ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.12.2023
Просмотров: 40
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
С особым интересом всматриваясь в правое полушарие, Рубен сравнивал его со своим — не функционально, а чисто внешне. Разница — несколько граммов и пара сдвигов по миллиметрам в бороздах. Некритичное и бесполезное уточнение, заставившее Рубена испытать возбуждение.
Он и не думал, что под чьим-то черепом окажется по-настоящему уютный — такого он не чувствовал с детства — мозг.
С ним не хотелось экспериментировать, лишь — изучать. Медленно, миллиметр за миллиметром, прощупывая каждую неровность и регулируя уровень межмозговой жидкости.
Рубен казался себе кукловодом, наконец-то опробовавшим желанную марионетку, и едва не простимулировал мозолистое тело. Пережав его и сдвинув чуть в сторону, он бы открыл инфантильные спазмы по конечностям Кастелланоса; игра с размерами критично б сдвинулась к синдрому чужой руки, и Кастелланос засомневался бы в своей нормальности.
Насколько увлекателен человеческий мозг; податливый и слабый в нужных руках, он парадоксально захватывал разум и сталкивал, наверно, в бездну.
Рубена давно так не захлестывало восторгом. Он точно наконец отсоединился от ядра и переписал условную матрицу объектов STEM. Настолько концентрированное и разрывающее состояние — оно, должно быть, отразилось на всех подключенных. Но даже о Лесли Визерсе, ментальный блок которого почти распался, Рубен подумал со странной неохотой.
Наверно, его догнало безумие.
Сколько психически больных к нему подключал «Мобиус»? Какое число он вскрывал самолично? И разве одиночество не тот вид депривации, что сводит с ума без шанса на восстановление?
Вопросы — абстрактные, с ненужными ответами; мозг Кастелланоса — реально существующий, обжигающий и пахнущий чем-то горьким.
Отсутствие вентиляции в черепе всегда компенсировалось стерильностью, и запахи не проникали в кору. Коснувшись ее кончиком носа, Рубен почувствовал рыхлую тягучую, похожую на подтаявшее желе, оболочку, с редкими сгустками межмозговой жидкости.
Кастелланос сдвинулся вбок, его голова дрогнула, готовая повернуться, и Рубен протестующе рыкнул.
Нет, еще слишком рано, времени нужно сбавить обороты до минуса.
Заглянув через плечо Кастелланоса, Рубен отметил темные и напряженные глаза, упрямый изгиб губ и глубокие, застоявшиеся морщины между бровей. Лицевые мышцы следовало беречь почти также, как нервную систему; и с этой мыслью Рубен дотронулся до лба Кастелланоса. Кожа, точнее, ее роговой слой, расправлялась неохотно, подстраивась под дернувшуюся руку хозяина.
Рубен снисходительно хмыкнул, вернул пальцы к извилинам и осторожно потер выпуклости. Ближайшие сосуды взбухли, готовые лопнуть, сам Кастелланос застонал — наверняка его ударило головной болью — и приготовился схватиться за череп. Присутствие Рубена он так и не заметил, среагировал на дискомфорт — и, что особенно ценно, почти без задержек.
Задерживаться возле него — приятно и отчасти перспективно, но Рубен, покрывавший собой всю STEM, почувствовал удар со стороны.
Похоже на Кидман — редкие звуки выстрелов, женский крик, мигающий фонарик. Придется отвлечься, проверить, успел ли от нее вновь сбежать Лесли, а с Кастелланосом...
Он встретится позже.
Выдавив необязательную улыбку, Рубен раздвинул языком губы. Затылочная часть на вкус оказалась терпкой, немного мыльной; за ней тянулось яркое послевкусие. Вторая проба — пониже, ближе к стволу — добавила соли и вязкости.
В такт языку Рубена подрагивали драпировки грубого твида.
Он пожелал, что столь интимная сцена прошла мимо отца-пуританина; он заслужил увидеть, кем обернулся тот, кто был годами заперт в сыром и ледяном подвале.
От шумного выдоха под левым ухом Кастелланос заторможенно дернулся, и Рубен, почти с нежностью сжимающий его голову, коснулся висков. Кастелланос с ворчанием притих и начал — едва различимо, скорее, на предчувствиях — разворачиваться.
Пустая и безопасная комната ему не импонировала. Хотя, возможно, он чувствовал, что не один?
Но спрашивать его Рубен не стал. Ему — утомленному и перегруженному — требовалось другое: синхронизация с мозговой активностью Кастелланоса и совмещение их прошлого. Слияние психотравматических ситуаций всегда работало в практической психиатрии, а Рубен был не против, чтобы вместо него и Лауры в амбаре сгорел незнакомый ребенок.
В пределах STEM он сможет стереть и его.
Потенциал действия системы раскрывался с каждой секундой ее существования, и кто сказал, что быть не может двойного ядра? Подключенные обречены исполнять волю Рубена до тех пор, пока он этого желает. Исключение выдали одному Кастелланосу — соблазнительно надломленному, барахтающемуся в мире без знакомых законов.
Еще одно оборванное движение Кастелланоса заставило Рубена качнуть головой. В текущих условиях он не был готов к такой бездумной трате умственных усилий, их стоило беречь для Кидман и Лесли.
Коснувшись мозга Кастелланоса в последний раз — как говорила Лаура, на удачу — Рубен, не отстраняясь, исчез в зазорах плиток на полу.
Но его мысли продолжал занимать Кастелланос, с хорошим и крепким мозгом в 1318 граммов.
Рубен пометил его — на будущее; и был готов — процентов на пятьдесят семь — избавиться от душевного уродства и вывернутой наизнанку морали.
Ведь, кажется, Рубен нашел того, кто подписал для него индульгенцию.
«Ты ведь уже мой, Себ».
Фагоцитоз.
Ассимиляция выжимала для STEM многое, но не всегда лучшее. Архетипический набросок — под номером A6-441 — подтверждал это несколько хуже реального прошлого. Рубен морщился, но был вынужден идти на честность: он вырезал внушительный пласт знаний из ошибок.
Отсутствие категоризации усложняло невызревшее детское любопытство, и он вынужденно учился вслепую: двигаться от самых старых — простых в освоении — теорий к настоящему и верному. Учения прошлого были просты и понятны даже для школьника, и Рубен двигался по ним как по страховочному канату, задерживаясь на том, что впечатляло.
Потрепанный, попавший в семейную библиотеку по явной ошибке френологический атлас Галля-Шпурцгейма помог поделить мозг на зоны-эмоции; уверенное владение хирургическими инструментами отменило ошибочные знания.
Страх, надежда, зависть, доверие, отчаяние — конструкты психологического пространства, но не более.
Даже в пределах STEM имплозия отдельных объектов требовала определенных условий. Введения чужих мозговых структур в стазис — и быстрая ювелирная заточка требуемых образов. Объединения множества пространств с человеческими переживаниями; и надо успевать до атрофации сознаний всех подключенных.
Извлечь образы — как rete mirabile у свиней, которых он резал в детстве.
Но rete mirabile — чудесная лишь по названию сеть — Рубена разочаровала, и он, запертый в окружении туш, брезгливо отбрасывал нервные пучки, между которых порой застревали усохшие сухожилия и кровяные сгустки. Ассимилировать в STEM ошибочные идеи он не имел права; его детище давно превзошло подобные конструкции. Многоуровневая система подключения — терминал, корреляция с ядром и полная сепарация от реальности — заставляла поглощать каждый элемент реальности и выжимать из него лучшее.
Как, например, Кастелланоса — субъекта для обхода блока Лесли Визерса.
Отслеживая передвижения подключенных, Рубен привычно фиксировал выводы — проговаривал в присутствии Лауры — и хмурил брови. Некоторые факты выпадали из области его понимания. Рубен отрицал децентрацию как ученый и чуждые его пониманию факты раскладывал до простейших элементов.
Поведение Лесли Визерса — критические ошибки речевой функции, выходящие из лобной и височной зон, тревожный невроз и бесконечный триггер в форме самого Рубена.
Нарушенная адаптация все же старалась найти в STEM безопасное место для Лесли. Рядом с кем-то. Для чего-то. Подальше от самого Рубена.
В попытке принять парадоксальность проблемы с Визерсом Рубен воспользовался очередными телами. Извлечь из них частицы самого себя — ядра и самой сути STEM — не представлялось возможным. Туши заходились дурным криком и гнулись в его руках, точно бескостные. Его эмоции, вошедшие в каждую из них, прорезали кожу колючей проволокой, протаскивавшей на шипах кровеносные сосуды. Мыслительные персеверации перекручивали извилины по-настоящему: сжимали до хлюпанья ликвора, наматывали на проржавевший орбитокласт и прошивали мягкой чавкающей нитью мозг — насквозь. Мозолистое тело — сложное плетение нервных волокон, соединяющих полушария — истончалось от трения; тягучая и липкая нервная ткань, покрытая лопнувшими розоватыми прожилками, терпела до последнего, но Рубену все же сдавалась.
Его успокаивала агония — последние издерганные ноты — и он перекусывал нервные волокна без сомнений. Грубо, решительно, на пару с собственным же языком, топя рот в соленой крови, безвкусном вязком ликворе и жесткой горечи нервов. Вкус — неуверенный, подрагивающий между воображением и воспоминаниями — впечатлял на нулевом уровне, и Рубен разочарованно щелкал очередную тушу по лбу.
Отпечаток психики подключенного — жалкое зрелище.
Такое Рубен называл суррогатом вторичности и не жалел, пуская в расход. Индуцирующие поля — по крайней мере, их достоверная симуляция — выдавливали из туш действительно все. Рубену даже не требовалось вмешиваться: перерезать спинномозговые нервы, вводить под позвонки электроды или задействовать эстезиометр. Последний он вводил точно к кости — желтоватой, шершавой и с редкими бугорками — и высчитывал уровни болевого шока.
Эстезиометр вызывал неприятные воспоминания. Рубен растирал пальцами — до сухости и жжения — обрывки нервной ткани, вспоминая, как ловко и отчаянно отбивался от него Лесли Визерс — в мире, не ограниченном STEM. Рубен тогда проявил несвойственное себе милосердие, дрогнув на схожих с собственными результатами электроэнцефалографии. Эстезиометр только коснулся холодной, с редкими родимыми пятнами кожи Лесли и слабо продавил ту, вымерив упругость.
Сейчас Рубен требовался психический эквивалент эстезиометра, чтобы ввести тот в запутавшееся сознание Лесли и дотащить того до болевого стазиса — чтобы сам Рубен успел к нему подключиться.
Для этого Рубен и нуждался в Кастелланосе. Определенно.
Вести его по годологическому пространству было поразительно просто. Кастелланос, отрицавший нереальность происходящего, видел впереди крайне малое — и стремился к нему с той страстью, которой Рубен был лишен даже как ученый. Драйв, порожденный базовыми потребностями, разгонял Кастелланоса в достаточной степени, чтобы интересовать Рубена.
И спрессовать пространство так, чтобы зажать Кастелланоса между когда-то натертым паркетом, узорчатыми вазами и мрачными портретами в тяжелых дубовых рамах. Родовой особняк — искаженный наслоением образов для Лесли и Хименеса — казался достаточно надежным, чтобы подобраться вплотную.
Перестроить когнитивные карты и добраться до реальности.
Кастелланос пропах ею насквозь, но совершенно не так, как желал Рубен. Алкоголь, табак, пропотевшая рубашка и собачье дерьмо, намертво прилипшее к подошве.
Терпимая неприятность, от которой в STEM легко абстрагироваться — и, развлекаясь, поставить ту под сомнение.
Мелькнула мысль натравить на Кастелланоса криво слепленных доппельгангеров, но особняк — психопатическая травма, разъедающая Рубена вопреки его воле — отсекал лишние сложности. Оголились собственные переживания, настойчиво колотвшие по подвальным трубам; сполз разъеденный миелин с нервов — и Рубен почти потерял терпение.
Оно, потрескавшись, пропустило в особняк несколько воспоминаний, достигших Кастелланоса. Того они стопорили, склоняли к недоумению и опасениям — перед расплатой. Ее воплотил собой Рубен — настойчивый и донельзя целостный. Ковры под обгорелыми ступнями вспыхнули, вынуждая ровнять шаг — по незримой спасительной линии.
Кастелланос ощутимо боялся — и отступал, едва не роняя револьвер. Бессмысленного размена секунд на пули не случалось, а к спичкам никто и не тянулся — на радость Рубену, заставившему пол выскользнуть — из-под Кастелланоса.
Рубен развел пространства и почти интуитивно свел представления Кастелланоса со своими. STEM снова расслоилась, выдавая множественную картину, и Кастелланос, рухнув навстречу ловушке — стальным спиралям-пожирателям — не заметил, что упустил главное.
Усмешка исказила губы Рубена, а следом и время.
Спинной мозг — 46 сантиметров в длину, 12 миллиметров ширины — Кастелланоса просвечивал сквозь кости, плоть и одежду без рентгена; змеился под позвоночником, направляя пучки нервов к различным органам.