Файл: Книга о современных супергероях людях, которые, вопреки тяжелым жизненным обстоятельствам, сумели добиться успеха и стать счастливыми.pdf

телефонного звонка дома; вид углового магазинчика возле дома, который перестал принимать их чеки; даже книжный магазин, в котором парень когда-то составил план использования им второго шанса. Теперь дни
Антона были наполнены новыми видами и новыми местами, и это ему очень нравилось.
Меняя обстановку, Антон помогал мозгу забыть прошлое, точнее говоря, перестать его помнить. Как известно, мозг лучше всего запоминает события в контексте
[631]
, потому что память активируют органы чувств.
Если мы хотим наполнить чем-то свою память, то чем больше знакомы нам образы, запахи, звуки, вкусы и прикосновения, тем лучше. Вот почему,
когда взрослые люди едят кексы, похожие на те, что пекла их бабушка, или слышат аромат сигар, которые когда-то курил дедушка, или просто посещают их дом, они многое вспоминают о своих поездках к ним в далеком детстве. И поэтому детективы, чтобы свидетелям было легче вспомнить события, часто приводят последних на место преступления.
Действительно, как показывают многочисленные исследования, мы намного быстрее и лучше вспоминаем информацию, вернувшись на место,
где она была нами получена. Эту идею предельно четко подтверждает классический эксперимент, проведенный в Великобритании в 1970-е годы
[632]
. В его рамках группа глубоководных дайверов заучивала два списка новых слов, находясь в двух разных условиях; одна заучивала слова на суше, а вторая под водой, в аквалангах. Так вот, как показали дальнейшие тесты, впоследствии дайверы намного лучше вспоминали заученные слова, если тестирование проходило в среде, в которой они запоминались. Иначе говоря, слова, выученные на суше, лучше вспоминались на суше, а заученные под водой — под водой.
Конечно, память зависит не только от того, где мы находимся, и изменение местоположения или переезд на новое место нельзя считать волшебным ластиком, способным быстро и навсегда стереть негативные воспоминания о прошлом. Если бы это было так, то каждый солдат,
вернувшийся с войны, автоматически возвращался бы к своему исходному,
нормальному функционированию — к прежней самости — в тот момент,
когда усаживался на диван в гостиной. Кроме того, мы, как правило,
помним часто используемую информацию, например старые адреса или таблицу умножения, даже когда меняем местонахождение. Между тем контекст, безусловно, имеет большое значение, и чем меньше у нас подсказок и напоминаний, тем ниже вероятность ощущения, что прошлое нас преследует. Недаром в старой пословице говорится: «С глаз долой, из

сердца вон».
Вспомним слова нейробиолога Джозефа Леду, предположившего, что
«острые эмоциональные воспоминания сохраняются навсегда»
[633]
. Они бывают настолько сильны, что мы никогда не забываем и не «разучиваем»
их
[634]
, а просто вытесняем новыми знаниями и новыми эмоциональными воспоминаниями. В первые месяцы и даже годы жизни на западе Антон активно вытеснял прошлое новыми людьми и местами. Как определили исследователи, человеческий мозг нередко воспринимает нахождение в новой, отличной от прежней среде как чрезвычайную ситуацию, хоть и в позитивном ключе. Мы изучаем новые улицы, находим новые магазины,
запоминаем новые лица. Мозг настолько занят познанием и знакомством с новой средой, что у него практически нет времени думать о прошлом
[635]
Новые места и впечатления удерживают нас от руминации — так психиатры называют навязчивый тип мышления, при котором одни и те же темы или мысли постоянно крутятся в голове человека, вытесняя все другие виды психической активности, — от воспоминаний о старых местах и старом опыте. Чтобы отвлечь ум от чего-то одного, обычно нужно настроить его на что-то другое. Действительно, исследование в области травм позволяет предположить, что для удержания нежелательных мыслей на расстоянии полезно заняться какой-то деятельностью, требующей умственной работы: разгадыванием кроссвордов, игрой в теннис,
приготовлением блюд, работой над каким-нибудь проектом и тому подобными вещами. А вот виды деятельности, которые слишком пассивны или слишком нам знакомы, позволяют разуму возвращаться в прошлое.
«Воспоминания — это удар, который застает тебя врасплох»
[636]
, — пишет писательница Пола Маклейн, и Антон предпочел никогда больше не ступать на этот путь.
* * *
Истинный дух перезагрузки, конечно же, выходит далеко за рамки простого изменения жизненных обстоятельств; большинство супергероев и сверхнормальных предпринимают ее с намерением изменить не только жизнь, но и свою идентичность. Это возможность начать сначала не как тот же человек, а как совершенно новый человек. Для этого многие сверхнормальные люди просыпаются в новой среде и экспериментируют с тем, кем они могут в ней быть. Они снова и снова заново изобретают себя,

пробуя себя такой-то личностью или таким-то работником. Некоторые находят силы в символических жестах, например, переделывая свою жизнь путем изменения образа жизни или внешности, либо избавляясь от предметов и вещей из прошлого, которые тянут их назад. Другие изменяют свою сущность, порой в буквальном смысле, например меняя имена и фамилии.
Надо сказать, смена имени является частью истории жизни многих людей, сделавших себя сами, — не только знаменитостей, которые идут на это ради броского, запоминающегося псевдонима. Очень многих — от Боба
Дилана до Билла де Блазио, от Джона Стюарта до Барака Обамы. Обычно этот шаг становится олицетворением их разрыва с прошлым и своего рода духовного возрождения. Психолог Эрик Эриксон, который в свое время популяризировал концепцию кризиса идентичности, или поиска человеком самости в подростковом и раннем взрослом возрасте, тоже сменил имя с Эрика Хомбургера на Эрика Эриксона, что означает Эрик — сын самого себя
[637]
,
[638]
. А вот что сказала Мэрилин Монро об изменении имени,
полученного ею при рождении (Норма Джин Мортенсон): «Мне надо было родиться. И на этот раз лучшей, чем в первый раз»
[639]
Легенда поп-арта Энди Уорхол тоже сменил имя
[640]
. Урожденный
Эндрю Уорхола, сын иммигрантов из Восточной Европы, рос в нищете в Питтсбургском гетто. С раннего детства у мальчика проявился природный талант к рисованию, который он, по всей вероятности, унаследовал от матери, художественной натуры, мастерившей цветы из разрезанных консервных банок. Мама Уорхола была на редкость находчивой и изобретательной женщиной и иногда готовила родным что-то вроде томатного супа бедняков — кетчуп Heinz, смешанный с водой, солью и перцем. Но больше всего ее сын любил томатный суп Campbell’s — так, во всяком случае, гласит легенда.
В детстве Уорхол был болезненным и хрупким ребенком, но при этом серьезным и целеустремленным учеником. «То, как упорно он пробивался из нищей среды с помощью искусства и таланта, чрезвычайно важно, —
сказал один из друзей художника. — Это во многом объясняет его успех»
[641]
. По словам биографа художника Виктора Бокриса, Уорхол рисовал «бесконтрольно, постоянно и потрясающе»
[642]
, и его талант помог ему получить стипендию на художественных курсах в Музее Карнеги, где он впервые увидел богатых детей и их семьи. «Он никогда не забывал то,
что видел»
[643]
, — отмечает один из друзей художника. А когда юный
Уорхол не рисовал, он любил делать коллажи из иллюстраций с

супергероями и фотографий знаменитостей, которые вырезал из комиксов и журналов. Мальчик мечтал сбежать однажды в Голливуд или Нью-Йорк и жить там жизнью, подобной той, которую видел на страницах глянцевых журналов и газет.
В возрасте двадцати одного года Уорхол переехал в Нью-Йорк, и этот момент стал для него перезагрузкой. Мир искусства был сложным и гламурным; в этой среде молодой Уорхол из-за своего бедного детства и сильного акцента чувствовал себя чужим — по его словам, будто бы он прилетел с другой планеты. Чтобы вписаться в новый мир, Энди копировал поведение людей, которых видел или встречал, особенно звезд кино и богачей. Он рассказывал о своем прошлом только отрывками, и далеко не все, что он говорил, соответствовало истине. «Никогда не принимайте за чистую монету то, что говорил Энди»
[644]
, — сказал искусствовед Джон
Ричардсон на похоронах Уорхола. Очень дельный совет относительно художника, который достиг истинных высот, работая на пересечении идентичности, популярности и коммерциализма.
Уорхол говорил, что в будущем каждый человек сможет стать знаменитостью на пятнадцать минут, но сам стал иконой поп-культа, слава которого длится несравненно дольше.
Среди его шедевров шелкографические оттиски образов других легенд поп-культа,
от Супермена до Мэрилин Монро; эти работы наглядно демонстрируют,
что то, кто мы есть в этом мире, по крайней мере отчасти лишь миф; нечто,
что можно скопировать и многократно размножить. Ну и, конечно же,
говоря об Уорхоле, нельзя не упомянуть о его тридцати двух картинах с изображением консервных банок супа Campbell’s
[645]
; для художника это символ любви к комфорту и одновременно того, что можно купить в любом магазине. И своей жизнью, и работами Уорхол пропагандировал идею, что идентичность — это нечто, что создается и воссоздается человеком постоянно, как изнутри, так и снаружи.
* * *
«Иногда мне жаль, что я не могу перезагрузиться. Просто опустошить свою голову и начать все сначала»
[646]
, — сказала Сэл, одна из главных героинь научно-фантастического сериала «Расхитители времени». Новая жизнь на западе не полностью опустошила голову Антона, но действительно наполнила его разум совершенно новыми мыслями.

Очарованный чувством новообретенной анонимности и благоприятных возможностей, Антон какое-то время ехал все дальше и дальше от родного города, задерживаясь то тут то там на несколько недель или месяцев. Он будто напитывался силами освобождения от всего, что было с ним раньше,
и наращивал потенциал для изменения своей самости. Иногда истории звучат проще, чем бывает на самом деле, но перемещаться в новые места и забывать о прошлом, напротив, нередко проще, чем кажется. Для Антона это оказалось проще, чем практически все, что он делал когда-либо прежде.
Молодой человек никогда раньше не жил в настоящем. Он провел детство в мечтах о будущем где-то в совершенно другом месте, и, как оказалось, это действительно похоже на то, будто ты каждый день рождаешься заново.
В конце концов Антон поселился в маленьком городке неподалеку от прибрежной части северо-запада. Четыре дня в неделю он работал механиком, а остальные три наслаждался чувством, которое испытывал,
просыпаясь по утрам и решая, кем он будет сегодня и как распорядится временем. Он снял комнату в квартире на втором этаже в старом доме,
расположенном в двух улицах от пляжа. Дом отделял от океана заброшенный пустырь, и Антон мог часами сидеть на длинном деревянном шатком балконе и смотреть через сорняки, как накатывает и уходит туман.
В свой первый день рождения на западе — первый день рождения в новой жизни — Антон целый день лежал на балконе, читая все подряд. А когда двое его новых друзей снизу позвали его гулять, Антон остался дома с книгой. У него никогда еще не было дня рождения, который не сопровождался бы разочарованиями и спорами о том, на что в его семье вечно не хватает денег, и юноша наслаждался великолепной возможностью просто быть свободным.
Через много лет после того, как Антон пересек Миссисипи и поселился на западе, Джейси Дьюгард — молодая женщина, которую в возрасте одиннадцати лет похитили по пути на автобусную остановку, а затем в течение восемнадцати лет держали в плену и подвергали сексуальному насилию, — написала две книги мемуаров. Вторая книга называлась «Свобода: Моя книга первых…»
[647]
. В ней Джейси рассказывает о своей первой в жизни поездке на самолете, первых друзьях,
первом посещении торгового центра, первом уроке вождения, даже о том,
как ее впервые остановила дорожная полиция. Это восхитительная книга о том, каково это — впервые познакомиться с миром во взрослом возрасте; о том, что представляет собой жизнь, когда обыденное совсем не обыденно.
В одном очень точном отзыве на Amazon.com один читатель так говорит об

этой книге: «Читать ее легко и, возможно, немножко скучно
[648]
. Но если кто-то и имеет право жить скучной жизнью со своими животными,
друзьями и родными, так это эта женщина».
Конечно, я не сравниваю детство Антона с жизнью Дьюдард, но,
думаю, она не возражала бы, если бы я сказала, что название, которое она выбрала для своей книги, отлично передает, что означает жизнь после психологической травмы для всех, кому каким угодно способом удается сбежать от неблагоприятных обстоятельств и начать все с чистого листа.
Выбравшись из болота проблем других людей, сверхнормальные наслаждаются новыми для них впечатлениями. Как в случае со многими только что повзрослевшими молодыми людьми, в жизни Антона было очень много первого — первое рабочее место, первое домашнее животное,
первая квартира, первая подружка, — но в отличие от многих сверстников лучше всего ему запоминалось совсем, казалось бы, обыденное,
среднеожидаемое первое.
Антон тоже мог бы написать книгу о своих чудесных новых ощущениях, например, когда открываешь местную газету и не ищешь в криминальной хронике имя своего отца или когда ходишь по магазинам, не боясь проблем с оплатой товаров на кассе. Конечно же, ему и раньше доводилось бывать в торговом центре, но только сейчас он мог покупать, не беспокоясь, что его кредитная карта окажется заблокированной. А когда его впервые остановила полиция для обычной проверки на дороге, он, как и Дьюгард, запаниковал, решив, что совершил правонарушение. (Антону все еще иногда казалось, что его поймают на воровстве, которого он не совершал.) И когда полицейский, проверив документы, сказал, что можно ехать дальше, молодой человек испытал смесь облегчения и недоверия.
* * *
Первой любовью Антона стала молодая девушка, официантка, которая тоже проходила перезагрузку. Они несколько лет жили в квартире Антона, с огромным удовольствием играя в дом и семью. Антон никогда раньше не занимался сексом, и этот опыт окрасил совершенно новыми красками весь мир, даже старый матрас на полу, на котором они с подружкой спали и занимались любовью, и мусорные корзины, в которых они хранили одежду.
Их жизнь не была гламурной, но в их двери не звонили сборщики долгов, а на кровать не падали по ночам мыши.
Антон и его подружка не слишком любили готовить, но каждую

неделю ездили в продуктовый магазин, потому что так поступали окружающие их люди. Ни у одного из них не было любимого блюда из детства, каким был, например, томатный суп для Энди Уорхола, но они бросали в тележку те несколько продуктов, которые умели использовать, и кое-какие еще, которые, как они видели, покупали более опытные покупатели. Стоя в очереди в кассу, ребята с трудом верили в свое счастье;
в то, что они есть друг у друга и что у них двоих есть все эти продукты. И
это, судя по всему, замечали все вокруг. Однажды в воскресенье пара выходила из магазина; Антон катил тележку, а его девушка шла рядом, чуть ли не подпрыгивая от переполнявших ее чувств. Продавщица, женщина средних лет, с улыбкой наблюдавшая за ними, крикнула им вслед: «Удачи вам, ребятки!»
И это тоже показалось им добрым знаком.
Подружка Антона и правда оказалась для него добрым знаком или по крайней мере одним из добрых людей на его жизненном пути. Она видела в нем не механика и не сына преступника: она видела в Антоне то, чего не видел в себе даже он сам. Поскольку парень много читал, она постоянно говорила, что ему надо вернуться в школу, чтобы потом стать учителем. «А
давай сделаем это вместе», — как-то раз предложила девушка, и какое-то время они действительно вместе ходили в школу. Днем они работали, а по вечерам вдвоем шли на занятия, но, к сожалению, подружка Антона лишилась в итоге больших чаевых, которые могла зарабатывать только по вечерам. Вскоре он ходил в школу один, и еще чуть позже его девушка уехала в другой город с менеджером ресторана, в котором работала. Антон был убит горем и плакал о ней, как не плакал еще никогда в жизни. Он уже очень многое в жизни оставил позади, но еще никогда не терял ничего хорошего.
Со временем
Антон получил право на преподавательскую деятельность и перезагрузился еще раз, переехав на юг, в Калифорнию. Там он и находился много лет спустя, сидя за своим кухонным столом лицом к окну и работая на ноутбуке, когда вдруг зазвонил телефон. Это был солнечный, в общем ничем не примечательный день, который он ни за что бы не запомнил, если бы, подняв трубку, не услышал на другом конце провода грубый сердитый голос — голос сборщика долгов. Как оказалось,
отец не расплатился по кредиту и указал в заявке в качестве поручителя имя и номер социального страхования сына. Секундой раньше Антон сидел дома, спокойный и ни о чем не подозревающий, как это обычно делают люди, уверенные, что им ничто не угрожает. И вот внезапно он снова превратился в несчастного ребенка с бешено колотящимся в груди сердцем.