ВУЗ: Вологодский институт права и экономики Минюста России
Категория: Учебное пособие
Дисциплина: Культурология
Добавлен: 06.02.2019
Просмотров: 5064
Скачиваний: 7
ТЕМА VI. РАЗВИТИЕ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ (по произведению Н. А. Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма»)
Н
Личность Бердяева
Большевистскую революцию 17-го года Бердяев не принял, однако из России не уехал и в антисоветских акциях участия не принимал. Он пытается как бы «не замечать» власть, полностью отдается философской и просветительской деятельности. В 1918 г. он создает Вольную Академию Духовной Культуры, где читает лекции по философии истории, ведет семинар по Достоевскому. В 1920 г. он избирается профессором историко-филологического факультета Московского университета. Однако, несмотря на его видимую политическую индифферентность, в 1921 – 1922 гг. Бердяев дважды арестовывается, а осенью !922 г. с большой группой отечественной интеллигенции высылается за пределы страны. Больше в Россию Бердяев не возвращается. Первое время после высылки он живет в Берлине, а с 1924 г. переезжает во Францию и остается здесь до самой кончины. Бердяев умер в 1948 г., смерть застала его за рабочим столом.
В период эмиграции Бердяев много и плодотворно работает, издаются его многочисленные философские труды, благодаря которым он получает мировую известность. В центре философского интереса Бердяева стоит человек как в его вечном измерении, так и в контексте современной культуры, о проблемах которой Бердяев размышляет много и глубоко. Назначение человека в мире, его свобода и творчество, смысл истории – вот далеко не полный перечень «вечных» философских проблем, которые разрабатывает Бердяев в своем философском творчестве. Вместе с тем, его внимание привлекают и актуальные проблемы современной цивилизации, в которой он видит серьезную опасность для человечества, и прежде всего – в развитии машинной техники, приводящей к дегуманизации человека. В своей критике современной цивилизации и поиске путей выхода из создавшейся исторической ситуации Бердяев стоит в одном ряду с такими выдающимися мыслителями XX в., как К. Ясперс, М. Хайдеггер, Ортега-и-Гассет.
Более четверти века Бердяев провел за пределами своей родины, однако он никогда не порывал с ней духовно. Его живо интересовало все, что происходит в СССР; он мучительно переживал военные неудачи первых лет Отечественной войны; рассказывают, что после победы над Германией, охваченный патриотическим чувством, он даже собирался выехать в Советский Союз, но его остановили гонения, которым со стороны советских властей в это время подверглись А. Ахматова и М. Зощенко. Никогда не затухал и научный интерес Бердяева к России, который, совершенно в духе отечественной традиции, был сосредоточен на главном вопросе: каково место и назначение России в мировой истории? Две работы Бердяева особенно характерны в этом отношении – это «Истоки и смысл русского коммунизма» и «Русская идея».
Книга «Истоки и смысл русского коммунизма» была задумана Бердяевым в 1933 г. и адресована западному читателю. Впервые эта работа была опубликована в 1937 г. на английском языке, немного позже была переведена на немецкий, французский, испанский, итальянский, голландский языки. В 1955 г. знаменитое парижское издательство YMCA – PRESS впервые публикует книгу Бердяева на русском языке, но еще долго она, в силу идеологических причин, была почти недоступна отечественному читателю. Первые публикации работы Бердяева на родине стали возможны только с начала 90-х годов.
Н
Общий замысел
книги
В основе книги лежат определенные историософские идеи автора; не входя в их детальный разбор, следует указать главные. В отношении мировой истории вообще Бердяев исходит из того, что развитие человечества осуществляется прежде всего в духовной сфере, и, следовательно, истоки всех общественных процессов коренятся в духе: образах, представлениях и идеях, через призму которых человек (человеческое сообщество) осознает себя в мире и истории. Российскую же историю Бердяев, следуя сложившейся и прочно закрепившейся в отечественной культуре парадигме исторического мышления, рассматривает в свете ее мирового предназначения; Россия для него включена в цепь мировых событий особым образом, она призвана реализовать некую «русскую идею», заключающую в себе провиденциальную цель, т. е. такую, которую, как писал еще Вл. Соловьев, думает о ней сам Бог. Вместе с тем Бердяев указывает на глубокий внутренний раскол в культуре России, уходящий корнями в особенности национальной психологии, «русской души» в терминологии автора, и закрепленный реформами Петра Великого, в результате которых в непримиримое столкновение пришли исконные русские духовные традиции и ценности западноевропейской культуры. Это противоречие было, начиная с XVIII в., движителем русской общественной мысли, стремящейся к его разрешению и обретению целостности национального духа. Оно же вызвало к жизни, ни на какую другую не похожую, русскую художественную литературу, получившую в лице таких ее представителей как Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский мировую известность и признание. Стремление преодолеть раскол нации вылилось в непрекращающиеся на протяжении всего XIX в. попытки революционным путем переломить ход отечественной истории, изменить структуру российского общества и сам его менталитет. Наконец, череда революций начала XX в. закончилась в 1917 г. победой большевистского движения, что стало, по сути, завершением многовековых исторических исканий.
Бердяев далек от того, чтобы испытывать удовлетворенность достигнутым историческим итогом. «С Россией произошла страшная катастрофа», – пишет он в 1918 г. в статье «Духи русской революции». Однако он понимает, и пишет об этом в статье, что коммунистическая революция в России – итог долгого исторического пути и в ее характере отразились национальные особенности русского народа. «Истоки и смысл русского коммунизма» написаны Бердяевым почти через двадцать лет, но позиция его осталась прежней, хотя, возможно, менее эмоциональной и более обоснованной. Рассуждая о коммунизме в контексте мировой и русской истории, он не только не выступает в качестве его апологета, напротив, он – его непримиримый противник. Но Бердяев – противник умный, знающий и мыслящий, а поэтому его книга вызывает интерес, тем более актуальный, что за последнее десятилетие в стране, осуществившей первую в мире коммунистическую революцию, произошли перемены, опять поставившие на повестку дня вечный вопрос о смысле российской истории.
Изучение книги Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма» в курсе культурологии позволяет рассмотреть одновременно две важные ее темы. Во-первых, это хороший обзор истории русской культуры в изложении человека, который сам является одним из ее видных представителей, при этом глубоко и, что немаловажно, в русле классических отечественных традиций ее понимает. Во-вторых, в работе представлено далеко не классическое, но вдумчивое и серьезное понимание марксизма и советской практики коммунистического строительства. Точка зрения Бердяева на коммунизм не бесспорна, но позволяет, вместе с тем, правильно уяснить его существенные моменты, а также учесть те модификации, которые учение Маркса претерпело в процессе его практической реализации в Советской России.
О
Противоречивость
русской культуры
Действительно, что имеет в виду автор, говоря о столкновении Востока и Запада на русской почве? Заведомо понятно, что речь идет не о географическом положении, а об особенностях формирования духовного бытия народа. При этом сами термины Запад и Восток, употребляемые применительно к России в культурологическом плане, требуют уточнения. Если Запад устойчиво ассоциируется с западноевропейской культурой, сложившейся после падения Римской империи и охватывающей в своей исторической действительности период Средневековья и Нового времени, то понятие Восток слишком многозначно, чтобы уйти от его пояснения. Западноевропейская культура становится актуальной в российской духовной действительности лишь со времени петровских реформ; то, что Бердяев называет восточным элементом, характеризует русскую культуру изначально, более того – определяет ее своеобразие. Вместе с тем, русская культура формируется географически в Европе, а ее этнической базой являются племенные сообщества славян, которые не относятся к традиционным восточным этносам. В качестве решающего духовного фактора становления русской культуры Бердяев, не нарушая исторической традиции, называет христианство, которое также не является религией Востока. И все-таки он настаивает на том, что русский народ по своей душевной структуре народ восточный, а культура периодов Киевской Руси и Московского царства есть по своей сути восточная культура – «христианский Восток».
Эти, казалось бы несочетаемые характеристики можно соотнести, если иметь в виду тот историко-культурный уровень древнерусского этноса, на который наложилась его христианизация. При соотнесении языческой культуры славянских племен с историко-культурной типологией, ее следует определить как культуру природного типа, имея в виду, конечно, что она представлена уже в очень развитом состоянии, когда мифотворчество приобретает очевидно религиозные функции. Природный характер культуры восточных славян находит соответствие и в их общественных отношениях – еще нельзя говорить о народе и государстве, но лишь о племенах и их более или менее устойчивых объединениях. Природный фактор очень силен и в воздействии на сферу субъективного духа; в своих произведениях Бердяев настойчиво проводит мысль о том, что формирование «русской души» шло под сильнейшим влиянием природного фактора: огромных территорий, бескрайнего равнинного рельефа, необузданности стихий и т. п. В этот-то природно-языческий мир и привносится христианство, которое по духу несравненно превосходит его. Принятие христианства становится судьбоносным для истории России во всех отношениях, но само оно должно было ассимилироваться народным духом, и это не могло произойти так, как это было, например, в Римской империи, находящейся на совсем ином уровне культурного развития. Формирующаяся русская культура не могла сразу оторваться от своей природной пуповины и совершить скачок в духовный мир Нового Завета, она должна была освоить христианство в его собственном историческом развитии, пройти через Ветхий Завет, т. е. латентно сопережить судьбу культуры восточного мира. Именно здесь, а не в нашествии татар (вопреки тому, что пишет сам Бердяев), коренятся восточные мотивы русского христианства.
В наибольшей мере восточный момент в русской христианской культуре проявился в ее самом значимом идеологической порождении доимперского периода – доктрине о Москве как о третьем Риме, которую Бердяев характеризует как первую декларацию исключительности русского народа и государства, как заявку на его особое предназначение в мировой истории, которая позже будет в разных вариациях, но постоянно воспроизводится в национальном менталитете и, в конце концов, завершится коммунистической революцией. В силу особой значимости доктрины «Москва – третий Рим» есть смысл сделать некоторые пояснения.
Появление этого учения относится к концу XV в., и впервые именно в той форме, которая закрепилась в отечественной духовной традиции, оно было выражено в послании монаха псковского монастыря Филофея к Ивану III. (Соответствующий фрагмент из этого послания приводит Бердяев в своей работе.) Филофей, однако, лишь выразил общую тенденцию к укреплению духовных основ государственной власти, господствующую в политическом умонастроении периода Московского царства. Для этого он использует, с одной стороны, библейский текст, предпринимая его достаточно предвзятую в политическом отношении экзегезу; с другой – религиозно-политические идеи, сложившиеся еще в государственной идеологии Византии. Уже в Византии на официальном уровне была выдвинута, по существу, теократическая идея, в соответствии с которой во всем христианском мире должен быть один царь, чья политическая и духовная власть выступали в неразрывном двуединстве. В силу этого Константинополь – политическая столица Византии, рассматривался одновременно и как духовный христианский центр – «второй Рим», сменивший прежний Рим, утративший, по представлению восточного христианства, право на духовное лидерство. В XV в., после падения Византии, русское государство осознает себя ее законным духовным преемником и единственным в мире хранителем истинной веры. Москва, таким образом, становится «третьим Римом», а московский царь – не просто верховным государственным лицом, но единым для всего мира христианским царем. Это теократическое учение Филофей связал с известным в церковных кругах ветхозаветным пророчеством, высказанным в книге пророка Даниила: «Бог небесный воздвигнет царство, которое вовеки не разрушится, и царство это не будет передано другому народу; оно сокрушит и разрушит все царства, а само будет стоять вечно»1. После падения Византии в русских церковных кругах стала утверждаться мысль о том, что именно русское государство является таким «богоизбранным» вечным царством; эту идею Филофей и формулирует в своем послании Ивану III.