 Тим. Это истинно. И это сумасшествие рано или поздно кончается крайне плохо и для самих таких мнимоверующих. Народ, массы мало-помалу начинают понимать ложь и лицемерие своих господ и становятся сначала сами такими же безбожниками как и те а потом, конечно,
теряют веру ив моральные принципы. Конец же такого обмана — восстание. И это совершенно справедливое возмездие всякая ложь в конце концов разрушает и себя саму, и взрывает и себя саму, и взрывает с собой и общество.
Но если даже допустить и полную искренность поддержки веры ради нравственности и преуспеяния общественной мирной жизни, — все же и тогда эти основы веры будут непрочными. Прежде мне казалось иначе я думал, что этим разумным доказательством действительно подтверждается не только необходимость, но и реальность веры, Бога Бог необходим, следовательно, Он есть.
Однако ненужно много думать, чтобы узреть неосновательность такого чрезмерного вывода. Да, религия полезна слов нет Бог — нужен (да простит Господь, что я дерзаю даже повторять такие фразы их. Но отсюда еще никак не следует с обязательностью, что уже Они на самом деле есть. Есть много вещей, которые нужны нам, но они не всегда бывают у нас. И
противники веры справедливо возражают, что такие выводы делаются иногда людьми для их собственного утешения и выгоды, — это полезный самообман.
И хотя поэт сказал Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман (Пушкин),
но это лишь до той поры, пока мы искренно верим предварительно в несомненность нашего идеала. А как только мы узрим обманчивость его, тотчас же падает и все почитание его, и вся польза от него. Истукан низвергнется!
Стало ясно и мне, что из полезности или необходимости чего-либо еще нельзя делать вывода уже и о бытии его. И вопрос в моей душе стал иначе я должен и хочу веровать не потому, что это нужно, а потому, что это действительно есть. Тогда уже я принимаю и пользу,
тогда лишь она и действительно будет, неизбежно будет. Не от пользы — вера, а от веры польза. Не от смысла жизни — к Богу, а от Бога — к смыслу жизни. Это — две различных установки. Мне неисчислимо дороже Сам Бог, сама вера а полезно ли это, — вопрос
второстепенный и малозначительный. И наоборот, если бы вера в Бога, несомненно сущего, вела бы в этом мире к невыгоде, к гонениям, страданиям, смерти то для меня было бы ничтожным,
раз есть Бог!
Таким образом, прагматический, целесообразный смысл религии, хотя практически и бывает сначала полезен, но логически он сомнителен из нужды нельзя делать вывода о бытии,
реальности.
Я же хочу только реально-сущего Бога. И лишь это даст мне прочное основание в моей вере. Мне нужно непосредственно откровение Его Самого. Явился мне да разумно (явно) вижу
Тебя, говорю и я с пророком.
И никакие побочные соображения не убеждают меня в истинности существования сверхъестественного мира. Правда, немного они помогают, те. подталкивают к признанию его,
вызывают желание его ноне с безумной обязательностью. И мне совершенно понятно, что неверующий не убеждается в вере и после таких полезных соображений. Все это идет еще из субъекта, от человека а не от Самого Бога. Вера же, как мы показали, есть самооткровение Его.
Вера есть — Бог, открывающийся нам. Только такой реализм и убедителен, и прочен. Все иное сомнительно, хотя бы казалось и нужным.
Между прочим, в богословии есть целое направление о прагматическом значении всех догматов христианства. Оно заключается в том, что там тоже раскрывается полезность веры ив догмате Троичности, ив воплощении Сына Божия, ив Утешителе Духе разъясняется динимический смыслили благотворное действие надушу человека всех таинств. Есть это течение и заграницей. Так называемое «нравственно-психологическое» истолкование догматов является основою такого типа богословствования.
При всей интересности и практичности этого богословского метода я не только не придаю ему большого значения, но считаю его даже неверными опасным. Прежде всего потому, что такое объяснение не вскрывает главной основы догматов — их фактической реальности,
открытой нам. Затем думает объяснить необъяснимое это все еще последствие рационалистического умопомрачения, отрицающего или пугающегося тайн откровения.
Наконец, оно переводит нашу душу от самых догматов в их практичность с Божественной основы сводит на человеческую, с откровения на ум, с высшего на низшее.
Конечно, и тут может быть польза, — особенно для младенцев по вере, требующих еще все понять, объяснить. Но если эта теория становится не вспомогательной, а вообразит себя исчерпывающей, главной основой веры в догматы, — то этим она подорвет подлинную основу ее, так как (повторяем для внедрения) всякое познание основывается на реальном откровении объекта, или бытия — субъекту, — а не на человеческих, хотя бы и остроумных измышлениях человеческого ума субъекта. Так именно и утверждает ап. Павел в Послании к Коринфянам:
«Когда я приходил к вам, братия, приходил возвещать (а не доказывать) вам свидетельство
Божие (самооткровение) не в превосходстве слова или мудрости, ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, ипритом распятого. И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, нов явлении (откровении) духа и силы чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, нона силе Божией (
1Кор.

2:1, 2, 4, И сам Савл обратился ко Христу, когда Он явился ему испросил «Савл! Савл! Что ты Меня гонишь Впрочем, все же и этим разумным путем, — особенно для новоначальных в вере и недостаточно острых еще умом, можно принести некоторую относительную пользу. Ум и тут может послужить нам еще разв так называемой разумной вере. Ноне глубоко, не фундаментально!
Ж) Смысл аналогий
Теперь мне осталось разобраться еще водной услуге ума вере — в методе аналогий,
уподоблений, сравнений.
Ввиду того, что истины религиозные непостижимы для ума, авто же время у человека есть постоянное желание понять и понять всегда религиозное восприятие обращалось к сравнениям,
чтобы хоть немного приблизить куму, или к известному уже нам опыту, факту — вещи неизвестные или превышающие ум. Такими сравнениями полны религии. Укажем на несколько примеров из христианства.
Бог Един, но Троичен в Лицах. Лицо — это сравнение взятое из человеческого мира,
чтобы указать на самостоятельность каждой ипостаси Божества. Бог — Отец опять взято из нашего мира, потому что Христос наименовал Себя Сыном, а Сын предполагает Отца и сыновство требует рождения поэтому про Отца говорится, что он рождает, а Сын рождается. Но что такое рождать и рождаться в приложении к Богу, — это сравнение совершенно непостижимо. Про Святого Духа говорится, что Он исходит от Отца, подобно тому, как тепло исходит от солнца. Но какое различие рождения от исхождения, это знает только один Бог.
Никто больше В символе веры мы читаем Света от Света, — чтобы показать и единосущие
(Ее. — АС, и бесстрастность рождения.
На этом остановлюсь. Насколько полезны эти сравнения Достигают ли они своей цели?
Объясняют ли в самом деле необъяснимое Делается ли через это тайна постижимою?
Сначала неопытному ценителю может показаться, будто непонятное стало понятнее. Нона самом деле это лишь поверхностное утешение. Предмет по сути своей остается столько же таинственным, как и был, — как показало выше на сравнениях Отца, Сына, «рождения»,
«исхождения». Таки должно быть!
Почему? Не только в силу абсолютной непостижимости Божественных вещей, но ив силу единичности всякого вообще бытия, неповторимости его. Всякая вещь единственна, абсолютна и, как таковая, не переводима ни на что иное, ни на какое другое бытие и никаким сравнением,
никаким иным словом невыразима, не объяснима.
Но все же сравнения небесполезны для новоначальных; для сознательных же верующих в этом уже нет нужды. Начальным же эти сравнения помогают, собственно, не уяснить самый вопроса только устраняют мнимые препятствия и тем облегчают принятие непостижимых предметов. А облегчение это совершается таким способом человек что-либо уже узнал или принял, как факт, хотя бы и не понимал его и таковой предмет ему кажется несомненным. И
когда он встречается с другим, еще непостижимым для него предметом, то обычно старается сблизить его с уже известным. И тогда человеку уже легче допустить бытие нового и непостижимость бытия раз принято одно, то можно допустить и другое, подобное. Возьму несколько примеров из самой жизни. Когда в Херсонский монастырь приехали для обысков и ареста представители власти, то перед трапезою начальник группы поднял со мной и другими монахами вопросы о вере Посмотришь на вас, — говорил он, глядя на меня, — вы будто человек интеллигентный,
а между тем учите народ басням Каким, например — спрашиваю.
А кругом стоят наши монахи и чины обыска Вот выучите о Троице, а говорите, что Бог один Выдумаете, что это невозможно Разумеется, невозможно три не может быть один Вы человек с образованием — спрашиваю его Да, я кончил реальное училище В таком случае я могу указать вам на то, что не только из трех может быть одно, но даже
из семи — одно Что такое — недоумевал мой совопросник.
— Вы из физики знаете, что такое белый цвет он кажется обычно простейшим даже мы говорим эта стена не выкрашена, хотя и побелена. На самом же деле белый цвет — самый сложный он состоит, как известно, из семи других цветов радуги.
Всякому известно, что если семь цветов пропустить через стеклянную призму, получится белый цвет. И наоборот, если через туже призму пустить белый луч света, он разложится на составных своих цветов.
Начальник обыска до такой степени растерялся, что ничего даже и не сказал. Что случилось с ним Понял ли он догмат Троицы — Никак Принял ли — Нисколько Но данным сравнением из его возражения было выбито оружие недопустимости Троицы — Единицы,
вследствие непостижимости такого сочетания было устранено препятствие. Как Через сравнение с известным ему фактом сочетания семи цветов водном. Хоть он ничуть не понимали этой тайны природы (как и мыс вами, читатель, не понимаем ее и доселе но самый факт ее был ему известен, — или, как ошибочно говорят, — понятен. А если возможно было одно, то уже легче принять и другое подобное. Впрочем, — повторю, — это легче уму неглубокому а серьезный человек и после этого останется перед непостижимой тайной бытия — не только сверхъестественного (Троица, но и естественного (радуги).
Возьму другой пример.
Я долгое время не знал, что такое артишоки. Спрашиваю евших этот плод объясните!
Начинаются сравнения вы вкушали спаржу — Ел. — Это похоже. — Ну, вот я теперь думаю о спарже, а нив малейшей степени не прояснил вкуса артишоков.
И сколько бы ни пытались объяснить мне о них, все равно, вещь остается единичной и на другой язык непереводимой. А когда я вкусил их уж сам, я узнал, что за вкус в артишоках. Но и после этого опыта я ни другим, ни самому себе этого вкуса и чем именно он отличается от спаржи, от шпината и т. п. (объяснить не могу. Таким образом, аналогии имеют, по существу,
очень малое значение, лишь устраняя препятствие к понятию непостижимого, еще непознанного бытия. И сознательный верующий, нашедший другие пути веры, несравненно более серьезные, не будет спускаться на путь сравнений, а сошлется лишь на факт, на откровение ипритом не побоится заявить о непостижимости его. Так именно мы видим в рассказе ап. Павла о видении им третьего неба Это слово третье небо он все же изрек, — хотя оно нам с вами совершенно непостижимо а ему было приемлемо, ибо он это испытал. Но о дальнейшем он совершенно отказался объяснять не знаю — не тов теле, не то вне тела, слышал
«несказанные слова, коих невозможно передать на человеческом языке, те. хотя бы сравнить с чем-нибудь известным человеку. А самый факт для него был несомненным знаю, знаю, повторяет он настойчиво (
2 Кор. 12:1 - Таков незначительный смысл метода аналогий они лишь для детей кажутся умом и опытом. Атак как большинство из нас еще нуждаются в словесном молоке (Евр. 5:12
), то употребление сравнений в религии имеет довольно широкое место.
Поэтому я нахожу небесполезным привести здесь несколько примеров может быть, кому- нибудь они пригодятся.
Как воплотился Бог в человеке и все-таки не смешался с ним в нечто новое, третье Сравнение как и душа живет в теле человека, ноне смешивается с ним, однако составляется одно живое существо — человека не два человека, и не третий — новый.
Как мог воскреснуть Христос и воскреснуть мертвые — Ап. Павел на это отвечает сравнением с растением, оживающим из разложившегося зерна (
1 Кор. 15:35 - 38
). Тоже сравнение употребили Сам Спаситель (
Ин. 12:24
).
Что за новое духовное тело — Можно указать например куколки, перерождающейся из червяка в порхающую бабочку.
Каким образом хлеб и вино превращаются в Тело и Кровь Христовы — Сравнение и всякая пища и питье каким-то таинственным процессом химического превращения делаются телом и кровью в человеке.
Как может быть бесконечность — Сравнение и пространство кажется нам бесконечным.
И так далее. При небольшом напряжении можно всегда найти что-нибудь похожее. Тем более, что человек есть некий образ Божий а потому и сравнения между Богом и нами имеют некоторое основание в самом подобии нашем.
Такова еще новая польза ума. Вера от этого не становится разумною но ее уже легче принимать робкому уму человека, еще не понявшего пути превосходства тайн перед всякими разумными соображениями.
З) Естественные доводы рассудка в пользу веры. Иногда и мне казалось, что уму вовсе уж нет места в области веры. И это — строго говоря так. Нов вере рядом с областью вещей сверхъестественных есть еще область естественного порядка, тесно с ним связанного. И тут есть великое место и естественным путям познания,
которые содействуют принятию потоми сверхъестественного бытия.
Возьму пример веры во Христа Спасителя, как Сына Божия. Как Бог сделался человеком,
это непостижимо как в Нем соединились — ипритом и неслитно, и нераздельно — тайна. Но что Христос, как Человек, действительно был, жил на земле, исторически ясно и несомненно. И
эту сторону можно обосновать теми же самыми способами, как и историчность всякого человека остались документы оттого времени документы (Евангелия и Послания)
засвидетельствованы очевидцами. Это совершенно ясно открывается и из внешнеисторических,
и из внутренних данных этих источников. В частности, оттого искреннего и простосердечного тона, каким они написаны, от множества деталей, которые могли быть известны лишь очевидцам. И всякому, читающему Писания простосердечно, становится несомненно достоверным, что писали их бесхитростные и добросовестные очевидцы.
А если бы кто захотел искать и внешних свидетельств со стороны знавших об этих событиях или пользовавшихся Писанием, то следы этого мы находим отчасти от первого века, а уже от второго века их — множество.
Но, повторяю, сами Евангелия, Деяния и Послания настолько несомненны по своему происхождению и содержанию, что всякий непредубежденный человек не может не принимать их. Я свидетельствую об этом и по своему собственному опыту, — как перед Богом Многое множество разя зрел эту достоверность, читая Евангелие, особенно за богослужением. Зрел простым разумом, а не каким-либо чудесным откровением. И несомненность Евангелий и
Деяний апостолов мне представлялась (и сейчас представляется) такой очевидной, что я не мог не верить свидетельствам писателей. И можно сказать, что это была уж не вера, а простое видение бывших вещей.
Когда мы теперь изучаем историю Цезаря, мы не говорим, что верим в это, а просто знаем на основании достоверных свидетелей и внутренней несомненности описываемых событий.
Совершенно также узнаешь и о событиях Евангельской истории Христа Господа. А если эти документы столь несомненны, то и их свидетельство о Божестве Иисуса Христа должно принимать просто, без колебаний. И не только должно, но и просто невозможно не принимать.
А если не принимать, то это было бы только противоестественным упорством,
противоразумным насилием над самим собою, над своим же умом, над очевидностью. И ямного раз замечал за собою и другим говорил, что при чтении Писаний не вера трудна, а неверие чтобы не веровать, нужно бы или сходить сума, или закрывать очи от очевидной правды. И Сам Спаситель обвинил неверовавших современников именно в ожесточенном упорстве их, как причине неверия:
«Потому не могли они (евреи) веровать, что. народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видят глазами и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтоб Я исцелил их»
(
Ин. 12:39, 40
Ис. 6:10
) . Ибо возлюбили больше славу человеческую, нежели славу Божию»
(
Ин. И прямо говорил Вы не хотите придти ко Мне (
Ин. Таким образом, простое, разумное, беспристрастное исследование источников нашей веры приводит нас к вере.
Если же мы обратимся далее к содержанию откровения о Христе Господе, то это еще более убедит наш разум в Божестве Господа Иисуса Христа. Если источники истинны, то несомненны и факты Евангелий и Деяний. А они — явно чрезвычайны, с какой бы стороны мы ни подошли к ним. Если мы возьмем всю жизнь Господа, то с момента безмужнего зачатия Девы Марии до воскресения и вознесения Его на небо, все — сверхъестественно. Если мы возьмем Его чудеса и поразительную легкость их совершения, — они говорят о Творце мира, для Которого также легко воскресить умершего сына вдовы Наинской или смердевшего уже Лазаря, как и сотворить весь мир из ничего.
Если мы видим, как повинуется Ему и сама неодушевленная природа, — «Умолкни,
перестань!» — и море мгновенно стихло, то мы и теперь дивимся, как и потрясенные в то время апостолы, готовые пасть на колени пред Ними говорить Воистину Ты Сын Божий (
Мф. 8:27
;
Лк. 8:22 - 25
). Когда мы читаем об изгнании Им бесов, то зрим в Нем Владыку и преисподнего мира, без воли Которого бесы не смеют даже войти ив свиней (
Мф. Когда же слышим, как Он говорит с властью грешникам прощаются тебе грехи, то мы,
вместе с евреями, спрашиваем справедливо Кто может прощать грехи, кроме Бога (
Мф. А он отвечает Сын Человеческий имеет эту власть, — как, следовательно, Бог.
Но всего более свидетельствуют о Нем Его собственные слова о Себе, как о Боге,
многократно — и сокровенно, и открыто высказываемые. Этим полно особенно Евангелие
Иоанна, но и другие евангелисты говорят тоже самое Кто же ты Иисус сказал им от начала Сущий (
Ин. 8:25
).
— Прежде нежели был Авраам, Я есмь (
Ин. 8:58
).
— Я и Отец — одно (
Ин. И евреи понимали буквальный смысл Его слов, поэтому они схватывали камни и хотели побить Его (
Ин.8:59, 10:31
), как богохульника. За это, собственно, и распят был Они за это хотели побить Его (
Ин. 10:33
):
— Скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий (
Мф. И когда привели Христа на суд Каиафе, тот, после безуспешных лжесвидетельств клеветников, прямо задал Ему вопрос Ты ли Сын Благословенного (то есть Бога Да Я, — ответит Христос (
Мк. 14:61 - Они сочли эту истину кощунством и осудили насмерть Его. А когда Пилат старался оправдать Его перед бесновавшейся толпой, то они в неистовстве кричали «Распни, распни Его Он Себя Сыном Божиим» объявят (
Ин.19:6, И не отрекся Господь от этого ибо воистину был Сыном Божиим! Что сильнее этих самосвидетельств Сего безгрешного?!
А вся Его святейшая и разумнейшая Личность ручалась зато что Он говорил только одну
истину. И самые ожесточенные враги не могли обвинить Его нив чем противном совести и нравственным законам.
И если эти немногие строки собрать воедино, то истинно нельзя не верить во Христа, как
Господа!
В России был такой случай. В киевской тюрьме сидел под арестом студент-революционер.
В камере было лишь Евангелие для чтения. Он был безбожником. От скуки же стал читать эту книгу. Сначала, — как написал он потом свою исповедь, — ему было неинтересно. Особенно неприемлемы ему были чудеса. Но при дальнейшем чтении он ощутил странное для него приятное удовольствие. Затем ему все более и более привлекательным становился самый Лик
Христа — Святой, Кроткий, Чистый, Неложный. Но вот однажды поразили его слова Христа на прощальной вечере с учениками:
«Я есмь путь и истина и жизнь (
Ин. Что такое Откуда в мире могли даже прозвучать такие немыслимые слова Доселе он считал Христа человеком, учителем, пусть даже и Непорочным, но все же обыкновенным человеком, как и все, как и сам студент. А теперь Могли он, вот этот студент, сказать бы про себя такие слова Я — истина. Даже еще больше Я — Сама жизнь. Абсолютно невозможно Это было бы не только смешно, но даже и безумно. А другие. И ясно стало ему:
никто, никто в мире не может сказать эти слова. А следовательно Следовательно, Тот, Кто дерзнул изречь их и изрек с такой несомненностью о Себе, — не был человеком.
И студент уверовал во Христа Бога!
...Эта исповедь (которую вспоминаю по памяти) была напечатана водном серьезном сборнике, изданном в Киеве религиозно-философским обществом православных профессоров,
ученых и интеллигентов.
Заглавие не помню уже. Как жаль, что теперь таких книг не достать. И как мы не ценили наших русских ценностей духа Поистине — как евреи имели очи и не хотели видеть, имели уши — и не слушали (
Ин. Теперь бы вот хоть бы почитать, да не найти этой книги.
Вот я взял одну сторону из христианства достоверность его источников и мы видим, как здравый ум подходит к вере, помогает нам. Он не объясняет нам непостижимости
Боговоплощения; не дает понять, как соединилось во Христе Божеское естество с человеческим;
тайной остается, как от Духа Святого зачался Сын Божий во утробе Пречистой Приснодевы. Все это нужно принимать потом верою на доверие. Ведь и сама Божия Матерь не уразумела таинства совершившегося в Ней потом Боговоплощения; а когда Архангел Гавриил пытался несколько успокоить Ее смущенный ум ссылкой на зачавшую в старости Елисавету, — хотя это,
конечно, было совсем не тоже самое, что и зачатие от Духа, — то оставалось ему сказать одно:
Бог все может — И верующая из всех верующих (дерзну сказать Мудрейшая, в своей глубочайшей вере, паче Архангела Гавриила, Преблагословенная сказала Я раба Господня!
Пусть будет со мною по слову твоему И это — после такой непостижимой веры — стало!
Велика тайна Боговоплощения (
1 Тим. 3:16
). Непостижима даже и для Самой Девы, а не только ангелами людям. Исторический рассказ об этом чуде из чудес настолько несомненен и
Лик Девы Марии, о Которой потом узнали все апостолы и весь мир, настолько непорочен, чист,
свят и достоверен, что самым простым, непредубежденным умом приходишь к необходимости принимать это событие с полнейшим доверием Таки все вообще в Евангелии. Возьму еще пример. Факт воскресения от мертвых Господа Иисуса Христа, как известно, имеет величайшее значение для христианства не только как чрезвычайное чудо, удостоверяющее Божество Его, но и догматически важнейшее для всего мира оно говорит об ожидающем — и нас и даже этот вещественный мир — духовном обновлении есть тело душевное, есть тело и духовное
говорит ап. Павел (
1 Кор. 15:44
). И сама тварь с надеждою ожидает изменения (Рим. 8:18 -
23
). И потому понятно, что евреи сразу воспротивились принятию этого славного события,
подкупив стражу пришли ученики ночью и украли Его (
Мф. 28:11 - Но как эта ложь пуста и легкомысленна Простому детскому размышлению очевидна бессмыслица такой выдумки И с самого начала христианства благовестники и проповедники легко, простыми здравыми рассуждениями опровергали это лукавое измышление. Но для меня убедительнее всех других опровержений представляется отношение к этой лжи самых первых свидетелей, апостолов. Не знаю, обращали ли вы, читатель, внимание на то, что трое из евангелистов даже не сочли нужным упомянуть о такой пустой выдумке Такое ничтожество представляла она для очевидцев, что не стоило и писать о ней!
И только один ев. Матфей рассказал на память потомству об иудейском растерянном изобретении. Но и ему, и всем читателям Евангелия до такой степени оно казалось бессмысленным, что против него евангелист не нашел нужным сказать хоть бы одно слово опровержения Это молчание апостолов сильнее всяких опровержений А дальше ап. Петр и
Иоанн на суде перед синедрионом говорят простои решительно о том, что Христос воскрес но даже не упоминают опущенной евреями лжи — о воровстве тела. И еще удивительнее, что сами первосвященники, пустившие среди своих эту ложь, никак не осмеливаются повторять ее пред учениками Совершенно немыслимая для судей вещь в отсутствии обвиняемых распространять слух об их преступлении а когда мнимые преступники, якобы укравшие тело Господа, явились пред очи обвинителей, те молчат о преступлении Ученые первосвященники испугались неграмотных рыбаков И понятно им стыдно было даже повторить свою бессмыслицу пред этими простыми людьми, которые сами видели Воскресшего И тогда эти лжецы не нашли ничего лучшего, как только запретить апостолам говорить об имени сем (
Деян.
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   23

4:17 - Какое жалкое и беспомощное положение судей И какая сила правды у апостолов Не можем молчать — говорят они запретителям. И это говорит теперь тот, который прежде испугался и привратницы, служанки Каиафы, и стал с божбою и клятвою отрекаться от Иисуса не знаю
Человека сего (
Ин. Неверующий в Божество Христово, а в частности, ив воскресение Его, ученейший немец
Гарнак в своей книге Сущность христианства выражает удивление каким образом ученики и ученицы Христовы до такой степени убедились в истине воскресения Его, что бесстрашно, даже до смерти, стали распространять потом эту весть по всему миру?!
Вот уж поистине сбываются слова Христа Господа, сказанные ученикам после первой проповеди их Славлю Тебя, Отче, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам, простым рыбакам (
Мф. 11:25
). И ап. Павел высказал туже мысль в Послании к
Коринфянам. Указавши на многие явления Воскресшего Господа, между прочим, однажды
«более нежели пятистам братий водно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили, упомянувши о себе как (некоем) изверге (выкидыше, он пишет:
«Итак я ли, они ли, мы так проповедуем, ивы так уверовали. Если же о Христе проповедуется, что Он воскрес из мертвых, то как некоторые из вас говорят, что нет воскресения мертвых Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша. Притом мы оказались бы и лжесвидетелями о Боге, потому что свидетельствовали бы о Боге, что Он воскресил Христа,
Которого Он не воскрешал. Но Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших (
1 Кор.15-
8, 11, Как видим, воскресение Христово было для апостола столь несомненным фактом, что он утверждал не его, но им обосновывали будущее воскресение всех, и свою веру, и подвиги свои,
и всю нравственность
И на самом деле как все было чрезвычайно просто апостолы видели Воскресшего. Как же тут не убедиться А если видели, то и — не можем молчать».
Так все просто, ясно, понятно и для ума!
И нужно уже делать над собою буквально насилие, превращать себя в сумасшедшего, чтобы упорствовать против очевидного факта Диавольское отупение и ожесточение А тогда и Сам
Бог скрывает Себя от таких богоборцев.
Если же мы захотели бы теперь опровергать пустую выдумку евреев, — что обычно и делается, — то это весьма легко и для отроческого ума. Именно. Как это ученики, столь робкие,
что разбежались при аресте Христа, а Петр отрекся и перед служанкой, — как они вдруг осмелились бы, безоружные, идти к гробу, окруженному военной стражей, чтобы воровать?!
Как могла уснуть вся стража, поставленная бодрствовать И как она не услышала даже шороха воровавших А ведь без шума и камень отвалить было бы нельзя.
Затем воры, пришедшие красть, развертывают мертвеца от пелен, крепко слипшихся с телом Его Потом складывают их особо, а головную повязку — отдельно оставляют все это в гробе и уносят лишь одно тело Ведь на это требовалось время а воры обычно торопятся,
особенно когда под боком стража, хотя бы даже и спящая она могла и проснуться же!
Какие детские сказки!
Да и зачем ученикам воровать мертвого.
Наоборот, теперь следовало бы им совсем отречься от Него, как от человека, обманувшего их Такие Он давал обещания прежде, а теперь умер, как последний человек Говорят о воскресении, а теперь лежит под печатью Обещал через них покорить весь мир Своему учению, а теперь и сами ученики вынуждены разочароваться?!
И ничего им не остается дальше, как разойтись по своим деревням галилейскими с печалью заняться опять рыболовством и разведением огородов?!
Какой смысл тут брать тело да ложно повсюду кричать Он воскрес?!
Да и небезопасно же это было бы воров обычно ищут и находят, а потоми наказывают.
Разве пожалели бы их начальники А главное зачем им себя-то делать лжецами Во имя чего?
Для какой пользы Да тут и самый рядовой человек не захотел бы лгать Эти люди, оставившие отцов, матерей, жен, стали бы лгать?!
Исповедовали Его Сыном Божиим». Сам Он именовал Себя такими вдруг — воровать.
Бога ли красть Богу ли помогать ложью?!
Какие все выдумки!
Позднейшие противники христианства поняли эту пустую ложь и стали изобретать другие вымыслы об обмороке Христа, о галлюцинациях учеников и мироносиц (Ренан) и т. д.
Но и это все ничуть не более разумно, и легко разрушается здравым смыслом.
Подобным образом можно показать реальность, несомненность, подлинность и последующих явлений Воскресшего Господа апостолам. Возьму два свидетельства.
По повелению Господня ангела, ученики — после первых видений Воскресшего. Иисуса отправились в Галилею и стали снова заниматься привычным ремеслом. Как-то они собрались группой в семь человек. Дело было к вечеру. Петр никого не приглашая, говорит про себя Иду ловить рыбу. Тут были и Фома, Нафанаил, Иаков и Иоанн Заведеевы, и еще каких-то два других ученика. Евангелист-очевидец почему-то не счел нужным даже записать имена их а если бы кто сочинял эту историю, конечно, записал бы имена и этих двух — для несомненности. Они говорят Петру Идем и мыс тобою. Всю ночь ловили ничего не поймали. А как ловили По крайней мере, Петр был совершенно нагим (
Ин. 21:3, Потом явился Христос к утру велел забросить сети по правую сторону лодки и поймали множество рыбы. Петр — после слов Иоанна это — Господь , — чем-то перепоясался по
бедрами бросился вплавь к Нему. Прочие приплыли было недалеко от берега, около локтей, те. около 40 — 50 саженей. Пересчитали рыб оказалось, больших было Боже, Боже Какая ясная картина И незрячий может видеть все это, как живое!
Не нужно никаких вспомогательных чудесных средств Довольно самого простого ума,
чтобы видеть всю истинность несомненных событий Даже о наготе не забыто...
Другое свидетельство. Ап. Павел, отвечая коринфянам на вопрос о будущем воскресении мертвых, ссылается прежде всего на факт воскресения Христа. А этот факт он обосновывает на многих явлениях Его по воскресении явился Симону Кифе (Петру, еще всем 12-ти; однажды явился более нежели 500 братьев христиан, из коих большая часть доныне в живых, а некоторые и почили . Явился Иакову, потом всем апостолам. Наконец, явился и мне, как недоноску, прежде времени родившемуся младенцу (
1 Кор. 15:5 - 8
). Здесь, помимо фактов особого явления Петру и Иакову, — о последнем даже не упоминается в Евангелиях, обращает наше внимание явлением. Тут не только важно самое огромное количество видевших, но и последующие слова ап. Павла из коих большая часть и доныне в живых».
Это Послание написано апостолом в Коринф, где против него была целая группа недругов.
И если бы допустить, что он сказал неправду, что никаких свидетелей доныне не было бы в живых, то какое оружие он дал бы в руки своим противникам такою ложью Ясно, что он говорило факте, всем известном!
Больше не буду распространяться о других данных, коими может воспользоваться наш ум в самом естественном порядке здравых логических суждений. Всякий может читать Евангелия и
Деяния и убедиться с очевидностью в истинности их.
Потому миссионеры обычно не философствуют перед своими слушателями, а просто рассказывают евангельские события и они своей достоверностью действуют на слушающих и обращают к вере во Христа.
Потому христианский мир — особенно православно-русский, — несомненно принимая истину о воскресении Господа, радуется несказанной радостью на Пасху, доходя в своем восторге до целования в святом храме!
Потому еще 51 раз по воскресениям мы торжествуем, прославляя Воскресшего Спасителя мира, веруя этому не только сердцем, но и всем разумом своим. Потому поем каждую неделю:
Воскресение Христово видевше (пусть и через других, поклонимся святому Христову воскресению
Часть III. Религиозный опыт
А) ЕСТЬ ЛИ
Переживя второй этап веры, так называемый разумный, кажется, можно было бы на нём остановиться и успокоиться ведь теперь ум уже не страшит меня, он помог мне освободиться отложного страха передним, он открыл свободу пути к тайнам, чудесам, непостижимому, он даже помог мне на этом пути разными способами.
И теперь оставалось бы принять и веровать попросту. Теперь легко стало жить простою верою, которой я жил с детства, но за прочность которой прежде я ещё боялся. Теперь сам ум,
сама наука, дали мне право веровать по-детски. Разница была лишь в том, что детская простота была ещё не оправдана умом, а теперь я и по науке знаю, что настоящая вера и есть законная действительно умная вера, что только понявший соблазн ума и отвергнувший его может веровать уже сознательно. И иногда я позволял себе говорить, что теперь я верую просто, как рядовая поселянка, нос тою разницей, что я отвоевал умом себе право на эту простоту а потому могу сказать, что верую сознательно просто, что моя вера — от убеждения, убеждённая вера. Я теперь ясно вижу, что со стороны ума препятствий к вере уже нет. Даже есть значительная помощь от него. Путь веры свободен можно!
Но всё же я ещё не удовлетворяюсь этим. И вот почему. Могу сказать три мотива.
Во-первых, я знаю, что если ум и не препятствует, а немного даже и доказывает, ноне показывает, не открывает мне сверхъестественного мира в реальности, да и не может показать,
так как я хорошо знаю бессилие ума и земного опыта в области иного мира. Хорошо я знаю и то, что все вещи, всякое бытие подлинно познаются лишь через непосредственное откровение его тому или иному нашему восприятию. Поэтому нищета ума не дала ещё мне и не может дать богатства веры, реального ощущения сверхъестественного бытия. И я знаю теперь, что от ума мне больше и нечего требовать. Оставалось, так сказать, поблагодарить прежнего мнимого врага за теперешнюю дружбу.
А что ж дальше Кто меня поведёт к высшим путям Кто теперь мне уже не докажет, а покажет Самого Бога Как несомненно удостовериться в Его реальности Этот вопрос и стал намоем, уже теперь свободном пути.
Целесообразность, польза тоже доказывали или побуждали верить но — как я уже писал даже от целесообразности ещё нельзя делать выводы о бытии. Бог нужен, но есть ли Он Нужда мне лишь говорила хорошо было бы, если Он есть. Но доказать Его иона была не в состоянии.
Кто же это может дать?
В-третьих, я всегда любили хотел веровать и веровал. Но ведь говорят же, что это субъективное наше настроение, ублажающее маленьких, немощных людей, коим хочется найти какую-нибудь опору в сильном, что это — плод прискорбностей земной юдоли, от которых мы ищем успокоения и отрады в другом блаженном мире. Иначе говоря, будто вера есть наш продукта совсем не ощущение подлинного объективного бытия. Хотеть, любить — ещё не значит уже и иметь любимое и желанное. И я сознавал большую основательность в таких возражениях, и их сам ясно видели понимал. И искал выхода к «есть».
Итак: препятствий нет, и нужно, и хочу верить но всё это ещё не есть — «ЕСТЬ».
И при всей моей вере я чувствовал внутреннюю неудовлетворённость, мне хотелось большего, я жаждал последнего ответа — откровения, действительного удостоверения, явления.
Явися мне разумно, явно, Господи!
Но я сознавал свое нравственное ничтожество и недостоинство, и потому несмел дерзать на непосредственное откровение.
А кроме того, я испытывал — одновременно или в другое время — совершенно обратное
желание не хочу испытывать Господа моего!
Ведь это есть вид уже неверия, маловерия а оно мне противно и Богу неугодно. Да и без этого дополнительного соображения я инстинктивно, сердцем отталкивался в такие моменты от пытливых исканий. Мне хотелось веровать просто, хотя бы по доверию к достовернейшим свидетелям, потому что мне хорошо было с верой, мне нравилась непытливая, простая вера...
Странное и сложное существо человек и хочется, и не хочется. Или так скажу умом хочется, а сердце не хочет искать. Ум не был до конца удовлетворен ему все еще хотелось, как
Фоме, осязать, увидеть. Яне говорил, как Фома, если не осяжу, тоне поверю. Я уже веровал.
Но хотел большего и осязать. А иногда и этого не хотела радовался с другими, потому что они раньше меня видели уже.
В такой моей психологии, — те. в нежелании испытывать, — было что-то загадочное:
отчего это Что мой ум все больше хочет убеждаться, удостоверяться, это понятно всякому таково его свойство человек хочет все познавать. Понятно это и с другой стороны, вопрос о
Боге — слишком важный, собственно, единственно важный все прочее без Него для меня нуль. А в самом важном особенно нужно крепко и убедиться. Здесь ведь стоит вопрос не только о смысле этой жизни, а еще важнее — о вечности. Но даже и без таких побочных мотивов важно до конца удостовериться в самом главном, дорогом, единственном, — в Боге.
А тут еще и положение учителя, священнослужителя заставляло думать а как дать ответ требующим его Особенно остро этот вопрос становится для нашего времени интеллигентский нигилизм навалился уже всей тяжестью своей на нас, верующих. А дальше стоял в дверях грозный призрак воинствующего безбожия, который налетел на Россию небывалым ураганом,
сокрушительным смерчем Нужно было как-то защищаться от него. Теперь уже не спрячешься в простую детскую веру, не удовлетворишься и отрицательному опыту ума, его несопротивлению вере. Нужно было самому нападать, наступать на противника, чтобы не только не быть разбитым, но и победить его. А для этого нужна была большая вера в свои силы, нужна была очевидность собственной правды. И Моисей, перед изведением Израиля, увидел Купину горящую, но несгораемую, и из нее услышал глас Самого Сущего «Разуй сапоги Место, на котором стоишь, свято (Исх. 3:5, Все это побуждало меня искать последнего основания веры — реального, действительного откровения мне того мира.
Однажды мне пришлось говорить и с теми, кто называет себя безбожниками Почему вы не веруете Мы люди реальные и признаем лишь реальное а вера — это нереальное Я тоже хочу реального, а не фантазий. Да и верую, собственно, потому, что считаю это самым реальным, иначе бы и не верил, — ответил я Но как вы докажете, что тот мир действительно есть Ведь этот мир мы постоянно опытно ощущаем, как реальный, а вы Ваш вопрос — законный, — говорю я. — Имеете полное право требовать на него ответа от нас, верующих.
И я стал говорить об опытном зрении того мира святыми особенно же о Христе, потом об обращении Савла, о видениях св. Серафима Саровского и даже о своем ничтожном опыте...
На это услышал довольно деликатное замечание противника, не желавшего обрывать грубо меня Выживете этими мыслями, и потому образовался у вас опыт, кажущийся вам реальным,
а на самом деле он — плод вашего воображения, а нереальность Нет, я подлинно знаю, что этот опыт — не галлюцинации и мечты, а восприятие реального мира
Дальше трудно было говорить. Мы мирно разошлись. В другой раз противник мой был более ученый. Он пустил входи знание философии, и собственное остроумие, а главное душевный напор убежденного безбожия. Ион также напирал на реализм познания, доказывая известный принцип небытие — от сознания идеологии, а сознание — отбытия Я совершенно приемлю этот принцип ив применении к моей вере. Верую потому, что бытие моей веры — реально и самая вера моя — от этого Бытия.
Но напрасны были мои доказательства. После долгого прения противник с развязной самоуверенностью учителя, всезнающего, говорит Вы (я) еще не додумались до конца и живете прошлыми традициями, в которых воспитывали вас. А если будете самостоятельно думать, то дойдете до наших выводов Я уже 70 лет думаю об этом!
Но противник оказался ничуть не поколебленным. И я тут понял, что никакими спорами,
никаким умом ничего не докажешь человеку, если он не желает этого. Нужны иные методы опровержения (для таких людей не слова, а дела незнания, а страдания за веру. Да и тогда еще нельзя их убедить, а разве лишь заинтересовать ив лучшем случае можно подорвать в душе их упорство, сломить лед отрицания и затеплить симпатию к себе и своей вере. А придет ли еще вера в них, и как она придет Это большой и трудный вопрос. И думаю, что он даже не в нашей воле, — тоже в непосредственном откровении им иного Бытия.
Но если уж мы не в силах дать им такое опытное восприятие, то, по крайней мере, сами должны быть реально убеждены в реальности сверхъестественного мира. А это больше всего возможно — через реальное самооткрытие его нам, непосредственному нашему опыту.
Возможно ли это?
Несомненно, возможно. И по простому соображению, которое легко понять. В самом деле,
если какое-либо бытие вообще существует и если у насесть органы для восприятия его, то оно может быть познано рано или поздно, если только само откроется ищущему субъекту. Если есть
Бог и если мы имеем способы познания Его, тоне может Он остаться сокровенным. Даже больше того Он-то особенно захочет и должен открыть Себя человеку, ибо важнее и выше Его ничего нет. И было бы совершенно непостижимым, непонятным, странным, если бы нам открывалось всё, кроме единого главного Бога Кроме того, Который Сам Себя благоволил наименовать Моисею, когда тот спросил Его как имя Твое — СУЩИЙ. Аз есьм Сый» (
Исх.
3:14
).
Так и скажи сынам Израилевым: Сущий послал меня к вам».
И если Он открывал Себя в Ветхом Завете, неужели скроет Лице Свое в Новом?
Открывался ли Открывается ли реально Может ли открываться Если да, то как Вот какие вопросы возникают иногда в душе моей. Ведь это всё — живое, невымышленное. Я, как живой человек, жизненно должен был бы и ответить хотя бы самому себе, если уж не другим. Я
должен был сказать и себе не только хочу Его, а Он есть Он — Сущий.
Что же смог я в таком важном и чрезвычайном вопросе?
Расскажу теперь, что было, как именно я удовлетворил себя и удовлетворяю и доселе.
Пусть это будет малозначительно, невольно я знаю, что есть высота высочайшая, доступная для людей святых о ней я лишь могу потом упомянуть не дерзаю даже и искать е Нов свою меру я нашёл ответы. А если и другие меры подобны моей, то, может быть, мой опыт будет небесполезным для них, с Божьей помощью. А кто имеет опыт более высокий, те пусть поделятся им с другими. В крайнем случае, пусть хоть помолятся о моей бедности духа, а главное — о спасении грешной души моей. Это ведь важнее, нужнее всего мне
Б) ОТКРОВЕНИЕ БОГА ЧЕРЕЗ МИР Апостол Павел пришёл в Афины и направился в ареопаг к философам, а они ничего так не любили, как слушать что-нибудь новое . Ион стал говорить им о Неведомом Боге»,
жертвенник Которому он увидел в городе. Ив своей речи он, между прочим, сказал слова,
которые и кажутся мне отвечающими прежде всего намой вопрос Есть ли?»
«Бог, сотворивший мири всё, что в нм, Он Сам хочет, чтобы люди искали Бога, не ощутят ли Его, и не найдут ли, хотя Они недалеко от каждого из нас ибо мы Им живём и движемся и существуем, как и некоторые из ваших стихотворцев говорили мы Его род (
Деян.
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   23

17:21-28
).
И в самом деле, было бы совершенно непостижимо, если бы Бог, единственно Сущий и создавший мир в славу Свою и по любви к нему, оставил бы себя в неведении Наоборот, Он прежде всего должен был желать этого познания о Себе и общения с Собою. Поэтому мы,
безусловно, имеем основание ожидать, что Он проявит Себя нам, откроет Себя.
Так должно быть И воистину открывает. И прежде всего — в этом мире, который мы видим постоянно ив котором мы «живём и движемся и существуем (
Деян. И тот же ап. Павел свидетельствует нам об этом. Когда он с Варнавою был в Листре и исцелил хромого от чрева матери своей, то народ думали кричал боги в образе человеческом сошли к нам. А жрец же идола Зевса, приведя к воротам города волов и принесши венки, хотел вместе с народом совершить жертвоприношение.
Но апостолы Варнава и Павел, услышавши о сем, разодрали свои одежды и, бросившись в народ, громкогласно говорили Мужи что выделаете и мы — подобные вам человеки, и благовествуем вам о Боге живом, Который сотворил небо и землю и море и все, что в них».
И вот далее и говорится Бог не переставал свидетельствовать о Себе (
Деян. Но как?
Не лично, не существом, а своими действиями, благодеяниями, подавая нам с неба дожди и времена плодоносные и исполняя пищею и веселием сердца наши (
Деян. 14:17
). И едва убедили народ (
Деян. Понятно, что апостолы не могли же говорить с народом на богословские и философские темы даже в Афинском ареопаге, выслушавши Павла, одни насмехались, а другие говорили об этом послушаем тебя в другое время (
Деян. 17:32
). Тем более не мог бы воспринять их
«народ», если бы апостолы стали философствовать и богословствовать пред ним. Он требовал простой речи о простых вещах, которые он видел вокруг себя — всегда и везде. Поэтому апостолы и стали говорить о небе, о земле, о пище и веселии.
Поэтому ап. Павел о том же пишет и более образованным римлянам про языческий мир.
Что можно знать о Боге, явно для них (язычников, потому что Бог явил им ибо невидимое
Его (существо, вечная сила Его и Божество (Божественность, от создания мира чрез рассматривание творений видимы (Рим. 1:19-20
). И ветхозаветный царепророк Давид написал
103-й псалом о проявлении Бога в творениях.
Следовательно, это проявление известно давно, с самого — можно сказать — бытия человечества.